Мф. 18, 35. Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его.

№91 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Переход от притчи к реальности разителен. Как холодная вода за шиворот.

Во-первых, одно дело долг, другое дело грех. Сравнения сравнениями, но разница-то есть? Почему я должен делать другому добро? Да если «должен», так из принципа не буду делать! Что такого одолжил мне другой, чтобы называть доброе отношение к нему – «долгом»? Гитлеру я тоже задолжал? Путину? Пьяному хулигану? Человеку, который украл у меня кошелёк или доверие? Ничегошеньки я им не должен, и мне никто ничего не должен, и никто никому ничего не должен. Никто, никому, ничего!

Во-вторых, мне никто ничего не должен. Все свободны! Или, другими словами, идите вы все… Я никому ничего не одалживал, мне никто ничего не одалживал, так что арриведерчи. Что, жизнь? От родителей, от Бога? Я их не просил, а если мне что-то дали без моего согласия, то я не должник. Хотите – забирайте обратно, умру с удовольствием от рук любимых родителей и любящего боженьки.

В-третьих, хорош боженька, который ведёт себя как Шейлок на троне и даже хуже. Потому что, извините, в притче ничего нет про чувства-с, про сердчишко наше. А тут вдруг – «от всего сердца». Чем измерять будем сердечность? Сердцометром?

Вот тут, если оставить шутки, самый главный абсурд, самая несправедливая претензия. Ну как хотя бы теоретически можно простить «от всего сердца»? Это какое-то очень компактное сердце должно быть. Настоящее сердце человеческое необозримо человеком и. скорее всего, Богом тоже.

Правда, «теоретически» простить от всего сердца нельзя, а практически – сплошь и рядом. Живёшь, сердишься, злобишься, на себя уже злобишься – да что ж такое, сорок лет прошло, а ты никак не можешь простить и забыть! И вдруг – бац! Ой, простил! Ничегошеньки в сердце нет! Не потому что я простил, а как-то – простилось. Ну, если совсем честно, это и есть «благодать Духа Святого». Только она и делает человека существом прощающим. Бог в нас прощает. Теоретически это безобразие, потому что обидели меня, а не Бога, я и должен простить. Практически же, опять, это такое счастье! Не я простил, не я сильный, а как солнце засияло надо мной – и всё, прощено, и странно даже вспоминать, что злился. А если «я простил», то это ещё полпрощенья, это из непрощения в гордыню перешёл, а хрен редьки не слаще. Сладко же – когда Бог сквозь меня простил другого, а я только радуюсь… Облегчение-то какое… как запор прошёл, прости, Господи, за сравнение меня, твоего творения, с такой частью тела, но Ты же сам сказал про «афедроном исходит» (Мф. 15, 17).