Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ


Мф. 5, 18. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все.

№50 по согласованию (Нагорная проповедь) Фраза предыдущая - следующая.

Лк. 16, 17 Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет.

Фраза Луки - №110 по согласованию.

Самые известные герои редактирования "закона" - Слова Божия - это рационалисты XVIII века. Они вычёркивали всё чудесное. Через сто лет Лев Толстой повычёркивал всю мистику. Ещё через сто лет один герой либерального христианства предложил вычеркнуть из всех священных книг всех религий всё, что оскорбляет человеческое достоинство. Все призывы к войнам, к побиению камнями, к изгнанию из Церкви, к отлучения и т.п. Назвал Иисус фарисеев порождениями ехидны? Вычёркиваем! Оскорбил богачей? Вычёркиваем! Оскорбил смеющихся? Вычёркиваем-чёркиваем!!!

Конечно, ясно, к чему приведёт такого рода редактура: останется одна большая дырка. Теологи называют такие дыры "апофатическим богословием". Бог не есть то, Бог не есть то. Бог есть, но Он есть не то, что есть всё остальное.

Интересно, достоинство человека - это чисто человеческое, или у Бога тоже есть достоинство? Ну хотя ма-аленькое! Может, человеческое достоинство есть подобие Божьего достоинства? Приятно было бы нам, если бы нашу драгоценную особу определяли апофатически - мол, ты не то, не тот и не это? Так может, и Бог заслужил, чтобы о Нём говорили иногда прямо?

Какая связь между архаическими выражениями и целыми идеологическими трендами, часто вполне людоедскими, которые встречаются в записи Слова Божия и достоинством Бога? Достоинство Бога в том, что Бог доверяет людям - поймут. Умение понимать требуется от людей не потому, что Бог изъясняется непонятно и не потому даже, что Бог непонятен. Бог вполне понятен, как и всякий любимый, Он только непознаваем. Умение понимать Слово Божие, не глотать его целиком, не разжёвывая, требуется от людей, потому что люди непонятны. Они иррациональны, они жестоки, они бесчеловечны. Вот к таким людям обращается Бог - ясно, что обращение это не может быть научным трактатом. Он должно подстраиваться под слушателей.

Бог подлаживается под людей, люди, натурально, изменяются благодаря этому - и вот некоторые люди начинают бунтовать против того самого Откровения, благодаря которому они стали такими умными, благородными и сверхчеловечными. Вычеркнем про битьё сыновей! Уберём про то, что инаковерующие собаки!! Запретить про священную войну!!!

Так вот нет! Человек достоин уважения именно потому, что человек способен уважать других людей - в том числе, давно умерших - способен уважать и тех, кто его окружает, кто будет жить позже. Это уважение проявляется прежде всего в способности понимать, что в словах других людей вторично, а что первично. На что можно закрыть глаза, а что заслуживает широкого открывания ушей.

Предложение вычеркнуть всё людоедское из священных текстов есть предложение людоедское и бесчеловечное. Человечно надеяться, что люди и без вычеркивания поймут, что к чему. Человечно понимать, что грешник - людоед, милитарист, насильник - грешит не потому, что его научили этому какие-то людоедские тексты в Библии, а потому что он сам захотел. Не было бы Библии - всё равно бы согрешил. Каин убил Авеля не потому, что прочёл в Библии призывы убивать иноверцев.

Только реакционное сознание считает необходимым утверждать традицию как нечто очищенное. Поэтому традиционалисты очень противоречат традиции, которую пытаются утвердить. Истинная традиция есть то, что выживает вопреки всем бурям и всем новациям, выживает не благодаря усилиям государства или религиозных организаций, не благодаря внешним консервативным усилиям, а благодаря внутренней силе. Консервы, вяленые продукты - это не традиция, это смерть традиции.

Традиция есть разновидность информации. Плохо понимает суть информации человек, который пытается создать "очищенную" информацию. Опечатка кажется ему катастрофой, архаические, человеческие места Библии ему хочется поскорее вычеркнуть, чтобы не рухнул мир. Специалист же по информации отлично знает, что определённый - и очень высокий - процент ошибок, опечаток, архаизмов - не только не мешает информации быть актуальной и действенной, но обогащает информацию, делает её живой и более действенной. "Суха, мой друг, теория везде..."

Так что не надо пытаться отредактировать Библию ради сохранения человеческого достоинства. Ради сохранения человеческого достоинства надо уважать людей как существ, способных всё понять, во всём разобраться, отвечающих за свои поступки и определяемых не Библией, а своим сердцем.

*

Если не знать контекста, то можно подумать, что конец света зависит от выполнения некоторых глобальных условий: объединения человечества в механическое единство при сущностном раздроблении, переселения на другие планеты, запрета читать книги, поголовного перехода на латиницу и сою. Но контекст - Нагорная проповедь. У Луки этот стих ещё ближе обложен простыми и внятными указаниями: перед ним обличаются жадины, а сразу после него обличаются развратники.

Многие люди пытаются превратить Нагорную проповедь из глобального в частное, например, заповедь о щеке ограничить отношениями с домашними. Армия, мол, это совсем другой масштаб. Жену простить, Гитлера убить. Пусть погибнет один Гитлер, лишь бы уцелела истина и, кстати, разные государства-мосударства. Иисус, во всяком случае, исходит из того, что не надо бояться за целое, надо бояться именно за отдельные элементики. Когда Он говорит "скорее небо и земля исчезнут", Он повторяет традиционный оборот: "Скорее Дунай потечёт вспять", "скорее вода в стакане устремится в небеса". Речь идёт о событии невероятном даже для Бога. Это вовсе не тот конец света, когда небо и земля потрясутся, завьются и вообще будут вести себя как легкомысленные дамы на коленях у загулявшего богача. Этот "конец", предшествующий Суду, - маленькие по масштабам вселенной событие. Закон его переживёт, потому что его переживут люди. Тут Иисус говорит о конце невозможном. Если кто-то рассчитывает, что ударить мечом лучше, чем ударить рукой, что выстрелить в мужчину лучше, чем выстрелить в женщину, что довести до самоубийства Гитлера лучше, чем довести до самоубийства сына, - тот глубоко ошибается. Насилие ради спасения человечества, народа, страны, может быть - не против Закона, но против доверия Богу, веры в то, что всё (а "небо и земля" это именно "всё", как и в рассказе о творении мира) - всё не в руках военных и политиков, а в руках Бога. Что пользы человеку спасти весь мир, избавить свою родину от Гитлера, если он падёт жертвой скупердяйства, подлости и будет кричать на жену?

"Насилие" - не только физическое действие. У Луки особенно выпукло, потому что про Закон говорится сразу после обличений сребролюбия. А на что ещё нужно много денег, как не на агрессию? Мир строится не деньгами, а сердцами. Да и в Нагорной проповеди про то, что Закон есть Закон и разменивать его на спасение вселенной не нужно, сказано сразу после Заповедей блаженства. А они - не только против жадности, они против любого духа насилия во имя самоутверждения и под предлогом общего блага. В конце концов, Иисус и был распят во имя общего блага (вполне по-католически), во имя самоутверждения под предлогом защиты Писания (вполне по-протестантски) и нации (вполне по-православному).

*

Современная европейская культура склонна противопоставлять букву закона духу закона. Современность можно понять и простить - она родилась в борьбе с бездушностью Средневековья, когда буквализм из благословения стал проклятием. Буквализм - благословение как средство защиты от пустоты, беззакония, произвола, средство, прежде всего, внутренней самодисциплины. Без буквы так же нет слова, как человека нет без тела. Однако, тело без человека - труп - увы, случается, и "живой труп" - случается, и даже очень часто случается. Собственно, призыв Иисуса родиться от Духа обращён к живым трупам. Если человек не видит в себе трупности, мертвенной буквенности, то он может быть быть свободен... от Бога.

Иисус не противопоставлял букву и Дух, а вот апостол Павел - противопоставлял. "Способность наша от Бога. Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит". Заповеди Моисеева назвать "смертоносными буквами" - разве не означает совершить революцию? Подменить Иисуса - Павлом? Да нет, конечно, не означает. Полагать так означает именно проявить буквализм. Кстати, ошибочный даже с точки зрения буквализма, потому что апостол Павел говорит о букве - "грамма" (отсюда "грамматика"), Иисус же говорит о "керайе", "черте". Но не будем буквалистами. В конце концов, Павел - в синодальном переводе - говорит о буквах, которые "начертаны". Черта - это составной элемент буквы, вот и всё. Иисус даже более, нежели буквалист, Он - "черталист". Он рисует жирную черту там, где раньше рисовали волосяную ниточку. Не "не убий", а "даже обругать не смей и щечку подставь".

Павел, конечно, не буквы считал смертоносными - он считал смертоносным Закон как принцип. Закон убивает, потому что даёт знание, открывает глаза - но не даёт сил. Дух - даёт силы. Сила не противоречит знанию, но сила отлична от знания. Об этом "знание - сила". Точно так же "я существую" различает "я" от "существования", что есть невероятное продвижение в самопознании.

Конечно, Павел не отрицает Закона. Закон отрицают: цинизм, милитаризм, эгоизм, похоть, уныние, державничество, национализм и т.д. и т.п. Отрицают, потому что призывая служить не букве, а духу, призывают служить духу нечистоты, духу эгоцентризма, духу подлому и коварному. Тот Дух, о котором говорит Павел, не существует без букв - он сходит на буквы и в них обитает. Быть святым означает быть буквой, которую ежемгновенно воскрешает Дух. Быть грешником означает либо быть бездушной буквой добра, либо быть безбуквенным духом зла. Есть и самое страшное - бездушный дух, но хочется надеяться, что такого в мире мало.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова