ВМЕНЯЕМОСТЬ: ОТ КРЕЩЕНИЯ ДО ОБУЧЕНИЯ УБИЙСТВУ
Ср. Свобода. Крещение детей.
МОЖНО ЛИ И НУЖНО ЛИ КРЕСТИТЬ ДЕТЕЙ
Если крещение есть встреча человека с Богом, то можно ли крестить детей? Ведь младенец ещё не вполне человек, не "совершенный" человек.
Вопрос о крещении детей есть
вопрос о крещении взрослых. В конце концов, что важнее: может ли ребенок "войти в купель" как взрослый,
сознательно, с пониманием -- или может ли взрослый выйти из купели -- ребенком, доверчивым, учащимся ходить,
не требующим чужого, но открывающего душу своему? Зачем крестить ребенка -- понятно: если мы видим в
крещении не только свидетельство нашей воли, но и свидетельство силы и воли Божией, то как не допустить к этой
силе слабого? Как раз слабый, как раз в начале более нуждается в крещении.
Исторически до "наших времен", до Ренессанса, никого особенно не
волновало, крестить детей или нет. Судя по всему, у первых христиан был к этому
разный подход. Слова "крестился он и весь дом его" могли означать
и крещение всех детей -- не только детей хозяина "дома", "большой
семьи", но и детей рабов. Римская империя включала в себя самые разнообразные
страны и культуры, с разным отношением к детству и семье.
На "Западе", очевидно, предпочитали откладывать крещение до зрелого
возраста -- тому знаменитый пример святой Августин Блаженный. На Востоке (а
"весь дом" -- это из рассказов о ближневосточных христианах) могли
крестить детей, не особенно задумываясь, как обрезывали же этих самых детей
и приносили их в храм, будь дите даже Богочеловек Иисус Христос.
Отличие сохранилось и тогда, когда крещение детей стало нормой и на Западе,
и на Востоке. Все-таки на Западе таинство миропомазания и первого причастия
откладывали до подросткового возраста, на Востоке -- совершали сразу.
Ренессанс отношение к взрослому человеку изменил так, что и детям досталось.
Бунт против крещения детей -- лишь ничтожный, маргинальный результат бунта против
забвения человека "Христа ради". Средневековье забыло (или не знало)
человека как самостоятельно мыслящее и выбирающее существо -- ставится вопрос
о крещении как акте интеллектуальном и волевом. Средневековье освятило целое
прежде частного -- теперь освящают частное, пусть даже в ущерб целому. Средневековье
поставило таинство выше Тайны -- отныне Тайну противопоставляют таинству.
Тайну противопоставляют таинству, когда говорят, что крещение (тем более, другие
обряды и таинства) вовсе не нужны и даже опасны. Они поощряют формализм. Они
могут подменить искренность -- конформизмом. В конце концов, если мы говорим,
что спасаемся "только верою", только это отвержение не одних пап и
патриархов, добрых дел, но и обрядов. Почему нет? Не крещение спасает, а Христос.
В эпоху, когда индивидуальность человека выявляеся не символом, а трудом, крещение
кажется агрессивным архаизмом. Неужели крещеный лучше некрещеного? Неужели недостаточно
личного труда (в частности, труда родителей по воспитанию ребенка, труда взрослого
по соединению с Христом)? Крещение воздвигает барьер не столько между мной и
грехом, сколько между мной и некрещеным. Грех-то ко мне просачивается, хоть
бы я его и не звал, а вот среди ближних есть такие, которые моя "крестильность"
отпугнет и спугнет навсегда. Не лучше ли не креститься, чтобы "для всех
быть всем", для каждого - каждым?
Ясно, что это доведение до абсурда, хотя в истории оно встречалось. Молчание
-- лучший язык только тогда, когда не все молчат. От крещения есть смысл отказаться,
когда все крещеные, но не когда некрещеных большинство. Можно не ходить в Церковь,
когда там толпа, но ведь если каждый решит, что в Церкви слишком людно, храмы
обезлюдеют -- что и налицо.
Не крещение надо отвергать, а крестины -- действительно пустую формальность,
конформизм, тщеславие, трусость и т.п. и т.д. Нужно твердо сказать себе, что
можно не креститься верующему во Христа. Можно не причащаться. Можно не молиться.
Все можно -- точнее, можно ничего. Крещение таинство, но не языческая мистерия,
и потому без крещения человек веры все равно остается христианином, как был
же христианином Константин Великий, хотя крестился лишь перед смертью. Если
он и был плохим христианином, то он был им и до крещения.
Магическое отношение к крещению детей обычно мотивируют желанием дать ребёнку самое лучшее. Только вот самое лучшее для детей - любовь родителей. Крещение детей очень часто симптом неблагополучия в супружеских отношениях, во внутренней жизни того из родителей, кто настаивает на крещении. Человек, который не любит или недолюбливает своего ребёнка (такое бывает чаще, чем кажется), с пеной у рта защищает необходимость крещения детей. Это - попытка компенсировать свой грех чужими ценностями, как и всякое развращение ребёнка подарками. Тут совершается кощунство и по отношению к ребёнку, и по отношению к таинству крещения, и по отношению к Святым Дарам, которые превращаются в подобие соски или игрушки. Хуже только, когда сам ребёнок превращается во взятку - когда человек, который загубил себя как творца, специалиста, не состоялся как личность, который плохой муж, предъявляет миру и Богу своих детей - вон их, десятеро по лавкам сидит! И все крещёные! Ну и что, что от трёх жён - они же живые, милые какие, Богу молятся! Вы что, хотели бы, чтобы их не было?! И давай против абортов молиться... Голубчик, да хотя бы и от одной жены... "Плодитесь и размножайтесь" - это всё-таки не специфически человеческое... Ты от осетра чем-то отличаешься или нет?
Признав, что крещение не есть Христос, что вода не есть Дух, что безразлично
не только то, с головой ты крестишься или без головы, водой или песком, от священника
или от мирянина, -- признав это, мы не уничтожаем крещение, а находим его. Мы
теряем крестины (а вера в то, что "настоящее" крещение -- лишь через
погружение, лишь в проточной воде, лишь "понимающего", "взрослого"
и т.п. это вера в крестины). Мы находим крещение -- и взрослого, и ребенка,
неважно. Если бы крещение было только рассудочным и волевым действием человека,
то нельзя было бы крестить и многих взрослых, тем более, стариков. Крестить
лишь по предъявлении массы справок.
Крещение не гарантирует спасения -- поэтому нужно крестить и несмышленышей,
они не поумнеют. Крещение не преображает человека -- поэтому нужно крестить
и безвольных, они такими и останутся. Крещение не делает человека ближе ко Христу
-- поэтому нужно крестить и не очень сильно верующего. Креститься нужно только
потому, что лучше быть с Христом, пусть недоумевая, пусть колеблясь, пусть издалека,
пусть в ущерб себе и другим, но с Ним.
Что в крещении такого, что меняет положение человека из "не с Христом"
в "со Христом"? Да так, самая малость -- слово, жест, взгляд. Именно
то, что делает жизнь жизнью.
А что делает Христа -- Богочеловеком? Да тоже самая малость: слова, жесты, взгляды. Без всего этого Он -- Бог. И это, поверьте,
намного легче, проще и естественнее для Христа, чем быть Богочеловеком. Но делает то, что делает человеком --
и человеку должно быть стыдно не сделать того, что, по просьбе Христа, делает нас сынами Божьими.
* * *
Вопрос "Можно ли и нужно ли крестить детей" из серии: "Можно ли и нужно ли жениться?"
Если встают такие вопросы, ответ один - отрицательный. В случае сомнения - воздержись. Если сомневаешься, значит, что-то нарушено в естественном ходе вещей, время вывихнуто и надо сперва исцелить время.
Я, видимо, потому прежде всего священник, потом историк и изредка богослов, что в основу решения кладу не интерпретацию Евангелия, не анализ истории Церкви, а знакомые мне истории крещёных людей. Я бы сказал, что и взрослых-то людей крестить нельзя, как на вопрос, можно ли рукополагать женщин, всегда отвечаю, что и мужчины рукоположения недостойны.
Не стоит преуменьшать роль научения в вере. Формально я катехизацию не проходил (что вызвало в своё время очень саркастическое замечание о. Георгия Кочеткова), но было бы свинством не помянуть с благодарностью беседы, которые со мною вечерами вела - когда я об этом просил и по вопросам, которые я задавал, будучи вполне неверующим - Зоя Афанасьевна Масленикова, по праву ставшая потом моей крестной матерью.
Тем не менее, не стоит преуменьшать и роль Духа в вере, и роль Церкви. Крестить ребёнка может быть в определённых условиях абсолютно органично и естественно. Есть ли такие условия сейчас? Надеюсь, что они бывают, но пока не встречал.
Большого вреда от формального крещения не вижу, как и большой пользы. Однако, я вижу ту большую пользу от крещения детей, что оно убавляет самоуверенности у взрослых. Главный враг веры - не неверие, а самоуверенность. Самоуверенность в вере - самоуверенность в квадрате. Это не фарисейство, но всё же очень неприятно. Именно это называют "сектантским духом", прежде всего, а не те десять признаков, которые пропагандируются разными своеобразными персонажами. Вера схожа со знанием тем, что и в вере - чем больше вера, тем больше границы с неведомым и пугающим, тем больше незнания и сомнения. А хуже всего - самоуверенность в вере, полагающая себя уверенностью в Боге. Тут не просто болезнь, а уверенность в том, что болезнь есть здоровье.
Существование крещёных в детстве - и всё-таки полноценно церковных людей - в этом случае очень помогает сохранить равновесие. Может быть, лет через пятьсот все дети будут в первые же дни крещены, обрезаны и трижды погружены в нирвану и из неё вынуты во имя Пророка, - чтобы все взрослые были посмирнее в религиозных амбициях.
Отождествление веры и научения в вере - не рационализм, а извращение рационализма. Возникло это отождествление в той фундаменталистской среде, которая именуется Реформацией и которая была глубоко враждебна не столько католичеству (тоже достаточно фундаменталистскому тогда), сколько гуманизму. Взяли рационализм Нового времени и приспособили его к религии. Вышло очень несуразно.
Преувеличение роли знания в религиозном воспитании характерно для тех движений, которые преуменьшают роль общения, коммуникации. В школе ведь люди учатся, но не общаются, а если общаются, то очень ненормально, поскольку круг общения принудителен - к счастью, локально во времени. Иуда крещён был, скорее всего... Во взрослом возрасте...
Популярно с середины ХХ в. (хотя не очень глубоко) изречение - "Нужно не знать о Боге, а знать Бога". Не очень глубоко, потому что нужно не знать Бога, а жить в Боге - причём, с людьми. Общение с другими - и критерий доброкачественности нашей веры, и цель веры. Спасение не в том, чтобы войти в рай, а в том, чтобы войти в общение с другими, восстановить разорванное единство. Спрашивается: ребёнок - не знает Бога? Ребёнок - не общается? Ответ на оба вопроса невозможен - во всяком случае, надёжный. Ребёнок себя не сознаёт, но окружающих - сознаёт.
Крестить детей, возможно, не стоит, но тогда не нужно себя считать взрослым. Тогда нужно самому креститься в детство. Между тем, "крещение с научением" выливается, как совершенно верно заметил пастор Игорь Князев, в выпечку магистров богословия, страдающих всеми пороками парткомовской психологии - замкнутостью, самоуверенностью, глухотой. Поскольку в сегодняшней России такие христиане составляют абсолютное большинство во всех конфессиях, то конкретные примеры приводить было бы некорректно.
Отрицание детского крещения часто соединяется с отрицанием формализма (как черты "ветхозаветной", "до Духа"). Однако, отрицающие формализм "Ветхого" Завета быстро ставят на его место формализм "Нового" Завета (на самом деле, формализма нет в Ветхом Завете и Новый Завет к баптистским формам отношения не имеет). Современный баптизм и пятидесятничество в своём отрицании формализма нагромождают больше форм, чем было, возможно, даже в Средние Века. Просто формы другие - но не менее жёсткие и агрессивные. Вновь, это не означает, что детей нужно крестить. Но вот парадокс: те же самые баптисты, которые отрицают крещение детей, с удовольствием проповедуют, что детей нужно шлёпать или даже бить - ведь в Ветхом Завете это прямо рекомендуется... Может, всё-таки либо крестик снять, либо трусы надеть? А то как бить ребёнка, так Ветхий Завет - Слово Божие, а как крестить, так Ветхий Завет - упразднён.
В конце концов, вопрос о крещении детей есть вопрос о вере, а вопрос о вере есть вопрос о свете. Что такое свет - частица или волна? Мы сегодня знаем, что свет и то, и другое одновременно. Вера это и сознательное, и бессознательное, и коллективное, и личное, и уверенность, и сомнение. Вера - это общение, а общение-то уж точно не есть обмен рациональными аргументами. Кто любит, тот это точно знает. Любишь ребёнка - крести? Если такое правило принять, то будут крестить ребёнка именно для того, чтобы доказать себе свою любовь к ребёнку (да именно поэтому часто и крестят). А любовь-то не ищет своего - любовь не ищет доказательств. Опять выходит - крести ребёнка, но не крести. Что ж, человеку нужна уверенность, а Богу - вера, и вопрос о крещении детей отлично иллюстрирует некоторые различия между уверенностью и верой.
Вопрос о крещении детей есть часть большего вопроса о том, что есть вменяемость. Можно ли хоть о ком-то утверждать, что он крестился в полном рассудке? Сколь сложна проблема вменяемости, видно не из многостраничных теологических трактатов о свободе воли, а из многостраничного же романа Музиля "Человек без свойств". Роман гениальный, и там сам герой размышляет о свободе воле на примере криминалистики и одновременно является субъектом этой самой свободы. Проблема не в крещении детей, а в том, что противопоставление разума и неразумности, вменяемости и невменяемости в человеке очень условно. Милосердное отношение к грехам протестантов, к примеру, покоится, помимо прочего, на убежденности в их неполной вменяемости (по разным обстоятельствам, начиная с противостояния злу ханжества). Но если судить протестантов судом, которым они судят других, то в Раю резко опустеет... Конечно, не обо всех протестантах речь.
Второй момент намного глубже. "Первый шаг человек должен сделать сам". Здрасьте! Если бы так рассуждали родители, мы до сих пор бегали бы как маугли. Если выстраивать христианство как сугубо логическую конструкцию, где отдельные единицы связаны механически своими волями и разумом, то рушится не только христианство, но вся религия. Религия начинается там, где открывается загадочная ("мистическая") связь человека с Богом, с другим человеком, с творением. Что логичного или рационального в связи жизни Адама с моей жизнью, смерти Иисуса с моим бессмертием? Тут нет никакого логического звена. Тут - Дух. И вдруг в связи "родитель-ребёнок" Дух исчезает!
Понимание Евангелие лишь по видимости рациональное явление, а по сути - Евангелие понятно лишь Духом, а не интеллектом. Иначе бы лучшими специалистами по Евангелию и лучшими христианами были неверующие, совершенно свободные от Духа. Другое дело, что в жизни очень мало духа, и крещение ребёнка в этом смысле всегда страшный риск. Но и крещение взрослого страшный риск, и всё страшный риск в духовной жизни.
Кто намертво соединяет веру с пониманием, тот подменяет веру пониманием. Это не означает, что понимание излишне, это означает, что не надо превращать трёхмерное в двумерное. Чертёж храма легче хранить в кармане, но молиться в чертеже храма всё-таки неудобно.
*
ГОЛОСОВАНИЕ СЕКСОМ
Белгородская епархия прославилась своим миссионерским рвением - прежде всего, "понуждением к вере" через государственные школы и другие учреждения. А вот и результат: крестят 90% детей, а вот процент венчающихся упал с 30 до 9. Епископ Иоанн и тут сделал хорошую мину: мол, люди стали ответственнее подходить к браку.
Несколько простых вопросов. Из статистики очевидно, что большинство крещаемых детей - от невенчаных родителей, то есть, говоря сухим языком церковных канонов, они прижиты вне брака, незаконные, бастарды. Крестить их следует лишь после того, как их родители обвенчаются, иначе какое же им дают "христианское" воспитание.
Впрочем, это уж так, издёвка. Интереснее другое: а почему люди ребёнку дают то, что сами не едят? Как самим в таинство - так нет, а как младенца - так да? Ответ прост: подобная безответственность есть само содержание власти и гордыни, нарушение базового принципа "не корми другого тем, что сам не ешь".
Облекается это в благие слова об ответственности. Ребёнку надо дать лучшее. Не крестить, не кормить, не поить, не пороть, ссылаясь на свободу ребёнка...
Родитель и в самом деле несёт ответственность за ребёнка. Однако, существует иерархия ценностей, и родитель отвечает не за высшие, а за низшие ценности - мы должны обеспечить нашим детям душевный и материальный комфорт, определённые знания, но вот на что они употребят эти знания и этот комфорт - это их выбор. Наша ответственность в том, чтобы сохранить у ребёнка свободу, развить её, но не использовать его слабость для того, чтобы принимать решения вместо него. Ответственность родителя имеет четкие пределы - это важно понимать, иначе мы не вырастим из ребёнка взрослого, а вырастим инфантила,проявив, соответственно, не ответственность, а карикатуру на неё - патернализм. Цель спасения, цель крещения - укрепление свободы, личности, и крестить вопреки свободы означает ставить средство выше цели.
*
Обсуждение детского крещения заканчивается, когда появляется баптист, молящийся: «Благодарю Тебя, Господи, что я не крещён в детстве, осмысленно принял крещение и научен в Писании, а потому не краду, не лгу, не убиваю и не таков, как эти католики с православными». Тут уж хочешь, не хочешь, а побежишь крестить младенцев, чтобы побороть тошноту.
Однако, проблема вменяемости не заканчивается. Другой интересный её образец – доброволен ли патриотизм? Есть энтузиасты, которые убеждены, что бывают «правильные патриоты», которые берут оружие и убивают ради своей отчизны исключительно по свободному выбору и зову сердца, а бывают патриоты неправильные – которые и сами стреляют, понеже кроважадны суть, и своих соотечественников угрозами заставляют записываться в борцы с оккупантами. Для еврея «правильный патриот» - это боец «Хаганы» и, чтобы уж не быть в одиночестве, боец Армии Крайовой (хотя такие евреи, делящие патриотов на правильных и неправильных, обычно считают поляков антисемитами и трусами, не верят в то, что Армия Крайова внесла свой вклад в борьбу с нацизмом). «Неправильный патриот» - это Бандера или Бен Ладен, которые сами трусливо отсиживаются (в польской тюрьме или немецком концлагере, в пещерах Афганистана), а невинных мальчиков вырывают из рук матерей, дурманят им головы (или угрозами заставляют учиться воевать) и посылают на верную смерть.
Правильный еврейский патриот будет воевать за независимость Израиля по доброй воле и сердечному влечению, воевать, какие бы призывы к миру ни раздавались со стороны предателей сионистской идеи, будет уничтожать этих предателей, будет уничтожать британцев, арабов, да и евреев-леваков вроде Рабина, будет жечь и арабские посевы, и еврейские, лишь бы добиться свободы своей стране.
Правильный арабский или украинский патриот (правильный с еврейской точки зрения) должен радостно принять евреев, поляков, русских, немцев, как только те силой докажут своё право обладать их страной. Не должен воспитывать своих детей в духе ненависти к оккупантам, должен стремиться к интеграции.
Кажется, самый ранний миф о том, что враг всегда невменяем, - это французский миф о «горном старце», который не может смириться с победами крестоносцев, одурманиевает арабских детей гашишем (отсюда «ассасин», во французском по сей день обозначает убийцу), делает их невменяемыми камикадзе и посылает вести одиночный террор против благородных рыцарей.
Миф о Бен Ладене, который дезинформационным гашишем охмуряет молодых мусульман (предполагается, что молодые более внушаемы) и посылает их взрывать небоскрёбы сочетается, впрочем, с мифом о том, что «мусульманские террористы» - это несчастные дети и вдовы, которых самостоятельной воли лишила гибель отца или мужа (почему и где погиб – не обсуждается, это ведь миф, а не магистерка).
Миф о Бандере, который из Заксенхауза вдохновлял безумных садистов угрозами превращать в бандеровцев мирных украинцев… Всю ту энергию, которые энтузиасты Израиля сберегли, не обличая Россию – в советской и пост-советской ипостаси – за реальную поддержку арабских национально-освободительных движений, эти энтузиасты выплёскивают на давно исчезнувших «бандеровцев».
Миф демонизирует одних людей, чтобы представить других белыми и пушистыми ангелами. Поэтому и миф о святых баптистах не может существовать без регулярных повторений баптистами мифа о предавших Евангелие католиках и православных. Миф о злобных исламских террористах – оборотная сторона мифа о стране победивших свободы, равенства и гендерства.
В реальности же никогда позитивные и святые чувства – любовь (даже к такой фикции как «страна», «нация»), верность, ответственность – не могут вести к чувствам негативным и греховным, побуждающим убивать, лгать и насиловать. Нет здесь соединительного звена, вопреки всем уверениям всех пропагандистов насилия. Злые дела – от злых чувств, злые чувства – от… Вот здесь приходится останавливаться, ибо тут – проблема происхождения зла в человеке. Её принято решать, убирая из человека человеческое, представляя человека разновидностью неодушевлённой природы – камня, который падает, будучи подброшен, кобылы, которая лягается, если её щёлкают в нос, обезьяны, которая дерётся, чтобы защитить свой статус в стае.
На самом деле, у этой проблемы нет решения. А вот у проблемы национальной – решение есть. Проблема фиктивная, а решения – реальные, разнообразные и ни одно из них не подразумевает стрельбы и зла. Большинство из этих решений ещё даже не сформулированы, человечество было слишком увлечено бабаханьем во имя идеалов.
Две мировые войны были двумя главными уроками ХХ века. Первая научила, что вывалившиеся из распоротого живота кишки у всех одного и того же цвета. Вторая – что нельзя топить семейный очаг другими людьми. Отлично выучили этот урок лишь погибшие, среди живых предостаточно тех, кто готов повторить и Марну, и Освенцим – конечно, теперь уже не во имя Германии, а во имя более достойных целей, и которые по-прежнему убеждены, что когда я стреляю в другого – это по моей доброй воле во имя добра, а когда другой стреляет в меня – это по его злой воле или по злой воле совратившего его искусителя.
