Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

ДЕНЬГИ МЕЖДУ ДВУМЯ МИРОВЫМИ

Про 1920-е годы Оруэлл писал:

«Они и вовсе были золотым веком для интеллектуалов-рантье, временем невиданной доселе беспечности. Кончилась война, ещё не появились новые тоталитарные государства, сняты всевозможные моральные и религиозные табу, а кошельки туго набиты. В моду входит «утрата иллюзий». Каждый располагавший годовым доходом в 500 фунтов стерлингов сделался «высоколобым» интеллектуалом, старательно приучавшим себя к taedium vitae. И началась пора надмирности или безумия, дешёвого отчаяния, периферийного гамлетизма, билетов со скидкой на обратный путь после странствия по «краю ночи» «Нам надлежит оставаться детьми Божьими, даже если Бог из молитвенников более не существует» (Оруэлл, 2003, 71).

Характеристика Орвелла справедлива в какой-то степени и к такой периферии, как Россия 1920-х годов. Не Англия, но и у Булгакова, и у Ильфа с Петровым – точнее, у Остапа Бендера – есть привкус «периферийного гамлетизма». Кого-то давит атмосферный столб, кого-то цензура (нельзя не признать чувствительность к столбу более изысканной).

«Золотой телёнок» вышел в 1931 году, но атмосферу он передаёт более раннюю. Формально рубль в 1920-е годы был равен дореволюционному. Специально чеканили золотые червонцы.

Формально соотношение валют было таким же, как и во времена Чехова: рубль равнялся одной десятой фунта или половине доллара.

Золотой рубль в 1920-е годы весил 0,7 грамма, золотой доллар тогда же – 1,5 (тройская унция при этом стоила 20 долларов). Фунт стерлингов равнялся 7,3 граммам золота, а в реальности –  5 долларам или 10 рублям.

Только вот перевести рубли простые в золотые, тем более, в валюту простому человеку было невозможно. Поэтому правительство изымало у граждан золото – главный сюжет «Мастера и Маргариты». Поэтому Бендер обращал рубли в золото. Однако, за миллион советских рублей выручить миллион золотых он решительно не мог. У буфетчика-то сбережений 250 тысяч рублей. Однако, еще две тысячи он держит в золотых десятках – и эти две тысячи рублей, пожалуй, стоят четверти миллиона, как сказали бы при Пушкине, «ассигнациями». Тонкость в том, что за эти деньги могли попросту и расстрелять.

Теоретически оклад Корейко – 46 рублей – был, по дореволюционным представлениям, невелик, но для маленького канцеляриста сносен. Беда была в том, что оклад был примерно равен дореволюционному, а вот цены превосходили дореволюционные в несколько раз. Поход в буфет – стакан газировки, пирожное - обходился в восемь рублей, а кутёж в кино – пять рублей. До революции столько стоил весьма неплохой обед. На вечеринку в учреждении собирают по три рубля. Козлевич берёт 3 рубля в час за катание на автомобиле, а дети лейтенанта просят 50 рублей. Римский платит шофёру 50 рублей за срочную поездку на вокзал – очевидно, слишком много. Так что на 46 рублей в месяц, как отмечали сослуживцы, даже холостяку было невозможно прожить.

Теоретически месячная зарплата в 50 рублей – это десять фунтов. Практически, сумму можно смело срезать вдвое – если английский рабочий получал в неделю два фунта, то русский фунт.

27 января 1927 года француз Пьер Паскаль, потихонечку разочаровывавшийся в Советской власти, писал другу из СССР:

«Как же можно добиваться экономических успехов при таком режиме? Только ценою чудовищной эксплуатации рабочего класса, используя все средства мелкого и крупного капитализма. Все пресловутые преимущества, о которых нам прожужжали уши: рабфаки, дома отдыха, общежития и проч. — все это только для горстки квалифицированных рабочих, которые получают от 150 до 250 рублей в месяц и не боятся безработицы; к ним относятся уважительно, потому что они нужны... Для всех остальных — драконовские законы, карающие за пятнадцатиминутное опоздание или за прогул строже, чем в любой другой стране; от сверхурочной работы отказаться невозможно, а платить за нее или нет — зависит от доброй воли директора; увольняют без объяснений, платят в месяц 30, 40 или 50 рублей, а «нормы» выработки постоянно повышают».

 «Форд» в 1926 году стоил 260 долларов – 500 рублей. Козлевич купил  свою за 190. В «Двенадцати стульях» журналисты – получающие ненамного больше Корейко – мечтают купить неработающий автомобиль за 500 рублей и ещё столько же вложить в ремонт. Выиграв 50 тысяч рублей, журналисты покупают три автомобиля – по 15 тысяч рублей каждый.

Американский рабочий-то получал в день 5 долларов, то есть, 10 рублей – 200 рублей в месяц. Машину мог купить вполне.

Воланд получает за каждое выступление по 5 тысяч рублей. Снимает квартиру за 500 рублей в день. Это, кажется, уже цены после 1930 года, ближе к 1936.

Мастер выиграл по облигации 100 тысяч рублей.

Два фунта в неделю – для Оруэлла неприлично низкий заработок рабочего – это 80 рублей в месяц. Десять тысяч фунтов в год – сто тысяч рублей, как раз выигрыш Мастера.

Впрочем, вернее считать десять тысяч фунтов как процент с капитала. При пяти процентах капитал составит два миллиона фунтов или 20 миллионов рублей. В общем, миллион рублей Бендера – он же два с половиной миллиона долларов – это приличные деньги для нувориша. Только надо помнить, что у Корейко-то было 10 миллионов рублей, то есть ровно миллион фунтов стерлингов.

В романе Голсуорси «Конец главы» действие происходит в 1920-е годы. Тут обедневшие дворяне получают с поместья несколько сотен фунтов в год – вспомним, что для Оруэлла 500 фунтов это минимум среднего заработка. Жених, смущаясь, говорит невесте, что у него доход всего полторы тысячи фунтов в год - она восклицает, что у неё-то всего двести. На первый взгляд, много, но у аристократов и расходы были немалые. В ресторане героиня протягивает 5 фунтов за обед – и смущается, что купюра слишком крупная. В ресторане Массолита судачки стоят 13 рублей – чуть больше фунта.

Пятьсот фунтов в год – пять тысяч рублей в год – вполне соразмерны выигрышу Мастера. После всех обустройств у него ведь осталось накоплений 10 тысяч рублей. Даже если бумажный рубль в два раза дешевле золотого, это все-таки 500 фунтов.

Отличный пример преуспевающего писателя 1920-х годов - Вудхауз. Когда в 1935 году умер Честертон, один профессор Оксфорда объявил об этом студентам и добавил, что остался один хороший писатель в Англии - Вудхауз. Преподавателя звали Толкин, но его слава и гонорары были впереди. Да они были всё же меньше, чем у Вудхауза. Вудхауз не проповедовал, Честертон и Толкин проповедовали, а проповедникам иногда верят, но никогда не радуются.

Сочинения Вудхауза не соблазняют людей чему-либо подражать, как сочинения Честертона и Толкина соблазняют людей идти на мессу или препоясываться мечами и бегать по лесам и долам. Конечно, некоторые жаждут именно подражать, но большинство людей довольствуются просто форточкой в вечность. Вот это у Вудхауза есть - его герои вечно в идиотских ситуациях, создающих желанный сквозняк в голове. Как Алиса в Стране чудес. Ветрено, зато свежо, отчего Алиса в Стране Чудес бесконечно интереснее и счастливее, чем Алиса в Лоне Истинной Церкви или Алиса в Роли Королевы Эльфов. Переродиться самому интересно и важно, а всё-таки несравнимо с перерождением мира.

Вудхауз в 1931 году горевал, что ему «платят слишком много за то, что он делает слишком мало». Получал он тогда 2000 долларов в неделю (в какой-то момент на Бродвее шло пять его пьес). Это в год сто тысяч долларов или 20 тысяч фунтов. Деньги безумные. 500 фунтов в год в его романах получает несчастный сельский викарий - слишком ничтожная сумма, чтобы претендовать на руку аристократки. Для Дживса - этого Ходжи Насреддина на службе аристократа - 10 фунтов сумма очень значительная. О своём окладе он отзывается сдержанно: "Вознаграждение достаточное". Вряд ли оно превышало тысячу фунтов в год на всём готовом - это, действительно, весьма достаточно. Его господин, скорее всего, имел годовой доход сопоставимый с доходом господина сочинителя - тысяч десять, двадцать.

Правда, в 1931 году уже начался Великий кризис, так что безумные доходы Вудхауза стали немножко умнее. Отчаянная инфляция началась в 1930 году, к 1933 году цены на чёрном рынке в 15 раз превышали официальные. Золотое содержание рубля упало с 0,7 грамма в 1920-е до 0,16 гр. С 19 июля 1937 года официальный курс был установлен 5 рублей 30 копеек за доллар. Причём, это доллар упавший после Великой депрессии.

Чуть позже, в 1940-е годы Оруэлл отмечал, что в Англии классовое расслоение проявляется в том, что деньги не вполне определяют положение в обществе. При этом назвает доход «мелкой буржуазии» уже более высокий, чем в 1920-е – не 500 фунтов, а 1000, даже 2000:

 «По стандартным меркам каждый между капиталистом и живущим на недельную зарплату может быть скопом причислен к мелкой буржуазии. То есть в один и тот же класс зачисляются врач с Харли-стрит, армейский офицер, бакалейщик, фермер, ответственный чиновник, юрист, священник, управляющий банком, предприимчивый подрядчик и рыбак — хозяин собственной лодки. Но никто в Англии не причислит их к одному классу, а различия между ними лежат не в доходах, но в произношении, манере держаться и, в известной степени, мировоззрении.
Любой, кто обращает хотя бы мало-мальское внимание на классовые различия, поместит офицера с годовым доходом в 1 000 фунтов выше на общественной лестнице, чем бакалейщика с годовым доходом в 2 000 фунтов. Подобные различия существуют даже среди высших классов: титулованной особе оказывается больше почета, чем нетитулованной, но более богатой. На практике людей среднего класса делят в зависимости от того, в какой степени они походят на аристократию: чиновники высокого ранга, боевые офицеры, лекторы университетов, священнослужители, даже литературная и научная интеллигенция стоят выше бизнесменов, хотя и зарабатывают меньше.
Особенность этого класса в том, что самой большой статьей его расходов является образование. Если преуспевающий торговец отдает ребенка в местную государственную школу, то священник, имеющий половину его доходов, будет годами недоедать, чтобы послать своего сына в частную школу, хотя и знает, что прямых дивидендов с подобного капиталовложения не получит».

В Советской России такой проблемы вообще не было. Школа была для всех одна, и разница между спецшколой для элиты и обычной была ничтожна. Большевизм стёр. Ценой всеобщего понижения. Различия, конечно, были, но в очень узком диапазоне. Воспринимались они как исполинские - но лишь потому, что часто расхождение доходов в два-три раза было вопросом нищеты и богатства. Сплюснутое общество было не менее, а более чувствительно к оттенкам - самолюбие и крошками питается. В 1931 г. по штатному расписанию управления телефонной и почтовой связи Ленинграда оклады были в вилке от 300 рублей для начальства до 115 рублей машинистке. При этом специалисты получали больше администраторов – по 350 рублей. Это было очень много.

«Иностранные специалисты» (один из которых выведен в том же «Золотом телёнке») получали от 250 до 1500 рублей, причём часть денег – в валюте, чтобы можно было вывезти на родину. При этом средний оклад «советских» инженеров составлял 150 рублей. В Минске квартплата в 1929 году была 37 копеек за 1 кв. м. Для рабочих и служащих с зарплатой ниже 100 рублей существовали скидки, а получавшие оклады более 125 рублей платили надбавки.

 

27 ноября 1923 г. Соколов с ужасом записывал: «Мрачные мысли меня одолевают: мука ржаная дошла до 2 с лишним миллиардов за пуд, а червонец (10 р. золотом) поднялся до 16.300 р. (16 миллиардов 300 миллионов). Такие головокружительные цифры, что не скоро и напишешь. А что будет весной, я думаю, что мука дойдет до 10 миллиардов пуд. Как будем жить тогда? Только одни наши коммунисты не унывают! На что они надеются, и что хотят сделать? Пока “темна вода во облацех”... Мне кажется, что они ничего не хотят делать, а предоставляют все течению обстоятельств. Одного только я не понимаю, почему они не хотят сделать жизнь населения мало-мальски сносной! Где же их “земной рай”? То они говорили, что им мешают устроить этот “рай на Земле” буржуи и генералы и иностранные бандиты, а теперь, кажется, никто уже не мешает, война кончилась, а жизнь не улучшается и день ото дня становится тяжелее?! Чем же это объяснить?»

Спустя полгода, 13 марта 1924 г. произошла денежная реформа. Реакция Соколова: «Не могу не записать события, которому наши потомки, возможно, не поверят. Я говорю о денежной реформе, преподнесенной Советским Правительством. Декретом от 10 марта оно решилось, наконец, остановить падение нашего рубля и перейти на твердую валюту. Дошло дело до того, что 1 копейка стала равняться 500 миллионам рублей, а золотой рубль поднялся до 50 миллиардов. Какой-то абсурд (л. 49) или кошмар, как хотите называйте!»

 

См. Деньги в истории.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова