|
Как сказки спасли людей
III.1975
Опять после работы устроили собрание, и всем — даже работавшим в первую смену
пришлось на него остаться. Собрались в «холодной комнате». Кое-как набрали стульев,
но мальчишки тем не менее натащили стремянок и уселись на них — выше всех. Выступала
одна Зинаида Прокофьева. Читала она — хотя язык у нее и без того был как у живой
газеты — по бумажке. Выступление всех, бесспорно ошеломило своей простотой и лаконичностью.
— Секретариат Организации Объединенных Наций с разрешения Правительства СССР
уполномочен заявить гражданам Советского Союза: по нескольким одновременно поступившим
в секретариат извещениям из астрономических лабораторий мира, установлено, что
космическая активность солнца скоро пойдет на спад, и, пережив временный всплеск,
угаснет. Таким образом, солнце из нормальной звезды превратится в сверхновую,
а затем — в карликовую звезду. При этом Земля неизбежно попадает в сферу последней
вспышки солнца... причины выясняются.
— Так, и вот еще письмо ЦК всем гражданам СССР. Я не буду зачитывать его целиком,
но постараюсь передать содержание. Прежде всего — никакой паники. Никто не прерывает
работу, никто не освобождается от повседневных обязанностей. Человечеству осталось
жить около четырех недель. Но мы уходим из Вселенной не в пустоту. Ракета, недавно
сконструированная советскими учеными, унесет к планете Пятой Центавры двух советских
людей — из штата Космического городка, мужчина и женщина, которые сейчас выбираются,
унесет и лучшие книги, созданные человечеством, альбомы с видами земли и памятников
нашего искусства. Человечество уйдет с Земли, но возродится на новой планете,
как возрождается оно с каждым новым поколением.
* * *
«Книги, альбомы, фотографии, — раздраженно думал Сергей, шагая по привычному
маршруту. — Книги, наверно, из БВЛ, уж какой-то Солженицын или Мориак, или Воннегут
у них наверно не уместятся. Представляю себе, какое человечество будет от этих
двоих — наверно, и коммунисты, и не сомневаются ни в чем, а историю знают в пределах
вузовского учебника, последнего — т.е. совсем не знают. А жизнь — откуда им, на
космодроме-то, жизнь знать?».
* * *
«Что ж, это хорошо что у нас нашлась ракета, а я еще думала, что зря деньги
на космос мы бросаем... Плохое ли, хорошее, ну все же человечество будет, и, наверно,
все равно достигнет своей цели, даже если придется сначала до обезьяны спуститься...
А смешно будет, ведь американцы, наверно, тоже на эту планету кого-нибудь пошлют.
Две системы. ИМ все же хорошо, что книги останутся, значит — не зря жили... А
ведь эти двое — действительно, как дети всего человечества, и, наверно, мы будем
в них жить...»
— А только вдруг — ведь мы же не посылали никогда так далеко ракет? Вдруг разобьются
или метеорит, или еды не хватит, или воздуха? Хотя да, ведь анабиоз есть... Ну
а если не долетят? Значит, тогда все — совсем можно было нам и не жить, и ракет
не строить, и библиотек, и школ, и детей не рожать? И мои дети тоже ни к чему?
Господи, да что ж это, смерть?!»
5.142
* * *
В двадцатый и последний раз появилось на экранах телевизоров Байконур, знакомый
ритуал прощания, рапорты, космонавты поджимаются, и вот уже багровое пламя исчезает
в небе... Все так быстро — не больше часа заняла вся программа, вместе со скучными
техническими подробностями и телеэкскурсией по отсекам Мировой Культуры. Улетела
ракета, унося с собой двоих детей всего человечества — если только американцы
не успеют-таки запустить свою — и теперь можно быть спокойными. Тридцать оставшихся
дней объявлены нерабочими, отменили несколько запретов: границы, браки, книги;
страна, да и все человечество вышли на пенсию; кончились войны, можно отдохнуть
и подумать о том, что ждет в пути эту ракету, что встретит ее в конце полета.
Вряд ли когда были люди единей, чем сейчас.
* * *
— И кто только надоумил покрасить стены в синий цвет? Может он и успокаивает
нервы, но напоминает школу.
— Успокойся милый, пойди в библиотеку, там они красные.
— Хорошая мысль. А ты не хочешь?
— Да нет, мне уже стало надоедать...
.............................
В черном, далеком не то что от Солнца — от любой звездочки пространстве — непостижимая
для человека тайна, от которой загораживают тонкие серые стенки гигантской сигары,
появилась странная, полупрозрачная тень. Хихикая, похлопывая в ладоши, облетала
вокруг корабля довольная Баба-Яга с лицом Моны Лизы, и постучала в звуконепроницаемую
обшивку.
— Хелло, братцы-кролики, что же вы?
— Не можем, не можем, это ты — счастливица, а нас держат, но ты лети, мы догоним
— не смогут же они и в самом деле увезти нас собой...
— Это точно. Так до встречи на Брокен-Брокене!
— До встречи, сестрица, хоть бы поскорее!
И стремительным маленьким облачком космической пыли помчалась обратно к земле
довольная бабка, много дней и ночей ждавшая одной фразы и слова...
* * *
— Нет, ну что за чепуха! — возмутился он, захлопнув книгу. — Я еще понимаю
— «Мастер и Маргарита», и прочее, но уж это-то зачем взяли? Да от Кафки мы скорее
окочуримся, чем... чем... Идиотская предусмотрительность!
........................
А сторожившие рядом тотчас поняли его, и беззвучный смех оглушил всех собравшихся
в библиотеке, и вот наружу вырвалась целая веселая кампания — тут и Мефистофель,
и Воланд, и кучка Мерлинов со своими духами, а несколько десятков молодых и симпатичных
бесов несут в объятиях Королеву Гинерву, Маргариту, Тупаку-Инку, Тискают и щиплют
зеленовато-бледных русалок и утопленниц, даже Дюймовочка, и та заигрывает с Рике-Хохолком.
В сторонке от них чинно летит Нос, расправив красивый плащ, не обращая никакого
внимания на неприличные анекдоты Синдбалда-Морехода с одного бока, и Синей Бороды
— с другой.
* * *
— Тсс, тише, тише же, вот сейчас, держу пари...
Небольшая кучка оставшихся замолкла.
— ...ты бы поставила хоть Вивальди — а не то совсем аппетита нет.
— Вот-вот, точно! Ай, да Венера, угадала! С нас причитается, а ведь чуть не
прозевали! Ай, да, коллеги, быстрей!
В этой компании только лишь бесцеремонный фавн мог сказануть такое, он вообще
набрался у своего дружка Тора. Но все остальные спокойно выходят из круглых стен
своей летящей башки на волю, и в космосе даже делается светлее: стайки Венер,
Психей, с вежливыми Амурами и несколько мене вежливыми Панами; испанские гранды
и мадонны; длинноволосые старцы — особенно выделяется, как всегда, Да Винчи, и
рядом какая-то парочка. У корабля замешкалась всей гурьбой Сикстинская Капелла
с интересом смотрит, как Адам ударом бесплотно-мускулистой ноги пытается сдвинуть
с курса корабль. Но тот улетает, и все догоняют основной контингент, подбирая
куски кубов с картин Пикассо, а то и попросту беря на руки его недееспособных
уродцев. Те сердечно благодарны.
— Ну, что вы, коллеги, какие уж тут могут быть благодарности! Что мы — космонавты
что ли!
* * *
— Послушайте, а мы что же, остаемся, что ли?
— Еще бы, нам-то как быть? Не лететь же с ними?
— Да, этим легко, а от этих — отобранных, тьфу, дождешься, как же! Нет, ребята,
видно — пропадать.
— Пропадать! А эти пижоны эстетские не пропадут, думаешь? Да что они без нас
делать будут? Как, впрочем, и мы без них...
* * *
— Сюда, сюда, иди сюда, милый! Скорее!
— Бегу, что такое? Скользя по длинному и извилистому коридору он подкатил к
ней на своих чудо-башмаках. Она испуганно глядела на него, придавив спиной дверь,
точно боялась, что оттуда что-нибудь вырвется.
—Да что с тобой?
— Я вошла... просто взять какой-нибудь роман Сименона... но там — там ничего
нет, кажется...
— Как ничего?
— Нет, нет, да лучше посмотри сам, может быть...
Держась за руки, они вошли в хранилище Культуры, Он огляделся. Все вроде бы
было как прежде.
— Чего ты испугалась, дурочка?
— А ты посмотри в шкафах...
Он пожал плечами, отпустил ее мокрую руку, подошел к шкафу и поднял створки.
На него подуло совершенно неожиданной затхлостью. Корешки точно выцвели, позолота
точно выгорела... Он наугад вытащил книгу — не обложке было нарисован какой-то
человек, у которого между ног бегали еще маленькие люди, и открыл. На него смотрели
буквы, понятные как и всегда, слова, тоже вроде бы понятные, нов от прочесть текст
он не мог: слова никак не складывались в предложения, просто черные строчки, точно
прихотливый и нерасшифрованный орнамент. Он испугался. Достал другую книгу — не
обложке выдавленный профиль какого-то бородатого старика, открыл и опять тот же
странный узор, опять смысл фраз ускользает от него... ОНА стояла рядом, и увидев
растерянный взгляд протянула ему большой квадратный альбом.
Он помедлив, открыл и его. На гладких Отблескивающих лаком страницах были изображены
уродливые, неестественные фигурки людей. смешно раскрашенных, в непонятных позах,
только вот подписи под картинами были больно знакомы: Рембрандт, Дионисий, Челлини.
Он с силой захлопнул альбом. Прошелся мимо шкафов в глубь галереи, наугад вытащил
еще несколько томов —тот же результат.
Вернулся, не глядя, нашел ее руку, схватил, и так же тихо, как они вошли, они
и вышли, аккуратно закрыли дверь и погасили свет...
* * *
— Что это?..
— Я будто знаю...
Из них убежал смысл, да? — ОНА показала на полку с книгами в красивых атласных
обложках. ОН посмотрел на полку, встрепенулся и с надеждой, точно в ней было спасение,
Достал приподнявшись, одну книгу, и открыл ее. На лице отразилась радость.
— Смотри, я читаю! «Все сословное и застойное исчезает, все священное оскверняется,
и люди приходят, наконец, к необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное
положение и свои взаимные отношения..,» Ах, чепуха ведь тоже! Вот и все, что нам
осталось, а зачем, хотел бы я знать!
* * *
— Это же надо, и кто бы мог подумать, что они сами себе рыли яму?
— Да, конечно, помогли нам эти Венеры, то-то они еще посмеются, как узнают,
каким чудом мы высвободились...
— Да здравствует Свифт, как он выбил мозги этому парню!
— Скорее, скорее, не то мы опоздаем!
И последние, неудачники от духов, покинули корабль. На этот раз процессию возглавлял
Призрак Коммунизма, нечто бесцветное, с картой Мира в руках. В арьергарде мчался
в упряжке из лебедей Сирано...
* * *
И они встретились.
Удивленные, обрадованные люди, рассыпались по голубой траве, разбрелись по
диким и таинственным лесам, и всюду они находили знакомых и незнакомых, но друзей,
о которых они или слышали, или сами хорошо знали. Нигде не было видно Парфенона
или Галикарнасса, но Артемида и Афина, гиганты — вот они, тут ; и рядом мадмуазель
Иветта, рядом добряк Портос и Роланд Неистовый, Сирано не на последнем месте.
Кто знает, есть ли воздух вокруг? А какая разница, если точно легким белым шарфом
укутали все вокруг эти полупрозрачные, но живые и веселые тени, поздравляют прибывших
на новое местожительство, грозят пальчиком каким-то нехорошим бизнесменам и бонзам,
ноте и так понимают, что им пора переквалифицироваться.
Новое голубое солнце, неизвестно где находящееся, освещает новую землю. Людей
спасло их же прошлое.
* * *
А в жестяной башке, которая все мчится к далекому солнцу, хозяйничают две обезьяны
— не то шимпанзе, не то мартышки; они качаются на перилах, бегают по коридорам,
а то забираются в кладовые и объедаются всяким добром. Про анабиозные ванные они
давно забыли, и продуктов им хватит еще недели на четыре — а там посмотрим, кто
из них выживет в схватке: должно быть, самец.
142
|
