Неопубликовано. К оглавлению работ 1970-х годов.
 
Неопубликовано. Писалось профессору МГУ Журавлеву, который вел курс философии, имел славу инакомыслящего, вскоре умер.

«Все действительное разумно и все разумное действительно». Безусловно, можно подвергнуть это утверждение прямолинейному сомнению: действительно ли все существующее (например, политические институты) разумно? Дать ответ на этот вопрос можно, по-видимому, следующим образом: установить, что в данном случае мы понимаем как разум (Мировой Дух Гегеля, законы общественного развития и т.п.) и проверить, находят ли все исторические факты последовательное объяснение в первой или второй теории. Скорее всего, в обоих случаях ответ будет положительным: да, все известные нам факты этой теории объясняются как разумные. Утвердительным этот ответ будет «скорее всего», потому что создатели этих теорий располагали почти тем же запасом исторических фактов, что и мы, во-первых, а, во-вторых, потому что в обоих случаях критерии «разумности»№ события это не что иное как его логическая согласованность (непротиворечивость) с законами социального развития (которые мы еще знаем, либо с Мировым Разумом, о котором судить рационально еще сложнее). Не углубляясь в этот вопрос, заметим, что только опыт советской исторической науки показал исключительные возможности логического оправдания подчас противоположных теорий при одинаково понятом «разуме».

Если мы хотим действительно обсудить философию Гегеля, не подчиняясь ее наводящим вопросам, то ос философии Гегеля надо было бы спросить так «Только ли разумно действительное?».

Действительно, видением мира как порождения некоего абстрактного, рационального Духа, противоречит не только христианству, в котором основным импульсом творения является любовь Творца, не могущая существовать в одиночестве. Подобное представление не уживается и с нашим знанием человека как существа, состоящего не только из разума, но и из эмоций; т.е, человек для полноценного существования нуждается не только в чувстве логики, но и в чувствах любви и ненависти. Любовь или ненависть — это тот импульс, который определяет все поступки конкретной исторической личности. Философия Гегеля (здесь можно добавить — и почти все другие) не может это отрицать, но исключает эмоции как одну из составляющих хотя бы исторического бытия.

Как самая абстрактная из всех идеалистических философий, — философия религии, так и самая конкретная — философия обыденной жизни, подсказывают нам, что наше знание о мире половинчато и неполно. Пока это лишь намек, не доказательство.

Можно ли доказать, что эмоции не являются, наряду с материей и духом, одной из составляющих бытия? Думается, что да, хотя автор не сталкивался пока с обсуждением этой проблемы, ход доказательства был бы близок к следующему: эмоции суть качество индивидуальной личности, качества индивидуальной личности суть порождения общего хода развития вселенной, следствие не может быть одновременно причиной. Доказательство может идти и другим путем, но в любом случае оно будет логическим, рациональным. Иными словами, роль эмоций опровергается с точки зрения разума средствами разума. Но тогда не было бы справедливо признать право эмоций защищать себя средствами эмоциональными? Например. Заявить, что исключительный приоритет разума — чепуха на постном масле.

Вряд ли стоит опровергать приведенный самим собой рациональное доказательство приоритета разума, — это слишком легко. Выгоднее пойти другим путем: попытаться проверить догму о всемогуществе разума путем логического рассуждения.

Нет ли в философии, например, Гегеля, внутренних противоречий? А поскольку противоречия не всегда доказывают неправоту теории, то нет ли в ней более того, нелепицы (не случайно здесь уместно столь эмоциональное слово). Нелепицей же в системе логической философии уместно считать предрассудок, эмоциональное, логически необоснованное утверждение в системе рассуждений.

Рассмотрим затронутый вопрос о свободе человека как конечной цели исторического бытия. В самом начале мы отметим, но обойдем вопрос гносеологический: как, каким образом, можно удостовериться человеку в целях существа несравненно более высокого. Допустим, что цель истории — прогресс, понятно как постепенное увеличение свободы отдельных индивидов и общества в целом. Логика же подсказывает нам и что такое свобода: возможность действовать без принуждения. Из социальной природы человека логически вытекает многозначительное дополнение: свобода есть осознанная необходимость.

Однако: разве «необходимость» в последнем случае не означает принуждения со стороны общества? Разве «свобода» в теории прогресса Гегеля не сковывается принуждением (ибо даже замаскированное господство остается господством) со стороны Мирового Духа? Это — противоречие. Но интересно не оно. Интересна аксиома: прогресс бытия — это движение в сторону реализации человеческой свободы. Даже если Мировой Дух действительно так заинтересован человеческой свободой, то почему? И если человек (допустим, что нет Мирового Духа) стремится постоянно к свободе, то почему? Чему препятствует несвобода человека? Отнюдь не его физиологическому бытию (не принимая в расчет крайности), и не идеологическому (существу внутри идеологии несвободной системы человек перестал бы ощущать свою несвободу). Логически доказать необходимость свободы для человека должно быть, можно, но до тех пор пока можно логически доказать возможность существование человека без свободы, выбор свободы остается не логическим действием, а произвольным событием, очевидным эмоциональным предрассудком.

Итак, здесь мы уже имеем нелепицу, предрассудок. Но это предрассудок с точки зрения логики, а с точки зрения эмоций выбор свободы есть очевидный акт в системе любовь—ненависть, и акт, прекрасный.

Даже с логической точки зрения разум, который есть в принципе средством для ориентации человека в окружающем мире с помощью логических методов исследования, не может претендовать не только единственного вектора бытия, но и хотя бы первенствующего вектора. Именно, ориентация в пространстве не может быть для путешественника самоцелью, покупка электрофона не может быть самоцелью для человека. В первом случае основной целью является некое место и действия в нем, во втором — музыка. Гегемония логики ведет как к извращению принципов жизни, так и к извращенному соотношению логического (подсобного) начала и эмоционального в жизни человека, и, что уже не так очевидно, но, несомненно, всего мира.

Отметим вкратце в заключение (тема эта необъятна и важна), что все выше сказанное не может являться просто игрой, а подразумевает переориентацию как индивидуальных жизненных ценностей, так и представлений о мире, наподобие той, которая произошла перед Новым временем. Если бы вышесказанное оказалось серьезным, и подобная ориентация действительно произошла, то это подразумевало бы и расцвет культуры на почве нового мировоззрения, синтезировавшего бы и наше, и политическое изменение мира. Внесение эмоций в сферу политики могло бы, например. Совершить то, что оказалось бессильно совершить рациональное мировоззрение: вместо все более жестких тираний (от империй к фашистским режимам) появилась бы возможность при каждом социальном строе добиться идеалом справедливости (потому, что только при рациональном мировоззрении возможен предрассудок, по которому богач никогда не откажется от богатства, или революция не может произойти иначе, как насильственным путем: здесь разум некомпетентно и пагубно уверенно вмешивается в сферу эмоций). В сфере изучения истории привнесение эмоционального начала, дало бы тоже совершенно иные, чем сейчас плоды, о которых с уверенностью мы судить не можем, хотя, возможно зачатки подобной науки есть уже и сейчас.