Яков Кротов

ПУТЧ И ПРАВОСЛАВНЫЕ

Статья опубликована в "Общей газете" (16.8.2001) с незначительными сокращениями.

Близится юбилей августовского 1991 года путча, который как-то назвали Преображенским путчем – ведь 19-е августа, как известно, есть пресловутое «шестое августа по-старому, Преображение Господне». Нетрудно предвидеть, как люди, которые в 1991-м с удовольствием задавили бы путч, в 2001-м станут переписывать его историю, чтобы доказать: Борис Николаевич защищал лично Владимира Владимировича, «живое кольцо» вокруг Белого Дома протестовало против мусульманского экстремизма и т.д. и т.п. Перелицовка истории уже началась: Александр Архангельских в «Известиях» (23.6.2001) написал, что Патриарх Алексий «способен на резкие и практически единоличные шаги – как было 19 августа 1991 года, когда он поддержал Ельцина».

По странной прихоти судьбы, я не только свидетель, но и непосредственный участник той маленькой комедии, которая связана с поведением Патриарха во время путча и о которой до сих пор знали немногие. Правда, не нужно быть посвященными в наши никчемные секреты, чтобы знать: ни 19-го августа, ни 20-го августа Патриарх Алексий Ельцина не поддерживал. 19-го август Патриарх вообще ничего не заявлял, он только заменил поминовение «властей» и «воинства» на литургии формулой «богохранимую страну» и «народ». 20-го августа, причем во второй половине дня (что для той обстановки чрезвычайно важно), появилось «Заявление», которое стоит процитировать:

«В жизни нашего Отечества произошло чрезвычайное событие. Президент СССР … отошел от верховной власти в стране. При этом остаются неясными обстоятельства этого отхода. Такое положение смущает совесть миллионов наших сограждан, для которых встает вопрос о законности новообразованного Государственного комитета по чрезвычайному положению. … В связи с этим мы заявляем, что в настоящий момент необходимо услышать голос Президента Горбачева … Мы надеемся, что Верховный Совет СССР даст принципиальную оценку случившемуся и предпримет решительные меры по стабилизации положения в стране». [1]

Можно истолковать некоторые обороты этого текста как скрытую полемику с ГКЧП – например, зачем говорить за миллионы граждан, что их совесть смущена? Не лучше ли было бы сказать, что миллионы граждан приветствуют ГКЧП?

Кстати, странная привычка вещать от имени миллионов наметилась у Патриарха уже тогда. Но дело в другом: это воззвание безусловно не в поддержку путчистов, но так же безусловно оно и не в поддержку Ельцина. Ни Ельцин, ни даже Верховный совет РСФСР не упоминаются.

Уже 21-го августа Патриарх издает еще одно воззвание, столь же двусмысленное: «По поступающим сообщениям, начинаются открытые вооруженные столкновения и кровопролития. В этих условиях мой долг Патриарха предупредить всех, кому слово Церкви дорого и не безразлично: всякий, кто поднимает оружие на своего ближнего, против безоружных людей, приемлет на душу тягчайший грех. Церковь не благословляет, не может благословить беззаконные, насильственные, кровопролитные действия».

Победили бы путчисты – Патриарх сказал бы, что имел в виду нехорошую толпу вокруг Белого дома — ведь говорится о «всяком, кто поднимает оружие на своего ближнего», а «всякий» — значит, и штатские. Было бы подчеркнуто, что речь шла о «беззаконных действиях», а ГКЧП, заявил бы Патриарх в случае его победы, действовало в соответствие с законом (доказывать обратное было бы уже некому и негде).

В случае победы Ельцина послание истолковывается как поддержка Ельцина, ведь упомянуты те, кто идет против «безоружных людей» — а путчисты в основном были военные. Именно поэтому Владимир Вигилянский, журналист «Огонька», в 1990-м году уехавший в США и не бывший непосредственным свидетелем путча, мог утверждать в 2000-м году, что этот текст — поддержка Ельцина.

Судьба Вигилянского помогает понять механизмы после-путчевой эволюции многих диссидентов (точнее, отиравшихся около диссидентов людей -- из прочих людей такого сорта, связанных с Церковью, можно упомянуть Леонида Дворкина и Марка Дейча). В США он потерпел карьерное фиаско, вернулся в Россию. Так вот по капельке весь антисоветизм, копившийся при рабстве, вытек при свободе. Человек сам додумался и до антиамериканизма, и до воспевания КГБ. В 1999-м году он призвал православных голосовать за генерал-чекиста Леонова, и сам себя при этом похвалил так: «Чтобы говорить о национальной безопасности в российских условиях, надо быть смелым человеком» [2] . Можно подумать, что в стране десять тысяч диссидентов, а не чекистов.

Фраза о «безоружных людях», впрочем, и сама по себе не так уж однозначна. Из недавно опубликованных материалов по делу ГКЧП стало известно, что защитников Белого дома предполагалось обвинить в вооруженном сопротивлении. Тогда как раз путчисты оказались бы безоружными людьми, на которых напала толпа пьяных наркоманов. Патриархии поддержать такую версию не составило бы труда, ведь утверждают же теперь ее пропагандисты в связи с «украинским вопросом», что главные преступления совершили вовсе не сталинские орлы и архиереи, когда на пару истребляли униатов, что настоящие изверги – именно униаты. Они-де и с гитлеровцами сотрудничали, они и православных избивают… О чем говорить, если эта пропаганда всерьез стращала народ угрозой завоевании России отрядом чеченских партизан.

Конечно, фраза 1991 года о том, что Московская Патриархия не может благословить кровопролитные действия, звучит десять лет спустя довольно саркастически.

Более, чем Вигилянский, объективный немецкий исследователь Герд Штриккер так откомментировал этот текст: «Осторожная позиция была единственно правильной для выживания РПЦ в ситуации, которая могла бы полностью измениться в результате успеха путча». [3] Все-таки думается, Московская Патриархия – слишком большая организация, чтобы победители посмели ее преследовать, если бы вдруг Патриарх поставил не на тот цвет. Если уж Сталин недобил, так его куда более слабые преемники и подавно бы простили.

22-го августа, разумеется, Патриарх шлет телеграмму Ельцину с осуждением тех, кто пытался «разрушить конституционный порядок и законность в нашем обретающем свободу многострадальном Отечестве». Руцкой заявил, что Патриарх якобы поддержал устно Ельцина еще 20-го августа. Что такое Руцкой как исторический источник, Россия вскоре узнала. Мифотворчество началось, таким образом, ровно через двадцать четыре часа после путча.

*   *   *

История, однако, на этом не кончилась. 23 августа 1991 года мне позвонил мало кому известный тогда референт Патриарха диакон Андрей Кураев и попросил подъехать к Елоховскому собору. С Кураевым я до этого виделся один раз, когда в середине 1980-х годов в одном кружке обсуждался проект издания очередного самиздатского православного журнала, и среди прочих меня познакомили с совсем молоденьким (то есть, даже моложе меня) неофитом, то ли едущим в Румынию учить богословие, то ли возвратившийся только что оттуда.

У Елоховского собора отец Андрей торжественно вручил мне страничку машинописного текста и объяснил, что Святейший Патриарх хотел бы публикации сведений, содержащихся в этом тексте, но «по понятным причинам» публикация должна исходить не от официальных кругов. Мне стало более лестно, чем крыловской вороне! Такое доверие!! Я тогда лишь начинал печататься и даже не обратил внимания, что листок — без подписи, что Кураев как-то умудряется не назвать Патриарха по имени, а как-то так извилисто выражается… Ну, как выражается отец Андрей, с тех пор узнали многие — кому-то нравится, кому-то нет.

В листке содержались абсолютно точные сведения о том, что митрополиты Питирим Нечаев,  Филарет Денисенко и Ювеналий Поярков очень радовались ГКЧП и публично эту радость выражали. Эту информацию я успел проверить — тогда шел в Москве слет эмигрантов, и радостные восклицания Нечаева и Пояркова многих поразили. И к этим трем точным фактам был прицеплен один выдуманный: якобы митрополит Кирилл Гундяев тоже поддержал ГКЧП.

Все четыре факта я и распубликовал в газете «Куранты» — тогда одной из немногих демократических. И вдруг — как обухом по голове: в «Известиях» и по телевидению публично оглашают послание Патриарха: информация, опубликованная в газете «Куранты» за подписью Якова Кротова (видимо, сочли, что это псевдоним) — ложная, все члены Синода были единодушно за Ельцина и против ГКЧП. И что тут может сделать православный человек? Доказательств у меня — фиговый листок с машинописным текстом. Пришлось опубликовать в «Курантах» извинения: мол, должен верить слову Патриарха, приношу извинения упомянутым архиереям.

Отец Андрей Кураев, надо отдать ему должное, мне позвонил и пригласил придти на Успение (28-е августа) в Кремль. Тут он провел меня в алтарь Успенского собора, познакомил зачем-то с владыкой Василием Родзянко, заговорщически пожал мне руку, — в общем, сделал все, чтобы я успокоился и понял: дело еще не кончено, просто Патриарх был вынужден…

Теперь я знаю, что у отца Андрея Кураева был уже тогда один враг: митрополит Смоленский Кирилл Гундяев. Еще и сейчас некоторые люди полагают, что Кураев чуть ли не сотрудник Отдела внешних церковных сношений. Между тем, это лютые враги. Что между ними произошло, науке неизвестно. Известно, что митрополит Кирилл послал Кураева учиться в Румынию, известно (об этом мне писал позднее сам Кураев), что митрополит Кирилл даже подписал рекомендацию Кураеву на рукоположение в священники. Вот здесь, видимо, что-то и произошло: рукоположение не состоялось (Кураев теперь говорит, что он всегда мечтал умереть именно диаконом), а Кураев возненавидил митрополита Кирилла и стал обличать его за либерализм и экуменизм. Комбинация, которую он пытался разыграть с моей помощью, была призвана свергнуть митрополита Кирилла с руководящего поста.

Митрополит Кирилл, пришел в политику, когда отца Андрея Кураева еще и в проекте не было. Он быстро узнал, что именно Кураев представил его защитником ГКЧП. В результате Патриарх выгнал отца Андрея из своих референтов, и теперь этот «второй Иоанн Предтеча», как без тени иронии поименовал Кураева неудержимый Максим Соколов, коротает свой век, обличая уже не митрополитов, а менее опасных для карьеры «сектантов». Про меня в черносотенной прессе помнят одно: что меня в августе 1991-го сам патриарх «дезавуировал». Ну, дай Бог им всем здоровья… Рукополагать меня Патриарх действительно отказался, но все-таки еврейское происхождение моей матери сыграло в этом, судя по некоторым известиям из Чистого переулка, более важную роль, чем излишняя доверчивость к Кураеву или язык без костей.

*  *   *

В конце концов, речь идет о сложнейшей этической проблеме, которую не в одной России пытаются решить — и не получается. Где пределы уступчивости и компромисса? Где забота о других оборачивается предательством? В двадцатом веке классическим примером стало поведение Папы Римского во время Второй мировой войны: следовало ему открыто обличить истребление евреев или, промолчав, спасти жизни несколько сотен евреев, вымоленных у нацистов (что Папа и сделал)?

Правда, в России все-таки не того калибра проблема. Спорят не о том, обязан ли патриарх обличать, а о том, мог ли патриарх стучать. Долгое время патриархопоклонники требовали бумажки — «настоящей», как говорил профессор Преображенский, бумажки о том, что Алексей Ридигер был советским стукачом. Выписки, сделанные о. Глебом Якуниным в архивах Лубянки после путча, объявляли недействительными — печати нет! Наконец, в Эстонии разыскали материалы 1958 года о вербовке Ридигера. Появились и материалы, позволяющие предположительно реконструировать психологическую подоплеку вербовки: в 1951-м году Ридигер бросил жену, а тесть овдовел, стал епископом Таллинским и, очевидно, перекрыл нелюбимому зятю карьерное продвижение, загнав в самый глухой из возможных эстонских приходов. Сразу после вербовки все мгновенно изменилось: тестя перевели в Нижний (где тот через полтора года и умер), а на его место поставили Алексия Ридигера.

Теперь уже тот же Александр Архангельский не требует доказательств виновности патриарха, а объясняет, почему ему надо все простить: «Не потому, что сотрудничать [с КГБ – прим. Я.К.] хорошо. А потому, что в СССР не было православной паствы, нацеленной на сопротивление режиму. Если бы верующие были настроены иначе — иначе вели бы себя и митрополиты» [4] .

Рассуждение рациональное, только встает вопрос: а зачем вообще нужны пастыри, которые не ведут овец, а следуют за овцами? Ну и, конечно, остается извечный вопрос Евгения Шварца: «Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником?» [5] Или, как принято говорить о патриархах — «первым среди равных»?