ВВЕДЕНИЕ В ВЕЧНУЮ ЖИЗНЬ
1. Четыре лапы духовной жизни
В древности все шутки были загадочными, а все загадки шуточными. Например, у греков знаменита была загадка Сфинкса: «Кто ходит утром на четырех, днем на двух, вечером на трех?»
Это человек. Младенцем ползает, в старости с палкой.
Духовная жизнь – не беготня, она, скорее, ползанье, у нее четыре лапы: молитва, богослужение, мышление, служение.
Конечно, всякая молитва есть служение Богу. Когда человек с отчаянием спрашивает Бога: «За что?!» – и эти он служит Богу. Мы служим Богу, когда обращаемся к Нему. Больше Ему от людей ничего не надо. Богослужение – это молитва общая, когда двое или более становятся сообществом, сообщающимися душами.
И все же обычно называют молитвой, «просто молитвой» – молитву личную (не обязательно уединенную), а богослужением – молитву совместную. Если священник один совершает Евхаристию (а такое бывало и бывает, хотя лучше священнику при этом не быть одному), то это богослужение общественное. Просто общество представлено одним человеком и бесчисленными ангелами.
В духовной жизни молитва и богослужение должны чередоваться в определенной пропорции. Общего правила нет. Человек может сперва найти Бога в богослужении с другими, а потом начать молиться самостоятельно и уединенно. Когда верующие родители молятся с ребенком, это – богослужение, которое учит личной молитве.
Или не учит. Потому что молитва – личная молитва – это из всех четырех частей духовной жизни самая независимая от человека часть. Может неверующий человек вдруг начать молиться. Не против своей воли, но неожиданно для себя. Верующий человек может вдруг обнаружить, что ему «не молится». Тогда он может, конечно, что-то говорить Богу (и должен), и молитва «вернется», но урок дан: молитва, и особенно личная молитва, появляется в человеке не как шелк из шелкопряда и не как дым из трубы.
Это и к богослужению относится. Мало собраться вместе и выполнить все обряды. Мало открыть себя Богу и окружающим себя людям. Надо еще, чтобы в открытые двери души вошли и Бог, и окружающие, а происходит это не всегда.
Нет богослужения там, где люди собираются не для Бога, а для себя. Нет богослужения там, где человек себя открывает, а в открытые двери других людей не входит, со всей осторожностью и деликатностью, с Богом. К счастью, благодать учит всему этому и помогает. При этом духовная жизнь не школа и не будет экзамена, после которого благодать станет не нужна.
Третья опора духовной жизни – Библия. Речь идет не о книге. Иногда встречаются старинные библии с покоробленным переплетом и следами от кастрюли или чайника, которые ставили на бедную книгу. Библия – это Библиотека, и надо уметь открыть ее двери.
В Библии более полусотни разных книг, написанных в разные века. Библия – опора духовной жизни не тогда, когда ее читают (хотя читать надо), не когда размышляют над прочитанным (хотя размышлять надо), а когда человек мыслит.
Мышление и размышление в русском языке слова разные, хотя не до такой степени как общение и разобщение. Размышление может превратить Библию в сборник цитат, программных указаний, образцов поведения. Что ж, это важный этап духовной жизни. Размышление, однако, оканчивается. Оно должно окончиться. Человек закрывает Библию и начинает жить. Вот тогда и начинается мышление. Материал для размышлений – Библия, материал для мышления – тот, кто мыслит.
Мышление, как и всё человеческое, это и глубоко личное дело, и глубоко общее. Вот почему нет ничего опаснее чтения Библии в одиночестве. Во всяком случае, в начале. Если веру сравнить с рождением, а молитву с дыханием, то размышление о вере, о Боге, о Церкви и о себе в Церкви и в Боге можно сравнить с речью. Всякий родившийся человеком – человек, он дышит и издаёт звуки. Дар речи у него, возможно, врождённый, но если человек вырастет в окружении волков, этот дар не распахнётся и может быть парализован навсегда.
Конечно, Бог открывается и тем, кто не умеет говорить, даже и тем, кто почему-либо лишён способности мышления, даже душевнобольным (которые на самом деле не душою болеют, а интеллектом). Господь приходит и к тем, кого бури житейские треплют и мотают по морю житейскому. От таких ничего, конечно, не требуется. Были б живы! Только ведь таких, к счастью, меньшинство. Вера открывает Бога, но вера открывает нам и правду о самих себе.
Не такие уж мы бедненькие и глупенькие, какими иногда прикидываемся. Можем и почитать, и подумать, и высказаться, и послушать. Можем найти время почитать, что писали христиане из числа великих мыслителей о нашей вере, и подумать над прочитанным. Не очень великие тоже достойны внимания – и не только как источник цитат, оправдывающих наши мнения. Размышление не выковыривает понятное и близкое из чужих текстов – включая Библию, а пытается через понятное осмыслить и непонятное, через близкое примериться к далёкому, через людей – к Богу.
Четвёртая часть духовной жизни – служение. Эта часть кажется настолько простой, что о ней мало задумываются, а напрасно. Взять десятину. Древнейший религиозный обычай, но ведь это крестьянский обычай. Часть урожая – Богу (сжигаем на алтаре), часть – священникам на пропитание. Но ведь не всегда есть священники, да и на христианских алтарях ничего не сжигают. Не уничтожать же в качестве десятины десятую часть тиража своей книги, или каждый десятый компьютер из тех, которыми ты торгуешь!
Значит, десятина – это деньги. Что же, отдавать их все на нужды общины? Но община – не Бог и не кооператив. Хотя точно пошутил один христианин: «Церковь – единственный кооператив, созданный для блага тех, кто в нём не состоит». Тогда десятина – это помощь нуждающемуся, и это очень древнее, но ничуть, к сожалению, не устаревшее определение. Всегда есть кто-то, кому хуже, чем нам.
Служение так же разнообразно как размышление. Есть добрые дела, которые может и должен делать любой христианин – например, молитва о нуждающихся. Да, молитва – это дело, верующие это знают, а неверующим это непонятно. Благотворительность – дело. Миссионерство, проповедь, пение в храме, ухаживание за больными…
Жизнь редко идёт так, что у человека всегда есть возможность гармонично расти во всех измерениях духа. Бывают внешние препятствия – ну нет поблизости храма, нет вокруг единоверцев. Что ж, придётся как святой Максим Грек при Иване Грозном – сидел в монастырской темнице, лишённый и Причащения, и всего, и всех. Как многие верующие при Сталине, когда в ином городке один-единственный верующий оставался, и должен был таиться.
Именно потому, что духовная жизнь для человека важнее физической, Бог устроил так, что такие лишения в духовной жизни легче переносятся, чем лишения физические. Тело убить легче, душу – невозможно. К сожалению, это не относится к самоубийству. Я сам могу духовно погубить себя, хотя никакому деспоту это не по силам. «Погубить», будем надеяться, это крайний, невероятный случай, но чтобы человек гармонично развивался во всех направлениях бесконечности – тоже почти невероятно. У кого-то личная молитва интенсивнее общей, у кого-то благотворительность усохла, а у кто-то, напротив, прыгает на одной филантропической ножище. После воскресения разберёмся!
Всё это прекрасно и всё это опасно. Служение ближним – как и молитва, как и чтение и общение с размышлением – может легко стать вполне безбожным и даже бесчеловечным делом. Достаточно помнить, что инквизиторы тоже полагали, что делают доброе дело. Конечно, чаще до таких ужасов не доходит, но манипулировать тем, кому делаешь добро, всякий умеет. А многие умеют манипулировать и теми, кто им делает добро, что ничуть не лучше. Как этого не допустить? Так же, как не допустить извращений и всех остальных частей духовной жизни – наблюдением за собою, как непосредственно – через совесть – так и через других людей. Бог всегда пытается до нас докричаться, когда мы уходим с прямого пути – важно понимать, что ангелом Божиим, несущим этот крик, может быть всякий человек, даже наш недоброжелатель. Валаамова ослица нужна не только Валаамам.
Тело человека начинает на четырех, в днём бежит на двух, вечером ковыляет с палочкой. Душа человека свободнее. Кого-то Бог сразу наделяет азартом и способностью молиться и наедине, и со всеми, и читать, и мыслить, и добрым быть. Намного больше людей, которым одно даётся легче, другое тяжелее, а что-то и вовсе не даётся. Главное – не загадывать про себя наперёд. Всё надо попробовать, и что не удалось – после паузы ещё раз попробовать, и ещё раз, и ещё. Конечно, в отличие от тела, душа вряд ли придёт к финишу «на трёх». В последний час, если не будет чего-то чрезвычайного, хватит сил только на молитву. Какая уж благотворительность в старческом маразме! Дай Бог до маразма научиться принимать благодеяния от других. Впрочем, и тело в последний час ляжет и будет лежать. Оно шло, куда указывала душа, и вот теперь уже и душа может указать одно направление – туда, куда несёт не тело, а вера.
