Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ

Мф 25,41. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его:

№138 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

См. ад.

Еп. Никон Рождественский сделал тонкое текстологическое наблюдение: Христос грозит грешникам муками, которые предназначены не им, а дьяволу (Мф. 25, 41). Но, может, Иисус лишь пугает - ведь предназначенное бесплотным существам не может терзать плотских.

Мф. 25, 41 «Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его:»

Ад  предназначен не для людей – кто не этого не понимает, тот пойдёт в ад. Не понимают этого те, кто не чувствует, что голод, жажда, болезнь, несвобода – это ад.  Не чувствует, что это для другого ад. Для себя-то каждый чувствует. Никто не хочет голодать и болеть (несвобода есть болезнь, болезнь есть несвобода, и общее имя у них – Лишение). Первая реакция человека, когда завидим лишение – избегание. Реакция нормальная, но неестественная и глупая. Норма противоположна чуду и разуму. Разумное, рациональное в мире сем обычно чудо, неудобное для нормы выживания. Избегание помогает выжить, но не жить (разница между выживанием и жизнью как между обезьяной и человеком).

Избегание противоположно исходу. Избегание есть выбор из двух зол. Не хочу голодать – во-первых, буду избегать голодных, чтобы не заразиться тем, что их привело к такому состоянию, а если всё-таки хлеб кончится – украду, отберу хлеб у другого. Исход есть переход от зла к свету, к неопределённости свободы и добра. Избежать рабства можно, став рабовладельцем. Исход из рабства – это отказ быть не только рабом, но и рабовладельцем. Обетованная Земля была свята не молоком и мёдом, а тем, что евреи господствовали над землёй, но не над людьми.

Избегание – суть грехопадения и всей истории человеческого греха. Избежать Бога, избежать соприкосновения – настоящего, не поверхностного – с мужем или женой, с Каином или с Авелем. Мы избегаем другого, потому что не чувствуем в своём сердце сил защититься от возможной угрозы со стороны другого, от его тоски, от его несчастности, не находим в себе сил победить несчастье другого. У нас и на свою-то драму сил не хватает! Избегая другого, мы ставим себя в тёмный угол небытия, откуда прямой сток в ад. Страшный суд откроет нам, что не надо было избегать, не нужно было бояться. Можно соприкоснуться – и остаться в живых. Более того – остаться в живых можно, лишь соприкоснувшись, часто – соприкоснувшись с мёртвым. Так ученики и ученицы соприкоснулись с мёртвым телом Иисуса. Нет ничего страшного ни в болезни другого, ни в нищете, ни даже в смерти. Конечно, у человек нет сил совершить исход – это лишь у Бога такая сила, но Бог ею делится.

Божья сила есть и в другом человеке. Несчастный, больной, несвободный – другой есть наша Земля Обетованная, наша Божья земля. В существование у другого силы Божией так же трудно поверить, как в существование Бога – трудно, но Бог совершает этот труд, нам остаётся принять и верить.

Эдгар По основал детективный жанр рассказом, где важное письмо прячут в замызганный скомканный конверт, который брошен среди мусора. Бог поместил Свой Образ не в плазму солнца, не в великолепие кита или слона, а в самое несуразное существо во вселенной – в обезьяну – и за обезьяньей оболочкой в человеке скрыто послание Творцу, творению, другому человеку. Совершая исход из нашего эгоизма к другому, мы выходим из своей скомканности и ненужности и помогает выйти другому. Кто первый должен сделать шаг? «Кто спрашивает!» Придёт миг – и вынет Господь нас из замызганного конверта и посмотрит – не истлела ли бумага, можно ли прочесть написанное и продолжил ли человек то, что начал Бог. Он ведь лишь предложил алфавит со словарём, а что мы сложим из букв и слов – это наша свобода, наше счастье, наша вечность.

*

Ад  предназначен не для людей – кто не этого не понимает, тот пойдёт в ад. Не понимают этого те, кто не чувствует, что голод, жажда, болезнь, несвобода – это ад.  Не чувствует, что это для другого ад. Для себя-то каждый чувствует. Никто не хочет голодать и болеть (несвобода есть болезнь, болезнь есть несвобода, и общее имя у них – Лишение). Первая реакция человека, когда завидим лишение – избегание. Реакция нормальная, но неестественная и глупая. Норма противоположна чуду и разуму. Разумное, рациональное в мире сем обычно чудо, неудобное для нормы выживания. Избегание помогает выжить, но не жить (разница между выживанием и жизнью как между обезьяной и человеком).

Избегание противоположно исходу. Избегание есть выбор из двух зол. Не хочу голодать – во-первых, буду избегать голодных, чтобы не заразиться тем, что их привело к такому состоянию, а если всё-таки хлеб кончится – украду, отберу хлеб у другого. Исход есть переход от зла к свету, к неопределённости свободы и добра. Избежать рабства можно, став рабовладельцем. Исход из рабства – это отказ быть не только рабом, но и рабовладельцем. Обетованная Земля была свята не молоком и мёдом, а тем, что евреи господствовали над землёй, но не над людьми.

Избегание – суть грехопадения и всей истории человеческого греха. Избежать Бога, избежать соприкосновения – настоящего, не поверхностного – с мужем или женой, с Каином или с Авелем. Мы избегаем другого, потому что не чувствуем в своём сердце сил защититься от возможной угрозы со стороны другого, от его тоски, от его несчастности, не находим в себе сил победить несчастье другого. У нас и на свою-то драму сил не хватает! Избегая другого, мы ставим себя в тёмный угол небытия, откуда прямой сток в ад. Страшный суд откроет нам, что не надо было избегать, не нужно было бояться. Можно соприкоснуться – и остаться в живых. Более того – остаться в живых можно, лишь соприкоснувшись, часто – соприкоснувшись с мёртвым. Так ученики и ученицы соприкоснулись с мёртвым телом Иисуса. Нет ничего страшного ни в болезни другого, ни в нищете, ни даже в смерти. Конечно, у человек нет сил совершить исход – это лишь у Бога такая сила, но Бог ею делится.

Божья сила есть и в другом человеке. Несчастный, больной, несвободный – другой есть наша Земля Обетованная, наша Божья земля. В существование у другого силы Божией так же трудно поверить, как в существование Бога – трудно, но Бог совершает этот труд, нам остаётся принять и верить.

Эдгар По основал детективный жанр рассказом, где важное письмо прячут в замызганный скомканный конверт, который брошен среди мусора. Бог поместил Свой Образ не в плазму солнца, не в великолепие кита или слона, а в самое несуразное существо во вселенной – в обезьяну – и за обезьяньей оболочкой в человеке скрыто послание Творцу, творению, другому человеку. Совершая исход из нашего эгоизма к другому, мы выходим из своей скомканности и ненужности и помогает выйти другому. Кто первый должен сделать шаг? «Кто спрашивает!» Придёт миг – и вынет Господь нас из замызганного конверта и посмотрит – не истлела ли бумага, можно ли прочесть написанное и продолжил ли человек то, что начал Бог. Он ведь лишь предложил алфавит со словарём, а что мы сложим из букв и слов – это наша свобода, наше счастье, наша вечность.

*

Иисус не Сахар Медович. Упрёки, проклятия, обещания внезапной и жестокой расправы. Вас не слушают – отрясите прах, хлопните дверью и не оглядывайтесь. Не выполнили заповедь – козлы, пошли в геенну скрежетать зубами.

Сказано это в мире, где власть есть постоянно длящееся предательство: «Мягко по форме, твёрдо по содержанию». Suaviter in modo, fortiter in re. Звучит мудро и приемлемо, пока ты – властитель, врач, наставник. Но никогда ни один подвластный, пациент, пасомый не разделял этого принципа и реагировал просто: «Мягко стелет, да жёстко спать». Танк, обклеенный розовым бархатом, всё равно танк. «Для твоего же блага» - вот суть предательства. Нет у меня другого выбора, так что спускай штаны. Я тебя небольно убью.

Самое большее, чего добивается железная перчатка с бархатным напылением, это воспроизводства себе подобных. Бесчеловечность плодится и размножается. Жертва садизма становится садистом. Гусеница превращается в гусеницу танка. 

Грозные слова Иисуса – предательство предателей. Гусеница желает превратиться в бабочку. Запрещено запрещать. Анафема тем, кто под видом следования за Богом следует за людьми, под видом любви издевается и мучает, - а граница между Богом и человеком есть граница между любовью и издевательством, между любовью как любовью и любовью как властью.

В мире сладкоголосых тиранов и лжецов Иисус – воплощение кавычек. Кто не видит кавычек в евангельском тексте, не увидит Христа на кресте. Деспотизм обещает одно, а делает прямо противоположное, Бог освобождает тем же самым способом. Деспотизм обещает доброту и распинает. Бог обещает геенну огненную и погружает в океан крещения.

Не надо бояться Бога с грозой, надо бояться государства и государственной религии с их безобидными на вид заявочками. Быть человеком означает соединить слух со зрением. Государство говорит одно, а делает другое. Говорит о единстве, а строит тюрьму. Бог говорит о жезле железном, сажая очередное дерево очередной жизни.  Его свирепые слова – фильтр против человеческой свирепости, но не против человеческой жизни, а за неё. Жёстко стелет, да мягко спать.

Я вслед за Христом говорю: повернёмся спиной к ненавидящим, жернов на шею предателям и в море их, блажен муж, иже не иде на совет религиозной общественности при президенте, и не строит храм при академии шпионства и доносительства. И вслед за Христом я сам зайду и в церковь стукачей, помолиться со стукачами (если пустят, что вряд ли), и причащу без исповеди предателя и утру его слезу скорее, чем слезу ворчуна, растрачивающего свою жизнь на отчаяние. Жёстко по форме, мягко по содержанию. Предатели лгут о своём милосердии, ответим ложью о Божьей справедливости. Нарушает Бог собственный закон и принимает кающихся – а каются даже предатели, как ни трудно в это поверить преданным. Говорит «козёл» и сажает одесную себя. Передаёт мою, блудного сына, тарелку с куском сочнейшей телятины, надутому старшему брату. Поэтому вера есть не знание текстов, а вглядывание в Бога и – через Бога – уверенность в том невидимом, что есть образ Божий в человеке, дрожжи Божьего в человеке.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова