ДОМИНИРОВАНИЕ
Опубликовано, но в столь изуродованном
виде,
что даже упоминать газету,
где этот текст вышел, не могу.
Номенклатурное мышление, будучи строго, даже свирепо бинарным,
чем оно и отличается от обычного, паразитирует еще и на диалектике
прерывного и непрерывного. Прокурор, давящий свободу слова, заявляет,
что вовсе он ничего не давит, потому что он ведет дело одной лишь
редакции, а сколько газет и телепередач преспокойно выходят и ругают
правительство?
С таким же успехом можно больному раком объяснять, что у него еще
не метастазы, а так, метастазики... Есть тенденция или нет? Тенденция
есть, и имя есть "зачистка". Ведь и при зачистке не расстреливают
всех и сразу, а одному вышибают зубы, у другого лишь отбирают деньги,
а третьего могут даже назначить главой какой-администрации — пока.
Да, еще выходит телеканал, в которой изредка (увы, увы, увы) действия
руководства подвергаются почтительному осомневанию, как есть и куда
более смелые газеты и журналы. Но уже нет, и несколько лет как нет,
правозащитной "Экспресс-Хроники" или "Гласности".
Да, еще можно ловить нехорошие антисоветские голоса зарубежных
радиостанций. Но уже нет, и давно нет, никакой надежды на то, что
появится какой-либо отечественный их аналог. Потому что, как ни
обидно это прозвучит для тех журналистов, которых сегодня травят,
травить их особенно не за что. Они уже давно были обезврежены другой
номенклатурной уловкой: призывом к "объективности" и "неоднозначности".
СМИ, в которое допускают законных политических мерзавцев лишь потому,
что компетентные органы финансируют функционирование их партий,
их избрание, их мерзости, — это не объективность, а неприятно говорить
что. На этих СМИ работали люди, которые их сегодня поносят поношением
поносным, —неужто случайно? Под разговоры о "профессиональном мастерстве"
или "необходимости простоять красным" стольких моральных уродов
поощрили, а часто даже слепили собственными руками...
Впрочем, что это мы все о прошлом. Важнее другое: те газеты, которые
сегодня одной ногой пинают допрашиваемых журналистов, а другой мягко
критикуют правительство, надеясь на прокурорскую снисходительность,
надеются напрасно. Есть железная логика: если домино поставить в
ряд и одну толкнуть, то упадет весь ряд. Хотя и не сразу. И "МК",
и "Известия", и "Комсомолка" — придет и их черед. Не исключено,
что оставят для плезиру и предъявления иностранцам одного-двух борзописцев
пера, как при большевиках оставили ведь Эренбурга, а потом терпели
даже сразу Евтушенко и Анненского. Собственно, кандидаты уже налицо.
Нетрудно даже предсказать, кого оставят, но если предскажешь, то
именно их пустят в распыл, а люди живые, ломать им карьеру жалко.
Пусть цветут и пахнут.
Эффект домино известен науке давно. "Когда пришли за иеговистами,
молчали социал-демократы и я, когда пришли за социал-демократами,
молчал я, когда пришли за мной, уже и молчать было некому..." Почему
же профессиональная конкуренция все время перевешивает профессиональную
солидарность?
Во-первых, не все время. Слава Богу, и сейчас есть примеры профессиональной
солидарности. Во-вторых, в несвободном обществе нет конкуренции,
есть только склочность. Какая-то ненависть и рознь мира сего были
и в советском обществе, как были они и в лакейской. Но ведь это
же не конкуренция, не соревнование в творчестве, а просто озлобленность.
Конкуренция — от энергии и производства на свет нового, склока —
от усталости и невозможности выбраться из рабства на простор творчества.
Те, кто использует принцип домино, заинтересован в том, чтобы доминошки
не чувствовали общности своего положения. "У этих сволочей зарплата
по несколько тысяч, что же ты им сочувствуешь, мы же тебе платим
несколько сотен? Они вам классово чуждые". "Эти сволочи продались
Западу, а вы бесплатно служите Востоку, что же вы их защищаете?"
"Это же ненастоящие демократы, они ведь нас поддерживали когда-то!"
Да, на одной косточке домино двенадцать точек, а на иной ни одной
точечки вообще. Но падут они вместе. Более того, может быть и фальшивая
доминошка, костяшка из другого набора — но и ее падение вызовет
падение твое. Может быть, те, кого сегодня травят — ненастоящие
демократы. Но травят их не за то, что они ненастоящие, а за то,
что они все-таки подобие демократов. Травят те, кто не скрывает
своего недемократизма и даже щеголяют им. В конце концов, действительно,
возможно, что эта костяшка стоит совсем в другой цепочке, и ее падение
на тебе не отзовется. Но тут сомнение толкуется в пользу жертвы
— как и во всех других, абсолютно во всех других жизненных ситуациях.
Любопытно, что неизбежность деградации не уравновешена симметричной
неизбежностью освящения. То есть, когда Иисус утверждает, что похотливо
взглянувший на женщину человек вступил на скользкий путь порока,
это почти пошлость (почти — потому что действительно ведь вступил,
и действительно на скользкий). Всякая гадость непременно будет доведена
до конца. А вот с благими намерениями совершенно не так, и путь
добродетели лишен автоматизма. Советское мышление и здесь прямо
противоположно нормальному и способно заявить, что работа "выполнена
на девяносто процентов".
Иностранцы от таких рапортов просто впадают в истерику: что за
жареный лед? Если не на сто процентов, значит, не выполнена! Увы,
связь железная: если человек не понимает, что, начав падать, остановиться
трудно, то он же обычно не понимает, что при подъеме чем выше, тем
труднее, что пока не поставлена последняя точка, роман не написан,
пока не покончено с чекой, демократия не достроена.
А каким же тогда образом до сих пор в мире есть что-то хорошее?
Если все злые намерения осуществляются до конца, а добрые известно
куда ведут, то почему вообще еще есть какие-то фиалки в проруби?
А чудотворным образом, чудотворным-с. Атланты уж там держат ситуацию,
или черепахи, или конек-горбунок, это каждый может проверить сам.
Но ясно, что само по себе нынешнее положение вещей настолько хорошо
— немыслимо хорошо, учитывая, насколько все плохо — что оно точно
не могло сложиться естественным образом, как не может естественным
образом устоять во время землетрясения домик из домино.
30 января 2001 г.
К дневнику литератора 2001 г.
|
