БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
ИКОНОПОКЛОНСТВО В РОССИИ ПОСЛЕ 1917 ГОДА
Аверинцев так описывает "диалектику" иконы:
«Каждая верная традиции, подлинно православная икона, даже тогда, когда она изображает Богородицу, того или иного святого и тому подобное, существенно соотнесена с Христом. Золотой фон иконы, её абстрактный, нефигуративный полюс символизируют светлую бездну Божества; но в середине иконы явлен противоположный полюс – Лик. Этот Лик соединяет в себе черты абстрактности, статики, схематичности, заставляющие вспомнить сакральное искусство Тибета или индуистские «янтры», - с традицией эллинистического портрета: господствующая симметрия уравновешивается экономными, но эстетически действенными проявлениями асимметрии, статика оживляется лёгким движением – перед нами отображение тайны Богочеловечества. И в то же время определённые черты Лика косимчны: нос, протяженный и тонкий, вызывает в воображении дерево, похожее на благородную пальму, высящееся, как Мировое Древо давних мифов. На лбу и вокруг глаз разлит неземной свет, как бы «идея» света в платоновском смысле слова. Кудри приведены в движение неким предмирным дуновением духа, может быть, тем Духом, который «в начале» веял» (Аверинцев С. Образ Иисуса Христа в православной традиции. // Иисус. М.: Интербук, 2001. С.136).
Ирония в том, что этот текст в первом издании статьи соседствует со «Звенигородским Спасом», у которого кудри не развеваются, да и кудрей нет, и вокруг глаз не свет разлит, а, напротив, усталые профессорские тени, и уж вовсе ничего нет от Тибета, да и золото стёрлось. Проблема не в том, что соответствовать тексту могут самые разные иконы, как хорошие, так и плохие. Проблема в том, что текст этот вообще не нуждается в изображении, он самодостаточен. Любое реальное изображение не соответствует нарисованному Аверинцевым идеалу, а то бы уже весь мир был православный. И уж совсем комически выглядит сравнение носа с деревом, вызывающая в памяти желчную сатиру Саши Чёрного на буквально понимаемую библейскую метафорику. Образ вообще исчезает при таком подходе, икона превращается в пятно Роршаха, в котором всякий волен вычитать, что ему угодно. Церковь же превращается в инструмент власти – ведь надо ещё и дать по носу тому, кто вычитал не то, что вычитал наимудрейший.
См. история изображения Христа.