XVIII век: профессионализация науки и её издержки
XVIII столетие - век превращения Науки в науки. Появляется политика и политики во вполне современном смысле слова. Людовик XVIII - не политик, а Наполеон - политик. Появляются историки (и история как наука, - между Татищевым и Миллером пропасть как между алхимиком и химиком). Появляется экономика и экономисты, астрономия и астрономы, медицина и медики. Одновременно происходит индустриализация не только знания, но и власти - школы, тюрьмы, больницы начинают воспроизводить структуру фабрик и мануфактур.
Процесс абсолютно нормальный и положительный (хотя отнюдь не "закономерный" в смысле "непременный), и во многих "архаических" странах этот процесс до сих пор буксует). Однако, издержки у этого процесса есть.
Возьмем экономику как науку. Что изучает экономика? Типичный ответ даёт Джин Кэллахан в научно-популярной книге 2002 г. "Экономика для обычных людей" (Челябинск, 2006). Он цитирует Христа: "Ибо какая прибыль человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" и объясняет:
"Чем бы мы ни занимались - будь то покупка акций или восхождение на гору для медитации - мы делаем это, имея в виду получить прибыль в этом психическом смысле".
Всё - экономическое поведение, и даже отказ от экономического поведения есть экономическое поведение.
Энтузиазм, граничащий с фанатизмом: считать свою науку универсальным способом исследования, описания, объяснения. Высмеяно уже Мольером в споре учителя танцев и учителя музыки. Шекспировское "весь мир театр" ничуть не солиднее.
Для начального этапа становления науки это простительно, но ведь двести лет прошло с Адама Смита, пора бы вырасти. Между тем, вновь и вновь вместо универсализации учёные (не наука!) производят прямо противоположный процесс - редукцию реальности, сводят разнообразие и сложность мира к возможностям своей узкой дисциплины.
Применительно к экономике это означает, что предмет экономики вовсе не "всё", а лишь экономическая деятельность человека. Множество людей вольно или невольно вообще не занимаются экономической деятельностью, и экономистам следует смириться с тем, что эти люди - вне их компетенции. Более того, каждый отдельный человек занимается не только экономической деятельностью. Так что экономист не может и не должен претендовать на универсальность, как не может на это претендовать медик (хотя медицина - наука), историк, физик, математик.
Конечно, это не проблема только экономики. Любая наука склонна выдавать свой взгляд на мир за универсальный. Тут кроется и одна из причин конфликта наук (не Науки) с религией (не с верой!). Надо сохранять чувство меры и реальности. Полномочия экономической науки заканчиваются там, где заканчивается экономика - а она имеет свои пределы, очень даже имеет. Отказ от экономической деятельности есть отказ от экономической деятельности, а вовсе не подвариант экономической деятельности. Труп есть труп, а вовсе не живой человек, у которого обмен веществ имеет специфический характер.
Науки сделали современного человека богатым - бесконечно более богатым, нежели люди всех предыдущих эпох. Только у богатства есть некоторые издержки - в частности, глухота. Кое-что владелец корпорации слышит лучше бедняка, а кое-что - хуже. Человечность богача в том, что он хочет, чтобы его богатство считали проявлением его человечности - и считает нищего менее человеком именно потому, что тот нищ. Не может человек тупо зарабатывать деньги, ему необходимо - для самоуважения - считать, что, зарабатывая деньги, он ещё и спасает человечество, сеет разумное, доброе, вечное.
Тут из всех наук самыми человечными оказались медицина и агрономия. Благодаря им стало возможно выжить людям, которые в любые предыдущие эпохи вряд ли бы и на свет появились. Был бы самопроизвольный выкидыш, умер бы во младенчестве от неизвестной болезни, умер бы от голода. А тут врачи спасут жизнь зародыша, младенца, ребенка, достаточно доступное продовольствие не даст умереть с голоду, даже если человек не ведёт никакой экономической деятельности. Хиппи, тунеядец, лодырь, да просто больной. Аутист. Овощ. На таких людях экономисты, которые пытаются всё интерпретировать как экономическое поведение, ломаются и делают вид, что им надо бежать по делам.
XVIII век проходил в спорах о том, какая из теорий - корпускулярная или волновая - точнее описывает материю и её движение. Свет - частица или волна? Родимое пятно экономической науки - она считает человека частицей, и не случайно её золотым стандартом остаётся герой романа XVIII века - Робинзон Крузо, как золотым стандартом педагогической науки остаётся герой Руссо. Человек-частица, человек, пришедший из ниоткуда, не должный никому ничего, собственность которого поддаётся простому и ясному исчислению, а взаимоотношения с другими людьми описываются так же просто, как описываются движения планет (впрочем, движения небесных тел описываются невероятно сложно, но об этом экономисты не подозревают). Человек, конечно, не функция "человечества", не условно выделенная часть "волны", он, действительно, индивидуй и частица, но всё же он и не только частица и индивидуй. На волне человечества он пришёл в мир, от человечества он получает знания, любая плата за которые недостаточно и условна, и "быть личностью" означает не отрицать своей волновой природы, а именно помогать человечеству из грязной лужи становиться космической волной.
|
