КОРОЛЬ -- НЕ ГОЛЫЙ!
Cм. Антироссия.
Большевики часто говорили о необходимости самокритики. К счастью, только говорили! Если бы они ещё и допускали самокритику, до сих пор на дворе был бы жирный густопсовый большевизм, упитанный, а не путинский. Самокритика -- как предохранительный клапан. Этим самокритика отличается от свободы слова. Свобода слова предохраняет от гибели демократию, самокритика предохраняет от гибели деспотизм.
Конечно, важно не допустить превращения самокритики в свободу слова. Так это легко: человек, который привык критиковать свою власть, ворчать на свою власть, он и сам против свободы слова. Ведь свобода слова -- это свобода не только критиковать, но и обсуждать, как улучшить власть, а если власть не улучшаема, то как её заменить. Да и вообще, свобода слова -- это свобода взаимного обмена словами. Самокритика же -- всего лишь свободы выпускать пар, критические замечания, как выпускают мыльные пузыри или газы.
Несвободный человек вечно ворчит, и это очень укрепляет несвободу. Ворчание на власть -- почётная обязанность несвободного человека. Если не ворчит -- пусть хотя бы слушает чужое ворчание. Именно ворчуны, а не льстивые восхвалители, подлинная опора несвободы. Деспотизм это знает -- если он сообразительный, в чём нынешнему Кремлю не откажешь. Особенно дорого, что ворчуну можно не платить, хотя тот делает работу более важную, чем любой придворный политтехнолог.
Ворчат при деспотизме все, начиная с деспота. Особенно это верно, когда деспотизм -- коллективный, номенклатурный или, говоря по-православному, соборный. Тогда первое, что делает врио деспота, выходя на трибуну, - ворчит на чиновничество, на деспотизм, на коррупционеров, на собственных министров, может даже на президента поворчать. Главное -- не ворчать на народ, народ сам на себя должен ворчать и делает это с удовольстием. Ведь ворчать -- не работать.
Ворчат учёные на учёных и начальство, ворчат парикмахеры на начальство и стригомых, ворчат врачи на пациентов, минздрав и на тех врачей, у которых пациенты побывали ранее. Все знают, что ворчать плохо, но все ворчат, потому что приятно.
Как всегда, особую роль занимает ворчание в религиозной жизни -- точнее, в жизни религиозных организаций. Даже неверующие люди — и именно неверющие — рассуждают так: «С нас, грешных, и спросу нет, а Церковь претендует на святость, но...»
Вообще верующий человек ворчать не может в принципе. На Бога можно только кричать, проклинать Его, ругать Его, - милые бранятся, только тешатся, читайте Библию, где постоянно то Израиль на Бога кричит, то Бог на Израиль. Но -- кричат, а не ворчат, разница как между сексом и петтингом. На сатану ворчать глупо и бесполезно, он сам на всех ворчит, а ушей у него просто нет.
Когда церковная жизнь несвободна, - особенно если она марионетка у деспотизма раззолоченного, коррумпированного и убойного, ворчание особенно полезно. Ворчания не должно быть много, особенно ворчание ягнят недопустимо. Ягнята должны пастись, а ворчать имеют право разве что пастыри.
В современной государственной церкви есть несколько штатных ворчунов. Они такое говорят о церковной жизни! И что архиереи стукачи, и что духовенство спивается, и что под государство ложимся. Казалось бы, при деспотических нравах, должны были бы их давно вышвырнуть за борт, но -- нет. Десятилетиями ворчат о. Георгий Эдельштейн, о. Павел Адельгейм, с недавних пор к ним прибавился представитель перестроечного православия о. Павел Эдельгейм. Ой, как они ворчат на церковность, на беззакония, на произвол... А выгоняют церковные власти вовсе не их. Выгоняют тех, кто осмеливается не ворчать, а делать -- выгнали либерального о. Глеба Якунина, когда посмел пойти в депутаты, выгоняют реакционных священников,когда те смеют выступить с коллективным письмом протеста или даже изменить молитвы литургии так, чтобы не поминать начальство. Ворчать -- ворчи, сколько угодно, но из ворчания не должно возгораться дело, - такая мораль из этого аморализма.
Ворчать же на то,что в Московской Патриархии за последние двадцать лет стало меньше Бога, что церковность в кризисе, - это пожалуйста. Ворчи и получай зарплату, не бойся. Потому что ворчание означает, что сколько-то Бога всё-таки есть, что церковность хоть и в кризисе, но в наличии. Король голый -- но всё-таки король.
Да нет никакого короля! Платье есть, новое, гламурное, отлично сшитое, а под платьем -- пустота. Церковности стало меньше? Да её никогда не было там, где была окологосударственная контора, и не будет, пока будет контора. Бога стало меньше? Помилуйте, ну как Бог может просочиться туда, где одна казёнщина и... ну, в общем, всё то, на что ворчат ворчуны, чего уж тут повторяться.
Конечно, это не значит, что сознательно обманывали себя и запоздало прозрели, не означает, что в государственной церкви не может быть Бога, веры и церковности. Есть, конечно! Только они там контрабандой, тайком, они там на положении тараканов: увидят, -- раздавят. Так что лучше не показывать. И есть масса прекрасных священников и искренних верующих, которые в сердце и Бога имеют, и церковность как-то пытаются поддерживать. Они есть потому, что делают вид, будто их нет, будто они такие же обрядоверы, держиморды и обрядоверы, как верхушка варьете. Конспирация -- и правильно! Возможно, даже среди архиереев есть такие конспираторы, вполне верующие и не развращённые люди, они только прикидываются такими.
Король -- не голый. Короля просто нет. Есть зияющая пустота, алчная и мрачная. Она ни церковна, ни антицерковна, она не экуменична, ни антиэкуменична. Небытие не имеет свойств, оно лишь имитирует их. Ворчать на небытие -- означает причащаться небытию. Как же быть и что делать? Да знамо что -- возделывать свой сад и помогать другому, хотя, наверное, всё это придётся делать тайком. Потому что короля нет, но зато на каждого садовода по сто портных с преострыми ножницами и предлинными иголками.
