|
Время не есть четвертое измерение, наряду с тремя пространственными. "Время"
есть название трех самостоятельных измерений, каждое из которых так же несводимо
к двум другим, как высота несводима к сочетанию глубины и ширины. Настоящее не
есть "миг между прошлым будущим", как ширина не есть место соприкосновения
глубины с высотою. Три измерения времени реальны как пространственные, хотя и
качественно отличны от них. Можно сравнить будущее с глубиной, ибо будущее придает
настоящему и прошлому своеобразную объемность, незаконченность, будущее есть то
измерение, куда устремляется человек - вперед, и так же, как глубина неисчерпаема,
неисчерпаемо и будущее. Но все-таки это лишь метафора.
 Царственная
полноценность времени как лица бытия затенена неполноценностью человеческого разума
- главного органа восприятия времени. Для восприятия пространства достаточно двух
глаз, для восприятия времени двух полушарий недостаточно. Лучше всего человек
воспринимает настоящее - и при этом менее всего склонен ценить настоящее и полагать,
что он воспринимает его недостаточно. Память, воспринимающая прошлое, всегда и
у всех близорука более самого слабого глаза. Способность видеть будущее - в расчете,
в плане или в прозорливом озарении - ослаблена настолько, что можно считать чудом
даже ту кроху, которая есть.
С точки зрения логики, неспособность видеть завтрашний день или будущий год не
более удивительна и не более свидетельствует о человеческой неполноценности, нежели
неспособность видеть лунные кратеры. Сетования на "скоротечность" времени
были бы столь же смешны, как сетования на величину межпланетных расстояний, если
бы не говорили о неудовлетворенности человека не временем, но собой. Мечты о машине
времени не более дерзки, чем желание изобрести телескоп или микроскоп. Пространство
километров бросает вызов физическим способностям человека, пространство времени
бросает вызов способностям души и духа.
Пространство кажется более доступным, чем время. Наше знание о том, что где находится,
вроде бы основательнее, чем знание того, когда что произошло. Пространством легче
овладеть в одиночку, потому что один человек может обойти земной шар не по одному
разу, проверив карты, но не может один человек прожить больше одной жизни и подтвердить
людям двадцать второго века реальность двадцатого. Если бы сочинения историков
были столь же точны, как сочинения географов, будущее действительно казалось бы
столь же реальным, как дом за крепостной стеной. Но ведь утверждение, что наши
современники могут пребывать в разных точках пространства, но не в разных точках
времени, есть всего лишь тавтология. Не менее верно утверждение, что в одной точке
пространства сосуществуют люди разных эпох. Если мы лучше воспринимаем одновременность
в пространстве, а не однопространственность во времени, то это многое открывает
о нас, не о времени и не о пространстве. На самом деле, реальность пространства,
которое мы не видим, о существовании которого мы "знаем" из карт, телевизора,
компьютера, не более весома, чем реальность времени, о котором мы "знаем"
по книгам и прогнозам. Или не менее весома - все зависит от того, намерены мы
сделать время пространством нашей жизни или будем продолжать отмахиваться от него.
На протяжении большей части своего существования человечество от времени именно
отмахивалось и потому невероятно загадило время - все три измерения времени. Время
даже не удосуживались включить в понятие "среды обитания", "природы",
"творения". Забота об экологическом равновесии ограничивалась пространством,
время оказывалось чем-то, что играет на руку разрушителям творения и характеризует
их деятельность диахронически, истинное же равновесие природы полагалось в принципиальном
отсутствии времени, в постоянстве, в неизменяемости. Между тем, время не в меньшей
степени, нежели пространство, нуждается в защите.
Время ведь имеет с пространством - и с человеком - нечто столь общее, что все
различия бледнеют. Все трое насыщены материей в самом земляном, осязаемом смысле
слова. Одна и та же материя пропитывает высоту, глубину и ширину, делая их не
пустым звуком, а реальностью. Ухоженное пространство есть заботливо прибранная
материя, расположенная внутри пространственных измерений. Человек и его жизнь,
как бы духовны они ни были, организуют материю (и именно постольку, поскольку
они духовны, человек и его жизнь организуют материю, а не организуются ею). Как
и пространство, время есть глобальная характеристика материи, и, пожалуй, третьей
подобной характеристики материи нет. Знание о времени есть знание материального
мира. Более того, время есть более важная характеристика организации материи,
чем пространство. Мало смысла в газоне, который прибран на день-другой, а затем
зарастает. Окультуривание проверяется тем, насколько оно долговечно, и противники
"окультуривания" взывают прежде всего к тому, что оно всегда менее долговечно,
чем изначальное состояние экологической системы, природы. Благие, но неосуществившиеся
- или осуществившиеся ненадолго - намерения... Утопии, столь близкие к вечности,
а оказавшиеся короче сказки на ночь и укоротившие жизнь миллионов людей до неприличного
(к тому же мучительного) мгновения... Протяженность во времени оказывается фактором
важнейшим, и как человек не в силах оставить пространство "естественному"
ходу вещей, так же он не может оставить "природе" ухаживать за временем.
Во-первых, "естественная" долговечность не так уж долговечна, и "природные"
катастрофы ничем не симпатичнее рукотворных (люди выбили мамонтов, но "природа"
выбила динозавров"). Во-вторых, человечество не менее "природа",
чем любое другое явление, и отношение людей с пространством и временем не должны
строиться по образу и подобию отношений с ними животных или камней, пока не будет
доказано, что человек есть лишь особого вида животное или камень. А это доказывалось
и будет доказано еще не раз, но лишь на мгновение, во времени же человек остается
существом, через которое время становится не только материальной, но и духовной
реальностью.
Пространство времени, наконец, есть единственно реальный "мир идей".
Благородство и подлость, порок и добродетель, любовь и ненависть, творчество и
цинизм измеряются именно временем, в нем действуют, в нем приносят плоды или в
нем обнаруживают свое бесплодие. Время, наконец, есть то пространство, в котором
только и реально человечество. Географическое пространство объединяет людей механически
и объединяет лишь живых людей, - но вряд ли есть более случайная выборка из человечества
чем совокупность тех, кто родился в определенные десятилетия. Пространство времени
объединяет в себе всех, и если человек хочет чего-то добиться, он добивается этого,
примыкая к невидимой веренице предшественников, а доброкачественность его труда
проверяется тем, нашелся ли продолжатель, был подхвачен плод или, упав в землю,
там и остался.
*
Люди живут с разной скоростью. Одни медленно впитывают каждую минуту, думают медленно, двигаются медленно. Другие молниеносно решают задачи, на которые иному потребуется год, в один день успевают сделать множество дел. Быстрые успевают ещё сердиться на медленных: почему они отстают! ведь силы же у всех одни!! надо лишь сосредоточиться!!! Большинство бранных слов придумано "быстрыми людьми" в адрес "медленных": "тугодумы", "лентяи", "тормоза". Против быстрых разве что слово "суетливые", да и то всё-таки не о быстроте как таковой, а о быстроте, направленной неверно.
Только полезно помнить, что очень часто движение передаётся с большого зубчатого колеса на меньшее. Большое соединено с мотором, вращается сравнительно медленно, а маленькое колесо (иногда и несколько), цепляясь за него, создают движение быстрое. Мать сыра Земля не так быстро вращается как балерина, однако, всё же Земля сперва, а балерина потом. Тем, кто лихо крутит интеллектуальные фуэте, кто стремительно проворачивает огромные дела, не следует досадавать на тех, кто по видимости ритормаживает. Очень вероятно, что без медленных не было бы быстрых, а вот быстрота редко порождает мощные, хотя и неторопливые процессы.
*
Жизнь как вагон метро в час пик: сперва человек в толпе, завидев знакомого
или коллегу, радостно ему машет и старается перебраться поближе к нему. Но вот
поезд проехал центр, толпа схлынула. Вот уже скоро конечная, и человек, с облегчением
усевшийся на свободное место, с тревогой обнаруживает, что в опустевшем вагоне
только он и его сосед, сидят бок о бок словно старые друзья. Интимность возникла
лишь потому, что исчезли другие. В 90 лет ровесников не выбирают... Пересесть
- значит устроить совершенно беспричинную демонстрацию. Так и едут чужие люди,
может, даже и враги, пока жизнь не попросит освободить себя от их присутствия.
Такое мирное седение бок о бок обманчиво: мирятся давно поссорившиеся родственники
и друзья, но в этом примирении нет мира, и хотя он лучше доброй ссоры, но радости
в нем нет.
Счастье в том, что всё еще хуже. Друзья, которых по видимости мы выбираем свободно,
к концу жизни оказываются на равных с родственниками, которых ы не выбираем. И
- и ничего. Хорошие друзья, хорошие родственники. Дело не в том, кого мы выбрали,
а в том, наполнили мы жизнь с избранником теплом и светом, или нет. Мы можем купить
очень красивый бокал и оставить его пустым - тогда вид его к старости будет лишь
раздражать нас напоминанием о несостоявшемся счастье.
Случайные попутчики на жизненном пути - не нами выбранные бокалы. Со злости
мы можем оставить их пустыми, можем в них наплевать. Но можно их наполнить тем
же, чем наполнена жизнь с любимым человеком. Свободы тут будет выше крыши - только
не нашей свободы, а ближнего, который ведь может и послать. Стерпится - не обязательно
слюбится. Слюбится - стерпится.
*
Традиционное сравнение жизни с песочными часами основано не столько на абстрактной вере в то, что жизнь вечно повторяема, хотя и в другой комбинации песчинок (перевернутся часы, посыплются заново), сколько на эмоциональном опыте старения: появляется ощущение пустоты. Ощущение это, наверное, вызвано разными обстоятельствами: умирают друзья и близкие, а если не умирают, то общение с ними идёт по накатанной колее. Вообще нового становится резко меньше, а потребность в новом у человека огромная. Жизнь отождествляется с открытием нового. Поэтому подозрительна не только старость, но и вечная жизнь, какой она видится в аляповатых картинках: праведники, вечно повторяющие "аллилуиа".
Как там за гробом, судить невозможно, потому что это вовсе за пределами опыта. Для верующего очевидно, что вечная жизнь - не пустота. Если уж её чем-то можно описать, так словом "свобода". Свобода и "от", и "для". Такова и старость: не пустоты больше, а свободы, воздуха, то есть, именно жизни. Когда песок высыпается из верхнего пузыря в нижний, становится просторнее. Становится меньше именно песка и иллюзий относительно песка. Зрелость слишком часто всего лишь - строительство песочного замка, а то и закапывание в песок самого себя. Старость раскапывает человека и он видит над собой безграничное небо. Эта свобода старости даётся всякому, но всякий волен отказаться от этого простора, обозвать его пустотой - по неверию и будет такому несчастному.
ПОМНИ О СМЕРТИ
Помнить о смерти нетрудно. Трудно правильно помнить о смерти. Не случайно православная традиция изобрела особое выражение «память смертная», «памятование о смерти», а не просто воспользовалась римским «помни о смерти». Память о смерти есть память о Боге, как нищета духом есть богатство Духа.
Чем смерть ближе, тем труднее помнить о смерти. Умирающий не помнит о смерти. Помнят об отсутствующем. В этом благодетельный парадокс угроз смертью: чем они реальнее, тем бесполезнее. Более всего боятся смерти дети пяти-семи лет, когда им кажется, что они кожей почувствовали, каково это – «не быть». Очень боятся смерти набожные молодые люди, которые по методу Игнатия Лойолы с разных сторон пытаются представить смерть. Ужасно страшно.
Менее всего боятся смерти люди тех публичных профессий, которые профессионально являются объектом таких угроз: журналисты, актёры, политики. Человек в принципе не может остро переживать что-либо более получаса.
Запугиватели, впрочем, будут удовлетворены и получасом чужой испорченной жизни. Они удовлетворятся и минутой, или десятью минутами, которые россыпью гвоздей испортят чужую неделю. Каждый день минуту бояться смерти – и нету недели. Ложка смерти в бочке мёда.
Только в публичности заключено и противоядие от страха. Человек, получающий записку: «Ну всё, жид пархатый, теперь бойся!», может испугаться. Человек, который получает в один день десять записок, отличающихся друг от друга лишь выбором ругательства, хохочет. Это иррационально, но неизбежно. Конечно, не исключено, что один из десяти угрожающих выполнит свою угрозу. Это очень маловероятно, потому что человек существо рациональное и тот, кто захочет убить, не захочет нести наказание за убийство, а всякая записка, даже посланная по интернету (особенно по интернету) – это очень отчётливый след. Если в первом акте спектакля на сцене висит десять ружей, то героя застрелят из одиннадцатого, которое зрителю и не покажут.
Смерти человек не боится, и всякая попытка запугать – суетна. Однако, человек может здорово бояться чего-то, с чем он знаком и что он может отождествлять со смертью. Например, стареющий мужчина может полагать, что боится смерти, но боится он импотенции (не того ли боятся и набожные юноши, с таким пылом боящиеся смерти, что девушкам лучше не приближаться в момент их духовных экзерсисов?). Импотенция, старость кажутся хуже смерти – ведь мертвец не чувствует себя импотентом или стариком. Мертвец за пределами соревнования, а старик – в яме для проигравших.
Страх проигрыша объясняет, возможно, повышенную смертность мужского пола. Сперва мужчина соревнуется с другими. В пожилые годы он начинает соревноваться с тем образом себя, который у него в памяти. Стареющий самец будет очень рад испугаться смерти, да только с этим бывают проблемы. «Он меня пугает, а мне не страшно». То, что в юности казалось страхом смерти, оказывается всего лишь одной из граней эротического влечения – страх быть отвергнутым, не обрести полноты бытия. Когда же этой полноты бытия уже полные карманы, чего бояться? Вот зубной протез сломается – этого можно бояться. А смерть – чего тут бояться? Пусть родственники боятся, им хоронить.
Человек, у которого уровень гормонов понизился до того, что его уже не пугают прямые угрозы, охотно (если у него есть деньги) покупает приключения вроде сафари. Есть, говорят, упоение в бою? Тогда – в бой, за упоением. О том, что в бою упоение бывает лишь от случая к случаю, а постоянно оно проживает совсем в другом, противоположном конце мира, такие люди редко знают.
* * *
А.Ухтомский после революции - эсхатологизм: "Страшно становится жить
в этом мире ... сокращать связи с ним, чтобы всегда быть готовым подняться, отряхнуться...
по первому требованию уходить из этого житья" (91). Ненависть к театру.
Однако, в 1940 более трезв: "Всё человечество в целом вошло в какую-то
новую, очень тяжёлую полосу своего бытия, когда мир вступает в новые муки рождения
своего будущего. Вспоминается удивительное слово Иоанна Златоуста: "В мире
всё течёт и нет в нём настоящего вокруг нас. Что же в нём пребывает? Будущее!"
(1Кузьмичев Игорь Сергеевич. А.А.Ухтомский и В.А.Платонова: эпистолярная хроника.
СПб.: Звезда, 2000. С. 52).
*
 Время
не всегда переживается как клетка (и напрасно, ибо оно - клетка, как и пространство,
клетка, образованная пересечением осей координат, которые не дают быть всюду и
везде). Несвободу времени трудно почувствовать, и уж вовсе невозможно чувствовать
долго. Но как можно не чувствовать смехотворности времени?! Как можно писать о
себе как о "человеке начале ХХ века" - и это великий Музиль, это не
имярек, который мечтает лишь о надгробии с надписью "доктор наук". Видимо,
жажда убежать от неопределенности вечности к точности, "позиционироваться",
перевешивает здравый смысл и чувство прекрасного и ведет к использованию того,
что Музиль же назвал "свайным методом" - забиванию в живую плоть мира
свай координат. Тот же Музиль:
"Томас Манн и ему подобные пишут для людей, которые есть; я пишу для людей,
которых еще нет!" Так ли уж умно это противопоставление? Ясно, что Музиль
имеет в виду не лучшую черту Манна, его подделывание под моду. Но это означает,
что Манн пишет для людей, которых нет, ибо модный человек - это несуществующий
человек, человек в мире фантазма. Вполне существует лишь человек, который в будущем.
Будущее - это настоящее настоящее, экзистенциальное, существенное. Конечно, это
возможно лишь, если будущее само - не человеческий фантазм (мода - такой способ
хоть на миллиметрик опередить настоящее), а покоится в вечности. Авраам существует
постольку, поскольку он есть человек воскресения, будущего, в котором жертва уже
предотвращена.
*
Человек начинает писать, ориентируясь на учителей, отцов, дедов, пишет для
тех, кто старше. А читают написанное те, кто младше.
*
Пушкин сравнил жизнь с детской игрой - "в горку-горку-горку", а потом - "с горки-горки-горки, в яму - бух". Точнее, няня Пушкина с ним так играла, вероятно, а потом это аукнулось в образе "полдня" как зенита, вершины жизненной горы: "Но в полдень нет уж той отваги; Порастрясло нас; нам страшней И косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей!" (Кстати, примечательна лёгкость, с которой Пушкин сменил пол "времени" со среднего на подобающий Хроносу мужской").
Другой, более древний образ - песочных часов - точнее уже тем, что жизнь предстаёт как постоянное опускание. Где-то есть точка качественного перехода. Сперва песчинка радостно лезет вперёд, толкая тех, кто "спереди" - а вообще-то "ниже". Сердимся, что старшие "перебежали дорогу", что не пускают нас вперёд. Боимся, что заняли наше место. Со всех сторон барабанят, падая вместе с нами и сталкиваясь с нами, ровесники, и мы отталкиваем их.
Зенит жизни - это дырочка между верхом и низом. Вдруг мы уже не толпимся, а летим. Просторно. Иных уж нет, а те далече. Самые проворные опередили нас - и в могиле вместе с предыдущими поколениями. Никакой толкотни. Казалось бы, лети и радуйся, но нет - грустим. Потому что видим дно. А ещё более - потому что человек больше ужасается не тому, что должен умереть, а тому, что вместе с ним не умрут все люди.
Здесь - один из решающих моментов ("один из", потому что жизнь разнообразна, и свои песочные часы со своими точками перехода есть в разных её коридорах). На стариков сердиться не сердимся, мы уже сами старики, но начинаем сердиться на тех, кто сверху падает на нас. Кажется, что это они - наглые от молодости карьеристы и недоумки - загоняют нас в могилу. С таким же успехом яблоко может считать, что к земле его притягивает задумчивый взгляд Ньютона. "Ах, он моложе, а поднялся выше!" Нашли, чему завидовать. Это ведь не подъем или, точнее, это подъём как на кладбище, когда гроб подымают с тележки, чтобы опустить в могилку.
Не сердиться на стариков дано не каждому молодому, хотя это не такое уж невероятное умение, и многие им обладают, и это залог долгой счастливой и благородной жизни. Тем не менее, простительнее сердиться на старших, чем на младших. Глупо считать себя последней песчинкой и удивляться, зачем появляются другие. Ты написал книгу - "закрыл тему"? После твоего великого труда другие уже должны переключиться на что-то иное, чтобы не дублировать? Вздор! Да, твой труд уникален, да, горе тебе, если ты своего труда не совершишь, но уникальность не есть тупик, обрезание, конец. Именно в том уникальность, чтобы пробить туннель - а дальше будет ещё больше долин и гор, ещё больше туннелей, и как замечательно, что через этот туннель пройдут многие, кто иначе был бы вынужден долбить его, а не свои. Чем меньше перед нами времени, тем больше за нами людей. К вечности близок не тот, кто близок к смерти, а тот, кто близок к людям. Не надо фыркать, радоваться надо, что ты не последний программист, политик, кулинар, что ты вообще не последний, а за тобой, Бог даст, больше, чем перед тобою.
*
Время, в отличие от пространства, изменяемо, как по воле человека, так
и, увы, против этой воли. Оно сжимается до внезапности и растягивается.
Время господствует над пространством: перелёт на самолете «пожирает пространство»,
обнуляет его, потому что сокращает время, которое определяет восприятие
пространства. Власть проявляется не столько во владении пространством,
сколько в покорении времени.
Правители раннего Средневековья тратили своё время на объезды огромных владений:
не столько они владели землёй, сколько земля владела ими. Высшая власть не в том,
чтобы сотворить бесконечно большой мир, а в том, что мир сотворён в бесконечно
малое мгновение. Самое знаменитое из чудес Ветхого Завета: остановка Солнца во
время битвы – чтобы получить от Бога пространства, надо получить от Бога время.
Завоевание Святой земли – факт, не требующий веры, но поверить, что это завоевание
сопровождалось остановкой времени – это нужно, действительно, именно веры, и много
веры.
Всесилие Божие не в том, что Он может сделать что угодно, а в том, что Он может
что угодно сделать мгновенно, внезапно, неожиданно. Это понятно и приятно, а вот
что человеку труднее принять: что именно всесилие Божие в том, что многое, иногда
самое для человека важное и нужное, Он не делает – Он медлит, Он тянет, Он откладывает.
Но ведь и логика, и вера, и порядочность требуют смириться: да, оттягивание, промедление
требуют часто не меньше, а больше сил, разума, доброты.
Проблема в том, что отличить высшую силу от высшего бессилия невозможно. Внезапность
может быть торопливостью. Промедление, кажущееся бесконечным, может быть результатом
не величественной неторопливости и желания всех собрать, а просто слабости или
даже несуществования того, кого ожидают. В человеческой жизни внезапность оборачивается
наглостью, а замедленность – подлостью, попыткой утвердить свою власть над другим
через манипуляции со временем, когда само время используют для обмана доверия,
то для наскока, то для обольщения.
Вся жизнь - "шёл в комнату, попал в другую". Только одни люди попадают
в место лучшее, чем они рассчитывали, а другие - в худшее. Человек замечает, когда
попадает в лучшее место. Радость всегда внезапна. Грех опасен именно постепенностью
засасывания. Начинают с маленьких компромиссов и уступок - под предлогом сохранения
"мира церковного", "мира с ближними". Ближним почему-то все
время оказывается не тот, кто рядом, а тот, у кого больше власти. А заканчивают
обычным подличаньем и враньем.
* * *
Личность прямо пропорционально тому времени, которое она считает своим. Человек
боится выйти во время, потому что боится ответить за происходящее во времени.
Человек всячески сокращает время, за которое отвечает. Типичная безотвественность
такого рода в отношении советских русских к преступлениям советского режима. Если
они современники преступлений, они сокращают пространство, за которое отвечают
– физическое и социальное (маленький человек не отвечает за происходящее вдалеке
и за творимое теми, кто наверху). Если их спрашивают о совершениях, совершенных
на их земле, они лихорадочно сокращают время своей жизни. Человек может сузить
себя до поколения: Людмила Львова, русская журналистка, отказывается отвечать
за преступления русских против Польши во время Второй мировой: «Я не хочу нести
ответственность за всех и вся, я хочу отвечать за своё поколение». Русский
же литератор Александр Архангельский по видимости поступает более ответственно,
не прячется за спиной поколения, но по сути – ещё более сужает пространство времени,
за которое желает отвечать: «Мне 42 года, и я ничего плохого Польше не сделал»
(Новая Польша. - №7-8. – 2004 г.). Всё-таки «поколение» - это люди, родившиеся
не в одном году, а на протяжении десяти-пятнадцати лет, а тут человек четко обозначает,
что ранее 1962 года не существовал.
* * *
В каждом человеке есть ребенок, готовый ради себя сделать то, что он не сделает
ради другого, и есть взрослый, готовый ради другого сделать то, что не сделает
ради себя.
*
Седина - это как вечно надутые щёки. Нужно очень постараться (стараюсь), чтобы не использовать время как авторитет. Возраст легко используется для укрепления себя в страстях, заблуждениях, самомнении. Он похож на власть: "я начальник - ты дурак". Я старее - я правее. Я-де живой, а многие мои ровесники умерли (а сколько моих ровесников переживёт меня! и это ничего не доказывает ни про них, ни про меня, как ничего не доказывают титулы, размер оклада и положение в научной или административной иерархии). Идолопоклонство перед возрастом, да ещё перед своим собственным... "Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь, который не умеет принимать советы" (Еккл. 4, 13). Это ровно то же, что "блаженны нищие духом".
*
Для Сенеки возраста человека детство, отрочество, юность, старость - и только после юности "некий спад к старости" (49). Вот и вся зрелость, вот и все "лучшие годы жизни".
Время бежит всё быстрее с возрастом. Плохо? Почему ж. Это вполне материальное
указание на то, что есть где-то точка, за которой действительно время сжимается
до неразличимой величины и все окажутся в одном мгновении Рая.
*
ДЕТСТВО САТАНЫ
В 1990-2000-е годы в масс-культуре появился миф о "детях индиго": якобы технические достижения современности приводят к появлению особо одарённых детей, сверхчеловеков. Это возрождение легенды о детях, которые родились "под Сатурном" и потому особенно талантливы. Об этом легенде XV в. писала Ольга Тогоева: французские теологи "видели в «детях Сатурна» «детей Дьявола» и относили к ним не только преступников, маргиналов, попрошаек, алхимиков, ведьм и колдунов, но также крупных полководцев, людей одиноких, молчаливых, склонных к размышлениям и одаренных мистической мудростью". Знаменитую "Синюю бороду" обвиняли не вообще в краже детей, а в краже особо замечательных, херувимоподобных, умненьких детей. Кого украдёшь, того съешь, таким и станешь. "Дети Сатурна", "дети индиго" - экстремалы, они либо возносятся на вершины общества, либо падают на самое дно (последнее было особенно популярно у романтиков). Они поедают своих родителей - не всегда буквально, конечно. Так находит свою форму страх перед новым типом общества, в котором знания и власть распределяются не в соответствии с возрастом и положением в семье. Миф о "детях дьявола" развивается параллельно с мифом о "детях-ангелочках", когда уменьшение количества детей в семье сопровождается повышением интереса и любви к детям, которые всё-таки рождаются - в пределе, к одному-единственному ребёнку.
Миф о детях-индиго - реакция на модернизацию внутри модернизирующегося общества. Реакция архаическая. Бывает и другое - миф о детях Сатурна как о передовом отряде человечества. "Коммунизм это молодость мира". Предполагалось, что молодёжь имеет право и даже обязанность уничтожать предков. Это обосновывали на "науке" - в лице дурно понятой идеи естественного отбора.
На практике это выливалось в бесправие детей, в разрушение детства. Даже "стариков" поедали, репрессии осуществляли тоже обычно весьма половозрелые товарищи. Закончилось всё геронтократией: несвобода доводила и доводит здравоохранение до такого состояния, что общество расслаивается на "долгоживущих" (номенклатуру, которую обслуживают "по западному") и "краткоживущих", уже к 20 годам дряхлеющих.
Любопытным вариантом мифа о детях Сатурна стала вера в то, что коммунистическая несвобода будет разрушена детьми самих же коммунистов. Это реакция на модернизацию, характерная для архаического общества, в котором модернизация носит верхушечный, имитационный характер. Стругацкие в романе "Гадкие лебеди" изобразили школу, которую организуют легальные интеллектуалы, убедившие военных в необходимости особой программы воспитания молодёжи, - такой программы, при которой это воспитание было бы свободно от всякого чекистского надзора, от всякой пропаганды. Практика показала, что власть довольно легко идёт на создание подобных "оазисов", однако ничего разрушительного для власти "гадкие лебеди" не производят, а лишь укрепляют эту власть. Из "гадких лебедей" вырастают прекрасные двуглавые орлы: державники, сторонники "либеральных империй", повелители новояза и мастера казнодоения. Когда взрослые верят, что можно вырастить свободу внутри несвободы, что изоляция помогает воспитать раскрепощённых гениев, - это трагикомедия. Трагедия, когда сами дети начинают веровать, что они - гадкие лебеди, что без их богемной тусовки солнце не взойдёт, что их самовлюблённая дурачливость залог творческих достижений.
*
"Нехватка времени" и "ощущение нехватки времени" - явления
не только разнокачественные, но и прямо противоположные, и последнее свидетельствовать
может о самых разных душевных проблемах.
*
Рейнальдо Ловелле, психолог из ин-та Семашко (Росс. газета, 30.9.2002):
"Самое трудное в старости - это ощущение ненужности". Антизападники
иногда упрекают Запад в том, что тот дряхл, требует теплого клозета. Но
все же западное видение Востока как дряхлого старца точнее: Восток сам
ощущает себя ненужным. На самом деле, мы - нужны, только не надо ныть,
и будем молоды. Но у нас преобладает бегство от старости не в молодость,
а вот как в той же газете агроном из Кострома: "Если я еще живу, значит,
радоваться нужно, многих моих товарищей по колхозу я ведь давно схоронила".
Вот почему Иисус не разешил "хоронить своих мертвецов": Он не
разрешил радоваться тому, что пережил другого.
Человек - не нужник, он не должен быть никому нужен, и ему никто не нужен.
Человек не должен быть предметом манипуляций. Старость как ненужность обрушивается
на тех, кто считал жизнь нуждой. Это не означает, что старик кому-то нужен;
но и молодой не нужен, и зрелый человек не нужен.
*
В церковно-славянских молитвах литургии Бога просят помочь в "предлежащем". В современном русском языке будущее - "предстоящее". Неужели разница между лежанием и стоянием так мала, а психика так гибка, что "предлежащее" и "предстоящее" могут быть уравнены? Но тогда почему изменилось слово? Лежать, конечно, можно по-разному, но в русском языке обычное словосочетание "перед ним лежала дорога". Бога просят "устроить предлежащее" - то есть, починить дорогу так, чтобы идти по жизни было легко и приятно. Будущее же "предстоящее" - скорее одушевлённый объект или же гора, препятствие, столб - дорога "стоять" не может. Можно "устроить предлежащее", но нельзя "устроить предстоящее". Предстоящее можно "встретить", "преодолеть", справиться с ним, словно с живым противником. Перед будущим "предлежащим" можно лежать на диване в надежде, что Бог - или щука - провезёт этот диван по дороге будущего. Перед будущим "предстоящим" нужно оторвать ... от дивана и встать. На молитву, на работу, на зарядку, но - встать.
*
70% женщин и 56% мужчин верят, что если еда, которую уронили на пол, пролежала
там менее 5 секунд, то она она безопасна для употребления (за открытие этого факта
получила Ig Nobel Джиллиан Кларк, студент чикагского колледжа, в 2004 г.; Новое
время. №41. – 2004 г. – С. 5).
*
Уроки до 1865 г. шли час с четвертью, потом - час. (Христофорова Н.В. Российские
гимназии XVIII-XX вв. на материале г. Москвы. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичалина,
2002. 192 с.)
*
В 59 лет Ронкалли записывал, что боится самообмана, что умом понимает - стареет. Но он чувствовал себя юным, что далеко не у всех в 19 лет. Может, поэтому Ронкалли оказался модернистом? А традиционалисты - это вечные старички, они и в колыбели боятся впустить внутрь себя собственную молодость.
Кстати... Кто тут родился в 1857 году? Медицина, конечно, с тех пор шагнула далеко вперёд, но не всюду... Альбин Хоонакер, бельгийский библеист - умер в 1933 г. Адольф Юлихер, протестантский пастор и профессор в Магдебурге - умер в 1938. Но самый знаменитый - в наших узких церковных кругах - Альфред Луази, модернист, якобы утративший веру в Христа (насколько я понимаю, вовсе не утратил). Пережил ортодоксов - умер в 1940. Пережил даже Пия XI, который тоже с 1857, а умер в 1939.
Из нецерковных людей: Циолковский умер в 1935, Клара Цеткин в 1933. Президент Тафт - 1930, французский президент Думер - 1932. Может, коли француз, надо его писать Д'Умер?!
Явно "рано" умерли Авксентий Цагарели - 1902 - между прочим, уж его-то пьесу "Ханума" знаю даже я, вовсе не театрал, певица Зоя Кочетова аж в 1892... актёр Иван Зазулин в 1893... Можно было бы вывести, что рано мрут актёры, но в 1894 молодыми померли племянник Достоевского, вполне гистолог, и Герц - в честь которого герцы. Наверно, током ударило.А испанский король Альфонс вообще от туберкулёза умер в 1885... Правда, он был тринадцатый Альфонс...
Хорош бы я был, если бы помер в 1992 году - членом Московской Патриархии... автором нескольких газетных статеек, злобным и завистливым существом со спокойной совестью... Сейчас, конечно, тоже не сахар, но я хотя бы научился лицемерить, даже с самим собой, а если озлобленность в толстом-толстом слое вежливости, то какая, собственно, разница окружающим, есть озлобленность или нет. В 1905 погиб Сергей Александрович... Мда... ровесничек... Впрочем, ну и что, что гомосексуал? Зато жена святая! Борис Савинков, небось, глядя на взрыв, пошутил: "Голубый огонёк...".
Уж не знаю, считать ли "рано" умершим де Соссюра - 1913. Зато Первой мировой не увидел... В 1914 - знаменитый либерал Пётр Святополк-Мирский.
А дольше всех протянул - 84 года - немецкий композитор Вильгельм Кинцль. Вообще, ужасно: где у меня Брежнев, у этого была Французская коммуна... Лучше уж Брежнев, иллюзион пердю, дочитать книжку до конца, чем помереть на середине... И вот этот юный оптимист (предположим) дожил до Первой мировой, до Второй... брр... Умер 18 октября 1941 года - интересно, его при этом беспокоило, когда и как умрёт Гитлер?
Видимо, рассчитывать дожить до 80 с гаком не приходится - не Луази и не Пий... И горячительных напитков я пил много, и сладкое, и соленое истреблял, и курил по-черному почти двадцать лет, и зарядку не делал (делайте, умоляю, кто помоложе!)... Помру в 1922 - для русского мужика будет вполне среднестатистические 65. В общем, пора кончать все эти подсчёты и цигель-цигель-аллилуйя, строчить и строчить...
А вот Бехтерев - у которого мои бабушка с дедушкой учились и познакомились - умер в 1927. Правда, дед был убеждён, что Бехтерева убили по приказу Сталина, но мне сомнительно. Да хотя бы меня и убили в 70 лет - пфф! Масло масляное... Хорошо бы, конечно, в 70 лет я смотрел на это дело также... Нет, всё-таки по количеству того, что хочется написать, лучше бы до 1940 года дожить. Только, чур, после, скажем, 1927 года не выступать публично.
Посмотрел заодно родившихся в 1957-м году... Подбор людей специфический - смотрел в русской "википедии", а там всё больше чиновники да актёры. Патриархальное всё-таки общество! Процент женщин совсем немного выше, чем у родившихся в 1857 знаменитостей. Кажется, в основном все живые, даже бен Ладен... Помре юморист на воеводстве Евдокимов - ну, пешочком надо ходить, пешочком... И ёрничать надо поменьше...
Зато среди моих ровесников один - бессмертный. Кристофер Ламберт.
Правда, среди одногодков моей жены тоже есть один бессмертный. Поскольку кащей. Зато президент России.
Люблю русский язык. Слово "старец" и в других языках имеет аналоги, а вот "старичок" - кажется, нет. Не младостарцы главная беда нашей духовной жизни. Сам по себе младостарец не опасен. Опасны молодые старички, которые ищут себе объекты для манипуляций - и находят в лице этих младостарцев. Этих молодых старичков много я знаю. Они были старичками и в 13 лет, и в 20, и они не молодеют. Сморщенные, серьёзные, очень серьёзно относящие к себе. Хамоватые, причём наивно-хамоватые (впрочем, многие просто плохо воспитаны, это уж общая беда пост-революционных русских). Но главное - адская серьёзность. Из покойников классических пример старичка - младший Лосский. А вот Флоровский, к примеру, не был старичком, был нормальный интеллигент, игравший в святых отцов как другие играют в хоббитов. Владимир же Лосский не играл, он был чертовски серьёзен. Именно вот такое определение тут крайне подходит.
*
\
Пространство находится в прямо пропорциональной зависимости к миру между людьми: чем более насыщенные и творческие, личные, уважительные отношения, тем более жизни может существовать на одном и том же квадратном метре. Дух расширяет пространство. Протяжённость пространства и возникает там, где присутствует человек. Мы не просто наблюдатели, измеряющие мир, мы те, чьё присутствие создаёт в мире такие явления, как пространство и время, и без присутствия человека пространство и время были бы явлениями потенциальными, неопределёнными. Некоторую аналогию (не более) можно усмотреть в квантовой физике, где измерение меняет состояние измеряемого объекта.
То же относится ко времени. Зависимость восприятия времени от эмоций общеизвестна. Менее понятно, что время зависит от интеллекта, от знания. Фильм, который смотрят во второй раз, идёт быстрее. Сутки у ребёнка в десять раз более растянуты, чем у взрослого, а сутки старика сжаты до предела. Это намекает на то, что такое вечность и почему вечность связана с познанием.
В миниатюре отношения со временем проявляются во время краткого приезда в новый город. Он сперва кажется огромным, потому что неизвестно, что за следующим поворотом. Большинство людей боятся такой огромности, страдают агорафобией (она же - боязнь вечности) и гасят её информацией. Для этого и нужны экскурсоводы и путеводители. Такое знание носит во многом "жёлтый", поверхностный характер, имитирует познание. У местных жителей может не быть такого знания: то, о чём пишут путеводители, слишком часто есть не знание, а развлечение, в лучшем случае - миф в его самой поверхностной, магической форме. Жизнь настоящая не может обойтись без мифа, но это миф творческий. Так в духовной жизни знание высшее часто даётся ценой отказа от знания низшего. В пределе это означает, что слепой видит невидимое, поскольку не отвлекается на поверхностное (почему Гомера считали слепым).
*
Можно сфотографировать ребёнка, но не запечатлеешь запах ребёнка. Почему к внучке отношение совсем иное? Внучка от дочки ничем не отличается, отличается дед от отца. Дед знает одно, чего не знает отец: ребёнок вырастет. Отец знает о вырастании теоретически, но ещё не видел самого ребёнка; может быть, это можно видеть, если разрыв между двумя дочками составляет четверть века, но такое всё же редко бывает. "Ребёнок вырастет" - как "Христос воскресе!" Ничего не надо бояться: ребёнок вырастет. Всё можно делать нежно: ребёнок всё равно вырастет. Можно без насилия, можно даже без усилий: ребёнок всё равно вырастет. Просто люби: без твоей любви ребёнок всё равно вырастет, но ты без этой любви - умрёшь.
Любовь к внучке или внуку - особая. Теперь я понимаю, почему мой дед, у которого я был любимчиком, так на меня смотрел, когда я был уже подростком и юношей. Изводил его антисоветскими разговорами. Крестился. Много чего делал... А он смотрел, как я смотрю сейчас на внучку, зная: ну, да, внучок того-с... Но всё равно и в самом седом и сморщенном и усталом человеке живёт внук Божий или внучка Божия, которые обязательно ещё вырастет в вечно живое создание.
*
Канетти о старости:
«Утомление всех страстей и порывов, в особенности же стремления к вечности. «Бессмертие» становится обременительным и жутковатым. Это может быть связано с тем, что покидаешь ценности лишь сомнительные и с охотой бы от них избавился. Презрение к себе растёт, но особенной боли оно не причиняет. И хочется путешествовать, двигаться, не меняя, правда, местонахождения. Более резко реакции на оскорбления и обиды, становишься неуживчивей. Все слабее приливы восхищения и восторга, нет в них прежней энергии. Подводит память. Но всё на местах. Забытое возвращается тоже, но когда ему вздумается. <…> Со всем, что тебе было дорого, со всем, чему поклонялся и что возносил высоко над собой, - со всем этим тебя в конце концов сравнивают. Имя этому – старость» (Канетти Э. Человек нашего столетия. М.: Прогресс, 1990. С.317, 333).
*
Расстояние между субботами всё время сокращается. Только отошла одна - и вдруг другая. Если экстраполировать это ощущение, то лет через пять вторая суббота месяца будет наступать раньше первой... Может, это означает, что мне осталось жить меньше пяти лет?
*
Время заполняет человеческое существование как вода заполняет землю. Постепенно уходит под воду то, что составляло наибольшую часть жизни, занимало более всего времени: дружба, разговоры, зарабатывание хлеба, прогулки, поездки. Остаётся то, что подымалось над всем этим. Это вовсе не обязательно какие-то "высшие ценности". Это могут быть и весьма неприятные явления: скупость, похоть, склочность. За исключением патологических, болезненных случаев (с ума сойти каждый может), время очень справедливо. Оно каждому вручает себя, чтобы человек создал свою долину, свои горы, и лишь потом постепенно затапливает, затапливает, затапливает...
|
