«Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный.» (2 Кор 5,1)

Слова Иисуса о том, что исполняющие Его заповеди - вот Его мать, братья и сёстры (Мф. 12, 50) - гниловатое наше сердце часто побуждает понимать как утверждение агрессивное, против родной матери - не ты, мол, мать, не вы родственники, а последователи мои! Ну, во-первых, слушающих много, исполняющих - нано, во-вторых, что за психология "либо-либо"? Иисус хочет сказать очень простую вещь: кто живёт по любви, тот Его домашний. Враги человеку домашние его, - тоже Господь сказал, Он ведь и пришёл победить именно на этом, главном участке борьбы. Ведь Адам и Ева были друг другу домашними, они жили в одном доме. Этот дом - рай - был одновременно Домом Божиим, домом Адама и домом Евы.

Теоретически, по биологии, это невозможно. Дом - это прямое продолжение человеческого тела, как одежда. Дом защищает от жары и холода, дождя и снега, но защищает и от соседа, от любопытства, сколь угодно доброжелательного, от навязчивой доброты, не говоря уже об агрессивности.

Тем не менее, дом обладает парадоксальной способностью защищать от опасности, впуская опасность, обладает именно потому, что сам человек парадоксален. Кусок глины, ставший домом для Духа Божия. Или Дух Божий, ставший домом для куска глины? И то, и другое разом!

Парадокс дома есть парадокс любви. Бог сравнивает Себя с Невестой. Невеста - дом Жениха или Жених - дом невесты? Кто из любящих впускает в себя другого? Оба! Каждый!! Взаимопоселение. Взаимопроникновение. Бог творит нас, чтобы наполнить Себя - абсолютно Полного! Переполнить себя другим, переполнить другого собой, не становясь другим, - вот суть любви.

Все заповеди, к соблюдению которых призывает Господь, это заповеди дома, заповеди общежития - но не большевистского общежития, превращающего дом в казарму, а общежития глубоко индивидуалистичного, личного, и в то же время открытого другому. И не случайно Иисус тут же говорит о проповеди, сравнивая её с приглашением посторонних в свой дом - свет в доме зажигают, чтобы другой видел: вы дома и готовы его принять (Лк. 8, 16).

В православной богослужебной традиции к этому месту у Луки присоединяется эссе апостола Павла о доме земном и Доме Небесном, о том, что Евангелие и есть приглашение уже здесь и сейчас получить регистрацию в Доме Отца: "Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный" (2 Кор. 5, 1). Но никуда не девается и здешний дом - наше тело с примкнувшими к нему государственностью, национальностью и прочим, как говорят поляки, "бздуром", что создаёт напряжение похлеще любого чистилища.

Человек начинает с того, что живёт в чужом доме - в животе у женщины, в доме родителей. Потребность в доме появляется не сразу, у малышей её нет. Отсюда у Канта образ "несовершеннолетия", "детства" как несовершенства. Надо жить в своём доме, причём жить не напоказ, не для других, не экстравертно, выпендриваясь перед окружающими, а жить, погружённым в себя. Правда? Правда! Но не вся правда!!! Дом тогда вполне становится "своим", когда он перестаёт быть аутичным, замкнутым в себе.

Мой дом - моя крепость, когда мой дом - моя сила ("крепость" по-славянски и есть "сила"), а сила не в том, чтобы убежать и затаиться, а в том, чтобы пригласить к себе - и выдержать другого, и обрадоваться, и прийти в дом другого, если, когда и насколько пригласит. Из вещи в себе стать домом для другого. Из верующего мещанина стать верующим. Подражать Богу, Который не остаётся в Своей небесной обители, а вселяется в нас, не подделываясь под нас.

Мы-то всё спрашиваем, почему Бог такой, почему Бог сякой, и все эти вопросы, все эти теодицеи, "оправдания Бога", сводятся к одному: почему Бог не такой, каким я бы хотел Его видеть. Мы же не только с Богом так - мы и с другими людьми так! Мы задыхаемся от возмущения Богом и окружающими, но ведь надо сделать простую вещь - окно распахнуть.

Настоящая-то причина не в Боге и не в людях, а в спёртом доме. Мы перестарались, мы превратили дом в собственную тюрьму, в личную газовую камеру - так надо распахнуть запертое, распахнуться и впустить Дух Божий, чтобы дом медленной смерти стал домом вечной жизни.

1718