Вторая треть ХХ в.
29 сентября 1945 г.: МП уговаривает вернуться православных эмигрантов
В архиве медонских иезуитов (в 2002 г. переданном в Лионский университет) обнаружился
документ, не имеющий отношения к иезуитам и их деятельности по развитию «унии»:
«Запись пастырского собрания 29-IX-1945 г. в присутствии митрополита Евлогия,
митрополита Николая, архиеп. Владимира, еписк. Иоанна, клира и мирян».
Cобрание было созвано, поскольку прибыл «редкий и единственный посетитель,
который приехал с высокой миссией водворения мира и единства» - митр. Николай
Ярушевич. Видимо, организаторы собрания рассчитывали, что оно примет решение немедленно
присоединиться к Московской Патриархии: во вступительном слове митр. Евлогий отмечал,
что Константинопольский патриарх, под чьим омофором находилась эта группа, «давно
уже расположен освободить нас от своей опеки и отдать в лоно Русской Церкви».
Речь митр. Евлогия была построена не самым дипломатичным образом: он заранее
назвал противников присоединения к Москве «эгоистами, шкурниками» (хотя тут же
поправился: «Беру назад свои слова, не надо обижать людей: они продукт сложившейся
жизни») и сравнил их со старушкой, которая полагала, что в храме поют «Господи,
что с нами будет» - вместо «Господи сил, с нами буди». Заранее сказал митр. Евлогий,
что разговоры о несвободе религии в СССР «частью слухи», «слухи, быть
может преувеличенные» и эгоистические, выражающие атмосферу «страха не Божия,
а человеческого, животного, страха за свою жизнь, о котором существует пословица:
«У страха глаза велики».
Собрание не закончилось тем решением, которого ждали организаторы. Формально
нашлись участники, которые указали, что все присутствующие не имеют полномочий,
необходимых по уставу. Реально же собрание закончилось настоящим скандалом из-за
попыток организаторов заставить замолчать противников объединения. На прямое выступление
свящ. В.Зеньковского («Смущение и тревога в пастве относятся не к чисто церковной
стороне дела … Это политический вопрос, вопрос режима») митр. Евлогий ответил:
«Пора вас всех согнуть в бараний рог».
Отделение от Московской Патриархии произошло из-за того, что эмигранты считали
политику «лояльности» к советской власти изменой христианству и продолжением пробольшевистской
политики обновленцев. Соответственно, примирение с Московской Патриархией было
возможно лишь при условии примирения и с советской властью. Этот вопрос на собрании
почти не обсуждался: единственным аргументом в пользу этого примирения было: «Провидением
Божиим в громе побед возрождается Россия». Сказав это, свящ. Г.Ломако тут же добавил:
«Я прошу прощения, я стар и не могу вымолвить СССР».
Из обмена репликами между Георгиевским и Зеньковским, очевидно, что вопрос
о воссоединении с Патриархией для многих эмигрантов был одновременно вопросом
о возвращении в Россию. Митр. Евлогий был сторонником возвращения, заявил о желании
умереть в келье в Троице-Сергиевой лавре. В то время шла массовая репатриация
русских в Россию, и в 1946-1947 гг. многие репатриировались и из Франции. Сразу
или через несколько лет они были отправлены в советские концлагеря. Тех, кого
советская власть не решилась бы посадить из боязни международных осложнений, она
просто не пустила в Россию - как того же митр. Евлогия и Бердяева.
Очевидно, за кулисами собрания Ярушевич заявил, что Сталин намерен сделать
Москву вселенским центром православия. Это соответствовало истине, такой план
у Сталина был, но, как и все большевистские планы мирного утверждения своего влияния
где бы то ни было, этот план реализовывался неумело и был в конце концов отставлен.
Ломако был от такой перспективы в восторге. Он признавал, что по русские православные
и в XIX, и в XX столетиях действовали незаконно, когда за пределами России игнорировали
церковные власти соответствующих стран:
«Иерархия поместной Церкви имеет юридическую власть только в своих пределах.
Святейший блаженнейший патриарх Тихон знал, что за пределами России есть много
русских людей: если бы он обратился тогда к Всеенскому Патриарху с просьбой: «укрепить
и окормить», правильно и единственно правильно бы поступил: не было бы вопроса,
не было бы разделения, и воссоединение происходило бы у всех каждого непосредственно
по возвращении в Россию. Греки, в этом случае, служат поучительным примером. Греческие
иерархи иногда бежали на Русь, но только в случае получения прав от Синода становились
правящими архиереями, как например епископ Никифор Феотони, бывший Астраханским.
Наши Владыки этим примером не научились: в Константинополе, в Иерусалиме архиерействовали,
действовали не спросясь. А архиепископ Анастасий был запрещен в Константинополе
и Иерусалиме, ибо воздвигал жертвенники, рукополагал без спроса, архиерействовал.
… Европа не пустое место. И Римский первосвященник отпал, на его месте – архиерей
Нового Рима. … Здесь в Европе юрисдикционная власть Вселенского Патриарха – и
старый российский грех – не считаться с ней».
Однако, Ломако предлагал – очевидно, поддавшись убеждениям Ярушевича – вместо
урегулирования отношений с Константинопольским патриархом лишить его прав «вселенского»
и передать эти права Московскому патриарху:
«Господь Бог дал много России и она стояла на страже, была опорой всех древних
восточных пренстолов. И теперь пора, чтобы вселенский престол занимал не обязательно
турецкий подданный. Можно говорить о том, что Московский престол будет вселенским».
Впрочем, Ломако отстаивал не столько величие Москвы, сколько заботился о том,
чтобы «воссоединение» с Московским патриархатом называлось не «воссоединением»
(это бы унижало эмигрантов, предыдущее существование которых оказывалось неполноценным).
Не эмигранты меняют юрисдикцию, а Москва заменяет Константинополь в качестве вселенского
патриархата.
Вряд ли бы и более искусные политики, нежели советские лидеры, сумели бы осуществить
подобную рокировку. Конечно, любопытно, как большевистско-сталинский утопизм продолжает
традицию утопизма дореволюционного. «Вселенскость» отождествляется с политическим
и экономическим весом.
Самое интересное на собрании, однако, это речь митр. Николая Ярушевича, в которой
представлены все оттенки лжи, причем лжи вполне сознательной и далеко не всегда
искусной. Это часто ложь через умолчание: нигде не упоминается коммунизм, коммунистическая
партия или коммунистическая идеология. Сталин фигурирует как председатель правительства,
а не партийный деятель:
«В октябре [1943 г.] глава правительства Иосиф Виссарионович Сталин принял
делегацию в составе митрополита Сергия, Алексия и меня. Мы встретили благожелательное
отношение и Русская Церковь имеет Патриарха… впрочем разрешения его мы не испрашивали,
после беседы с ним собор был созван и он избрал митрополита Сергия Патриархом».
Формально, кстати, Ярушевич прав: епископы не спрашивали разрешения Сталина
на избрание патриарха, они получили приказ на это избрание. Он, однако, безусловно
сознательно лгал, изображая идиллическую картину того, как собрания прихожан давали
архиереям наказ голосовать за кандидата в патриархи.
Митр. Николай назвал несколько многократно завышенных цифр: «У нас сейчас 20.000
приходов, 30.000 священников, 10 богословско-пастырских школ, духовных семинарий,
с 2-мя и 3-мя классами, Богословский Институт, 87 монастырей мужских и женских».
Это, видимо, не столько сознательная ложь, сколько характерная для психологии
sovcovorum'а подмена реальности планом. Ярушевич говорит о том, что запланировал,
как о настоящем. Он уверенно говорил о близком возвращении карловчан (так же уверенно
говорили об этом иерархи МП и в 2004 году). Он с уверенностью на вопрос архим.
Иоанна Шаховского о том, разрешено ли в России издавать Библию, отвечает: «В наших
планах – издание книг Свящ. Писания». В реальности же первое и на многие годы
единственное издание Библии состоялось через 11 лет после этого выступления. Но
чаще Ярушевич сознательно подменял предмет вопроса. Его спросили, действительно
ли запрещено религиозное обучение молодежи (имея в виду, конечно, не семейное
воспитание). Ярушевич ответил: «Богослужения посещаются большей частью молодежью».
|
