Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

Военная Россия

 

КИНЕМАТОГРАФ ОТЧАЯНИЯ

В январе 2015 года сгорела в Москве библиотека, созданная для обслуживания высшей коммунистической номенклатуры - ЦК КПСС. Называлась библиотека гордо "Институт научной информации по общественным наукам". Вполне в духе новояза - ведь в нормальном мире нет ни "общественных наук", ни "научной информации". Информация - она и есть информация. Научной бывает мысль, работа. А сотрудники библиотеки, своеобразного мега-спецхрана, получали деньги за то, что читали иностранные книги, запрещённые для других жителей советской России, и кратко пересказывали их для руководства.

Характерным образом сразу после пожара интеллектуалы в социальных сетях стали говорить о том, что это поджог в интересах Церкви. На месте библиотеки хотят построить храм! В доказательство приводили реальную попытку Московской Патриархии рядом с библиотекой построить церковь - попытка была неудачной, да и прошло уже четыре года. А ещё доказательством служил, как ни странно, фильм "Левиафан". Это уже было интересно. Вялотекущий нео-советский антиклерикализм вдруг перерос в коллективную истерику. Назвать её массовой было бы опрометчиво, потому что и несколько десятков тысяч лояльных к власти интеллектуалов не составляют "массы".

Усиленное обсуждение фильма Звягинцеваявляется фактом культуры, причем довольно невеселым фактом. Есть сейчас множество фильмов - плохих, средних, хороших, отличных. Российских среди них нет, но ведь не каждая страна обязана во всем отличаться. Но в России ни "Ида", ни "У нас есть папа", ни "Судья" - великолепные фильмы того же времени - ни малейшего отзвука не вызвали. А вот "Левиафан" - обсуждают. Это синдром главной российской болезни - инфатилизм, когда весь мир сводится к кончику своего носа. Он же изоляционизм - главный импульс имперской агрессивности. Окружающего мира не должно быть, весь мир должен быть внутри меня.

Для культурного же человека вопрос не в том, где и кем снят фильм, а о чем он. Искусство космополитично - либо оно не искусство.

"Левиафан" не кинофильм, но это не главная беда. Кинофильмов вообще мало, в основном изготавливают слайдфильмы без движения и глубины. Это обычно кино для детей, для отдыха. "Человек-паук". "Терминатор". Кино начиналось с соединения картинок в движение, но мало механически соединить картинки. В "Левиафане" только чередование слайдов. Насколько эти картинки живописны, неинтересно думать, как интересно размышлять о месте в искусстве картинок, которые продают на Арбате туристам.

К числу очевидных недостатков именно этого фильма можно отнести стерилизованность видеоряда. Вместо действительности показывается ее стерилизованный, гламуризованный, германизированный вариант. Чистота, ни пятнышка, ни луж, дороги идеальные. Герои приезжают палить в пустые бутылки на озеро. Берега озера девственно чисты - очевидно, что труппа тщательно убирала мусор, накопившийся за предыдущие годы.

То же относится к сценарию и актерам. Дело не в "хорошо" или "плохо", а в том, что это "мимо кассы". Таких людей нет. В реальности так себя не ведут ни лицемерные архиереи, ни трудяги, ни гаишники, ни номенклатурщики. Они, возможно, видят себя такими, хотели бы быть такими - но они не такие. Они грязнее. Они пьют - но, в отличие от героев фильма, у них носы красные, а не белые. Пьют в фильме напоказ для западных кинокритиков. Свои так не пьют - не пьянея, без имитации повода.

По всей видимости, автор сознательно делал фильм не для российской аудитории, а для западных кинокритиков. В нём использованы голливудские штампы о России (питие водки, грубость), но российская реальная грязь не показана, тщательно убрана. Главный герой - абсолютно голливудское лицо наподобие Кирка Дугласа или Макса фон Зюдова. Видимо, именно режиссёр вынудил неплохих актёров плохо, ненатурально играть - изображать не православногоархиерея, а архиерея в представлении американца. Кто виноват в том, что даже хорошо играющие актёры периодически "пускают петуха", фальшивят интонацией и жестами, - неинтересный вопрос. что, что в фильме по роману "Географ глобус пропил" (главная героиня играет один и тот же типаж в обеих лентах). Это же стилистика "российской литературы" - картонной и безжизненной литературы шаргуновых, шевкуновых, прохановых. Автор явно подражает Бергману, но это не облегчает, а утяжеляет халтуру.

Что фильм вдруг пошел по ведомству "религиозная проблематика" - чистое недоразумение. С таким же успехом можно обсуждать, какое место Жириновский занимает среди либеральных демократов.

Фильм содержит в себе антиклерикальный элемент, очень небольшой, только в конце этот антиклерикализм выходит на первый. Архиерей произносит проповедь, в начале удивительно проникновенную и христианскую, а потом вдруг сползающую в нападки на Толоконникову и Алехину. В реальности ни один российский архиерей неспособен произнести ни столь вдохновенную проповедь, ни столь подлую. Вдохновение пожиже, подлость попримитивнее. И в кабинетах начальники с архиереями общаются совсем иначе. У режиссера представления о Церкви и духовенстве точно такие же приблизительно-неверные, как у всех российско-советских деятелей культуры. Антиклерикализм в этой среде абсолютно традиционен, и цена ему грош - это антиклерикализм конкурентного типа, отпихивание от кремлевской кормушки соперников, не более. На амвоне храма Христа Спасителя ни Звягинцев, ни Невзоров с протестами против засилья Лубянки не выступали, предоставили это слабому полу.

Совсем уж комично смотрится эпизодический "как бы хороший" священник, который не знает текста книги Иова и думает, что Бог наказал Иова за то, что тот искал смысл жизни.

Откуда взялся пафос антиклерикализм в конце фильма - понять можно. Автор сказал, что изначально хотел экранизировать американскую историю о простом фермере, который забронировал бульдозер и разнёс контору горнодобывающей компании, уничтожавшей его городок. Римейк - дело немножко воровское, указывающее на дефицит воображения, но в России большинство кинофильмов - именно переделки ненавистного западного кино. В итоге владелец бензоколонки живет в роскошной квартире в сталинской высотке... В фильме Звягинцева адекватно было бы на место всесильной ТНК поставить чекиста-олигарха, причем столичного. Все вопросы решаются в центре. Лубянка сочетает в себе худшие черты "Дженерал моторс" и ЦРУ. И вдруг, не исправляя этого (а зачем переснимать? "И так сойдет! Пипл схватает!"), режиссер напрочь убирает чекистскую олигархию и на ее место водружает церковь. вместо бизнес-центра под опекой Лубянки появляется церковь. С больной головы на больную печенку!.. Как будто Гундяев роди Путина, а не Путин роди Гундяева!

Кинофильм дело дорогое. В России еще и жестко контролируемое Кремлем. Звягинцеву разрешили снять антиклерикальный фильм, ничего более. Кремль не запрещает антиклерикализм - а в России незапрещение уже есть поощрение. А тут еще и профинансировали. Вот это - интересно, но это не художественное явление, а политическое. Почему Кремль поощряет антиклерикализм, одновременно щедро финансируя клерикалов? Да по той же причине, по которой Кремль поощряет Жириновского, терпит Навального (хотя стирает в порошок настоящих оппозиционеров), прощает долги Лимонову. Лучший способ подавить настоящий протест - профинансировать фальшивый.

Главный герой на Иова абсолютно не годится. Алкоголик, думающий, что он трудяга-работяга. Весь фильм - типичная инфантильная мечта алкоголика о том, что вот на него нападут, убьют, и люди будут идти за гробом и рыдать, что с ним несправедливо обошлись. Списывание всех своих неудач на злых начальников. Конечно, в реальной жизни такая история возможна, обычно, даже много хуже - начальнику приглянулась земля, на которой живет человек, платить начальник не захотел. Землю через неправедный суд отобрали, человека за сопротивление посадили в тюрьму, а его жену убили.

Что Звягинцев пытается выдать свою историю за универсальную - это прямая ложь. Вспоминается пародия "Фильм! Фильм!! Фильм!!!" где цензура резала концы. Подлинная история - американца, который бульдозером сносит дома обидчиков. Возможна ли она в России? Как некоторая фантастика - да. Как призыв к свободе - очень даже да. То, что Звягинцев предпочел вместо этого как бы "реалистический" финал - великолепная иллюстрация того, что есть самоцензура и выпускание пара в сторону.

Левиафан как символ государства - абсолютно неуместен и ложен в картине. В России - не государство, в России - Контора. Банда. Высокую философию тут разводить неуместно. Это в свободном мире есть смысл говорить о "смерти Бога", роли государства и т.п., а в России подобные разговоры маскируют обычнейшее людоедство, к "смерти Бога" отношения не имеющее. Левиафан Гоббса - настоящий, это государство правовое, демократическое, но все же опасное. Левиафан Звягинцева - надувной, это и не государство вовсе, а шайка, которая мечтает выглядеть государством. В Британии этой шайке соответствует разве что банда вымогателей. Сопоставлять Путина с Тэтчер, Звягинцева с Грибоедовым и Достоевским (было такое!) - как сопоставлять Илью Эренбурга с Моисеем.

Горячее обсуждение "Левиафана" - а не того, когда и как выводить войска из Украины - показатель ложной направленности российского общества на свои мелкие болячки, а не на зло, которое оно причиняет другим. Пусть даже тебя несправедливо посадили на пятнадцать лет - но украинца твое государство попросту убило. И голландца. И грузина. А ты считал это нормальным и в этом соучаствовал.

Правда (в фильме архиерей коварно противопоставляет правду истине) в том, что все герои фильма, праведные и неправедные, это советские люди, ненавидящие себя и весь мир, радостно едущие в завоеванный Крым и готовящиеся завоевать и разорить все, что удастся. Это не просто премудрые пискари, строящие свое маленькое подлое счастье, это не Иовы, это крохотные Голиафы, очень опасные, потому что их много и у них Бомба.

Фильм можно свести к картинке из провинциальной российской деревни - грязь, разруха, и вот там привезли хоронить мужика, который поехал воевать в Украину и там погиб. Мораль советская утверждает, что виновата разруха, среда заела - вот мужик и рванул стрелять. Да нет, мужик сперва все у себя разрушил, потом поехал разрушать, где еще не все разрушено.

Что до истины, то она в том, что о главном фильм умалчивает - о Лубянке и о войне, которую она ведёт со всем миром. Ишь, на Церковь все свалили! Интрига вся в том, что обиженный трудяга просит адвоката помочь, адвокат пугает обидчика компроматом с Лубянки, называет имя своего покровителя из Конторы. Обидчик наводит справки и выясняет, видимо (в фильме тут невнятица), что никакого покровителя из Конторы у адвоката нет. Значит, и компромат не страшен - адвоката избивают до полусмерти и отпускают. Самая ирреалистическая сцена - когда обидчик-мэр распекает подчиненных - мол, скоро выборы, а тут такой компромат! Фильм пропагандирует главную путинскую ложь: в России есть выборы! Да нету их, есть имитация выборов - как фильм Звягинцева имитация кино.

Главное российское зло только и обозначено парой фраз - мол, знаком с Человеком из Конторы. Но чекист не выведен на экран - на экране архиерей, чекистская марионетка. Среди номенклатурщиков города никто из ФСБ не показан. То есть, реальная власть отсутствует, ей выдана полная индульгенция. Контора, видимо, благодарна - отсюда и деньги на фильм, и раскрутка фильма за рубежом. Отличное оправдание путинского деспотизма: мол, смотрите, кем приходится править, тут без железной руки не обойтись! Ай бросьте, обойдемся!

"Левиафан" - ровно из того же кластера, что фельетоны в советском "Крокодиле" с критикой районных начальников, директоров столовых и т.п. "Здоровая критика" - потому что мимо главного. Только при советской власти все понимали, что грош цена этим фельетонам, что "Фитиль" ничего не поджигает, а теперь придумали оправдание - мол, основная масса зла внизу, вот мы его и разоблачаем, а вверху это уже последствия. Так разоблачайте внизу - кто назовет хоть один фильм, разоблачающий хоть одного, самого преступного гебешника? Да даже о Берии или о Ежове такого кино не сняли! Вот она - главная российская святыня, неприкасаемая ни для кого.

Щедрин придумал гениальный символ российского придворного интеллектуала - вяленую воблу, даже воблушку. За сто лет вобла подросла, стала вяленым левиафаном. Как можно тут чем-то восторгаться или чему-то ужасаться? Бойкотировать надо всю эту лугандонскую "культуру", хранить душевную гигиену - иначе напекут столько имитаций, что вся жизнь уйдет в их анализе.

Главная ложь фильма - что в России все безнадежно. Ради этого американский сюжет о бунте (о котором сам режиссер говорил как об исходном) изменен на историю о задушении бунта в зародыше. Именно эта ложь сделала фильм популярным у конформистов! И у американца нет шанса на бунт, американец бунтует вопреки безнадежности! И у русского есть шанс на бунт, а не бунтуем мы по трусости и разобщенности. Но это преодолимо, и надо преодолевать трусость и разобщенности, а не талдычить под руку, что все безнадежно.

Надежда в России - главное уголовное преступление. Надеяться - с точки зрения бандита - означает "быть политизированным". А на политику имеет право только бандит! Вера и надежда - под вечным судом, потому что подрывают основы власти, которая убеждает, что всё безнадежно. Убеждает в безнадёжности и Звягинцев. За это власть простит ему всё, как и многим проповедникам безнадёги прощает. А вот единое слово надежды - не прощает.

Между тем, надежда есть, и ломаться не следует, а особенно не следует проповедовать безнадежность. Надежда есть в России, как и в Польше, и в Украине, и в Нигерии. Надежда вопреки очевидному, вопреки данному, вопреки реальности, - но не вопреки человеческому.

Глубоко анализировать творчество Звягинцева неинтересно - он мне кажется типичным представителем кое-какерства, халтуры, культуры троечников. Наверное, и в халтуре можно найти что-то - ее же человек создает - но, извините, зачем? Огромный мир хорошего искусства, а я буду с лупой выискивать что-то дельное в полотне "Выступление товарища Жданова на партконференции"? Я полжизни прожил в стране, где тысячи интеллектуалов активно производили ничто и обсуждали ничто, выискивали в ничто плюсы и минусы - и вот все они умерли, и ничто их умерло. Вторую половину жизни я живу при другом ничто - и по-прежнему не хочу участвовать в его бурной имитации жизни. Благо интернет даёт возможность прикоснуться к настоящей жизни.

И даже проповедуя безнадежность, Звягинцев проповедует плохонько, нравится он может лишь тем, кто жаждет подкрепления своей веры в безнадежность. Так что речь не о нем лично, а об идее, что все плохо.

Проповедь безнадежности пытается раствориться в трагизме жизни. По логике безнадёжности, Шекспир и Шопенгауэр, Шаламов и Чехов - мелкие писаки из Конторы Глубокого Бурения, внушающие, что жизнь беспросветна и потому надо верно служить бесконечным Карлам, Генрихам, Николаям и Владимвладимировичам. Но это ложь не только о жизни, но и о Шекспире и прочих. Трагическое не безнадежно, и "Ромео и Джульетта" - в высшей степени оптимистическое произведение. Об этом есть чудесное эссе Честертона - о надежде глубинной, которая вдохновляет петь "И вздернули Билла, а мы пустились впляс, йо-хо-хо".

Путинизм начинается не со взрывов и убийств, а с проповеди безнадежности. Уже Гайдар этим грешил. Мол, нельзя победить Лубянку и военных, а потому давайте побеждать интеллигентов, трудяг, пенсионеров. Нельзя отобрать у богатых и раздать бедным, а потому отберем у бедных и раздадим богатым. Что и было исполнено. Теперь Путин внушает Западу, что сопротивление безнадежно - будут танки и в Киеве, и в Бухаресте, и в Лондоне. Удавий взгляд... А кто посмеет сказать, что это бабушка надвое сказала - тот политикан.

Культура путинизма - это культура безнадежности. Люди внушают себе и окружающим, что все безнадежно, будет лишь хуже, вселенная расширяется и российская империя расширяется, так что оставь надежду всяк, к кому мы входим. Конечно, особенно усердствуют в такой проповеди разнообразные предатели - каковых, увы, много. Им нужно растворить свое предательство во всеобщем. Что ж, они пусть усердствуют в предательстве, а мы будем усердствовать в верности и надежде.

Самый характерный аргумент в защиту "Левиафана" привел депутат московского района - того района, где сгорела библиотека-спецран. Простой депутат районного уровня открыл главную военную тайну Россию.

«Если снять по-настоящему мрачный сложный фильм про засилье в России спецслужб, то его просто никто не будет смотреть».

То есть, в России нельзя снять правдивое кино – следовательно, да здравствует кино лживое. Спасибо за откровенное изложение жизненных принципов конформизма, главной опоры деспотизма.

После такой защиты никакого обвинения не надо.

И далее:

«Священник в «Левиафане» не только церковь представляет и совсем не только от лица Русской православной церкви говорит. «Левиафан» - это сращивание всех ветвей, субъектов, агентов власти в одно единое целое, когда и священник, и мэр, и судья, и прокурор, и начальник полиции (а дальше по аналогии мы продолжаем, соответственно, и представитель ФСБ, представитель администрации президента), они все вместе сидят за каким-то огромным столом и совершенно оторваны от остальной России».

Вот на заборе слово из трёх букв. Или даже, лучше, на стене тюремной камеры. Заключённые отрезаны от всего мира. Читать им нечего. Один из них написал это слово, а остальные оживлённо обсуждают. Одни доказывают, что это слово обличает надзирателей, другие – что оно обличает всю российскую действительность. Какой-то скептик-очкарик говорит: «С чего вы это взяли вообще?» Ну как, отвечают ему, ты посмотри, какой наклон у первой буквы? Тут буква «ха» явно символизирует букву «ё»! Нажим видишь, какой? А как подгадано, что солнце освещает это слово справа, а не слево? А у и краткого не точка, а загогулина – о, как смело символизирована надежда на лучшее!

Из чего следует, что духовенство в фильме символизирует всё начальство? Ни из чего. Из чего следует, что фильм – за надежду? А, дороги показаны чистыми… Свет в кадре вот такой-то… Карман у героя оттопыривается - уж наверное в нём фига!

Кстати, «всей России» фильм тоже не символизирует. Во-первых, потому что гебистская диктатура – не «оторвана от всей страны». Она её существенная часть. С КГБ прямо или косвенно связано около половины населения организационно, а психологически – все три четверти. Во-вторых, я не склонен противопоставлять Москву и провинцию, - и, к примеру, Шлосберг в провинции, а не в Москве, а это лучший, как мне представляется, политик современной России. В любом провинциальном городе есть по-настоящему свободные интересные люди. И делать символом «всей России» автомеханика – типичного «совка» - это означает впадать в истерику с одной-единственной целью: всё так плохо, что не надо рыпаться, надо ограничиться вылазками за Навального и подписыванием виртуальных челобитий Путину. А Путин в ответ профинансирует очередное кино, толстый журнал… И не надо бояться, что, мол, государство-левиафан пожрало библиотеку - библиотека эта была создана левиафаном для его служебного пользования, и возглавлял ее последние годы "правовед" Юрий Пиваворов, один из ярких представителей дозволенного фрондерства, которому было позволено даже по телевизору обличать власть - потому что было в этих обличениях что-то поддельное, звягинцевское, и не было настоящего, как в речах Ковалёва или Подрабинека. Так что не оставят без зарплаты и места его и его работников! Ну, ездить, возможно, придётся подальше, но это как-то не очень интересно знать, куда именно - всё равно, как и толстые журналы, это было псевдо-культурное заведение, пробирка, а не море или хотя бы лужа. А культура - она не может быть в пробирке.

 

"И КРОВЬ ОТВОРЯЮТ..."

Цену смерти надо спрашивать у полумёртвых, о рашизме надо судить не по испитым матерщинникам, а по гламурным дельцам. Февраль 2015 года. Феликс Сандалов интервьюирует для рекламной статьи пятырех владельцев мужских парикмахерских премиум-класса в Москве. Выясняется, что владельцы подстраиваются под клиентов – не берут на работу женщин и таджиков. Сексизм и расизм. Что это ксенофобия – отрицают и изобретают новоязный заместитель: «Это просто вопрос репутации». Репутация среди расистов, конечно.

Один из владельцев оборудовал парикмахерскую в стиле «а ля царская империя». В России модно сейчас становится называть Путина просто «царём» - уважительно. Это закономерное продолжение процесса, который начался в 1990-е, когда на место советской эстетики хлынули стилизации под XIX век. Любой кидала воображал себя Саввой Морозовым, взяточник воображал себя графом Витте, а гебешник – Бенкендорфом. Свежая безнравственность маскируется под безнравственность с плесенью и патиной. Называют это украденным с Запада же словцом «реконструкция». Владельцу такой «реконструкционной» парикмахерской и задаётся последний, ударный вопрос интервью:

«Стрелкову посоветовали бы усы подстричь?»

Владелец не в шоке, не требует снять вопрос, и уж подавно не кричит: «В моей парикмахерской этого кровавого палача не будет!» Владелец – Филипп Зейналов – отвечает:

«Стрелкову я бы сказал: «Игорь, тебя всегда ждет золотая карта в «Усачах» — приходи, если захочешь, мы тебя всегда бесплатно подстрижем». Мы с ним, на самом деле, знакомы уже много лет, и на реконструкциях исторических сражений он всегда был где-то в соседнем полку».

Так что дело вовсе не в том, что плохие архиереи отбирают бизнес у хороших предпринимателей… С такими бизнесменами никаких левиафанов не надо…

* * *

Фильм «Дурак» (Юрий Быков, 2014). Различие между «Левиафаном» и «Дураком» есть различие между двумя подвидами цинизма. «Левиафан» утверждает, что Россия обречена, потому что начальство всё задавит, «Дурак» - что Россия обречена, потому что рабство в генах народных. Общего у кинолент и то, что сняты плохо, провинциально. Очень жаль всех участников кинопроизводства, каждый из которых иногда – вполне профессионал, а конечный продукт – третьесортный. Общая и эстетика, хотя в «Дураке» хотя бы нет толстого слоя глянца – грязь не вычищена, обои не подклеены.

Сюжет прост: главный герой – сантехник, провинциальный князь Мышкин («дурак» - вместо «идиот»), обнаруживает, что скоро должен рухнуть дом. Предупреждает об этом мэра городка, но мэр не принимает мер, а приказывает полицейским застрелить и закопать сантехника и двух его руководителей, чтобы списать на «пропавших» грядущую катастрофу. Полицейские проявляют жалость, сантехника не убивают, он бежит предупредить жильцов, и те сами убивают его за паникёрство.

В «Дураке» более выпирает недостаток, который в «Левиафане» не слишком ярок – ходульность. Словно в старинных пьесах, персонаж выходит на сцену и заявляет: «Я – страшный злодей и сейчас учиню прегнуснейшее злодейство». Если уж архиерей, так христианских младенцев пачками ест и сам диавол у него на посылках. Казалось бы, после Фонвизина странно так поступать, но, с другой стороны, ходульность была фирменным знаком советской культуры. Злодейства все ненатуральные – в обоих кинолентах. Но на это у фанатиков есть классический приём. За проблески настоящего они восхваляют любимое произведение – оно-де «показало». Фальшь, ходульность и просто враньё восхваляют как «символизм», «притчевое начало». А это не притчевое начало, а самоцензура, а то и просто творческая импотенция. Мало поместить действие в провинциальный городок, чтобы сравняться с Гоголем.

«Дурак» проповедует веру в то, что Россия скоро развалится, «Левиафан» - что Россия будет гнить вечно. Обе проповеди вздорные – и одинаковые как две стороны одного отчаяния. В России, как и в любой стране, есть потенциал и к мгновенной гибели, и к вечному гниению, и к постепенному возрождению.

Мораль обоих фильмов проста: ничего изменить нельзя. Юродивые, которые что-то пытаются изменить, заслуживают того, чтобы их убить и затем почитать со скрежетом зубовным. В «Дураке» главный герой – настоящий юродивый, он пытается предупредить соотечественников о катастрофе, отказывается эмигрировать, забывая жену и сына. Соотечественники его и убивают. (Совершенно, кстати, немотивированно – ну как же, это «притчевое начало». Христа, однако, распяли абсолютно мотивированно.) В «Левиафане» главный герой – нимало не дурак и не юродивый, а просто пустое место. Однако, если на месте святе – мерзость запустения (идея «Левиафана»), это не означает, что пустое место превращается в святое. Оно всё равно остаётся пустым местом.

Цинизм и отчаяние российского разлива – закономерный итог несвободной жизни. Легко себе представить, какое кино будут снимать в Луганске и Донецке лет через двадцать – всё тех же «левиафанов» и «дураков». И будут среди донецких и луганских свои павловские с белковскими, свои левые и свои правые. Только честных не будет, требующих возвращения своей страны туда, откуда её заграбастали.

Надежда, конечно, есть. Даже две – внешняя и внутренняя. Внешняя наадежда на то, что рано или поздно неудержимый российский империализм натолкнётся на сопротивление превосходящего себя противника. Видимо, это произойдёт, когда пророссийские активисты потребуют автономизации Лейпцига и Потсдама с последующим присоединением к Москве – благо граница с Россией к тому времени будет проходить по нынешней польско-германской. Не потребуют? Побоятся? Да нет, какие уж там страхи у слепой агрессивной жажды убийства…

Но главная надежда, конечно, внутренняя. Русские не так плохи, как мы сами о себе говорим, не левиафаны и не дураки.  Люди. Грешники, и праведники, и середнячки. Ни в каких генах никакое рабство не запрограммировано, никакие многовековые традиции и структуры не определяют даже одной-единственной минуты жизни. Всегда есть свобода сделать добро. И делают! Почему, собственно, и громоздится такой аппарат насилия. Что ж, насильник пусть собирает свою сокровищницу, а добрый человек свою. Победы гарантировать невозможно, а воскресение – гарантировано, и лучше встретить воскресение с верой в людей (Бог-то потерпит), чтобы не пришлось в вечной жизни маяться наедине со своим цинизмом.

 

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова