Лк. 22, 27 «Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий».
№141 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.
Фраза за фразой об одном и том же, чуть-чуть с поворотом даже не мысли, а формы, чтобы достучаться. «Се стою и стучу» - да не как на красивой прерафаэлитской картинке, костяшками пальцев, викториански-деликатно, а как бревном в запертые от врага ворота. Сказать прямо в лоб: «Мужики, вставайте!» Иисус не может – не поймут. Для них аксиома, что счастье – вот оно, ты лежишь, тебя обслуживают.
Случалось и автору этих строк не есть, а кушать, по высшему аристократическому разряду. О, конечно, не у британской королевы, но у французского посла, в большой кампании, но все же не на фуршете, а на полноценном праздничном обеде. Один раз, второй раз таких, как я, в приличные места не зовут, что христианина может лишь радовать – быть христианином не может быть прилично. В углу сидел квартет и услаждал слух, за спиной лакей. Бррр! Какая гадость!!!! Кусок в горло не лезет, хочется поскорее дожевать и уступить место бедолаге, чтобы он присел и поел.
Конечно, можно поименовать лакея официантом или, на евангельско-церковный манер, диаконом (в греческом оригинале «служащий» - «диакон»). Суть не меняется: кое для кого высшее удовольствие – это когда тебе прислуживают. Конечно, нынче не рабы прислуживают, и мы не лежим, и мы отговариваемся тем, что сегодня мне служат, а завтра я этому же человеку послужу. Ну, может, действительно, завтра официант сам будет праздновать свой день рождения, придет в ресторан насладиться… Но что-то сомнительно. Бывают ли такие странные официанты?
Нет уж, лучше последовательно демократическая культура. Конечно, демократия это игра в равенство, карнавал. Вроде бы хлопают друг друга по плечу, миллиардер и нищий одинаково стоят в очереди на голосование, а может, миллиардер в рваных джинсах придет в финансируемую им ночлежку и будет бездомному суп наливать, но все же, если у миллиардера есть совесть, он не будет этим гордиться. Все равно это не должно так быть, что у одного все, а другого ничего, и неважно, что один работяга и фонтан творчества, а другой пьяница. Не должно так быть! Именно об этом кричит Иисус – не о том, что надо быть меньшим и с теми, кто меньше, а о том, что в принципе не должно быть вертикали там, где должен быть полет.
В словаре древнегреческого у слова «возлежащий» обнаруживаются очень странные обертона – «принесенный в дар», «возложенный на алтарь», у Полибия даже «распятый». А что – подвешивали некоторые приношения, как сейчас у икон колечки. Распятие, как и всякая казнь, оправдывается распинающими как некоторая жертва, уничтожение кого-то ради Бога, чтобы торжествовала доброта, справедливость, стабильность, безопасность, государственная безопасность… Только самоутверждающийся за счет возвышения над другими распят – комфортно распят, но распят – не ради Бога, а ради себя. Сколько же расслабленных нужно воскресить – поднять от одра – Иисусу, чтобы люди поняли, что ничего хорошего нет, когда высшее счастье полагают в том, что я могу расслабиться, а другой мне котлетки подает?
Иисус не говорит, что служащий – больше. Он, кстати, и не говорит, что Он – служащий. Он говорит «подобно служащему», «как диакон». Творец – не больше и не меньше творения. Он просто не творение. Так и образ Божий прямоходящий узконосый – не может быть больше или меньше другого образа Божия. Все человеческие иерархии, взвешивания, распределения – самообман и обман. Это – та гибель и смерть, от которой нужно спасаться. Ну не только же про онанизм с абортами волнуется Вечность! Спасение – не в том, чтобы стать служащим, а то бы все русские были уже спасены, ведь мы все госслужащие. Оно в том, чтобы быть «подобно служащим», «как служащие» - то есть, служить-то служить, да не прислуживаться и не выслуживаться, и делать людям только то, что одновременно есть служение Богу. Это не так уж мало, между прочим, это страшно много – ведь Бог-то не эгоист. Тут, скорее, глаза разбегаются от возможностей, и приходится обращаться к Богу как поваренок к шеф-повару, и с этого обращения и начинается самое интересное.
