Лк. 1, 32 Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его;

№5 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. См. Благовещение. Катехизис.

Язык, которым Евангелие говорит о божественности Иисуса, кажется двусмысленным и не может не быть двусмысленным. Все попытки сочинить какой-либо текст, который бы устранил эту двусмысленность, бесполезны, и могут удовлетворит лишь отказывающихся от общения людей - то есть, людей, которые отрезают у языка его важнейшую функцию.

Двусмысленность заложена в природе языка, потому что сам человек двусмысленен. На поверхности заметно противостояние невидимой души и видимого тела, но более глубоко противостояние внутри души любви и отчуждения. Тело рождает, но кто рождается, определяет дух.

Если родители любят своего ребёнка, то они рожают в мир человека, который всегда будет и их частью, и полноценной свободной личностью - полноценной, в том числе, потому что любимым с первого мгновения своей жизни. Но если родители ненавидят ребёнка и бросают его, то это - не их ребёнок, это для них предмет, который они "бросили". Они не имеют права сказать о себе, что "родили", как "Авраам родил Исаака". Они бросили ребёнка как бросают камень, и ребёнок становится для них камнем, чужаком, опасностью.

Любовь (или её отсутствие) определяет, "предаёт" человек Иисуса или "передаёт", совершается предательство, предание на казнь или выращивается предание жизни. Кусок хлеба можно протянуть с ненавистью, а можно - с любовью. Бог протягивает хлеб с предельной любовью, так что этот хлеб становится частью Его, как ребёнок - часть матери. Это не означает, что сущность сделанного или рождённого определяется намерением делающего, рождающего. Намерение - это воля, любовь же бесконечно шире и реальнее воли. Воля не рождает, рождает любовь. Намерение может самое большее - убить.

Иисус есть и плод Божией любви к людям, и исток этой любви. Он рождается, хотя Он был до того, как появилась сама возможность рождать. Он "становится" Сыном Божиим, хотя Он был Богом и Сыном Божиим до того, что как появилось "время", "становление", "сыновство". Он "называется" Сыном, хотя Он - Тот, Кто всё называет.

*

«Мой сын», - гордо говорит счастливый родитель. Не чей-нибудь, мой! Налицо солидная шизоидность, потому что не только Авраам роди Исаака, Сарра тоже имела свою долю в этом деле. Но Авраам не поинтересовался мнением Сарры, когда вязал Исаака, как Тарас Бульба не поинтересовался именем жены, когда расстреливал сына.

Сарре крупно повезло против жены Тараса Бульбы, от неё хотя бы имя уцелело, а у жены Тараса имени не было. Он единоличный их владелец, а совесть нечиста, поэтому агрессивен – «вот ваша матерь», кричит, показывая саблю. Небось,  не на сабле венчался и не на сабле ребёнка зачинал. В общем, типичное размывание пая путём выпуска дополнительных акций. Не просто «я тебе отец», а «я тебе Бог».

У ребёночка другая точка зрения. Если всё нормально, то он – папин и мамин.  С матерью Иисуса понятно, но кто сказал, что Он не помнил отца? Про мать Спаситель даже довольно резко пошутил, что всякий святой – его мать, а про Иосифа таких шуточек не было, и Бога сравнивал с отцом, не с матерью (что, впрочем, для еврея было «без вариантов»).

Ребёночек, впрочем, если он не крокодил, и чем больше он не крокодил, видит себя вершиной пирамиды, в которой папа с мамой – только ближайшие ступени. «Мой сын» считает себя внуком двух дедов и двух бабушек, правнуком восьмерых, праправнуком шестнадцати. Тоже – размывание паёв, только прямо противоположного направления. 

Две генеалогии Иисуса иногда противопоставляют – мол, одна подчёркивает Его принадлежность к Израилю («сын Давидов»), а вторая – принадлежность к человечеству («сын Божий»). Так ведь Бог не человечество! Обе генеалогии схожи тем, что рассматривают человечество сквозь амбразуру отцовства. История превращается в историю династии, а династия – это основательно обструганная семья. Большинство династий как раз гибли от того, что вырезали близких и дальних родственников во избежание конкуренции.

Общечеловечность Евангелия не в том, что одна из генеалогии возведена прямо к Богу, а в том, что Бог одновременно и в начале, и в конце. Он Отец, Он и Сын. Боговоплощение напоминает в этом смысле математическую метафору свёрнутого пространства, «бутылку Кляйна», у которой горлышко перетекает в дно так, что нет разделения на внешнее и внутреннее (да-да, «нет ни мужского, ни женского, ни правого, ни левого, ни иудея, ни эллина, всё из этой же серии).

Иисус одновременно – безраздельная собственность Отца, Он и есть Отец, как Исаак есть Авраам, почему Аврааму и воскресения не нужно, достаточно Исаака, и почему «жертвоприношение Исаака» - из категории самоубийства, как если бы Авраам попытался разбить бутылку Кляйна. Иисус не просто Сын Божий, Он единственный сын Божий, как и любой любимый сын – единственный, и каждый человек – единственный у Бога.  И в то же время «человечество роди Иисуса».

У каждого, кто жил, есть доля в каждом, кто будет жить. При жизни один был палачом, второй жертвой, но через пяток поколений их потомки поженились и оба стали в равной степени пращурами неведомого им потомка. К бездетным это тоже относится, ведь духовного родства никто не отменял, и вообще – ну вот бездетный акушер, он что, не имеет потомства? А кто спас утопающего, того нельзя приравнять к отцу? А накормивший голодного? А написавший книгу для читателя?

Иисус – абсолютный Отец и абсолютный Сын. Это не двоение, прямо наоборот: наконец-то всё совпадает и появляется ясное детальное видение мира. Теперь можно любить и жить по любви, а вот ненавидеть, убивать, грешить – зачем? С какого бодуна зрячий будет спотыкаться…