Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ

 

Евр. 6, 4-6 «Ибо невозможно - однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святаго, 5 и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, 6и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему. 7 Земля, пившая многократно сходящий на нее дождь и произращающая злак, полезный тем, для которых и возделывается, получает благословение от Бога; 8 а производящая терния и волчцы негодна и близка к проклятию, которого конец - сожжение.».

(По проповеди в субботу 21 марта 2015 г.)

Вот еще из евангельских «противоречий». Эти слова и, что важнее, этот образ прямо противоположен словам Спасителя из Нагорной проповеди о том, что Бог посылает солнце и влагу как добрым, так и злым (Мф. 5, 45).

Легко представить себе какого-нибудь аспиранта семинарии, давно уже потерявшего веру и не нашедшего сил заняться чем-нибудь, к чему он более способен, нежели к филологии, который соорудит гипотезу, что первоначальны слова послания евреям, а потом, в полемике с ними были сочинены слова Иисуса, чтобы оправдать появившуюся практику покаяния для отступников.

Во-первых, надо понимать, что многократность покаяния – это банальность. Крещение было оригинально не тем, что оно клало конец дальнейшему покаянию, а тем, что это омовение от греха совершал не сам кающийся. Что у какой-то части первых христиан – судя по этому самому тексту Евр. – была жесткая практика исключать из сообщества тех, кто согрешил, это вполне вероятно (хотя не исключено, что автор Евр. всего лишь выдавал свой идеал за действительность).

Во-вторых и в главных, сам автор Евр. несёт в себе противоречие. Отказав грешникам (мы бы сказали «великим грешникам» - речь идет о тех, кто совершил не любой грех, а тяжёлый, как воровство, супружеская измена, убийство) в покаянии, апостол тут же выражает надежду, что его адресаты «в лучшем состоянии». Более того, он основывает эту надежду не на твёрдых нравственных свойствах адресатов, а на том, что Бог заплатит им за помощь гонимым единоверцам. То есть, пусть украл, но часть украденных послал заключенному, - ну, тогда Бог простит…

Конечно, это вряд ли отражает ход мыслей апостола. Да и не мысли у него ходили, а чувства. Сектантская психология, требующая максимально высоко поднять планку, боролась в нём с Христом, показывающим другую планку – перекладину креста.

За православным богослужением эти размышления читаются как предисловие к рассказу об исцелении глухого косноязычного (Мк. 7, 31-37). Рассказ, на современный вкус, малость экзотический. Шаманство какое-то – слюни изо рта в рот, пальцы в чужие уши… Бррр… Скорее всего, так реагировали и современники. Не случайно же к Иисус приводят человека и просят «возложить на него руку». Это совсем другое дело – гигиеничное, приличное, собравшаяся толпа не морщится, а восторгается. И вот словно назло нам, всё про Бога знающим, ищущим в Боге шамана, который бы поступал в соответствии с нашим заказом, Иисус прежде всего уводит человека прочь от зрителей, требует от него и его друзей, чтобы происшедшее осталось тайной (те не послушают, но это уже их проблема). Он смачивает своей слюной его язык, Он залезает ему в ушные проходы. Бог словно отождествляется с этим человеком. Но человек-то не отождествляется с Богом! Вот и вся драма нашей веры. Инструмент получили, а пользоваться им не умеем. Ну о чём говорил исцелённый? Ответ прост: о том, о чем не стоило говорить. Наверное, прославлял Бога и лично товарища Иисуса Христа за исцеление. Сейчас тоже много таких… прославителей… Только Богу не это надо, и Царству Божию такая проповедь больше вредит, привлекая людей не к смыслу, а к чуду. Смысл не в том, чтобы красиво говорить о Боге, а в том, чтобы слышать Бога и говорить, что Бог скажет. Тут Бог сказал помолчать – надо было помолчать. Зачем молчать? Чтобы научиться слышать других людей. Бога-то и глухой слышит, а вот людей и слышашие не слышат, о чём часто говорили пророки. Мы заперты в свой эгоизм как в звуконепроницаемую больничную палату.

Богу нужно не столько, чтобы мы благодарили Его за силы, сколько, чтобы мы правильно направляли свои силы. А то будет печально знаменитое – ты укрепи, а направление я сам выберу. Нет уж, именно потерянность – наша главная болезнь, и покаяние – это крик заблудившегося, а прощение – маячковый сигнал. И сколько нужно, столько и пошлёт Бог этих сигналов, и мы должны так прощать других, чтобы встретиться с другими и с Богом. Для этого Господь нам вкладывает в уста Тело Своё и Кровь Свою, как это ни антисанитарно, ни безумно с точки зрения богословия – но что ж делать, если нашу болезнь иначе не вылечить, и Он будет нас причащать и прощать без конца, пока мы из блуждающей частицы не станем целым и вечным.

Прощение есть главное исцеление и исцеление главного, и чтобы не было конца бесконечному, можно и нужно класть конец конечному, темному, злому, столько раз, сколько понадобится. Бог посылает жизнь грешнику не для того, чтобы мы грешили, а чтобы грех увял, а доброта расцвела, и надо не на Бога за милосердие пенять, а на своё неумение распорядиться Его милосердием.

 

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова