АНТИРОССИЯ
ЧАСТНЫЕ ЛИЦА ГОСУДАРСТВА
В России самый ходовой товар -- частное лицо. Запретный плод сладок.
Состояние дел с частной жизнью напоминает брежневский анекдот про новую услугу: продовольственные заказы принимают по телефоны и выполняют по телевизору.
Судя по телевизору и дозволенным СМИ, в России куда больше частной жизни, чем на Западе. Сплошная частная жизнь! Даже политика и та подаётся как сугубо частная жизнь одного человека. Огромный спрос на негосударственных людей не остаётся неудовлетворённым. Зато в критические минуты негосударственные люди всегда под рукой с заявлениями о том, что, несмотря на отдельные недостатки, в России частная жизнь есть. Следовательно, отдельные злопыхательские разговорчики про кровавую гебню -- паранойя.
Частые гимназии есть? Частные СМИ? Частные заводы, фирмы, магазины? Есть они, значит, есть и частная жизнь.
Так вот нет никаких частных гимназий, частных СМИ, частных заводов, фирм и магазинов. «Там» - есть, а «тут» - нет. Есть их имитации. Потому что «частное» - это не когда у тебя что-то есть, а когда у тебя это что-то не могут отобрать. Частный человек - тот, кто может выиграть суд у государства, а не тот, кто умеет переложить деньги из государственной казны в собственный карман незаметно для самого себя и окружающих. «Частная жизнь» - та, в которую никто не может войти без стука. «Приват» - так по-западному звучит русское «Посторонним вход воспрещён».
В жизнь российского жителя посторонним вход разрешён! Разумеется, не каждому. Вход разрешён государству. Собственно, вся жизнь российского жителя есть каноническая территория государства, и быть гражданином России означает с этим мириться.
Механизм деприватизации частной жизни и прост, и сложен. Прост, потому что в его основе -- дырка на месте права. Вот до 25 октября в России было какое-никакое правовое пространство, а после 25 октября -- правовая дыра. Право -- штука крайне необходимая в жизни, поэтому правовую дыру постоянно норовит заполнить лезущее с разных сторон право, но государство -- или то, что на его месте -- бдительно вычищает право как рыбак вычищает прорубь от наледи.
Конечно, вычищение России от частной жизни, как и поддержание дыры во льду, есть процесс не линейный. Сперва, когда только продалбливали дыру, были и кровавые репрессии, и красный террор, и бессудные расправы, и полный запрет всего частного, вплоть до того, что и зубную щётку велели именовать «личной собственностью». Теперь, когда дыра уже широкая, её можно и даже нужно не только зачищать, но и камуфлировать. Чистит Лубянка и суды (суд в России - главное средство уничтожения права), камуфлирует - минкульт и подобные ему. Все «реформы», начиная с хрущёвских и до нынешних времён, сводились к этому: как бы закамуфлировать отсутствие в России частной жизни. На сегодняшний день камуфляж довольно основателен, только вот цену ему нужно спросить у чеченцев, у Ходорковского, у Сутягина и многих, многих других.
В Конце концов (потому что Конец всё-таки есть всему) лучше всего про то, что такое «приват» в России расскажут те, кто был взорван Теми, Кому Надо в Москве в 1999-м году. Диктаторы, как и рыбаки, не должны пользоваться взрывчаткой, а всё-таки пользуются. Гексоген оказался чудным средством напомнить людям, что к чему. Все сразу хором заговорили о том, что взрывы устроило не государство российское, а какие-то нехорошие частные лица. Заговорили наперебой, демонстрируя государству, что вот меня-то уж точно не стоит гексогенировать, я весь твой и без этого!
Каким образом отсутствие правового поля фальсифицирует частную жизнь? Если от суда остаётся лишь видимость, то конкуренция по способностям заменяется выслуживанием перед государством. В итоге самая массовая -- та религия, которую полюбило государство. Формально её духовенство -- от Гундяева до Охлобыстина -- частные лица, не госслужащие. Но если бы рядом с храмом Охлобыстина был бы храм Якунина -- кто знает, куда бы пошёл народ. Поэтому ни в 2000-е, ни в 1990-е Якунину не дали возможность обзавестись храмом. Те храмы, которые во время замятни начала 90-х попали к негосударственным православным, на сегодняшний день почти все отобраны, а о том, чтобы представители «неправильного» православия оказались на телеэкране или в СМИ, и речи быть не может.
Частная жизнь так же нуждается в конкуренции и свободе, как и любой продукт. С середины 1990-х запретили ввоз в Россию почти всего, что угрожает отечественному производителю. Например, пластиковых окон. В итоге отечественный производитель производит омерзительного качества пластиковые окна, причём даёт им финские названия. Вот такого же качества религиозная жизнь, которую производят отечественные духопроизводители, ограждённые от нежелательных конкурентов.
Ровно то же самое с культурой -- этой плотью частной жизни. Формально в России есть писатели, толстые журналы, газеты, книжные магазины, литературные премии. Вполне такие частные пишущие и награждающие лица. Можно даже забыть о том, на какие деньги издаются толстые журналы. Можно не учитывать того, что поскреби любого «писателя» и через два-три звена обнаружится его плотная связка со вполне государственным механизмом культуры. Велика Россия, а источник финансирования один -- госуглеводород. Вот чего нельзя забывать -- и что постоянно забывают -- что в культуре частное тоже есть продукт конкуренции.
Если и издатели, и книготорговцы, и СМИ, и их потребители живут в мире без конкуренции, в мире, где всё решает благоволение государства, то никакими «частными лицами» эти издатели, писатели и читатели не являются. Просто государственные служащие, играющие какой-то муторный и никому, кроме них, неинтересный капустник. А они -- то есть, мы -- живём именно в таком мире, то есть, извините, в антимире, в Антироссии, которая не имеет ничего общего с просто Россией. Увы, мы все -- лишь засланные казачки вроде Штирлица.
Государство поручило изображать «частных лиц», «частных предпринимателей», «свободных художников» - изображаем. Но каждый очень чётко знает, сколько звеньев в невидимой цепочке, приковывающей его к государству. Другое дело, что дать себе отчёт в этом знании намного труднее, чем обнаружить в душе воспоминания о платоновских эйдосах. Но ведь со стороны-то видно: вот православный журнал публикует дискуссию совершенно негосударственных патриархийных служащих с не менее негосударственным писателем о том, насколько велики пороки Церкви -- а на самом деле одни гослюди с другим гослюдём лишь изображают дискуссию. Хотели бы настоящей дискуссии -- позвали бы того же о. Глеба Якунина. Но нет, он для них и не отец, да и вообще, кажется, уже покойник. Потому что он -- реально частное лицо, ничего не получившее от государства, существующее вопреки государственному давлению, а для имитации нет ничего страшнее реальности.
Есть спрос не на внегосударственных людей, не на частных людей, а на имитацию -- на таких государственных, в сущности, людей, которые умело изображают частных, а то и прямо антигосударственных существ. Наугад: из старых -- Невзоров, из средних -- Кураев, из новых -- Охлобыстин. Один изображает воинствующего антиклерикала, другой -- клерикала честертонствующего, третий -- шутовствующего. Спрос на них большой, и государство позволяет им такое, что не позволило бы ни одному частному лицу. Государство умное и знает, что собаке иногда нужно бросить пластмассовую кость. Разница между этими персонажами и их западными оригиналами такая же, как между милицейским «козлом» и джипом, между «Известиями» и «Таймс», между Большим театром и театром «Глобус». Рузвельт, Шелепин, Путин. Честертон, Эренбург, Быков. Гилгуд, Михалков, Охлобыстин... Прямо как в дарвиновском музее на схемах, только наоборот...
Псевдочастные государственные лица по функции -- вампиры. Они всего лишь отсасывают внимание, мысли, запас которых у человека, увы, не бесконечен. «Поведёшься» на Кураева -- не хватит на Меня. Привыкнешь к Охлобыстину -- покажется безвкусным Маковецкий. К счастью, свободы воли никто не отменял (кроме этих самых господ, разумеется, которые наперебой и разнообразно пытаются доказать, что свобода воли есть лишь у государства). Так что надо просто исполнять заповеди заключённого: «Не верь, не бойся, не проси». Не верь, что придворный паяц -- частное лицо. Не бойся, что без откровений псевдооппозиционного интеллектуала будет нечего читать. Не проси выйти на бис шута горчичного. И -- освободишься из заключения, и начнёшь вести не чужую телевизионную, а собственную, неподдельную частную жизнь.
См. Частная жизнь.
