Яков Кротов

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

ИСТОРИЯ ОРИЕНТАЦИИ ЧЕЛОВЕКА

Правое и левое - зависимость от имущественного неравенства.

Как правые маскируются под левых: от тори до либертариан.

ПРЕДЫСТОРИЯ

Человек вопринимает мир как порядок не изначально. Изначально он воспринимает мир как хаос — в животе матери нет деления на небо и землю, свет и тьму. По мере своего роста человек познает мир как порядок и может дорасти до отрицания того, что в мире есть порядок. Действительно, как доказать, что свет и тьма — реальность, существующая и помимо человека, а не результат нашего восприятия мира? Может быть, для кошки все серо? Здесь наука и философия оказываются на равных с верой: доказать нельзя ни объективности порядка, ни объективности хаоса. Из того, что человек не сразу начинает воспринимать пространство, не следует, что пространство — лишь результат обучения, как не следует и того, что пространство — реальность. Научить можно и лжи, и правде. Отчасти выход в том, что и ложь может стать символом — обозначением правды. Драконов нет, но дракон символизирует жадность, которая есть. Главное — не сделать правду обозначением лжи.

Человек познает мир, а себя знает. Поэтому сторон света — четыре, а свет — один, это сам человек, пуп земли. Через человека проходит ось мира. Чем меньше человек (возрастом или умом), тем естественнее для него считать себя Человеком-Горой, вокруг которого все вращается. Вырастая, мы превращаемся из Гулливера в стране лиллипутов в Гулливера на Лапуте, научаемся смотреть на мир сверху. Начинают с того, что воспринимают мир как подобие себя, рисуют карту земли в виду человеческой фигуры, заканчивают иногда тем, что воспринимают себя как подобие мира. Начинается же все с того, что мы воспринимаем свое тело, которое — не шар, в котором правая часть отличается от левой, а передняя — от задней [Подосинов, 1999, 467]. И вот уже готова первая система координат, она же, впрочем, и последняя. Причем четыре стороны света равноправны только на бумаге. Поскольку все-таки “свет” — это прежде всего я сам, каждый сам себе главный свет в окошке, проблема в том, как стать им для других, а у меня глаза только впереди, и я ими вижу только вперед, то из четырех сторон света одна — которая у меня перед глазами — главная, осмотренная и потому сравнительно безопасная, а которая за спиной, задняя, та темная.

Открытие переда и, простите, зада позволяет обозначить свет и тьму, восток и запад. Юг и север открываются во вторую очередь. У древних германцев, кельтов, финнов, славян год делился не на четыре сезона, а просто на зиму и лето. Тепло — холодно. От одного солнцеворота до другого. Инь и янь. Добро и зло. Солнце и луна. Восток и запад (у совсем древних греков не было севера и юга). У таджиков — полгода “вверх”, полгода “вниз”, теплеет — холодает. Холодно — горячо. Хорошо и плохо. Ад и рай — хотя нет, это обнаружилось позже. Если нужно помолиться или просто взбодриться, поворачиваемся к Солнцу — значит, на Восток. Закатом можно любоваться, можно даже коллекционировать закаты, но и самому заядлому коллекционеру нужно есть, и восход — простая еда. Поэтому само слово “ориентация” означает “найти восток”, и еще до конца девятнадцатого века хорошо чувствовать, что “сориенироваться” — это именно “свосточиться”[Подосинов, 1999, с. 18.].

И поскольку симметрия тела нарушена еще и тем, что сердце — одно, то и левая сторона отличается от правой. Вот уже готов и ряд, где что-то лучше, что-то хуже, что-то впереди, что-то позади, и то, что впереди (или справа) — важнее, приятнее и лучше, чем то, что сзади. Правда, наука пока не в силах понять, почему правая сторона считается более важной. Правая рука сильнее от рождения или от обучения? Это еще нужно исследовать[3]. Ясно, что в любом случае правое полушарие мозга отличается от левого очень сильно — не формой, содержанием. Но ясно и то, что об этом люди не имели ни малейшего представления вплоть о двадцатого века.

Может быть, “правая” сторона стала важнее не потому, что правая рука сильнее, а потому что юг — справа. На юге — тепло, с юга возвращаются перелетные птицы. Кто живет в Северном полушарии (а Евразия вся — в Северном полушарии), для того Солнце движется не просто с востока на запад, а с востока на запад через юг. Это поразительно быстро забывается горожанами, но в чистом поле очевидно. Так к двоичному делению на восток и запад (восток лучше юга) прибавляется деление на юг и север (юг лучше севера). И чем дальше от экватора на север, тем ярче заметна смена времен года, тем ощутимее неоднородность времени, и тем отчетливее различают и в человеческой жизни, в любом человеческом деле весну, зарю, рождение — зенит, лето, свершение — заход, осень, увядание — мрак, зиму, безысходность. Литературный критик Н.Фрай все персонажи и жанры мировой литературы распределил по этим четырем категориям[4].

Человек не так уж произвольно отождествляет юг с добром или с низом, север со злом или с верхом. Евразию пересекает — хочется сказать “справа налево”, но все-таки с востока на запад — огромная горная цепь. У народов, живущих к югу от гор, север обычно обозначается как “верх”, у живущих к северу — юг “вверху”, внизу — “север”[5]. Для жителя равнины на горах — боги, “верх” — это хорошо, и у южных народов священные горы (Синай, Олимп, Меру) — северные. Для живущих на севере Европы хорошо — на юге, там “верх”, а север — это низ, это место тьмы, преисподней.

И это случай, когда хоть сколько-нибудь ясен принцип, по которому сторона света становится религиозным символом. Часто дать объяснение невозможно. Почему современный русский человек определяет, какой приток реки правый или левый, повернувшись к устью реки? Древние славяне поворачивались к истоку, против течения, и поэтому называли реку “Правая” — “Десна” (как правая рука — “десница”), хотя Десна в нашем представлении — левый приток Днепра. “Шуя” — “Левая” (левая рука — “шуйца”) называли как раз те притоки, которые с нашей “точки зрения” — правые. В определенном смысле древние славяне были логичны и вежливы: они смотрели реке в лицо, не пытались встать на ее место. Хотя можно это истолковать и так, что они смотрели в прошлое, в исток, а мы вот, прогрессивные, смотрит в будущее — в устье.

Можно считать, деление пространства на право и лево, верх и низ — результат трехмерности пространства и движения солнца, можно думать, что пространство Бог его знает какое, может его вовсе нет, а если лишь чувства человека — но это чувства каждого человека. А все-таки интересно, действительно ли есть Солнце, кто все-таки вокруг кого движется — оно вокруг нас или мы вокруг него, есть ли создатель или все создано нашим воображением.

Развитие культуры обычно усложняет эту картину. Мореходы могут делить стороны света на шестьдесят четыре направления. Древние греки делили народ на группы, чье число соответствовало временам году, более мелкое деление соответствовало месяцам, еще более мелкое — число дней в месяце. Это сложно, но запоминается, помогает разъяснить мир (который намного сложнее любых делений), потому что в основе всегда — простая пара понятий, которые не абстрактные, которые всегда с собой как всегда с собой перед и зад. Самое сложное — нравственность — лучше всего запоминается, когда связывается с самым простым. Юг — хорошая, правильная сторона — то есть, “правая”. Поэтому до сих пор в старообрядческих храмах России мужчины стоят справа, женщины — слева (был бы матриархат, стояли бы, наверно, наоборот).

Таблица противоположностей [6]

IV ВЕК: СТОЛКНОВЕНИЕ ЗАПАДНЫХ И ВОСТОЧНЫХ ОРИЕНТАЦИЙ

Ум должен помогать освободиться — например, от хаоса, от неясности, как в случае с осмыслением пространства, от географического до нравственного. И помогает, но, освободившись от хаоса, можно стать рабом порядка. Именно так и происходит на протяжении всей истории человечества. Впрочем, и в личной жизни, только к четырнадцати годам человек научится точно ориентироваться в пространстве, освободится от теплого, но аморфного хаоса семьи — и тут же начинается подростковый поиск структуры, в которой можно стать деталькой. Свободу меняют на порядок, карта превращается в схему. Точнее, на самом деле, сперва была схема — потом появилась карта. Схематизировать легче всего. Большинство народов начинают с того, что все жестко определяют: цвета и цветы, звезды и касты становятся вечными сущностями. До современности это более всего уцелело на “Востоке”, в Индии и Китае, но ведь это было и в Греции, и в Риме. Античная гармония была столь же магической и жесткой, как гармония конфуцианская. Редкие прорывы к свободе были результатом столкновения двух схем. Например, грек и христианин Арнобий в начале IV века критиковал языческое и римское представление о том, что есть особые боги “левой” стороны (они так и называли “левы”, корень в латыни тот же, что и в русском, и в других индоевропейских языках), и потому левая сторона особенно благоприятна:

“Левые боги и левые богини являются хранителями областей, находящихся только слева, и враждебны правым сторонам. На каком основании, в каком смысле это говорится, ни сами мы не понимаем, ни вами, как мы полагем, это не может быть приведено в соответствие с ясностью общедоступного понимания. ... Если я буду наблюдать восходящее солнце, то холодный пояс и север будут слева у меня; если же я поверну голову в другую сторону, то слева у меня будет запад ... В природе нет никакой правой, никакой левой стороны, но есть расположение, время и зависимость положения, принятого нашим телом в соответствии с обстоятельствами. Раз все это так, то каким образом и при каких условиях будут существовать боги левых сторон, когда известно, что одни и те же стороны являются то правыми, то левыми?”[7]

Правда, при этом Арнобий исходил из чисто платоновского представления о мире, который якобы “является округленным и со всех сторон ограниченным совершенно шарообразным сводом”, что тоже — схема. Более того, он исходил из чисто греческого (более обычного в Евразии, чем римское) представления о том, что “хорошей” является “правая” сторона: “Чем провинились правые стороны перед бессмертными богами, что их оставили без всякой защиты, ведь их всегда выделяли как счастливые и во всех отношениях благоприятные?”[8]

Представления римлян о сторонах света больше походили на китайские: главным был юг, восток стоял на втором месте[9]. Тепло оказывалось важнее света. Боги помещались на север и оттуда взирали на юг, так что “слева находятся восточные части мира” (Фест[10]). Это колебание в выборе между востоком и югом обычно, как и то, что скорее люди предпочитали считать хорошей левую — восточную сторону, чем правую, коли она оказывалась не на юге, а на западе. И все-таки выбор юга — вторичен, и поэтому и у римлян, как у иудеев, и у греков, умершие праведники шли направо, в Элизиум, грешники — налево, в Тартар (у иудеев Эдем справа, Геенна слева, у Платона души праведных идут “направо и вверх на небо”, грешников “налево и вниз”[11]). Священное, как всегда, оказывалось консервативнее: в быту уже ориентировались на юг и предпочитали левую — восточную — сторону, в теологии сохранялись следы ориентации на восток и предпочитали сторону правую, южную.

Понятно, что встреча греческой и римской культур была чревата непониманием и конфликтом прежде всего на психофизиологическом уровне. У греков на изображениях “второе по значимости лицо располагается слева от главного персонажа, а в римском — наоборот, справа; позже такие же принципы композиции были унаследованы восточным (греческим) и западным (римским) христианскими изобразительными течениями”.[12]

Ориентация храмов

Фасад храма Соломонова был обращен к восток, он “стоял лицом на восток” (Иез. 47, 1)[13]. Иудеи были не оригинальны, на всем Ближнем Востоке, в Сирии и Финикии, храмы обращали к востоку. Божество взирало на восток через врата. Впрочем, это означало, что при молитве и совершении жертвоприношений молящиеся смотрели на запад, в святая святых. Правой стороной храма считалась южная, левой — северная. Большинство греческих храмов имели вход на восточной стороне, причем народ в храм не входил, и жрец совершал жертвоприношения, стоя вне храма перед внешним алтарем, спиной к храму. Только некоторые храмы, посвященные хтоническим, подземным — “противоположным” — богам были обращены входом на запад.

Языческие храмы Рима не имели преобладающей ориентации. Витрувий считал, что храм должен быть обращен на запад, “чтобы те, кто приближается к алтарю для совершения жертвоприношения или других культовых действий, были бы обращены к восточному стране света и образу [simulacrum], который будет находится в храме”. Историков это свидетельство приводит в замешательство, оно противоречит реальным памятникам римской древности. При молитве поворачивались обычно на восток, причем греков удивлял неизвестный им обычай римлян: заканчивая молитву, поворачиваться через юг на запад.

Когда христиане получили возможность строить церкви, они сперва ставили их по-прежнему — “лицом”, входом на восток. Алтарь, где находится престол для совершения литургии, оказывался при этом на западе. Из 34 церквей, построенных в правление Константина Великого до 420 года, три четверти имели апсиду на западе и только четверть — на востоке[14]. Среди храмов, обращенных алтарем к западу, сам собор святого Петра в Ватикане, церковь римского епископа — Сан-Джованни на Латеранском холме, церковь Гроба Господня в Иерусалиме. В “Апостольских установлениях” (2, 57, 3) описана именно церковь, обращенная на восток фасадом, то есть с алтарем на западе. Позднее все меняется на сто восемьдесят градусов (только храмы коптских христиан сохранили ориентацию входом на восток). Уже в начале V века историк Сократ удивляется тому, что главный собор Антиохии повернут алтарем на запад.[15]

Вряд ли первые христиане придавали большое значение сторонам света; будучи евреями, они молились в храме Соломона, повернутом на восток, или в синагогах, повернутых к храму Соломона. Сам Иисус, сравнивая свое второе пришествие со вспышкой молнией на востоке (Мф. 24, 27), все-таки имеет в виду прежде всего внезапность молнии. Может быть, в Иудее грозы приходят с востока? Для автора Откровения восток может местом обитания духов и злых (Откр. 16, 12) и благих (7, 2). Но чем больше вера сопрягается с разумом, тем более приобретают значение символы, в том числе — стороны света. В начале III века Ориген уже пишет, что спасение приходит с востока, ибо к Иисусу относится пророчествр Ветхого Завета о спасителе по имени “Восток” (Щах. 6, 12). Слова Евангелия от Матфея о “знамении Сына Человеческого на небе” (24, 30) стали понимать как слова именно о кресте на востоке. В обряд крещения вводится поворачивание к западу для отречения от сатаны и обращение к востоку для поклонения Христу, — неизвестное еще Тертуллиану но уже известное Ипполиту и Августину.

Уже Пастырь Гермы предписывает молиться на восток, а это середина II века. Начиная с Тертуллиана, богословы уже считают молитву на восток обязательной. В конце концов, не надо было переучиваться, так молились и язычники. Папа Лев Великий (середина V века) даже жаловался, что народ, приходя в собор св. Петра (повернутый алтарем на запад!) поворачивается на восток для приветствия восходящему солнцу[16]. Но проще было поставить языческий обычай себе на службу. Но тогда и здесь надо было быть последовательным. Ведь центром христианской храмовой молитвы был прежде всего престол. Помолиться на восток можно было всюду, но здесь совершалось таинство. Община смотрела на алтарь, расположенный на востоке, а иногда для молитвы поворачивалась на восток, спиной к алтарю. Сохранилась упоминание о возгласе в древних церквах египетской Александрии: “Смотрите на восток!” Но это нарушало более глубинное деление мира на “хорошую” передюю и “плохую” заднюю половины. И в конце концов произошло утверждение востока в качестве направления для алтаря — во всех частях христианского мира.

Евангелисты и концы света

Столкновение восточного и западного в христианстве, возможно, в мелочах обнаруживается ярче всего — в мелочах, которые ежедневно. Страшно подумать, что было бы, если бы у католиков возобладала римская, алтарем на запад, ориентация церквей, как бы их поливали за это грязью. Что характерно, принятие им “восточной” ориентации ни малейшего одобрения не вызывало, воспринималось как должное. Логика неприязни не знает плюсов, однозначна, оперирует лишь минусом. И вот мелочь: в каком порядке изображаются евангелисты, число которых очень быстро приобрело символическое значение, синхронизировалось с символами животных, которые в свою очередь указывали на определенную ориентацию в пространстве.

У большинства евразийских народов вертикальная ориентация в пространстве имела проекцию в горизонталь. Вертикаль проста: верх, середина, низ — воздух, земля, вода (или небо-море-аид, как у греков, небо-воздух-земля у китайцев). Символы верха — воздуха — птицы, земля — животные, низа, воды (которая ведь стекает вниз) — рыбы (дракон у китайцев). Человеку остается взирать на все это с севера, как хозяину. При этом восток оказывается водой и рыбой, юг — небом, птицей, запад — землей, животным. И вот в 1 главе Бытия (ст. 28) человеку подчиняется творение именно в перечислении с востока на юг и запад: “Владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями,] и над птицами небесными, [и над всяким скотом, и над всею землею,] и над всяким животным, пресмыкающимся по земле”.

В Вавилоне было четыре священных символа: бык, орел, лев, человек. Рыбы или дракона не хватает, но исследователи полагают, что ближневосточный бык и китайский дракон занимают в системе одно место (например, в астрологических схемах), то есть бык — символ воды[17]. Так что когда Иезекииль, описывая четырех животных вокруг трона Господня, перечисляет льва, тельца, человека, орла (Иез. 1, 10), он перечисляет запад-восток-север-юг. Повторяет перечисление и Апокалипсис (Откр. 4, 6-7). Но в христианстве эта символика постепенно уступила место другой, для которой более важным оказалась последовательность четырех Евангелий, сложившаяся, видимо, без всякого символизма.

Ириней Лионский (Против ересей, III, 11, 8) разделил саму жизнь Христа на четыре части: при рождении он человек, при смерти — жертвенный телец, при воскресении — лев, при вознесении — орел. Ириней считал, что четыре евангелиста описывают жизнь Иисуса не одинаково, каждый особенно подчеркивает какой-то один ее этап: Матвей — человеческий, Марк — орлиный, Лука — жертвенный, Иоанн — лев. Следующие поколения это деление приняли с одной поправкой, поменяв символы Марка и Иоанна. Для Ефрема Сирина, Анастасия Синаита, Григория Великого, Иеронима Стридонтского Матфей — это акцент на человеческой генеалогии Христа, Марк и его — это символ проповеди Крестителя в пустыне, бык Луки напоминает о жертвах, приносившихся Захарией, орел Иоанна — о возвышенном начале его евангелия.

В любом случае, уже Ириней полагал, что “невозможно, чтобы Евангелий было числом больше или меньше, чем их есть. Ибо как четыре есть страны света, в котором мы живем ... как церковь рассеяна по всей земле, а столп и утверждение церкви есть Евангелия..., то надлежит ей иметь четыре столпа”.[18] В средневековье евангелистов традиционно изображали так: вверху слева — ангел (в которого превратился человек), вверху справа — орел, внизу слева — лев, внизу справа — бык. В этом была своя логика, которую и подчеркивали — вверху обитатели верха, внизу — земли. Но в этом было и воспроизведение древних символов. Все последовательно: если сопоставить порядок следования Евангелий в книге с порядком изображения символов, то окажется, что Матфей-Марк-Лука-Иоанн соответствуют северу-западу-югу-востоку, движению против солнца[19].

На Востоке, в России вплоть до реформы Никона сохранялся порядок, принятый Иринеем Лионским, при котором орел — у Марка, лев — у Иоанна. Изображали евангелистов — на окладах Евангелий, на царских вратах — часто без символов: Матфей в верхнем правом углу (тогда как у католиков он — в верхнем левом углу), затем по часовой стрелке Марк-Лука-Иоанн. Соответственно, и порядок противоположен западному, он “посолонь”, по часовой стрелке. Примечательно, что точка отсчета, “север” Матвея у католиков — слева от креста, у православных — справа.

История крестного знамения

Слева и справа — это еще и разница в знаке креста в западной традиции и в восточной. А ведь это крестное знамение — своеобразная ориентация человека в космосе. Сам человек воспринимался и восприниматся как подобие мира — или мир как увеличенная проекция человека. В человеке есть свой верх, своя середина и низ, почему такой популярностью до сих пор пользуется и античное деление на дух, душу и тело, и псевдонаучное деление на сверхсознание, сознание и подсознание. Но это вертикаль — если же спроецировать ее на горизноталь, то в человеке есть и соответствие сторонам света. Западноевропейские экзегеты Средневековья считали, что имя Адам есть сокращение греческих названий четырех сторон света. Первое А — “анатоле”, “восток”. Д - “дисис”, “запад”. Второе А — “арктос”, “север”. М — “месембрия”, “юг”[20]. В сербской рукописи XV века описывается, как четыре архангела приносят Богу звезды из четырех концов света, из которых составляется (и прочитывается) Адам[21].

Если представить себе человека в виде карты — просто изображение человека на листе бумаги, голова вверху — то ориентирована карта оказывается на восток, что вполне соответствует изначальной норме. Низ человека — север, левая сторона — запад, правая — юг, что очень хорошо соответствует распространному на Востоке предпочтению юга и правой стороны, но идет совершенно вразрез с римским предпочтением левой стороны, которая воспринималась как восточная. Если вспомнить, что у римлян левая сторона была именно счастливой, сакральной, то оказывается, что в обоих случаях крестное знамение следует одной логике: от лучшей стороны к худшей, от востока к западу (по вертикали), справа налево (для грека), слева направо (для римлянина). Просто понятие “лучшей” стороны не совпадает.

Что-то из предпочтения левой стороны ушло в прошлое. Уже не гадают на птицах или молнии (у греков благоприятным считался полет птиц слева направо, удар молнии справа). Уже не устраивают пиров, где обносят гостей по кругу или по кругу передают чашу (у греков обносили гостей слева направо). Но еще носят кольца — римляне носили кольцо обычно на левой руке, и сейчас на Западе обручальное кольцо носят на левой руке, а в России — на правой, и только в случае смерти супруга надевают на левую (которая оказывается, таким образом, довольно трагической стороной). Правда, римская манера застегивать одежду возобладала — у мужчин.

1481 ГОД: МОСКВИЧИ МЕНЯЮТ ОРИЕНТАЦИЮ

Для живущих в северном полушарии людей Солнце движется не точно посередине небосвода, она отклоняется на юг. Простейший инстинкт подражания вел к тому, что в торжественных религиозных обрядах, когда определялось, как пойдет процессия, она двигалась “по солнцу”, “посолонь”, по часовой стрелке — с востока на юге, запад, север. Правда, порядок менялся на противоположный, если обряд сопровождал смерть, событие само по себе извращенное. Мир загробный — отражение настояще, и потому уже у Гомера скачки, которые были частью погребального обряда греков, происходили справа налево, и это движение сохранилось во всем европейском спорте, который вырос из этого похоронного ритуала. В Апокалипсисе четыре всадника появляются на конях разной масти — белом, красном, черном, зеленовато-желтом; это точная последовательность цветовых символов запада, юга, востока[22] — то есть это скачки похоронные, скачки приближающейся гибели мира. Кстати, в античном цирке наездники выступали под четырьми цветами, символизировавшими времена года, стихии, божества: зеленый, красный, синий, белый. В Византии, правда, белые и синие (зима и осень, холодная половина года, север) со временем слились, как и красные с зелеными (теплое время года, юг), так что цирковые болельщики образовывали партии зеленых (“прасини”) и синих (“венети”), ставшие, в свою очередь, символами политической борьбы[23].

Впрочем, не во всех культурах двигались “по солнцу”. Исключение составляли немногочисленные культуры (например, вавилонская), в которых интеллектуальная элита (она же жреческая) умела и предпочитала ориентироваться по движению луны и планет — они движутся на небосвободе в направлении, противоположном для Солнца и неподвижных звезд, против часовой стрелки. Но это экзотика, в большинстве же культу, религиозные процессии ходили “посолонь” — в Индии такое движение называлось “прадакшина”, в Риме — “декстракцио” (оба слова означают “движение направо”)[Подосинов, 1999, с. 507-511.]. Римляне при молитве еще и поворачивались вокруг своей оси направо, с востока на запад через юг. При гаданиях по полету птиц у всех индоевропейских народов считалось хорошим признаком, если они летят слева направо, через восток на юг. Свастика у индусов была двух типов: мужская, хорошая, в которой концы загнуты направо, и левая, женская.

Интересно, однако, что меняются и самые древние представления о мире. Уже при освящении Успенского собора в московском кремле 12 августа 1479 года разыгрался скандал: ростовский архиепископ Вассиан и чудовский архимандит Геннадий заявили, что митрополит Геронтий нарушил церковное предания, совершив крестный ход “не по солнечному всходу”, то есть не “посолонь”. Великий князь насторожился, но тут началось нашествие татар, он ушел в поход, а по возвращении стал критиковать митрополита за допущенную ошибку. Геронтий удалился в Симонов монастырь заявил, что уйдет с престола, если князь не позволит ему совершать крестный ход против солнца. Князь сперва отправил к митрополиту сына с извинениями, того не приняли, Иван Васильевич приехал сам, и митрополит милостиво вернулся. С тех пор и по сей день в Русской Церкви крестный ход совершается против солнца. Антон Карташев считал, что стычка свидетельствует о желании князя “быть хозяином даже в чисто духовных делах”[См.: Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М.: Наука, 1991. Т. I. С. 384-385.], но ведь в восточных обществах не было деления на “чисто духовные” и какие-то иные дела. Правильно двигаться должны были все, это обеспечивало гармонию с мирозданием. Насколько митрополит был оригинален? Когда крестные ходы стали совершаться (как и движение, к примеру, священнику с брачующимися вокруг аналоя) против солнца? Это еще надо выяснять. Но ясно, что более древним было движение по солнцу — и оно сохранилось, к примеру, при каждении церкви, которое совершается с востока на юг, запад и север.

НЕ ЧЕЛОВЕК ДЛЯ ОРИЕНТАЦИИ...

Научиться определять свое место в пространстве чрезвычайно важно. Человек учится этому все детство. Ученые в конце двадцатого века тратят много сил на изучение этой и других основ психологии человека, столько же, сколько сто лет назад тратили на изучение экономических основ общества. Открытие “архетипов”, изначальных способов мышления, характерных для огромных обществ, в какой-то момент ослепило ученых, и показалось, что если изучить эти архетипы, то можно вычислить поведение человека.

У человека, однако, основы поведения дальше отстоят от итога, чем у животных. По когтям можно познать льва, но человека не познаешь, узнав все его архетипы, изучив детство, отрочество, ла хотя бы всю его жизнь. Для свободы найдется место. Основы для человека — лишь инструмент созидания крыши. У животных дважды два равняется четырем, как потопаешь, так и полопаешь, а у двух одинаковых людей, с одинаковым социальным-экономическим положением, с одинаковым воспитанием и психологией могут оказаться совершенно разные идеи, верования, принципы. Не нужно думать, что иудеи, уверовавшие в Христа, сильно отличались от неуверовавших. Наоборот: у людей с абсолютно противоположным опытом могут совпасть убеждения и жизненные планы. Поэтому, в конце концов, иудеи смогли передать веру в Христа грекам, а те — римлянам, пускай даже одежду они застегивали по-разному. Не различия “архетипов” привели к разделению Церквей, — они выражалось, используя язык символов. В конце концов, Феодосий Печерский обвинял католиков в том, что они хоронят покойников ногами на запад, тогда как на самом деле они всегда хоронили покойников так же, как и православные — ногами на восток, в сторону ожидаемого второго пришествия.

История ориентации человека в пространстве показывает, что если сперва ориентация, всегда выражающаяся через знак, символ, помогает человеку, освобождает его от потерянности, то потом средство освобождения может превратиться в средство порабощения. Так было в средневековой Европе, так было в Китае: попытка все подчинить символу, вписать в систему, приводила к окостенению жизни. Часто повышенное внимание к символу — свидетельство неофитского сознания, осваивающего все с самого начала и придающего поэтому огромное значение самым архаическим деталям. Так, в России XVIII-XIX веков только в старообрядческих храмах сохранялся обычай женщинам стоять в северной (левой) части храма, мужчинам — в южной (в VI веке в Риме в базилике св. Аполлинария изобразили святых, и женщин поместили на северную стену, мужчин — на южную; так и в Софии Киевской одиннадцатого века изображен князь Ярослав и женская часть его семьи) [Подосинов, 1999, с. 296.]. А в конце XX века этот обычай возродился во многих храмах Московской Патриархии — и инициаторами были именно священники из неофитов.

Конечно, по мере духовного роста многие символы оказываются уже ненужными или меняются принципы символики. Так после Второго Ватиканского собора в католических храмах священники стали совершать литургию, стоя лицом к народу — этим символизировалось единство паствы и пастыря. Но многие христиане, считающие единственно возможной свою систему символов, были этим глубоко возмущены, считая, что тем самым священник отворачивается от Бога, предпочитая ему людей — хорошо еще, не говорили (а может, и говорили), что тем самым священник поворачивается к сатанинскому западу. Но ведь сразу не скажешь, какие именно символы поменяются или исчезнут, и ясно, что вовсе без символов не прожить. Именно поэтому символы нельзя презирать, нельзя отмахиваться от основ — их надо понимать, их надо сознавать, их надо использовать, избегая и детской наивности, и старческого окостенения.

ПРАВОЕ КАК ПРАВО

Арендт определила человека как того, у кого есть право иметь права. Если это право отрицается, то человек уничтожается. Если это право делается условным, то человек уничтожается безусловно, ибо "нет человека, который жив будет и не согрешит".

Симона Вейль писала, что человек как единица "имеет лишь обязанности". "Если бы человек был один во вселенной, он не имел бы никаких прав, но имел бы обязанности". Это часто цитировали любители деспотии. Однако, Вейль продолжала: "Другие люди, рассматриваемые с его [человека] точки зрения, имеют лишь права".

Поэтому Творец и сказал, что человек нехорошо быть одному. Человек ориентируется не в пространстве, не по деревьям и камням определяет он себя. Человек ориентируется по другому человеку. "Правое" и "левое" есть не геометрические понятия, а антропологические. Тут скрыт божественный юмор: то, что для меня как единицы - правое, то у другого человека, на которого я гляжу - левое. Сама идея "правого" есть преодоление эгоизма, принятие того, что "левое" может быть "правым", умение встать на точку зрения другого. Те люди, которые сужают понятие права до соблюдения своего права и чужих обязанностей, уничтожают всех, кроме себя. Не всегда физически уничтожают, но всегда мысленно.

"Правое" и "левое" как политические категории появились совсем недавно, в обед полтораста лет - во время Французской революции. Чуть позже, в Испании появилось слово "либерал". И все эти слова, как и "патриот", как и "консерватор" и "якобинец" означали первоначально всего лишь одно: противников самодержавия. Там, где правит один человек, нет ни правых, ни левых. Ведь нет правой и левой стороны у круга. Если руки закованы, то ни правая, ни левая рука ничего не могут. Монархия раздавливает человека (не только подданого, но и короля). Нельзя назвать монархиста "консерватором", а противника монархии "леваком". Монарху совершенно не нужны монархисты, и у королей всегда были скверные отношения с роялистами, а у русских царей - с энтузиастами царизма.

Ограниченная свобода влечёт за собой появление правого и левого в политике, но это правое и левое пока ещё хаотично. Так человек с завязанными глазами знает, где у него правая сторона, где левая, но не знает, идти ли ему направо или налево. Ведь правое и левое существуют не внутри человека, а в мире, и политические убеждения невозможны без диалога с реальностью.

БИБЛИОГРАФИЯ

[3] См.: Подосинов, 1999, с. 504.

[4] Подосинов, 1999, с. 475.

[5] См.: Подосинов, 1999, с. 542-547.

[6] Составлено по: Подосинов, 1999, с. 501-2.

[7] Arnob. Adv. nat. IV, 5; пер. И.В. Максимовой (Религия и община в древнем Риме. М., 1994), цит. по: Подосинов, 1999, с. 504.

[8] Там же, перевод поправлен мной.

[9] Подосинов, 1999, с. 507 и всюду в главе о Китае.

[10] Цит. по: Подосинов, 1999, с. 504.

[11] См.: Подосинов, 1999, с. 506.

[12] Подосинов, 1999, с. 507.

[13] См.: об ориентации храмов иудейских Подосинов, 1999, с. 199 и далее, о греческих с. 233 и далее, о римских с. 256-259.

[14] См.: Подосинов, 1999, с. 299, тут и в целом о христианских церквах.

[15] История, 5, 22. Цит. по: Подосинов, 1999, с. 301.

[16] См.: Подосинов, 1999, с. 292.

[17] См.: Подосинов, 1999, с. 521-329.

[18] Против ересей, III, 11, 8.Цит по: Подосинов, 1999, с.310.

[19] В этом смысле нельзя поддержать попытку Подосинова (с. 312) отождествить евангелистов со стороны света, ориентируясь не на реальный состав Нового Завета, который был хорошо знаком христианам, а на связь символов и сторон света в евразийской мифологии, так, чтобы Матфей был севером (человек), Марк — востоком (лев), Лука — западом, Иоанн — югом.

[20] См.: Подосинов, 1999, с.309.

[21] См.: Подосинов, 1999, с.309 со ссылкой на Тихонравов Н.С. Памятники отреченной русской литературы. Т. 1-2. Спб., 1963. 4, 444.

[22] См.: Подосинов, 1999, с. 306-7. Правда, Подосинов противоречит себе в толковании всадников, утверждая на с. 307, что восток отождествляется в Евразии с белым вследствие некоего “перескока”, тогда как на с. 377 он ссылается как на верное мнение позицию Вяч. Иванова, который белый отождествляет у евразийцев с западом. Мысль о том, что появление всадников в Апокалипсисе — движение против солнца, у Подосинова отсутствует, возможно потому, что общий смысл этой книги как достаточно мрачный, эсхатологический, им оставлен в стороне.

[23] См.: Подосинов, 1999, с. 262.

"Справа" и "слева", кстати, с точки зрения Христа, а не зрителя. Как и в парламентах Европы правое и левое определяется с точки зрения председательствующего, сидящего лицом к собравшимся, а не с точки зрения самих собравшихся.

*

В революционном суде Франции подсудимые располагались "слева", присяжные "справа" от председателя. Кабанес, описывая это, не уточняет, с чьей точки зрения - председателя или зрителя - ведётся отсчёт, но, видимо, "справа" - от председателя, как и при заседаниях во французском парламенте. Таким образом, изначально "левость" есть положение обвиняемого, подозреваемого.

*

Главный враг химии – алхимия, главный враг психологии – психологизирование. Сотрудники биологического факультета университета Нью-Мексико Рэнди Торнхилл и Кори Финчер провели опрос 123 молодых людей и заявили, что «наличие у человека либеральных взглядов обусловлено более трудным детстком (например, если ребёнок растёт без отца), чем у консерваторов». Консерваторы ценят стабильность, либералы новизну, консерваторы интроверты и ценят внутригрупповые связи, либералы – внегрупповые контакты. Правда, в 2006 г. группа исследователей из Калифорнийского университета пришла к противоположному выводу: дети, лишённые должного внимания со стороны родителей, с большей вероятностью становятся консерваторами, а защищённые семьёй дети в будущем пополняют ряды либералов. Правые определяются как те, кто менее расположен к экспериментам и риску (включая новых сексуальных и прочих партнёров), предпочитает социальную иерархию, а не равноправие. Яркий пример того, как неверное определение предмета исследования ведёт к бессмысленному исследованию.

*

Линия раздела Востока и Запада проходит там же, где линия раздела свободы и рабства, и когда мы хотим власти, мы становимся восточными деспотами и одновременно восточными рабами. Когда же мы стремимся к свободе, мы как Солнце движемся на Запад, освобождаем другого, освобождаем себя от власти над другим и тогда имеем право просить Бога освободить нас от греха.

*

Консерватор полагает, что дети должны молиться в школе. Либерал полагает, что дети должны самостоятельно управлять школьным автобусом. Центрист думает, что дети должны молиться в автобусе. (Samra, 1997, p. 139).

*

*

В русском экземпляре Тявзинского мирного договора 1595 г. не только слова «Русь» и царское имя были написано крупнее чем «Швеция» и имя короля, но «имя шведского короля неизменно выделено ещё и правым наклоном почерка вместо левого, принятого во всём остальном тексте, включая имя русского государя» (Юзефович, 2007. С. 270).

*

В допетровской Руси наиболее знатные бояре сидели «в правой лавке», она же «болшая». Левая от царя лавка называлась «другая». Окольничьи назывались так потому, что сидели вдалеке, у противоположной от царя, дальней стены – «околицы» (Юзефович, 2007. С. 157), как шутили школьники в XIX-XX вв. – «на Камчатке».