Лк. 10, 42 а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее.

Предыдущий стих. - Следующий.

№99 по согласованию

Комментарий Макария Великого, 5 в.;

Христианство спасения полагает, что, если Иисус сказал о Марии: "благую часть избрала", - значит, Марфе досталась плохая часть. Конечно, это очень узенькое представление о спасении: всё плохо, потоп, землетрясение, голод, пайка одна, голодных двое, спасательный круг один, тонущих двое, Боливар не вынесет двоих, либо Марфе, либо Марии придётся плохо. Бог - бедолага, который вынужден решать, кто более достоин спасения: сердитая суетливая баба, которой невмоготу, что кто-то отдыхает, или мечтательная мамзелька, которая наконец-то нашла достойное оправдание своей лени. Да обе недостойны! Но Бог, к счастью, прежде всего - Творец, и Спаситель Он именно потому, что продолжает творить. Он умножает хлебы и, если понадобится, умножит и спасительные круги, нуль на нуль умножит и выйдет тысяча единиц. Он спасёт и Марию - не потому, что она слушает, а потому, что она не сердится на хлопотунью Марфу (в отличие от некоторых). Он спасёт и Марфу - не потому что она сердится, а потому что она хлопочет. Не черную же мессу Марфа готовит! Богу служит!! Да если погибнут все, кто в служении Богу огрызается на ближнего, так в Царстве Небесном одни медузы будут плавать среди херувимов и серафимов, и то лишь потому, что у медуз нет зубов, чтобы огрызаться. Да, Мария сидит и слушает Иисуса. А Иисус невидимо сидит на кухне и смотрит на Марфу. Творчество - это работа под взглядом Божиим. Готовка может быть творчеством - у Марфы была. Писательство может быть переливанием из пустого в порожнего - если то, что пишется, недостойно даже мимолётнего внимания Создателя, а предназначено лишь для начальника, гонорара, славы и самодовольства.

Амвросий Оптинский, защищая обрядовую сторону религии от радикальных критиков ханжества, которые обращались к образам Марфы и Марии, писал: "Нигде не писано, чтобы одна только Мария вошла в Царствие Небесное, а Марфа осталась вне" (Собрание писем к монашествующим. Ч. 2. С. 55. Сергиев, 1909). Довод, конечно, ослаблен тем, что вообще приходится доказывать: обе стороны живут в государстве, где Церковь поддерживается насилием государства, причем это насилие давно воспринимается не как нечто естественное, а именно как насилие, как укладывание взрослого в детскую коляску. В результате никакой вопрос не обсуждается прямо, а все экивоками. Рассказ о Марфе и Марии превращается в притчу, полемика о свободе совести - в полемику об обряде. Ведь историческая Марфа вовсе не грешила обрядоверием, да и вообще не грешила, тут Амвросий абсолютно прав. Кстати, нигде не написано и того, чтобы Мария только слушала, никогда не хлопотала по дому. Она слушала Иисуса, когда Тот говорил с ней. А сколько людей изображают из себя усердно слушающих Марий, которым-де некогда пол подмести, хотя Бог аккуратно обходит их жизнь, их дом стороной, ожидая, когда они наведут там элементарный порядок. Марфа и Мария - не разные люди, а один человек в разные минуты жизни, и беда Марфы лишь в том, что у неё часы отставали. Марии противоположна не Марфа, а те, кто хлопочет вовсе не о Христе, а о своём желудке и о других частях тела.

*

Одновременно с рассказом о Марфе и Марии читают слова апостола Павла о том, что Иисус не пытался сравняться с Богом, а, наоборот, унизился до рабского положения. Подражать Иисусу означает не пытаться подняться к Богу, а пытаться снизойти к тем людям, над которыми мы возносимся. Без Бога наша жизнь похожа на квадратную лестницу, которую изобразил один голландский художник. В рисунке такой оптический фокус, что, если смотришь в одном настроении, то кажется, что человек бесконечно подымается по этой лестнице вверх. Посмотришь на светотени в другом настроении и видишь, что человек бесконечно спускается. Так и мы качаемся: заискиваем перед теми, кто нам нужен, кто сильнее нас, то нападаем на тех, кто слабее, и помыкаем ими. То мы овцы, то мы волки, а человеком быть некогда. Потому что быть человеком означает слушать Бога. Только человек это умеет. Слушать, что говорит Бог сейчас, сию минуту - спускаться ли в погреб за угощением или присесть, отдохнуть. Ведь не случайно же евангелист не сообщил, что такое безумно важное говорил Иисус Марии. Иисус вообще ничего безумно оригинального не говорил, как известно - почти любой фразе Нагорной проповеди можно подыскать аналог в разных источниках. Безумно важно было то, что Иисус хотел дать женщинам отдохнуть, вырвать их из того ада для женщин, который существует в любом патриархальном обществе и с которым уже и женщины смирились, а главное, в котором они хотят пребывать все вместе. Нет, спасение в том, что в аду никто не должен быть, даже по собственной воле, даже из сострадания.

*

Когда Иисус говорит Марфе, что нужно избрать "благую часть", которую избрала Мария, ясно, что "благая часть" - это выслушивание Бога. "Слушать Бога" не означает "слышать голос Божий". Так ведь и "слушать человека" не означает "слышать голос". Слышать человека означает слышать, что он хотел сказать. Слушать Бога означает слышать Бога. Слова - лишь начало слышания. Они - материальное преддверие того, что словами не передаётся. Можно слышать, что стоит за словами. Так влюблённые играли в романе Толстого "Война и мир": один пишет по первой букве фразы, другой угадывает всю фразу. Так и каждое слово в языке открывает за собой огромное безмолвное высказывание, доступное, прежде всего, любящему - а "слушающий", "вслушивающийся" и есть любящий.

Евангелие не говорит, что именно услыхала Мария (и Марфа, когда к ней присоединилась, можно надеяться). Кажется, странно: если Иисус говорил что-то настолько важное, что Марфе крепко досталось, то было бы резонно это важное воспроизвести. А так получается, что часть благая, а что там именно, непонятно. Так ведь Господь потому и звал Марфу, что есть слова, которые нельзя передать - даже через боговдохновенное Писание. Поэтому и нужна молитва, и будет нужна, когда уже Писание будет ненужно, в вечной жизни. Общение есть жизнь, слова есть лишь выражение жизни, и это выражение не может быть больше жизни, оно всегда меньше, Вслушиваться в то, что за словами, не означает вслушиваться в отсутствие слов, в тишину. Это вслушивание в личность. Постоянная молитва необходима, потому что каждому Бог говорит что-то своё, в каждое мгновение говорит что-то новое и уникальное, в этом и есть жизненность вечности.

В православной традиции этот рассказ крепко соединён с поучением апостола Павла о Святая Святых, где Христос сравнивается с первосвященником, входившим сюда раз в год. Храм делился на три части, так делится и общение. Сперва идёт общение поверхностное, то есть агрессивное и своекорыстное - как в Храме первая часть была для язычников. Затем идёт общение на языке нормальном, языке "своих", внятном и глубоком. За этим - общение в Святая Святых, где не приносятся жертвы, не читаются молитвы, но где и пребывает Творец. Слушать Бога означает пребывать в этой Святая Святых. Один итальянец вспоминал, что переход от фашизма к свободе был переходом от длинных выспренних речей дуче к кратким речам, а потом и просто к молчанию о некоторых вопросах. Свобода оказалась не свободой говорить, а свободой говорить и молчать, свободой иметь "Святая святых".

Родители слушают своих детей, но слышат они - если это любящие родители - нечто, что невыразимо словами. Ведь родители были свидетелями того, как ребёнок не умел говорить - очень точно по-польски это называется "немовляк", не владеющий "мовой". Постепенно ребёнок научился говорить, но родители помнят, что он был собой и до того, как заговорил. Они и тогда его понимали и любили. Речь важна необычайно, потому что даже любящий может поддаться самообману, если понадеется на своё интуитивное понимание, но всё же речь важна постольку, поскольку есть говорящий, не наоборот. Так и в отношениях людей с Отцом Небесным: Он знает нас до того, как мы научились говорить, и наша благая участь в том, что мы можем слушать Его, когда Он молчит, словно ребёнок. Так его слушала Мать. Она знала Иисуса и тогда, когда Он был безмолвным ребёнком, и когда Он был красноречивым проповедником, и только Она, возможно, слушала Его по-настоящему, видя за словами непроизнесённое, но рвущееся в человека.

*

Рассказ об устройстве Храма не случайно, конечно, соединён с рассказом о Марфе и Марии. К Богородице оба текста не имеют прямого отношения, но стали читаться именно на праздники, связанные с Марией, потому что как метафоры описывают нечто крайне важное. Понятно, в чём тексты совпадают друг с другом: Павел сводит устройство Храма к оппозиции «святое место – где люди кормят Бога» и «место святее святого – где Бог кормит людей». Ведь в святая святых – манна, которой Бог кормит евреев в пустыне, где они не могли не то что Ему жертвы принести, а хотя бы самих себя накормить. Текст заповедей – та же еда, только духовная. Из двух сестёр Марфа – кормит Бога, Марию Бог кормит – словами.

Первично, разумеется, слово от Бога. Не было бы его - не было бы людей, были бы приматы. Оно есть - и поэтому люди, лишённые разума, лишённые каких-то интеллектуальных или эмоциональных способностей - они люди, и их кормит Бог, а потому и мы, мнящие себя "полноценными", должны их кормить, холить и лелеять. Очень славно, что растёт число таких людей, что их не убивают как паразитов.

Насколько святое агрессивно по отношению к Святая святых, видно из того, что и в Церкви отношение к литургии постоянно окрашивается в эмоциональные цвета язычества, постоянно начинают понимать так, что это мы, собравшись вместе, даём что-то Богу. Приносим бескровную жертву... Положение не улучшается, если "воспоминание" понимать как "а мы тут сидим, плюшками балуемся... вспоминаем покойного, как он просил"... Во-первых, Иисус - воскрес, что несколько меняет всё, включая представление о "памяти", "воспоминании". Во-вторых, и такие воспоминания норовят превратиться в поминки, где главные лица - вспоминающие.

Придёт время - и мемуаристов постигнет склероз и старческий маразм. Блестящие проповедники начнут бекать и мекать, пуская слюни... Что ж, звать Герасима - пусть утопит?

Люди не тем люди, что способны поучать устно и письменно, а тем, что способны слушать Бога. Святость не в том, чтобы пустить Бога в свой дом, а в том, чтобы войти в Бога как входят в дом, чтобы от своей святости перейти в Святая Святых.

1464