Епископ Варнава Беляев
См. материалы его и о нём.
Варнава Беляев (р. 12.5.1887 в с. Раменском под Москвой - 1963). Сын слесаря Никанора Беляева, названный при крещении Николаем, единственный и долгожданный ребёнок, о рождении которого мать молилась долго. Подражая матери, Коля любил молиться, с увлечением читал жития мучеников, был нелюдим, за что получил от одноклассников прозвище “монах”. Однако, он же, подражая отцу, страшно увлекался паровозами, техникой, которую видел на работе у родителя. Окончив гимназию, он стал готовиться к поступлению в Институт Путей Сообщения, но затем изменил своё решение и поступил в Московскую духовную академию. В 1911 году его постригли в монашество вместе с его соучеником Варфоломеем Ремовым, дав при этом имя Варнавы, в 1913 г. его рукоположили во иеромонаха. После окончания академии он стал преподавателем Нижегородской духовной семинарии. После революции семинарию закрыли, а Варнаву патриарх Тихон в феврале 1920 г. назначил епископом Васильсурским, викарием нижегородского архиепископа.
Вместе со своими руководителями: митрополитом Сергием, будущим патриархом, архиепископом Евдокимом, Варнава встретил смуту 1922 года: во время ареста Патриарх св. Тихона, тайная политическая полиция (тогда — ГПУ) организовала по видимости законную передачу власти Высшему церковному управлению, состоявшему из людей нравственно нечистоплотных. Начальники еп. Варнавы — митр. Сергий (Страгородский), архиеп. Евдоким (Мещеряков) — оба признали новую власть законной, и, хотя совесть Беляева была неспокойна, он поддался конформизму и последовал за ними, подписал признание полномочий “обновленцев”, как стали называть сотрудничавших с ГПУ священнослужителей. Впоследствии Варнава отнёс эту подпись на счет характерно русской смеси наивности и уверенности во всегдашней правоте начальства, назвав её “простотою”: “Не видел, что настали уже времена первохристианские, когда при известных обстоятельствах викарному можно ... садиться на престол своего начальника, отстраняя его. Где мне было разобраться в окружившей меня лжи, ... когда даже такие умы, как патриарх Сергий, Зосимовские старцы и многие другие путались”.
Все трое “подписантов” раскаялись позднее в содеянном, но по-разному. Митр. Сергий, вернувшись к патриарху Тихону, стал впоследствии его преемником, проводя сложную политику сотрудничества с безбожной властью ради защиты хотя бы маленькой части Церкви, архиеп. Евдоким сложил с себя сан, женился и вскоре умер, а еп. Варнава, по благословению старца Алексия Зосимовского, стал юродивым: поступок вообще необычный в 20 веке, а уж для епископа едва ли не уникальный. Он подготовился к юродству основательно, чтобы стать именно юродивым, а не заключенным: сходил в клинику к знаменитому московскому психиатру Ганнушкину, который был знаменитым своим утверждением о том, что нормальных людей вообще нет, включая и всех психиатров, обзавёлся справкой об “истеро-неврастении”. И вот 1 ноября, в памятный день кончины Иоанна Кронштадского, епископ Варнава предстал перед пришедшими к нему посетителями без бороды, с глазами навыкате, в штатском пальто и пошёл по улице, бормоча что-то непонятное. “Был один будильник, и тот испортился”, — грустно сказал иподиакон Варнавы.
Несколько раз епископа арестовывали, но и в тюрьмах, и в лагерях он продолжал изображать сумасшествие. Следователи пытались выбить из него признание в несовершенных преступлениях, стращали, то криком, то матерной бранью, да ещё спрашивали с ненавистью: “Ах, да вы не понимаете по-французски?” Варнава не отвечал, хотя уж, конечно, сын фабричного прекрасно понимал этот “французский”. “Но мне-то всегда импонировала кротость царя Давида, — вспоминал позднее епископ, — который говорил про себя: во утрия, с самого раннего утра, как встал, избивах вся грешныя земли”. Эти слова древнего полководца [Пс. 100, 8] Варнава истолковывал по древней аскетической традиции как описывающую борьбу не с людьми, а с бесами: кто привык бороться с нашептываниями греха, тому матерная брань кажется детским лепетом.
После трёх лет лагерей епископ вышел на свободу и поселился у одной из своих духовных дочерей, сперва в Томске, затем в Киеве. Здесь он прожил до самой смерти в безвестности, о нём не вспомнил патр. Сергий, когда восстанавливал церковную иерархию в 1943 году, да и найти его было невозможно: при освобождении из лагеря владыка сменил паспортные данные. Он жил, посвятив себя молитве, составлению богословских сочинений, защишавших веру от нападок безбожия, описывавших искусство аскезы и молитвы; книги эти стали выходить усердием одного почитателя еп. Варнавы в 1990-е годы и оказались уже устаревшими.
Не устарел, однако, облик самого Варнавы, более сложный и глубокий, чем его книги. К нему продолжали ходить немногочисленные тайные христиане; одна из них, детский врач и одновременно монахиня, при первой встрече похвасталась, что читает по тысяче кратких молитв подряд, до слез умиляется, слушая церковные песнопения, различает, кто из людей внутренне светлее, кто темнее. Про себя Варнава подытожил: “Выказала все признаки, как я бы сказал, религиозной психопатии. Ибо всё это не по Сеньке шапка. Всё это не настоящее”. А вслух сказал: “Сделайте себе экзамен. Сдайте, — и он засмеялся, — нормы на значок ГТО, хотя бы первой ступени. Не тысячу, это безумие, а вы только десять молитв Иисусовых проговорите, но так, чтобы между ними не прорвалась и не проскочила ни одна посторонняя мысль и представление”. Вскоре монахиня пришла с покаянием: не смогла она сдать “экзамен” и поняла, что количество молитв мало что означает, ни знания себя, ни зоркости к другим не прибавляет. “Бог награждает этими дарами не голый труд как таковой, а смирение, — говорил Варнава. — А последнее можно приобрести только посредством чистой молитвы, а молитву эту посредством смирения”.
Смирение от молитвы, молитва от смирения, — как войти в этот круг? “Укоряйте себя за всё, всегда, на всяком месте”, — так отвечал епископ. Конечно, он не имел в виду тот постоянный комплекс неполноценности и забитости, который воспитывала русская власть в своих подданных на протяжении веков и до сего дня. Напротив: от рабства перед царством Кесаря, перед собственной греховностью и слабостью освобождает смирение перед Богом и перед целью, которую Бог определил всякому человеку и которой ни один человек без Бога не может достичь, даже если будет спать на гвоздях и есть по просфоре в день, а с Богом достигает легко. Так, ни дня практически не управляя епископски паствой, Варнава прожил епископски, как и апостолы, “в молитве и служении слова” (Деян. 6, 4) — на эти слова Библии он сам ссылался, объясняя себе свое призвание. Отпевать его позвали священника, который раньше о Варнаве ничего не знал; он долго глядел на лик умершего, а затем сказал: “Да, это лицо настоящего святителя”. Похоронили владыку на Байковом кладбище в Киеве. Ист.: Дамаскин, 47-85. Умер 23 апреля/6 мая. |
