Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ

Ср. Мф. 22, 21, зач. 90

 

 

По проповеди в субботу 1 сентября 2013, только разрослось. Но ведь и «кесарево» разрослось в наших мозгах и сердцах, а Евангелие было как раз об этом.

Знаменитое «кесарю — кесарево» на православном богослужении предваряется чтением из послания апостола Павла, где ровно то же противопоставление в чуть иной формулировке:

«Мы проповедуем … мудрость … не властей века сего преходящих, но … премудрость Божию, … которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы» (1 Кор 2,8).

Павел не отрицает разумность, рациональностьь земной власти. Именно разумность имеется тут в виду под «мудростью», причём синодальный перевод напрасно противоставляет мудрость старейшин-архонтов премудрости Божией, в греческом одна та же «софия».

Совпадение, что Иисус и Павел говорят об одном? Не вполне. Совпадением стоит называть соединение явлений, которые сами по себе редко соединяются. Но власть, но пропасть между человеком и Богом, между земным и небесным, между реальным и идеальным — это как земля и небо, это повседневность. Земля и небо ведь не «совпадают» друг с другом. Для ясности Павел повторяет сказанное другими словами, противопоставляя дух человеческий — духу Божию. Для абсолютной ясности он определяет, что такое «дух» – в человеке дух это то, благодаря чему человек сознаёт себя человеком, и в Боге Дух ровно то же делает. Чудо же, спасение, Евангелие, Царство Божие — в том, что Дух Божий входит в людей. Не наоборот — это был бы теизм, деизм, пантеизм, панентеизм и прочая, и прочая.

Идея самосознания как сути духовного измерения человека — классика. Не Павел открыл и Дух Божий. Сократ его тоже прекрасно знал, только называл своим демоном, гением, но суть была та же — это харизма, дар Божий, вдохновение. Убивают и Сократа, как убили Иисуса, убили Павла. Почему убивают, в чём несовместимость? Афиняне ведь тоже люди? Беда в том, что они — люди во множественном числе. Сознание себя, сознание Бога для них подчинено сознанию «мы». Сократа обвиняют в безбожии не потому, что он проповедовал Единого Бога, а политеизм отвергал, а потому что он отвергал право людей, коллектива, семьи, страны подменять собой Бога — или богов, неважно. Кесарю — только кесарево, не Божие и не личное, и неважно, единоличный кесарь или коллективный. Кесарем могут быть и папа с мамой. Дело не в принуждении, – человека можно принудить лишь к тому, чего он хочет, а иначе человек ложится и умирает, более или менее быстро. Люди же добровольно отказываются не только от Духа Божия, не только от вдохновения, но и от своего личного самосознания, от собственного духа, – отказываются в пользу растворения в коллективе. Такой вот невесёлый «общественный договор». «Кесарь» – это общество, и кошмар любого общества в том, что «общим» является не лучшее, а худшее, не собственно человеческое, а биологическое. Общество, понятно, не должно превратить жизнь в рай, но и оправдание общества как того, что не должно позволить жизни сделаться адом, не такое уж оправдательное. Сократа, Иисуса, Павла казнили именно под лозунгом «они нас тянут вниз». Формально — да, потому что «вглубь» это ведь тоже «вниз». Кесарю — кесарево. Соотечественники Спасителя сомневались, платить ли подать, потому что это ведь была переадресация подати на Храм, подати Богу. Можно ли отдавать кесарю Божие? Сегодня в России обычно возмущаются тем, что Богу, Церкви отдают кесарево, но ведь это проблема, легко решаемая — запретить всякое финансирования религии и точка. А вот как кесарю не отдать Божие, включая образ Божий в человеке — этого нигде в совершенстве не умеют, это у всех больной вопрос, на секулярном языке обозначаемый как вопрос свободы и безопасности, личности и коллектива.

Сократ восстаёт против коллектива, но Сократ — далеко не Христос. На место бесчеловечности он ставит — Закон, Государство, Право, Порядок. Это — прямая дорога в тоталитаризм, где нет ни коллективизма, ни персонализма, а только колючая проволока — терновый венец человечности. Сократ — идеальный преступник, он принимает наказание, коли уж оно законно, но он не бежит. А раз идеальный преступник, то и идеальный палач — Сократ оправдывает рабовладельца, который убил раба. Раба-убийцу, но — убил. По праву. Сделал угодное богам — и Сократ осуждает сына этого отца, который хочет подать в суд. Убийц надо убивать! Какое уж тут — в справедливости и палачестве – вдохновение… Какой тут Дух Божий… Погасить человека, стереть образ Божий, задуть самосознание в другом. Да, другой — убийца, но он — человек, и убийство не отменяет этого факта, а лишь подчёркивает. Жизнь по закону — да! Иисус пришёл исполнить Закон, а не нарушить. Но никакой Закон не может использовать смерть. Никакой закон не может уничтожать носителя духа Божия, да хотя бы и носителя духа человеческого, носителя самосознания. Более того — нельзя уничтожать даже тех, кто по видимости человек, а себя не сознаёт — сошёл с ума, невменяем, болен от рождения или заболел. Впрочем, про невменяемых и дебилов мы вроде бы понимаем, осталось понять про здоровых.

Сократ считал, что за жизнь надо благодарить государство — конечно, лишь правовое государство. Не было бы государства, дети бы гибли, не могли бы получить образование, защиту от врагов, стали бы рабами у варваров. Вдохновение же, дух Божий — всего лишь дополнение к государству. Что ж, он прав больше тех, кто вообще отрицает государство как некое извращение, историческую ошибку человечества. Но всё же государству — лишь государственное, не Божие. Жизнь — не государством создана, не государству и забирать жизнь. Любовь — не законом предписана, не закону и регулировать любовь. Вера — спущена сверху, конечно, только не с государственного верху, а немножко сповыше, и не государству определять веру. Много прав у государства, но у Бога — больше, и когда государству — государственное, кесарю — кесарево, главная и наибольшая часть человека остаётся у человека — вера, надежда и любовь. Божие — отдаётся Богу. Но что значит «Божие — Богу»? Нашёл старую икону — отнеси в храм? Выклянчи у казны миллион на свою религию? Всё слово Божие — о том, что милосердие — Божие, любовь — Божие, и отдать их Богу означает быть милосердным, любить, прощать, в общем — ещё раз читаем Нагорную проповедь. Там не сказано «хороши те религиозные организации, которые занимаются благотворительность, используя государственные средства». Так Сократ бы сказал. Там – «блаженны милостивые», отдающие своё, отдающие последнее и потому становящиеся нищими, а затем и плачущими. Нищета, знаете ли, не очень весёлое дело, и если кроткий отпустит убийцу, а тот убьёт ребёнка кроткого, так ведь кроткий что будет делать — правильно, рыдать в голос, как рыдал бы, если бы ребёнок умер в автокатастрофе. Милосердие в этом мире — не средство избежать катастроф, а средство не быть катастрофой. Богу — Божие, а это означает, что и сердце — Богу, и самосознание — Богу. Ох, нелегко! Вместе с апостолом Павлом мы говорим: власти века сего мудрости Божией не познали, распяли Иисуса — и распяли разбойников вместе с Ним. «Если бы познали, то не распяли бы Господа славы», – говорит Павел, а мы для непонятливых, для себя добавляем: «И разбойников бы не распяли». Никого нельзя убивать, – говорит Дух Божий, потому что Божие — Богу, и человека — Богу. Что же тогда остаётся государству, земле? Уничтожить их? Нет! Но им — лишь то, что касается общего блага. Но не может быть смерть одного к благу всех. Не могут быть слёзы одного к радости всех. Как соединить, чтобы и кесарю — кесарево, и Богу — Богово, и человеку — человечное? Один ответ — Дух Божий. Одна подсказка — Евангелие. Един советчик — Господь Иисус Христос, и каждый день с ними жить и с ними идти и к кесарю, и к Богу, и во временное, в космос (так на греческом «мир сей»), и в то, что выше и глубже космоса.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова