Богочеловеческая комедия
Введение в ненормальную Россию
СИМНЕКРОЗ
Симбиоз – основа биоза, то есть любой жизни, это, извините за советизм, это мирное сосуществование, в котором мир – и средство, и цель. Вселенная как мир есть симбиоз, и привычные «биоценозы», «эконологические ниши» суть лишь разновидности симбиоза. Человек, в конце концов, есть симбиоз, и дело не только в бактериях, а в том, что любая наша клеточка имеет ядро, хранящее ДНК, и это ядро, по современным научным представлениям – совершенно особая клетка, вступившая в симбиоз с клеткой без ядра.
Трогательная и благостная картина подпорчена тем, что учёные делят симбиоз на полезный для обоих участников, на полезный для одного и бесполезный (но и безвредный) для другого и на, извините ещё раз, паразитизм. Считать паразита симбиотом – то есть, сожителем – можно лишь условно. Биологи плохо чувствуют язык, любой филолог предложил бы союз, в котором один сосёт соки из другого, доводя того до смерти, назвать точно – симнекрозом. Со-умертвие. Раковая опухоль убивает человека, после чего умирает сама. Это военное сосуществование, а не мирное.
В человеческих отношениях симнекроз – страшная штука, потому что он результат добровольного выбора. Тут причуды языка (выбор зла – результат доброй воли, выбор рабства – дело свободной воли; да-да, бывает и такое, и даже очень часто бывает).
Человек по доброй воле выбирает сосуществование со злом. Простейший пример – Россия в первые годы после победы ленинства. Глубоким был выбор не между беженством и тем, чтобы остаться в России, а остаться – не вступая в симбиотические отношения со злом или, напротив, вступая.
Зло, разумеется, активно поощряло вступление – не обязательно в партию, а именно в симбиоз. «Партийным можешь ты не быть, но уж лояльным быть обязан». «Лояльность» и есть согласие не сопротивляться злу, кормить зло, быть ему верным. Симнекроз лояльности не так прост. Например, при симнекрозе запрещено диссидентствовать, но разрешено (даже поощряется) ворчать на власть. Как при чесотке – если расчёсываешь, то раздражение от этого не уменьшается, а только увеличивается, хотя, казалось бы, ты же его прямо когтями, когтями…
Симнекроз выгоден не только злу, не только паразиту (а советская власть и её продолжатели – именно паразиты, чем и отличаются от нормального царства кесаря, хотя они свой паразитизм усиленно отрицают и, наоборот, выдают себя за единственный источник жизни – «что за весной приходит лето…»). Симнекроз выгоден и жертве паразита. «Выгода» здесь, конечно, своеобразная – симнекроз выгоден как наркомания и алкоголизм. Человек, позволяющий злу паразитировать на себе, лояльный ко злу, оказывается в очень добром и светлом мире. В мире симнекроза вообще нету зла, все милые, все хорошие, ни одна блоха не плоха. Ну да, есть какая-то там статистика, что Россия на первом месте по коррупции, что бизнес тут производное от власти, что все крадут и лгут, но жертва симнекроза целиком за презумпцию невиновности. Посмотрите вокруг – все, может, и крадут, но вот из моих знакомых никто не крадёт, все честные. Да, в Чечне убили полмиллиона человек (варианты: на Колыме сгноили полмиллиона… в Освенциме удушили полмиллиона), но вокруг меня никаких живодёров и убийц нет. И не надо подозревать в Петре Ивановиче сталинского расстрельщика – презумпции невиновности никто не отменял. Симпатичный старичок, очень добрый.
А кто сказал, что палачи – злые? Они просто в симнекрозе с судьями. А судьи – в симнекрозе с политиками, гражданами, обществом. Ну, недосчитались нескольких десятков миллионов, но зачем ворошить прошлое? Надо конструктивно, надо в будущее, надо в ногу… Добрым быть надо, в общем!
Ханна Арендт противостояла нацизму, настаивая на том, что зло Освенцима - не какое-то особое, а самое банальное, повседневное. Нужно к этому добавить, что банальное зло есть прямое продолжение банального добра, добра слепого, добра, лояльного ко злу.
Понять жертву симнекроза можно. Механизм лояльности основан на одном из важнейших принципов биологии: в случае опасности – замереть. Если болит под ребром, надо поёрзать и найти такую позицию, при которой болеть не будет, и в этой позиции блаженно замереть. После чего остаётся лишь цыкать на тех, кто пытается тебя из этой позиции вывести. Ребята, не гоните волну на вентилятор!
Так и оказываются люди в одной стране и в двух мирах.
Один мир – мир симбиоза, где есть и боль, и страдание, и смерть, и грех, и даже очень конкретные подлости с пакостями, в которых надо каяться или, если они чужие, надо им противостоять, и где часто к жизни и миру нельзя пройти иначе, как неся крест, и хорошо ещё, если только свой.
Другой мир – мир некроза, где все чудненько, где все честные и добрые люди, где презумпция невиновности твёрдо защищает сильных и богатых (о бедных и слабых помолчим). Мир избегания, мир лояльности, мир благожелательности ко злу, мир непротивления злу – понятно, чем он отличается от мира противления злу добром, лжи – правдой, лицемерию – точностью? Да, Толстой вспоминается не случайно, потому что симнекроз, лояльность ко злу, отлично уживается с сопротивлением злу силою. Некроз постоянно свергает сам себя – это у него такая эволюция. Был не очень кровавый диктатор, а сопротивление ему силою приводит ко власти диктатора кровавого очень. А как насчёт добра, правды, мира как сопротивления? Да вот как-то не верит симнекроз в эти штучки. Симнекроз верит не в добро, а в то, что все люди добрые, это немножко другое.
Погибший в Освенциме со своими детьми Корчак первым правом ребёнка – то есть, всякого человека – назвал право на смерть. Он повторял Иисуса: не бойтесь убивающих тело, бойтесь убивающих душу. В любом российском детдоме именно этим занимаются (хотя и насчёт убить тело тоже отнюдь не перевелось). У человека есть право не заниматься самосохранением, есть право не лечиться, есть право не превращать свою жизнь в приготовление к смерти, и уж подавно у родителя или воспитателя нет права осчастливливать ребёнка. Есть у человека и право не жить в симбиозе с некрозом. Вообще-то, конечно, это не столько право, сколько долг и просто инстинкт самосохранения, но ведь как же легко – оглянёмся – люди вкалывают себе дурман лояльности и примирения с тем, с чем нельзя мириться. Причём, они делают это сегодня с чистой совестью, - всё-таки не сталинские времена. Лучше стало жить, лучше! Посмотрите вокруг – видите Берию? Нет, ну видите?
Так ведь и в 1950-м, посмотрев вокруг, мы бы не увидели Берию. Он нас – видел, это да. Так и сегодня. Проблема не в том, видим ли мы зло, а в том, есть ли зло, активно ли оно, как ему противостоять. Да, это означает презумпцию виновности власти в самых разных её видах, презумпцию виновности лояльности и добродушия. Так ведь если чему-то и научили Освенцим с Гулагом, так это тому, что доброта сама по себе не только беззащитна перед некрозом зла, но часто и порождает зло. Симнекроз омертвляет хороших и добрых людей, поэтому "некроз" тут не случайное слово.
Гоголь говорил, что грусть - потому что не видят добра в добре, от цинизма и озлобленности. Мудро, если помнить и о противоположной крайности, когда не видят зла в добре, когда наивны, причём с выгодой для себя, за чужой счёт. Таково добро второго тома "Мёртвых душ", где "Мёртвым душам" противопоставлены души живые и добрые, не ведающие зла, пребывающие словно в раю - а ведь не в раю...
Добрые люди проглядели нацистские и коммунистические лагеря (а многие и вполне добросовестно в них трудились учётчиками, бухгалтерами, даже врачами).
Добрые люди были выше того, чтобы слушать бузотёров, выискивавших всяческие недостатки у Гитлера, Сталина и их паствы.
Добрые люди и были этой паствой, и даже умирали часто в убеждении, что никогда никому не сделали никакого зла, и вокруг них никто не делал никакого зла.
Тут и оказывается, что жить не по лжи – не панацея, легко фальсифицируемое состояние. Ты попробуй умереть не по лжи, сохрани своё право на смерть – свою смерть, а не смерть раковой опухоли, которая пытается заменить твою душу своим бездушием. Умри в мире – в мире, где не только добро и птички щебечут, но где, как сказано в Евангелии, эту птичку ловят, продают и сворачивают ей шею, принося в жертву Богу. Умри – хотя бы понарошки, мысленно, от отчаяния – и, глядишь, воскреснешь по-настоящему, чтобы жить не в благодушии обмана и самообмана, а в трезвости и радости, прошедшей через отчаяние и потому неподвластной отчаянию.
