Богочеловеческая комедия - Вера.
Евр. 9, 22 «Да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения».
СТИРАЛЬНАЯ МАШИНА ДРУГОМУ ИЛИ КРЕСТ СЕБЕ?
(По проповеди 29 марта 2015 г., №2197)
Конечно, только мужчины, отродясь не стиравшие даже собственного белья, могли сделать из крови символ очищения. Что делать – Моисей вырос не в семье прачки-еврейки, а в семье принцессы-египтянке и, скорее всего, не знал, в какую сторону у холодильника дверца открывается, не говоря уж о стиральной машине. Что сделано, то сделано – Павел не спорит (хотя он явно не стирал ткань, из которой шил шатры, в крови). Павлу некогда, он вглядывается и вглядывается в Того, Кто сбросил его с коня и с фанатизма, и Павлу страшно, потому что Он видит не просто Воскресшего, а воскресшего Распятого.
Воскресенье забрызгано кровью, собственной кровью Иисуса, и эти капли крови Павел сравнивает с потоками крови, обагрявшей Храм Соломонов. Конечно, нынешние реконструкторы от религии без колебаний, если удастся, учинят перманентную резню невинной скотины, ради которой и был сооружен этот храм, - фанатизм и людей режет, чего уж там бычки и птички. Но то реконструкторы, а настоящее христианство, Воскресение - это антиреконструкция. От реконструкции только зомби плодятся.
Кровь очищала только в Храме, за его пределами кровь только оскверняла. Из-за этого, собственно, так скандально было соприкосновение Иисуса с больной геморроем. Павел и ощущает себя – в Храме. Вера в Воскресшего вводит не просто в новую жизнь, а в жизнь вечную, которая с временной соотносится как Храм со свалкой.
Грязь, от которой очищает Спаситель, не материальна. Объятия бывают грязные, бывают очищающие, хотя внешне, физиологически они совершенно одинаковы. Как очистить духовную грязь? Мы ждем – и мы предпочли бы – Спасителя-Губку, Спасителя-Терку, чтобы железной мочалкой с нас сокребли бы грехи и пустили бы скакать по травке. Спасение же оказывается не мочалкой железной, а протянутыми руками – и руки эти в крови, ведь это же руки Распятого.
Чтобы очистить другого, не запачавшись, надо быть не тверже другого – мочалка-то пачкается – а больше другого. Иисус спасает человечество, как Гулливер спас лиллипутов от вражеской армады – сгреб кораблики, да и оттащил от греха подальше. Любовь и делает нас больше другого – в любви каждый знает о себе, что я лиллипут, а о другом, что Он – Гулливер. Хотя со стороны видно, что они одинакового размера. Такая вот четырехмерная геометрия.
За православным богослужением сравнение Иисуса с Моисеем, крови Иисуса с кровью жертв, стало предисловием к словам Иисуса о том, что Ему придется погибнуть. Петр спорит, а Иисус переходит в наступление – и вам придется погибнуть, и ваше служение будет служением гибели («креста»). Потому что только это может преодолеть проклятую «объективацию», когда жизнь подменяется предметами, любовь – манипуляцией. Человек стирает свою одежду, потому что человек прочнее одежды – она сносится, он останется. Но с другим человек такой номер не пройдет – другого нельзя отчистить и отстирать, как одежду, потому что другой так же долговечен и вечен, как я. Придется самому поиграть в недолговечность, «прикинуться ветошью», как сказал один сатирик, проявить свою вечную любовь в решимости не быть вечным. Уметь быть вечным не вынужденно, по биологии, а доброй волей, по духу. Может, и не придется всходить на крест – слава Богу. Но, во-первых, все-таки немножечко, по щепочке, страдать придется, во-вторых и главных – другого не будешь распинать, коли сам несешь крест. И это – терпение и милосердие - очищает другого лучше любой стиральной машины.
