Гал. 3, 13 Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за
нас клятвою [ибо написано: проклят всяк, висящий на древе],
Павел так же полемичен, как Иисус. Он не просто подумал-подумал и заявил, что Иисус стал проклятьем. Он отвечал тем, кто говорил ему: «У нас зря не распинают! Если распяли, значит, есть за что, есть в твоём Иисусе какой-то грех, какая-то вина! Написано в Библии, что распятый – проклят, значит и твой Распятый проклят!»
«Да, - отвечает Павел, - Иисус моё проклятье. И грех. Слава Богу! Да здравствует небесная гомеопатия! Вся наша праведность – грех, и закон – проклятье, так что, чем больше пыжишься жить по закону, тем больше грешишь, тем больше видишь вокруг белых обезьян. А Иисуса увидел – и успокоился. Ни на кого больше не наезжаешь. Прокрустово ложе отложил, дамоклов меч отнёс в музей и живёшь себе с Богом, в ус не дуешь».
В православной традиции эти размышления Павла и стали предисловием к связке из трёх эпизодов, где трое прекрасных людей готовы идти за Христом, только сперва хотят именно исполнить закон – оплакать покойника, попрощаться с домашними. Иисус ведь призвал оставить семью – оставляю. И тут оказывается, что важно не только оставить, но оставить грубо, по-хамски, чтобы любимые люди мучались, пытаясь сообразить, чем заслужили такое обращение. Да ничем не заслужили! Дело не в них, дело в Боге. Любимому Богу полагается ровно то же, что и любимым людям. Ведь на свидание с девушкой убегали, не спросясь родителей, - и это непременное условие, это проверка серьёзности намерений. И если родители скажут, что любимая девушка – вздорная сучка, отвечаем: да, вздорная сучка, и я именно за это её люблю, я и сам вздорный сук, а вы со своими квадратными метрами достоинств идите к чёрту.
