Лк. 11, 8 Если, говорю вам, он не встанет и не даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит.

№100 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. Ср. Ио. 20, 17.

Этой фразы нет у Мф в изложении притчи, и опять яркий пример шаткости гипотез в литературоведении. Можно предположить, что фраза вставлена, что первоначальный вариант всегда короче, как младенец всегда меньше взрослого. Но это же слово, а не младенец! «Я помню чудное мгновенье» уж верно не вторично по отношению «Тут вчера такую бабу встретил». Эта фраза сама о себе говорит, что она повтор сказанного выше (в стихе 5). Что она добавляет? А что эта притча сама добавляет к притче о назойливой вдове или о неблагоразумных девах? На первый взгляд, ничего. Стучите, мол! Но ведь тут глубочайший эротический подтекст, и выявляется он именно в сопоставлении с другими притчами. Вдове во времена Иисуса второй брак точно не светил – разве что была уж очень богата. Или очень красива – но тогда бы и судья поспешил бы на помощь, он же бесстыдник. Но тут, очевидно, вдова пожилая. А чем неблагоразумные подруги невесты, которые не запаслись маслом, отличаются от неблагоразумного друга, который не запасся хлебом? Они-то ничем, а вот жених от спящего обладателя буханки очень отличается. Жених не спит, жених возбуждён, извините за выражение. Его будить не надо. Это подружки заснули, потому что они-то не возбуждены – ни благоразумные, ни неблагоразумные. В чужом свадебном пиру отчего не вздремнуть.

Вот отличие дружбы от любви. Любовь не знает усталости и перерывов. Любовь не от нужды, а от любви. Любовь идёт к любимому не за хлебом. Любовь вообще не ночует отдельно. У Луки тут редкое греческое слово «анайдея». «А» - отрицательная приставка, тут вовсе не «неотступность», тем более, не «назойливость», не «настырность», тут – бесстыдство. Человек демонстрирует то, что демонстрировать нельзя, если только ты не жених перед невестой – демонстрирует, что он не может быть один, что он не самодостаточен.

У Луки эта притча идёт сразу за «Отче наш». Не вообще «хлеб наш насущный», а – ночь, спящее царство кругом, и вдруг – у тебя просят хлеба, а у тебя нет. У тебя элементарного нет! И ты сам идёшь просить – потому что дружба не знает векселей и чеков. Друг не обязан дружить с тем, с кем ты дружишь - этим дружба отличается от любви, которая должна (именно должна, хотя не всегда может) любить то, что любит любимый человек. И вот тёмная ночь дружбы, холодно, глупейшее положение, но ты идёшь... Ты пытаешься разбудить Бога! А Он вовсе и не спит, Он ждёт, когда ты постучишься и покажешь, что ты не только друг нуждающемуся, но что ты любишь его. Не просто "хлеб насущный дай моему другу", а "хлеб наш" - общность как в браке. Ты один раз сказал «дай» - и зевнул при этом, ведь поздно же… Скажи ещё раз, не зевая! И ещё раз, отчётливее, чтобы не только Бог слышал, но чтобы ты сам себя услыхал. Услышал себя? Понял, что фальшиво звучит? Говори заново! И ещё раз, и ещё раз – и не спрашивай, что тут эротичного, если сам до сих пор не догадался. В любви, в конце концов, не так важен результат (его и в пробирке можно получить), как сам процесс, который рождает заново того, кто хочет родить.