ХХ ВЕК: КОМУ РОДИНА - МАТЬ, ТОМУ БОГ - НЕ ОТЕЦ
В ХХ веке, вопреки легковесным фразам, умер не прогресс, а вера в прогресс, не наука, а вера в науку. Прогресс, наука, вера - остались живы.
Умерла, возможно, религия - как антипод веры, как нечто, растущее снизу, а не с неба, принудительное и механическое. Однако, уцелела религия как одна из ипостасей веры личной и свободной. ХХ век стал веком отделения религии от государства - пусть и неполного. Оказалось, что отделённая от государства религия агонизирует и - словно больной после приступа лихорадки - встаёт на ноги крепче прежнего, опираясь уже не на правительственные подпорки, а на внутреннюю силу.
Вот что умерло - так это национальность, патриотизм и все другие формы коллективной самоорганизации по признакам случайным и коллективистским. Умерли как идеал, не выдержав превращения в реальность. ХХ век оказался веком успешных экспериментов по объединению национального и государственного. На развалинах космополитических империй образовались десятки национальных государств. Ценой гибели миллионов людей осуществились мечты об этнически чистом государстве. Армения и Пакистан, Израиль и Хорватия, Казахстан и Азербайджан.
Национальное, этническое - оказывается, их можно конструировать. Они абсолютно искусственны. У них нет "природного", "естественного". Здесь история ХХ века подтвердила - ценой крови - то, что довольно внятно говорила наука, генетика.
Напротив, веру и даже религию (социальное, казалось бы, явление) - нельзя сконструировать. Просвещение и материализм твердили, что вера - производное от обстоятельств. Пришли великие мошенники и облапошили дурачков. Инфляция растёт - религиозность растёт. Короче, бытие определяет сознание. ХХ век не в теории, а на практике показал: не так! Либо из сердца вера, либо при затрате огромнейших средств и сил выдуется что-нибудь хилое-прехилое - вроде православизма в России 1990-х годов (и последующих), паразитирующее на вере, которая и без затрат была бы.
Успех "национально-освободительных движений" - пиррова победа. Национальное победило там, где национальное конструировали. Оказалось, что "родина", "родной язык", "патриотизм" - всего лишь ролевая игра, в которую можно играть добровольно, а можно по принуждению. Успех приходит там, естественно, где добровольно... Если бы все русские увлеклись эсперанто, через сто лет Россия говорила бы на эсперанто, думала бы на эсперанто, и кто знает - возможно, решились бы проблемы с дорогами и теми, кто по ним ходит и ездит. Эсперанто не располагает к воинственности и пьянке.
См. национализм.
Пространство и место
Московский православный священник Украинской Церкви, окормляемой канадским митрополитом, состоящим в юрисдикции грека – патриарха Константинопольского, то есть с резиденцией в столице Турции, еврей по матери, куда более русской интеллигентки, чем большинство столичных дипломированных дам, спрашивает у иранки – мормонки, недавно получившей гражданство США, как зовут встреченного ими в мормонской столице Солт-Лейк-Сити перуанского раввина, родившегося в Аргентине, во время тутошней диктатуры «совершившего алию» в Израиль и всё это время активно участвующего в иудео-католическом диалоге.
Это не глобализация. Это свидетельство того, что национальный вопрос решён. Конечно, как и всякий вопрос языка, он решён только для тех, кто владеет языком. Погромщик – не владеет языком, он во власти злобы, рычания, дикости, он в процессе «решения национального вопроса».
Мир свободного человека, человека частного, приватного, освободившего себя от родового рабства, не может описываться языком национального и языком религиозно-национальным (для которого религия и национальное совпадают). Язык национального оказывается столь же непрактичным и бессмысленно усложнённым как птолемеева космология в сравнении с коперниканской. И много более того! Этот язык адекватен лишь постольку, поскольку неадекватен человек, поскольку человек определяется местом. Родился на другом конце оврага и живёт всю жизнь на этом конце, а я на другом, значит, он – заовражинец, сокращённо вражинец. Описание фиктивное, но его фиктивность трудно обнаружить, как трудно обнаружить разбегание галактик в набитом людьми вагоне метро.
На другом конце оврага может и дуб расти. «Как же мне, рябине, к дубу перебраться». Увы, тут не метафора, тут печальная реальность – человек гн делится с деревом частью себя, а человек деревенеет. Кого-то записывает в рябины, а кого-то и в дрова.
«Современность» началась с открытия Америки, а следующая эпоха начнётся закрытием Америки. Нету никакой Америки, никаких Перу, Израилей, Россий. Никакого «планетарного общежитья» тоже нету. Особножитие – есть. Пространство, в котором встретились иранка-мормонка, раввин-перуанец и турецкий хохол, есть всего лишь материальная основа для трёх мест – как чёрный цвет есть материальная основа для нескольких десятков букв и триллионов текстов. Если, конечно, эти трое творят своё место, обустраивают его, а не растрачивают себя в кумиротворении – в попытке обустроить Перу, Росиию, Америку.
«Время частного человека» внешне проявляется как время приватизированного пространства, комнаты, куда никто не смеет входить без разрешения, но духовно, внутренне это эпоха персонализированного места, в котором сосуществуют не отдельные ячейки, а полноценные космосы, у каждого свой, соположные, общающиеся друг с другом и животворящие друг друга настолько, насколько общаются, а не омертвляют.
