Мф 15 28 Тогда
Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию
твоему. И исцелилась дочь ее в тот час.
Мк. 7, 29 И сказал ей: за это слово, пойди; бес вышел из
твоей дочери.
№79 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.
Другие исцеления: сухорукого;
Мф. 15, 28 опускает деталь Мк. 7, 30: "И, придя в свой дом, она нашла,
что бес вышел и дочь лежит на постели". Он заменяет это словами: "И
исцелилась дочь ее в тот час". Видимо, дом был неподалеку. Но важнее другое:
женщина ушла, не ставя Его слова под сомнение. Признак веры глубокой или поверхностной?
Рассказ рисует женщину с сильным характером, почему поверить в то, что она легковерна,
как-то трудно. Но ведь о себе ни один человек не знает точно, какой у него характер.
Точнее, каждый знает, что в нем соседствуют и слабость, и сила воли. Идеальный
выход из положения нашел Гедеон (Суд 6, 36-40) - сомневаясь в воле Божией, он
сперва попросил чуда: пусть роса выпадет всюду, кроме разбросанной по земле шерсти,
а на следующий вечер, извинившись ("не прогневайся на меня") - чтобы
роса выпала только на шерсть, а земля была сухой. После чего Бог отомстил Гедеону,
потребовав от него, чтобы он отпустил часть армии по домам - мол, "народа
с тобою слишком много", а надо, чтобы победа была сверхъестественной, чтобы
понимали - Бог победил. Но все эти взаимные испытания хороши, когда речь не идет
о болезни любимого человека. Тут не до гаданий.Сила веры не в том, чтобы поверить
в то, что чудо уже свершилось где-то за горизонтом, а в том, чтобы поверить: Иисус
спасает даже тогда, когда не может сойти с креста, когда не может исцелить, когда
не может даровать военную победу.
Выздоровление и исцеление, - слова, отражающие способность человека
к богопознанию. Современная медицина лишь облекает в научную терминологию
совершенно загадочное противопоставление одинаковых перемен в
организме по принципу различия причин. Казалось бы, наука должна
спокойна относиться к существованию непознанных еще факторов,
а она нервничает. Это проявление обычного, естественного мистицизма.
Но больше грешит не ученый, когда атакует мистику в лоб или отворачивается
от неё, а "целитель", когда пытается уничтожить различие,
заходя мистике в тыл. И при жизни Иисуса было множество целителей,
которые толкали мистику впереди себя, объясняя необъяснимое, даруя
веру. Иисус идет безо всякой мистики, таинственное катится за
Ним и остаётся таинственным. Он исцеляет верующих - верующих не
в исцеления, а в Него. Неверующих - не исцеляет. Позднее в истории
христианства восторжествовали басни о том, как неверующие в чудеса
наказываются болезнями, как вера приходит благодаря исцелениям,
в общем, возобладало язычество, магия.
Правда, язычество древнее не очень верило в исцеления. Религия
была делом коллективным, болезнь была делом коллективным, знаком,
указывавшим на положение человека в социуме и прочитывавшимся
(или не читавшимся) коллективно. Болезнью считалось поэтому многое,
что в современном индивидуалистическом обществе не болезнь, -
все, что мешало коллективу. Поэтому Честертон ошибался, считая
что христианство "изгнало бесов" из древнего мира. Да
не было бесов, или даже бесы были не в бесноватых, а в далеко
не молчаливом большинстве, которое видело бесноватых там, где
сегодня видят просто своеобразного человека. Жил бы Чацкий во
времена Иисуса, его бы сковали цепями как бешеного. Иисус не бесов
изгнал, а страх перед бесами, укоротил кошмар конформизма. В этом
смысле правее Честертона был Златоуст, когда объяснял, что исцелений
стало меньше, потому что люди стали взрослее, - а взрослость и
есть обретение самостояния. И не обязательно отождествлять взрослость
и веру: тут важно не то, перед Богом ли стоит человек, а то, стоит
ли Бог перед человеком, какой Бог стоит передо мной. Об исцелении
уместно просить Сидящего на херувимах, но не Того, у Кого раны
не обсохли.
|