ПРЕОДОЛИМОСТЬ ТОТАЛИТАРИЗМА
или
НЕ БЫТЬ ПЕРВЫМ УЧЕНИКОМ
См. Мирная Россия.
На Страшном суде какой-нибудь правдинский журналист гордо скажет, что он помогал прогрессу и социализму, а другой правдинский журналист гордо скажет, что ничему он не помогал, что вся советская журналистика была сугубо для отчётности и никого ни к чему не понуждала. Первый потребует награды за то, что творил добро, второй за то, что не творил зла, а потихонечку ещё и протаскивал в своих текстах какие-то свободолюбивые идеи. Между строк.
Бог простит обоих, Он милостив.
Лучшим научным анализом места пропаганды в тоталитарных режимах является "Дракон" Шварца. Учат всех, но не все - первые ученики. Мимолётнее та же мысль - в "Обыкновенном чуде", где деспот ссылается на то, что совершает грехи в результате дурной наследственности.
Лучшим экспериментом, позволяющим историку увидеть, что пропаганда является лишь эхом личного выбора, является история России с 22 по 23 (примерно) августа 1991 года, когда в отсутствие какой-либо пропаганды сверху полтораста миллионов человек сделали свой выбор - и большинство выбрали возрождение деспотизма и милитаризма со всем их пропагандистским охвостьем.
Вера в сверхъестественные гипнотические способности диктаторов есть такое же суеверие и вытеснение личной ответственности как вера в существование "сект", с непреодолимой силой втягивающих людей в свою сферу. Свободу совести отрицают именно для того, чтобы "спасти от сект", предохранить, лишив "сектантов" возможности "зомбировать".
Разумеется, каждый в отдельности взятый человек о себе твёрдо знает, что он-то зомбированию не поддаётся, что он может сделать плохо из страха или по незнанию, в результате обмана, но не более того. О другом же - о других, обо всём человечестве - с невероятной лёгкостью утверждают, что люди быдло, скоты, "к чему стадам дары свободы" и т.п.
Информационное голодание, действительно, может деформировать восприятие мира. Поэтому в тоталитарных режимах главная нагрузка - не на пропаганде, а на цензуре, на железном занавесе, на изоляции от мира. Информационное голодание инфантилизирует человека. Однако, лишь до определённого предела - и не очень большого. Тоталитарная система есть симбиоз патернализма и инфантилизма, но далеко не исчерпывается этой психологической аномалией, она играет в нём сугубо подчинённую роль. Дело в том, что человек менее всего информации получает из источников, контролируемых государством. Поэтому оправдания немцев и русских ("мы не знали") - ложные. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы знать, что еврей - человек, что кулак - человек. Не надо быть Фомой Аквинатом, чтобы знать, что сходство между людьми бесконечно больше социальных и культурных различий. Поэтому ксенофобия, национализм, имперализм не есть результат невежества и не могут быть излечены образованием. Они - результат личного выбора, основанного на вполне достаточной информации, но деформированного по свободному решению личности. За свою ненависть каждый отвечает лично.
Ценным источником по психологии человека, который родился при тоталитаризме и подверг себя на склоне лет тщательному самоанализу, является мемуар моей матери, Муси Кротовой (1920-1996):
"Я читала и сообщения из-за рубежа. Верила всему безоговорочно и гордилась тем, что "у нас" все правильно, а "у них" - сумасшедший дом. Газетные лозунги крепко заколачивались в голову, т.к.повторялись бесконечно на домах, на демонстрациях. Я никогда не задумывалась над смыслом или правильностью лозунгов(потом их стали называть "призывы". "5 в 4"! То есть выполним пятилетку в четыре года. Сомнение? Его не могло быть, ведь это выдвинуто партией! А почему план, рассчитанный на пять лет, призывают выполнить в 4 года? Может быть, план составлен заниженный? Может быть, энтузиазм здорово подсократит продолжительность жизни? "Догнать и перегнать!" До сих пор не догоним, а тогда смешно было сомневаться. Умели, ох как умели вколачивать нужное. Помню знаменитые (тогда) "Шесть условий товарища Сталина". Их поневоле запоминали наизусть, они печатались книжками-гармошками форматом со спичечный коробок".
Однако, речь идёт о школьном возрасте. Вывод прост: "Вот хоть тресни - не могу вспомнить, чего именно были те шесть условий и хотя бы одно из них". Вот и цена "зомбирования". Если совершеннолетний человек верит пропаганде, это не благодаря искусству пропагандистов, это результат выбора человека. Человек сосредоточился на личной жизни, на карьере, решил для себя "не лезть в политику", "доверять властям". Это - личный выбор, это не инфантилизм. Этот выбор в любое мгновение может быть пересмотрен. Более того, этот выбор никогда не бывает абсолютен. Повседневная жизнь всё равно требует от каждого человека больших и малых самостоятельных решений. "Глобальное прозрение" - например, осознание ложности социализма - вовсе не требуется для того, чтобы локально, ежеминутно вести себя по-людски.
В этом смысле историки говорят о том, что "тоталитаризм" - фиктивное, ненаучное понятие. Он претендовал на тотальный контроль, но технически не мог его осуществить. Это не снимает вину с тоталитаризма, это подчёркивает, что вина тоталитаризма складывается из поведения множества людей, остающихся достаточно свободными, чтобы иметь возможность выбора. "Матрёнин двор" Солженицына - неплохая модель того, как можно сохранять порядочность и человечность в "тотальной" непорядочности и бесчеловечности. Пропаганда и репрессии играют в существовании тоталитаризма бесконечно меньшую роль, чем разнообразные, всевозможных размеров, вкуса и цветов, но равно свободные акты нравственного выбора.
Можно, конечно, в принципе отрицать существование свободы и человечности, и таких отрицателей немало. Но всегда отрицают у других, не у себя.
С одной стороны, дела обстоят очень плохо - тоталитаризм оказывается не пришельцем, не поработителем, а вавилонской башней, в созидании которой участвуют почти все. С другой стороны, дела обстоят очень хорошо - ведь "почти", а не "все". И поэтому тоталитаризм, несвобода - вопреки цинизму, марксизму и прочим видам отрицания свободы - есть не общее состояние людей. Тоталитаризм "случается" - и даже на удивление редко.
