Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

Богочеловеческая комедия

ХРИСТОС - ПОБЕДИТЕЛЬ ГЕРОИЗМА

Флп. 4, 13 «Всё могу в укрепляющем меня Иисусе Христе»

В одном викторианском романе буржуа заказывает архитектору виллу, определяя в контракте сумму затрат: «Полная свобода действий в пределах восьми тысяч фунтов».

Только когда жена буржуа уходит к архитектору, разгорается скандал, доходит до суда, и судья в затруднении. Формулировочка-то бредовая. Либо «полная свобода», либо «в пределах».

Либо «всё могу», либо «в укрепляющем меня Иисусе».

Всё Евангелие, да что уж там – вся жизнь – пронизаны тем же противоречием между силой и бессилием человека. «Я царь, я раб, я червь, я Бог». Библия повествует о героях веры только затем, чтобы подчеркнуть, что без Бога весь их героизм был абсолютно бесплоден и бессмысленен. История Церкви повествует о великих подвижниках, подчёркивая, что все их движения – лишь конвульсии паралитиков, умоляющих Бога об исцелении.

Когда в позднюю античность христиане принялись переименовывать языческие статуи (например, изображение Аполлона переименовывалось в изображение Христа), это делалось без труда. Но вот статуи античных героев в статуи христиан переименовыванию не поддавались. Единственное – конные статуи императоров сводили к изображению одного-единственного, относительно святого императора Константина Великого. Но уж Геракла никак было не назвать Василием Великим. В крайнем случае, Самсон, но подвиги Самсона того… слишком безрелигиозные… Их не только патеру, но и раввину повторять неприлично.

Более того: можно видеть в супергероях Христа, но нельзя видеть в Христе супергероя. «Нельзя», конечно, в смысле «глупо» - так-то в истории очень даже бывало, что Христа представляли в виде супервикинга с мечом. Про крест как-то умудрялись забывать. Но всё же то были сравнительно мимолётные извращения. Нормально же и Христос – не герой, и спасает не тем, что геройствует и подвижничает, а тем, что покорен Отцу, гибнет и воскресает. И если погибнуть иногда – геройство, то воскресение – увы и ах…

Противоречие между осознанием Бога и себя как могучей силы и осознанием своего и Божьего бессилия (ведь Бог не может помешать распятию Иисуса) – не случайно. Это противоречие заложено в природе любви. Не случайно ведь и в том романе деньги смешаны с любовью, и архитектор изображён человеком с «иностранными» вкусами, «байроническим», почти что грек или итальянец, что с точки зрения викторианского буржуа означает просто «козёл похотливый».

Жизнь – это подвиг только с точки зрения мальчишки. Только подросток (или приравненный к нему инфантильный взрослый) считает, что можно всё рассчитать, определить, зафиксировать. Заколотится сердце – и прости-прощай героизм и подвиги! Здравствуйте, поцелуи и вздохи, пелёнки и искушения, объятия и ссоры! Узнаю тебя, иррациональное, и приветствую звоном обручального кольца!

Плох тот архитектор, который не влюблён в сооружаемое здание и не готов отдать за него столько, сколько есть, и неважно, в чьём кармане. Ну вот любимой же обещают луну с неба, не задумываясь, что луна уже давно поделена между различными собственниками.

Так и жизнь взрослого человека не может и не должна быть подвигом, потому что может и должна быть любовью. Героизм в религиозной сфере всегда ведёт к фарисейству и ханжеству, и это в лучшем случае, а в худшем инквизиция с милитаризмом.

Конечно, в любви есть место подвигу. Ради любви выносят мусор и ходят на работу к восьми утра. Бррр… Куда там Гераклу! У чистки Авгиевых конюшен или у полёта на ядре возможен конец, а у работы ни конца и ни краю. Как верно отметил один друг барона Мюнхгаузена – подумаешь, ходить на подвиги как на работу! ходить на работу есть высший подвиг!

Однако, место подвига в любви – неважно, к Богу или к человеку любовь – примерно такое же, какое место плинтуса в загородной вилле. Плинтуса вообще, между прочим, может не быть, если архитектор гениален как Хундертводичка. И уж вовсе неуместен плинтус как часть украшения лужайки, а ведь любить-то лучше на лужайке.

Вот почему герои веры стыдились своего героизма. Подвижничество есть победа над самой идеей подвига. Героизм, подвиги – это механика, а любовь - органика. Меч и навоз. Танк и поцелуй. Вот почему кощунственна мысль, что «положить жизнь свою за ближних» - это про героизм с подвигами, это про убить врага, а не про жить с женой и детьми. Ишь, манеру завели – на амбразуры бросаться! Они бы на Голгофе на крест бросились! Крест надо аккуратно нести под мышкой, а лучше под кошкой – кошки уютнее.

Да, героизм случается. Ну и что? Случаются запоры, поносы, зубная боль, праздники, аресты, амнистии, - много чего случается, что надо пережить, стиснув зубы. Но делать из этих случайностей какую-то закономерность, тем более – Закон… Неприлично, глупо и недостойно самого себя, не говоря уж о любимом человеке. Ну, конечно, если любимого человека пока нет… Если и себя не очень-то любишь… Тогда, конечно, хочется кинуться на амбразуру как на работу или воображаешь, что твоё рабочее место – амбразура. Но, честное слово, не стоит! Да, мы всё можем в укрепляющем нас Иисусе Христе, но Иисус Христом для того нас и укрепляет, что мы делали не всё, что можем, а куда более простые, актуальные и приятные вещи – строили дома, жили в них, любили в них, причём – если кому нужен героизм – любили не чужих, а своих жен. Только не стоит жене сообщать, что любовь к ней требует героизма. Не так поймёт.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова