Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

РАЗНОЕ ЗА 1980-Е ГОДЫ

 

Апрель 87

Уважаемая редакция!

Я не любер, не наркоман и не проститутка, однако ношу не менее экзотическое и потаенное наименование: я — христианин. Христианин я не слишком достойный — из тех, кто может лишь отпугивать от Церкви. Я хочу, однако, говорить именно о том, что не надо пугаться верующих (не только православных и не только христиан), а кстати — и о том, что не надо их пугать.
По конституции все равны перед законом: директор и грузчик, мужчина и женщина, атеист и верующий. Но последнее время не раз открывалось по разным поводам неравенство граждан перед инструкциями, перед тем «второзаконием». Которое принимают без всякого голосования, а часто и без согласования с законом. Кто не оказывался беззащитным перед паспортисткой, портье, проводником? И христиане слишком часто оказываются в положении, когда «не жалует псарь». Я и хотел бы сказать именно о тех неравенствах верующих и атеистов, которые, по моему убеждению, противоречат Советской Конституции.
Неравенство финансовое. Вера сейчас — дело личное, атеизм — государственное. Государство содержит институты и музеи научного атеизма, государство платит преподавателям атеизма, государство доплачивает лицам, защитившим диссертации по этой теме. Это — единственное неравенство, которое выгодно верующим, и невыгодно атеистам (кроме штатных). Сегодняшний атеизм показывает неудовлетворительные (для атеистов) результаты, поскольку заряжается он с казенной части. Пусть лектор-атеист живет на доброхотные даяния слушателей — вот тогда его слово воспламенится. Честное слово, атеизму пошло бы на пользу отделение от государства. Я не лукавлю, я хочу честной и равной борьбы, а в этом отношении верующие пока сильнее.
Неравенство организационное. Я, молодой христианин, не равен молодому мотоциклисту, молодому «металлисту», а уж о правах пионера я могу только мечтать. Свой клуб, свое кафе, своя газета, свой летний лагерь! Не думаете же вы, что христианам не о чем поговорить друг с другом? Однако единственная разрешенная им (инструкцией) форма организации — община для аренды церкви. Но общаться в церкви неудобно, как неудобно в Большом театре играть в футбол. Поверьте, для верующих религия интересна — им надо разрешить и объединения по этому интересу, помимо церквей.
Неравенство слова. Церковь почти исчерпывается богослужением — но в это «почти» должны вмешаться тысячи дел, суть которых в том, что быть христианином — значит говорить не христианам о Боге, Сыне Божием, Иисусе Христе, о Его распятии и воскресении, о грядущем воскресении всех. Эта проповедь должна звучать не только в церкви — но не звучит. Верующие, конечно, виноваты — не слишком усердствуют. Но отчасти тихость наша — вынужденная из-за перечисленных далее неравенств. В любом случае, право пропаганды остается только за атеизмом. Игра в одни ворота?..
Неравенство книги. Мы живем в мире, где слово прежде всего читают. Православная церковь, между тем, издает меньше печатной продукции чем, допустим, исторический факультет Московского университета, который я имел честь кончать. Неужели у нас историков больше, чем христиан? Почему религиозная литература в большинстве библиотек отсутствует вообще, а где есть — издается с ограничениями? В Исторической библиотеке в Москве — Публичной библиотеке! — в каталоге для читателей изъяли все библиографические карточки на религиозную литературу. Она есть в хранилище, но заказать ее нельзя. Такое изъятие провели по распоряжению Министерства культуры РСФСР в середине 70-х годов. Характерное время?
Я не прошу безлимитной подписки на Евангелие или увеличения тиража Московского Церковного Вестника. Я не знаю, какие нужны тиражи и какие нужны вестники. Речь идет не о дополнительных типографских благах, а о механизме, который бы позволил верующим издавать столько, сколько они хотят и могут. Это совсем не так много! Разрешите подписку на издания Московской патриархии, учредите гласную цензуру для религиозной литературы, ввозимой из-за рубежа, разрешите хотя бы ксерокопировать ее в официальном порядке. Это уже будет демократизация без какого-либо идеологического, а тем более политического плюрализма.
Неравенство педагогическое. Детям атеистов преподают атеизм с детсада, не доверяя — и резонно — родительскому авторитету. Почему верующие лишены права организовать аналогичное воспитание своих детей — естественно, помимо школы? Более того, почему они вынуждены терпеть обучение родных детей тому, что считают неверным? За этим положением кроется самое страшное — неравенство доверия и уважения. Я верю, что атеисты не лицемерят, Почему верующих считают то ли обманщиками, то ли больными, лишая их существенной доли родительских прав?
Неравенство профессиональное. Научный атеизм преподают и требуют сдавать — значит, верующий студент должен кривить душой? Совесть его будет нечиста и несвободна. А может ли верующий быть учителем, экскурсоводом, наконец — журналистом — и не скрывать своих убеждений. Как не скрывают их материалисты? Конечно, нет: этому мешают методички, программы. Инструкции. Если не признать официально права христиан на работу в гуманитарных сферах с открытым исповеданием своих убеждений — не создадим ли мы своеобразного «запрета на профессию»?
Я мог бы перечислять и дальше, но мне стыдно и неловко. Может быть, еще кто-то должен испытывать эти чувства? В любом случае, не верующие вывели эти неравенства. Не верующим их упразднять. Наконец, нельзя единовременно и законодательно упразднить атмосферу подозрительности и недоброжелательности вокруг Церкви. Она хорошо проявилась в «Комсомольской правде», где печатали отповеди читателей на выступление Евтушенко в защиту терпимости. Там было сказано, что причина польского кризиса — невозбранное чтение Библии. Неужели кризис преодолевается запретом на такое чтение? Почему церковь 1987 года считают ответственной за антикоммунизм церкви 1917 года? Ведь Министерство путей сообщения не несет ответственности за антисоветскую позицию железнодорожников в первые месяцы революции. А если Церковь кому-то кажется политически неблагонадежной организацией — требуйте прямо ее запрещения. Я ее таковой не считаю и ратую, повторю, не за политический плюрализм, а за неотъемлемую черту демократии — веротерпимость. Веротерпимость же — терпимость не только к монахам в Данилове монастыре, но и к христианину — учителю вашего ребенка в школе, к христианину — телекомментатору.
Только не пересылайте это письмо в Совет по делам религии. Да и нужен ли он — состоящий из одних атеистов (представьте комитет по радиовещанию из глухих?) Призван ли этот Совет управлять верующими? Видимо, нет — на то есть религиозные руководители. Или Совет контролирует их? Нои закон, и стражи закона — одни для всех. Совет по делам религий и занят в основном тем, что кустарно имитирует работу правоохранительных органов. Само его существование унижает верующих, тем более, что до войны обходились без этого учреждения.
Откровенно говоря, не хотелось бы видеть свое имя под этим письмом — из-за изложенных выше неравенств. Но если редакция сочтет, что я излишне мнителен, скрываться не буду.

Кротов Максим Гаврилович,
Заведующий историко-литературным музеем «Вяземы»
119136, Москва, 3-й Сетуньский проезд, д. 8, кв. 33, т. 240-84-86

Янв. 88.
В редакцию газеты «Правда»

Уважаемая редакция!

Обращаюсь к вам, не будучи членом КПСС, поскольку Ваша газета писала (начиная с осени 1986 г.) о судьбе подмосковного Захарова, связанного с именем А.С. Пушкиным, а я в настоящее время являюсь и.о. заведующего историко-литературным музеем «Вяземы», посвященного Пушкину и расположенного рядом с Захаровым. Постановлением правительства России от 29.04.87 г. предусмотрено создать в Захарове и Вяземах музей-заповедник, однако еще до принятия постановления осенью 1986 г. решением главного управления культуры Мособлисполкома предписывалось создать в Вяземах филиал Звенигородского историко-литературного музея. Я возглавлял работу по организации экспозиции в этом филиале, расположенном в б. церкви преображения в Вяземах, и сейчас, как уже сказал, заведую этим филиалом.
Считаю возмутительным положение с организацией музея-заповедника. Насколько мне известно (официально не получал лаже копии постановления о музее-заповеднике) приказом зам. Министра культуры СССР А.И. Шкурко главное управление должно было к сентябрю 1987 г. сформировать руководящий штат музея-заповедника. Это не сделано по сей день. В результате филиал, которым я руковожу, влачит поистине жалкое существование — ведь каждый день он может быть закрыт (и должен), сотрудники лишены перспектив относительно будущей работы, в годовом плане работы на 1988 г. Звенигородкого музея о филиале, естественно, речи не идет, поскольку он должен быть закрыт. Главное, однако, не в филиале, а в том, что фактически постановление правительства саботируется, не выполняется, а это катастрофически отражается на положении дел в будущем заповеднике. У пушкинских мест (единственных в Подмосковье) по-прежнему нет хозяина. Сотрудники филиала не в силах контролировать хотя бы ход реставрационных работ в Вяземах. Вопреки постановлению, не утверждены, насколько мне известны, и охранные зоны Захарова и Вязем. Не ликвидированы бетонные коттеджи Агропрома, изуродовавшие пушкинские места.
Позволю себе высказать личную точку зрения. Положение не спасет ни общественный музей, существовавший в Вяземах, ни филиал Звенигородского музея, ни даже музей-заповедник областного подчинения, каковой предположено создать. Если музей-заповедник и будет организован, пройдет еще несколько лет, пока он наберет фонды, достаточные для организации хорошей экспозиции. Думаю. что московский музей А. С. Пушкина должен активнее способствовать созданию этого музея, вспомнить, что первоначально предполагалось создать в Захарово-Вяземах филиал этого именно музея. Сейчас огромные фонды музея Пушкина большей частью недоступны посетителям. Если бы Захарово-Вяземы стали филиалом московского музея, проблема экспозиции была бы решена сразу без ущерба для него. Кстати, и езды от Кропоткинской улицы до Вязем не так уж много по московским меркам — полтора часа. Я еще могу понять, почему музей Пушкина не помог Звенигородскому музею в создании нынешней — временной экспозиции. Но если он не поможет будущему музею-заповеднику, то окажется, увы, в характерном для многих наших музеев положении собаки на сене. Вряд ли это порадовало бы тех. Из чьих даров в основном складывались фонды музея Пушкина.
Простите за сбивчивую речь — накипело. Прошло и 1 января, а наш филиал все еще прозябает, прикрывая чью-то нерасторопность. Слышал я (увы, пока все идет именно на слухах), что у главка трудности с подысканием директора — из Москвы нет кандидатов (!), у других трудно с подысканием жилься в Вяземах А почему было бы с самого начала не объявить — под эгидой ли Мин. культуры, или Фонда культуры — открытый конкурс на эту должность? Может быть, тогда бы нашелся новый Гейченко?
Во избежание недоразумений, оговорюсь, что себя в виду не имею. Я специалист по русской истории XV–XVII вв., лишен начисто административных и хозяйственных способностей. Которые потребуются будущему директору.
С уважением.
Кротов Максим Гаврилович.
119136, Москва,
3-й Сетуньский проезд, д. 8, кв. 33,
тел. 240-84-86

*

Уважаемые товарищи!

Недавние статьи в «Книжном обозрении» и «Советской России» показывают, что для этих газет решено: безлимитной подписки на Соловьева и Ключевского не будет. Представитель издательства объяснил, что это трудно технически, а историк Ковальченко — что эти книги нужны лишь специалистам.
Я — представитель наиболее многочисленной группы специалистов-историков, из тех. Кому не нашлось места в академической системе и кто работает в архиве, музее и т.п. местах. Мне эти книги (особенно Соловьев, насыщенный фактическим материалом) нужны как воздух. Если не будет безлимитной подписки, я на них подписаться не смогу. Никогда не участвую в розыгрышах подписок в магазинах: унизительно и неудобно. А как собирается подписаться на Соловьева глубоко мною уважаемый тов. Ковальченко?..
Вообще позиция «историков — историкам» весьма уязвима. Допустим, т. Ковальченко выиграл подписку на Соловьева. Допустим также, что он умер (лет через сто!). Должны ли будут его наследники, если они не станут историками, вернуть сочинения Соловьева в казну, как некогда возвращали ордена?
Тиража даже в 200 тысяч не хватит даже на общественные библиотеки — позор! Нужду библиотек в этих книгах тоже надо доказывать?
Последнее: риск остаться с нераспроданными томами в случае безлимитной подписки есть. Его, однако, можно свести к минимуму, издавая каждый том заводами по 10-20 тысяч. Это, конечно, дороже, чем обычно — но цену уже заломили несусветную, не поддающуюся никакому контролю и разумению. Госкомиздат просто занимается спекуляцией, отбивая хлеб у книжных жучков.
Повторю еще раз: если не будет безлимитной подписки, тираж пойдет к блатным, спекулянтам. Так было с «Библиотечным» изданием Даля — многие ли библиотеки его получили? Если же у издательства не хватает мощностей или свои представления о иерархии литературных ценностей, значит — вопрос надо решать уровнем выше. Иначе и специалисты не увидят этих книг, и общественность останется в справедливом недовольстве.
Научный сотрудник Звенигородского музея Кротов Максим Гаврилович.
Москва, 119136, 3-й Сетуньский проезд, д. 8, кв. 33, тел. 240-84-86

О проекте избирательного закона СССР

Закон готовился тайно — антидемократически.
Закон нарушает основной принцип демократии: один избиратель— один голос. По такому закону один и тот же человек сможет голосовать трижды: по месту жительства — как член горкома Москвы, от Академии наук — как ученый и член Президиума, от союза Писателей — если он входит в его правление. Не имею в виду никого конкретно: в номенклатуре есть люди, которые смогут голосовать и пять, и шесть раз. Проект более антидемократичен. Чем избирательный закон Бухарина-Сталина, он оставляет избирателям возможность прямо контролировать лишь треть депутатов.
Месяц, отведенный на обсуждение проекта, выключает из обсуждения публицистику «толстых журналов» и брошюр (из-за медлительности типографий); жителей окраин страны (из-за медлительности исполкомов): Принятие закона без референдума исключит из обсуждения весь народ.
Смысл антидемократического проекта закона (и антидемократической процедуры его утверждения): сохранить в парламенте господство номенклатуры, гарантировать ей самое меньшее две трети мест. Как бы не менялась численность КПСС и ВЛКСМ, как бы ни относились рабочие к ВЦСПС, какие бы новые общественные и политические организации не возникали — ничто не отразится на структуре представительства Страх номенклатуры, ее желание остановить время. Тем удивительней, что средства массовой информации и так подчинены ей.
Предлагаю: провести общенародный референдум по трем главным вопросам избирательной системы (с ответами «да» либо «нет»).

  1. Нужна ли особая плата для представительства национальностей?
  2. Нужны ли депутаты, избираемые не по территориальным округам?
  3. Следует ли избирать Председателя верховного Совета всенародным голосованием?

С уважением

 

Дорогой Дима!

В благодарность за гостеприимство, считаю своей приятной обязанностью высказать ряд возражений против возражений против канонизации Феофана Затворника.
Впрочем, лучше начну с одобрения постановки вопроса о канонизации — очень сочно сказано в заключении об опасности превращения слова «святой» в простую дань уважения. Собственно, это главное искушение в агиологической сфере наших дней, и оборачивается оно (как и чрезмерный пиетет перед святыми) собственной инертностью в жизни.
Я человек богословски дремучий; однако неужели действительно Варлаама анафематствовали за то. что он признавал относительность смысла догматических формулировок? Да неужто они абсолютны? В каком смысле? Надеюсь, не в том, что невозможно догматическое развитие?
В целом основное возражение: слишком узка точка зрения. Она кажется оправданной в качестве специализации, но вдруг в каком-то месте дело доходит до утверждений, решительно кажущихся неприемлемыми. В частности, — «если убрать божественный свет из православно аскетики, то Православия не останется». Да неужто? Да ежели и всю аскетику убрать (аскетику в традиционном, не беспредельном смысле слова) — и то Православие останется. Хотя, конечно, лучше оставаться при своих.
Из популяризации богословия я вынес впечатление, что существуют догматы. А существуют личные мнения. У меня ощущение, что в твоем тексте слишком часто грань между ними стирается. Если Максим пишет «с точностью догматических формулировок», это не значит, что он изрек догмат. Можно ли вообще «отступления от святоотеческого богословия» рассматривать как отступление от догматов? Тем паче, в таких деликатных вопросах, как божественный свет? Может ли «Общецерковное определение» собора 1341 года (а что это за собор?) ставиться критерием истины?
Строго говоря, твой документ — это то. что в католической процедуре канонизации выполняет «адвокат дьявола» (не подумай дурного). Я лично тоже не вижу еп. Феофана святым, и скорее буду критиковать его слева, за консерватизм, чем ставить ему в упрек понимание свободы. Характерное для Нового времени (факт, признаться, любопытнейший). Однако необходимо, видимо, переварить современному человеку и учение об обожении, и учение о необратимой святости, и о возведении естества. Для меня это вполне новости, а значит — и для широких масс. И все-таки я не вижу доказательств того. что Феофан отступал от догматов — он разве что был богословски невежественен. Это не говорит о святости, однако надо доказать, что такое невежество святости не допускает. Если мы будем пользоваться такими мерками, не вернемся ли мы к прежнему отрицанию католических святых (и встречным любезностям Ватикана)?
Тысячу извинений за наглость, но я имею несчастье считать, что занимаюсь агиографией. А значит, и мимо редчайших сегодня агиологических рассуждений пройти не могу. Во всяком случае, мне кажется, что ты не совсем понимаешь: то, что для тебя самоочевидные истины, для других может быть просто громом среди ясного неба. Гром-то и есть истина, но его еще надо доказать.
27.XI.86
Лурье

 

6.I.87

С Рождеством Христовым, дорогой Яша.

Очень признателен Вам за неожиданное и горячее участие в моей агиологической авантюре. Увы! — не могу ответить машинописно, т.к. машинное время у меня дома, а я — на работе. NB: вынужден был согласиться (против воли) с Вашими доводами о неподготовленности масс ( и главное — иерархических масс, на которые я, действительно как-то понадеялся). Теперь я на распутье: то ли попытаться подать новую (иначе составленную, но такую же) бумагу, напр., нашему митрополиту, то ли махнуть рукой на еп. Феофана и вообще на манеру канонизировать, считая, что реальная церковь вернулась к первохристианском временам в своем учении о святости. Тем более, что последнее достаточно бесспорно: сейчас важнее подчеркивать единство всего Тела Христова, чем факт умерщвления утов(?), сущих на земли, отдельными его членами. Но и первым не хочу пренебрегать вот только посоветуюсь, благо есть с кем: не хочу поэтому, что еп. Феофан в качестве эталона аскета очень вреден, а у нас его и так слишком рекламируют (по аскетике, например. По благословению «Святейшего» издали только «Невидимую брань» в его переработке). Понятно, что у меня с Вами, Яша, есть и расхождения: начать с того, что я не понимаю Вашего нарочитого выделения каких-то «догматов» из целостного учения ЦВИ: это латынство чистейшее. Формулы Соборов и Оо, имели простой смысл: они на разные лады предостерегали от обращения того, что Христос: Бог, человек, спаситель. Ведь все ереси упираются в отрицание этого факта (тройного), и вся суть попытки христианства без Христа (без Христа в принципе или со Христом, но улетевшим к Отцу и уже не имеющим ко мне никакого отношения, кроме воспоминаний). Следовательно, все догматические формулировки не представляют ничего самостоятельного, с чем можно бы было соглашаться или нет по частям (с одними — да, с другими —нет), а отсутствие формулировок Соборов всегда восполнялось разбором каждого нового учения по существу (по тем трем пунктам, демонстрация внутренней логики учения либо убеждает его автора, что его собственное христианство остается таковым лишь вопреки его системе, либо убеждает ЦВЬ в различии веры данного автора и христианства (это в идеале). Слава Богу, люди обычно живут не учениями, и потому христианство не умирает даже в общинах с ложными идеологиями, т.е. после «псевдоморфоз»: это словечко о. Флоровского отношу ко всем конфессиям. Но те, кто соблазняет «малых сих» — хотя бы и без успеха особенного — отпадают от ЦВИ, по крайней мере, на земле). Так вот: без Фаворского света в аскетике, действительно, нет Православия. ПО крайней мере, Вы должны верить, что в этом утверждении состояла суть самоопределения Православия в XIV в. И на Флорентийском соборе. К тому же, (?) собор 1351 г. (главный) был «развитием» (?) VI Вс. Собора, о чем сам же провозгласил, и действительно, в его решениях нет ничего нового по существу после VI Вс. Соб. и особ. Его идеологи св. Максима Исповедника. Вл. Василий Кривошеин тоже рекомендовал воспринимать этот Собор (1351 г.) как часть VI Вселенского (см. его очень важную статью в БТ, сб 4 (1968) о символических текстах). Если же отойти от «канонических» оснований Фаворского света к существу дела, то мы выходим на отрицание (вместе с этим светом) нетварных энергий и, следовательно, Христа и Церкви. Всякое соединение в Боге (ЦВь) и с Богом бывает только энергиями Божиими. Догматическими формулировками это выражено 1) Каппадокийскими Отцами и II Вс. Соб. против (?); 2) IV Вс. Соб. (в Деяниях этого Собора си. Особенно важное послание его главного идеолога, св. Льва, папы римского, к св. Флавиону, патр. КП: там о значении энергий для Боговоплощения); 3) VI Вс. Собором принявшим христологию и сотирологией(?) с. Максима, о которых и говорить нечего; 4) VII Вс. Соб. и с. Иоанном Дамаск.: иконопочитания обосновывалось через воплощение Христово и, следовательно через энергии. (В прямой литературной зависимости от св. Максима). Это только самые известные примеры.
Вы скажете (и будете правы), что еп. Феофан не был таким злоумышленником, а просто пел с чужого голоса, НО: если бы он был святой, то у него был бы собственный голос, чтобы говорить о том; что видели, что слышали... (I Ин. 1), да и отличил бы он фальшь в чужом голосе, хотя, возможно, и не смог бы объяснить точный путь возникновения фальши. Какой контраст между благочестивой аскетикой еп. Феофана («как бы чего не вышло») и, например, аскетикой Оптинских старцев, которые недаром не лезли в семинарщину, а потихоньку переводили Отцов. Наконец, Вы уж поверьте на слово, еп. Фиофан повторил все, за что был осужден Акиндин, так что его канонизация была бы логичным продолжением анафемы имябожцам; а ведь этой анафемы даже БТ и т.п. уже начали стыдиться.

* * *

А propos: имябожцев осуждал Антоний Храповицкий, тогда уже автор не весть каких ересей (о Христе в том числе). Но его фантазии не смутили свободную богословскую науку того времени, а вот обыкновенного Православия она не вынесла и сподобился его одной чести с неприлично-откровенным отрицанием Христа у Толстого (Я недавно читал «Апологию» Булатовича).
Чтобы моя точка зрения не обязательность догматики не казалась Вам слишком большим мракобесием, хочу казать о другой ее стороне. Человек, верующий во Христа как Бога, человека и своего спасителя не может погрешить против догматов: это к диалогу с инославными. То, что протестанты отвергают в иконах (например) — это не воплощение Христова, а дурная «Защита» икон как благочестивых картинок, помогающих нашей памяти; такие протестанты могут чисто эмпирически убеждаться в том, что хотя бы некоторые из нас — не идолопоклонники, и , с другой стороны, если они как иные православные аскеты, не держат у себя икон, то они и не возражают против истинного основания иконопочитания — наша вина, что они его не знают. Теперь, впрочем, уже и протестанты многие признали иконопочитание (говорят, Тиллих). Хочу сказать этим, что смотреть надо только на обращенность человека: или он обо всем спрашивает у Христа (а не получая иной раз ответа, не делает вид, что получил), или у «сынов человеческих». (Обращаясь к святым, тоже ведь нужно спрашивать «глаголящего в них Христа» — ап. Павел. Почему тогда именно в святых? — Потому что Христос хочет, чтобы мы находили Его друг в друге. Но тогда почему не во всех христианах одинаково мы Его ищем, а особенно во святых? — Потому что святые вообще не живут сами: в них живет только Христос, в чистом виде (Гал. 2.20)). И вот еп. Феофан тем мне и не нравится, что вводит какие-то априорные прописи и не хочет, знакомя читателя со Христом, скромно удалиться при их встрече. Жуткий контраст с настоящими аскетами. Собственно, это недоверие ко Христу (вдруг чего не то скажет?).
Дорогой Яша Вы поняли, что писал я, пока оставалась бумага. Извините за такое излияние. Паки: с Рождеством Христовым Вас и Ваше многочадное и многообразное семейство. Явися Благодать Божия спасительная всем человеком. — Нам с Вами, значит, тоже.

 

22.I.87

Дорогой Яша

Я чувствую, что мы в тобой!!! Не приходим к (?) слишком во многом из-за недоразумения. Вы, оказывается, приписываете мне желание поставить планку для прыжков в горняя на какой-то высоте Православия, а ведь я-то приписывал то же желание тебе!!! (а вот за пример с планкой — большое спасибо). Вот я тебе и хотел написать. Что нет планки между «главным» и «второстепенным» — хотя бы и «размытой» — м есть целое, одно, а точнее и лучше — Один: Христос. А в нем — все соборы и школы висят, которые Сами в себе, как их обычно рассматриваю латинско-синодальное неосхолостическое богословия разумеется, суть идолы и в качестве таковых справедливо отвергаются протестантами. В этом тезисе главное, что из утверждений — даже «главных» (например, Христос — Бог, человек, спаситель) — богословия не построишь. «Любопытного десницею живодательной твоя ребра Фома испытал... оттуда почерпая токи истинного богословия» — это не игра на разных смыслах слова «богословие», а выявление его единственного смысла. Все тезисы — те же «ребра», то же тварное, (?) божественное. Отношение «(?) — дух» во всем подобно отношению иконы к первообразу, а все вместе — частный случай отношения Бога-слова к тому, в чем Он воплощается (это учение отцов и VII Вс. Соб.). Чем отличается истинный богословский тезис от неистинного? — Только не формой, не «буквой» (сколько раз догматич. Формулы переходили из рук в руки). Тогда чем же? — А чем отличаются ребра Христовы от ребер прочих совершенных человеков? Вот большинство из тех, кто их видел, и думаю, что ничем. Итак, станем ли мы анатомировать Тело Христово для доказательства того, что это Тело Божие? Станем ли подвергать св. Воду химическому анализу (хотя она и не тухнет)? Предлагая тебе рабочий тезис «Христос — Бог, человек, спаситель», я хотел просто передать некоторое личное обращение ко Христу, (?) — перемена, обращение, в смысле принципиального «изменения ума» ((?)), «покайтесь и веруйте в Евангелие». Неужели мы будем настолько не доверять — либо Христу, либо нашей догматике — чтобы вместо живого Христа заставлять людей веровать в длинный перечень предметов, где Христу, разве что, отведено первое и почетное место? Догматисты — фанатики обычно отличаются именно таким неверием в собственные догматы: они считают, что живого разговора с Богом быть не может и, уж во всяком случае, Христос такому (т.е. их догматике) учить не станет. Как же тогда все наша догматические запутанности вмещаются во Христа?
Представьте себе красивый дом — со всеми своеобразностями мелочами, которые отличают каждый настоящий дом, — и человека, который просто знает. Что есть такое место для жилья, дом называется. И этот человек, и житель того дома веруют в существование дома, но житель верует еще и в существование трещинки в дверном наличнике. Положим, если тот, кто судит извне, в трещинку может и не уверовать, а житель его не осудит. Но вот, скажем, возник у них спор о величине наклона пола: который извне, тот непременно настаивает на 45°. Говорит, вот, мебель сделана для наклонного пола — и обязательно к тебе въеду. А потом так и въезжает со своей наклонной мебелью, которая лежит хламом так что в комнате не повернуться. Хорошо еще, что вообще в дом пролезла. Можно еще сравнить знание православного богословия с тем знанием, которое мы имеем о близко знакомом человеке, который сослуживцам на работе представляется совсем другим. Даже не в том дело, что другим: мы-то его знаем как-то изнутри, как знаем самих себя, а для сослуживцев он объект (ср. у па. Павла: «хочу познать, как я сам был познан»). Ты пишешь еще о «разрыве» между земной и небесной Церковью и о проблеме авторитетов в связи с этим «разрывом» (правда пишешь только, кто для тебя не авторитет: свв. Оо и т.п. Для меня тоже). О разрыве: человек «обратившийся», ставший христианином не по названию, еще не святой, а «младенец» во Христе; есть разрыв между младенцем и «мужем совершенным»? Вот так же и между церковью земной и небесной, которая одна Церковь, как один человек бывает младенцем и взрослым. Всякий христианин «сын Божий» и знает Христа лично, как знают родителей. (Аз знаю своя знаю мя моя), и уже гораздо менее важно, знает ли он Христа как Его младенец или как выросший сын. Здесь сходство идей чрезвычайно далеко, сам продумай. На вопрос «кто твои родители» человек в разных возрастах ответит по-разному и даже не в каждом ответит вообще А теперь скажи: для кого авторитет родители? По крайней мере, хорошее воспитание предполагает внушить детям любовь к родителям, потому что родители, превратившиеся в (?) авторитет, имеют (?) детей: «яко трава, особящаяся на зде, яже прежде исторжения изше». Такие дети забывают, что они должны все понимать, решать и т.п., даже если им все объясняют другие. Они превращаются в пустое пространство, где гулко отдаются чужие слова — именно потому, что пустые. «Букву» Писания можно изучать сколь угодно долго, а «дух» — увидеть при слабом знании «букв» или даже вообще их не видя (ср. в житии Марии Египетской). О первом занятии св. Максим Исповедник писал, что это значит убивать Христа, живущего под покровом буквы («живущего» — опять не фраза, а тот серьезный тезис, с которого я начал: о тезисах, о иконах и о Христе).
Отвечаю на анкету: NB твое напоминание задачи агиологии (объяснять, что каждый м.б. святым, точнее, должен стать) горячо поддерживаю! Это и я вычитал у Паламы, когда решил идти в православные. Смещение, сытости и аскетизма («Умерщвления (?)») не делаю, но считаю аскетизм единственным путем к Тому, кто есть Путь к святости, т.е. Истина живет (см. ниже).
В. Доступно ли человеку быть равным Богу? Должен ли человек быть равным Богу, чтоб выть святым? И почему аскетика — путь к святости? И может ли быть разная степень святости?
О. Доступно, только не человеку, а Богу: это и есть «невозможное человеком», но «возможное Богу» спасение, оно же и святость в самом полном, но не единственном смысле слова. В Церкви слово «святость» имеет всего лишь 2-3 главных смысла. Самых главных всего два или даже один: святость = сыноположение Богу, быть тем самым «сыном» любого возраста; так употребляется слово (?) в НЗ. II сысл: быть именно взрослым сыном: современное словоупотребление. Их разграничение — 2-х «святостей» — уже (?) в самой ранней Цви; догматическим языком у св. Максима Исповедника, Вопрос оо-в к (?), 6 (отличный перевод С. Л. Спирановича: Богосл. Вестник, 1916-1917-1918). III смысл (??) «святость» (без)Христа.
NB. Разные степени святости = разным степ. взрослости.
Ветхозаветная святость это и есть абсолютное достижение цели аскетика. Поэтому для нас ее первым представителями — св. Иоанн Предтеча и Дева Мария до Благовещения. Это чистая человеческая природа, не освобожденная еще от последствий греха — смерти — но уже свободная от греха, т.е. от произволения по злу (это общее этическое учение. Надеюсь, ты не станешь противопоставлять мне латинство, Августина и Иеронима). Итак, аскетика, прилложенная к испорченной природе, дает природу очищенную (от греха, разумеется, — не от смерти ), исполнение «естественного» = «писанного» закона (ВЗ): «Им же образом желает олень на источницы водныя, аще желает душа моя к Тебе, Боже...». Но сыноположение еще нет — до воплощения Сына Божия, который даде нам область гадами Божими быти, по-просту — дал нам свое сыновство, ввел нас внутрь Св. Троицы и так «(?) нас со Христом в Боге: «Отце, как Мы с Тобой едино, так и они да будут в нас едино». Сын Божий пришел не разорить естественный (писанный) закон, а восстановить, исполнить, и в Нем ни одна черта закона не прейдет. Без естественных добродетелей не будет никаких других, — говорили отцы-аскеты. Поэтому каждый из нас, христиан, как и Сын Божий, повторяет всю историю человечества: постепенно, от закона — к благодати сыноположения абсолютного, здесь и нужна аскетика и многое другое (институциональность священства, например). Но староаскетикой мы занимаемся в новых условиях: ведь с самого начала нашего христианства в нас растет Тело Христово, — Как будто на площадке сорной травы начинают расти хлебные злаки и — странное дело — совсем выживают сорняк. Сорняки — «уды наши сущии на земле», «закон плоти». Христиане обращаются к Богу не в горняя, а внутрь себя, и даже исполняемый аскетикой естественный закон записан для них не на скрижалях каменных, а на скрижалях сердца плотяных. Для них наступило то самое время, когда не нужно будет говорить «познай Бога», потому что, именно познав Бога, они и решили стать христианами. Потому, если мы христиане, т.е. если мы уже «свои» Богу, прямо обращаемся к нему как любимые дети, то есть живем в Теле христовом — при этом условии нам остается только одержать победу в противоборстве двух законов. На самом деле, и того меньше: позволить Богу ее одержать за нас. Аскетика без личного обращения к Богу в каждом делании заводит в тупик (гордость), аскетика без участия в Теле Христовом (Церкви) в лучшем случае, готовит к принятию Бога, когда Он захочет придти (ср. Деву Марию). Аскетика — составления разрубленных частей (человека ли (душа—тело), человеческой ли природы (разобщенных людей)) вместе, а живой водой бывает только благодать Божия: только тогда явится «муж совершенен» и «Церковь». «Явися благодать Божия спасительная всем человеком» — так (в праздник Богоявления) Церковь объявляет о начале христианства. Равен ли Богу этот «муж совершенен»? — А равен ли Богу Христос? Ведь муж совершенен = состоит из = Тела Христова и ничего больше, хотя = сам = есть свое собственное «я» (разницу между (?) и (?) не объясняю, но даю пример: капля воды, которая состоит только из воды, а сама может быть термодинамически даже отписана как особая поверхностная фаза — этакий мешочек). Здесь тонкий момент, огонь, он тебя покажется монофизитским, но этот тезис V и VI Вс. Соб. защищали от оригенистов (с семинарской точки зрения. От православных) так вот: человечество Христа есть человечество Бога, ставшее целиком божественным, хотя и без тождества по сущности. И абсолютная святость – это осуществленная в своей ипостаси. Своем «я» такого же соединения двух природ, как это сначала произошло в ипостаси Единого от Святых Троицы. Обожение человеческой природы, совершается во Христе, становится нашим, когда мы, Церковь, входим в Его ипостась, (?) Св. Троицы, на правах «единого сына в Едином Сыне» (определение церкви у св. Иринея Лионского).
В. — Возможна ли святость без различия степеней?
О. — Это значит быть сыном Божиим, христианином, вообще, без уточнения возраста.
В. — Все ли святые могут быть канонизированы? Все ли канонизированные святы? Естественна и закономерна ли деканонизация? Как избежать прижизненной канонизации?
О. — Канонизация — дело детское (в лучшем случае: если не вражеское). Св. Максим писал, что святые — это те люди, в которых остальные могут увидеть, узнать Бога: да вот же Ты! Могут и не увидеть, тут св. Максим ссылается на пример Христа в Его земной жизни. Для обоженных публичные объявления святости почти ни к чему: в их признании друг друга Бог видит Сам Себя. С поправкой на возраст этого применимо ко всей церкви, которая узнает своих истинных пастырей и слушается их голоса . Так что все канонизации — объяснение детям того, что они сами поймут, когда вырастут. Бывает такое, что объяснять пытаются другие дети или недоброжелатели тогда ошибки и желательность деканонизации. А всех святых не переканонизируешь, это ясно. А прижизненная канонизация просто совсем ни к чему формально (причин >> 1), но очень часто происходит фактически — именно потому что узнают пастыря по голосу. (ср.: старец Силуан, митр. Антоний Сурожский). Сама «процедура» византийской «канонизации» часто на это опиралась: при. Симеон НБ просто стал церковь праздновать день смерти своего старца, и это была обычная практика монахов. Если о святости кого-либо объявляли на соборах, то значит, при жизни того человека считали его святым, а по смерти просто решили разрекламировать (обычно в целях церковной полемики).
В. — Где святость начинается? Где начинается святость? (так в твоем тексте, правда, не подряд). Возможна ли святость вне христианства?
О. — Что считать святостью. Ветхозаветная праведность начинается с «доброго обращения» (??), и, естественно, возможна вне христианства. Новозаветная, христианская святость — нечто качественно иное. Если смотреть в логической (а не временной) последовательности, то она начинается тем, где «праведность» кончается: с восстановления природы, т.е. с самой этой «праведности». А во временной последовательности — в Крещении (в смысле входов в Тело Христово), когда человеческая природа сразу и восстанавливается, и обоживается.
В. — Как стремиться к святости, не становясь святым?
О. — А это вам для чего?
В. — Есть ли гарантированные или предпочтительные пути к святости? Единство цели и множественности средств.
О. — Не «пути» , а Путь: Аз есть Путь и Истина и Живот. Это нельзя перетолковывать. Дух Твой благий. А не (?) — либо, например, инструкция, наставительная на землю праву. Гарантированный путь к святости в его земных рамках человеку может указать только Бог: уж на что прекрасно монашество, вот не всех просит Бог туда. Поэтому только одно спасение: слушать Бога, обо всем спрашивать — Его! Какие же мы дети, если будем общаться с родителями через письменные инструкции — даже если по работе родители именно составляют инструкции. Зачем же все разговоры? — Это указатели, куда поворачивать ухо, чтобы через весь внутренний наш шум услышать тихий голос Бога. Когда внутри нас станет тихо — безмолвно, исихия — тогда они ни к чему. «Сиди в келье совей (т.е. сердце), и она тебя всему научит».. А указатели Бог посылает кому какие, кому-то никаких. А еще можно коллекционировать и классифицировать указатели.
В. — Как сравнивать святых?
О. — По возрасту. Канонизация может приходиться на разный возраст, но хорошо, если хоть на какой-нибудь.
В. — Одинаковы ли способности к святости? Способности к святости и просто способности? Есть ли разница между тем, что можешь, и тем, что должен?
О. — Неодинакова только способность услышать Евангелие: оно проповедуется на всем, т.е. званых хотя и много, но все равно не все. Понятно. Что в «избранные» еще большой отсев — но здесь человек сам решает, какой ему быть почвой для слова Божьего. А принять Слово Божие — всегда путь к святости. Не все христиане проходят им до конца при жизни земной, но все должны были бы пройти. Христианства с перекрытым доступом к святости нет вообще. А «просто способности» весьма разнятся, как ты слышал, хотя в синхронном срезе не бывает «разницы между тем, что можешь, и тем, что должен: «верен Бог, Иже не даст нам искусителя паче, нежели мощно (ап. Петр). В диахронии же это чрезвычайно разнится. С этой вилкой связан, м.б. главный тест на паше смирение: мы хорошо видим, что «должно» в принципе (из инструкции) и совсем не видим, что Должно сейчас? Для этого надо ведь у Бога спрашивать. Отсюда несмиренное приятие собственной немощи и греховности и последующие отсюда беды — Господи, если хочешь, можешь меня очистить!
В. — Чувствует ли себя святой — святым? Может ли быть грешный святой? Можно ли быть святым раз в год?
О. — Спросите у святых. Я сам прашивал, и понял вот что. Чувствует, только не себя: Един свят... Иисус Христос: Живе же не к тому аз, но живет во во мне Христос. Иже хощет по Мне идти, да отвержется себе. Значит, «чувствовать себя» — чувствовать то, от чего надо отвергнуться, а не чувствовать. Для того, кто отвергся себя, антитеза Бог — я = святость — грех. Они теряют «я», т.е. действительно все, и только потому становятся настоящими «я». Отвергаясь от «я», они совсем не обезличиваются, потому что они живут не в своих душных «я», а в «я» (ипостаси) Христа. Иже хощет душу свою спасти, погубит ю, и наоборот. Они живут всегда в (?), вне своей собственной ипостаси (я), и той бедной, ничего не остается, как тащится за ними внутрь Святой Троицы (простите за неловкость). То, что происходит с «я» (ипостасью), действительно можно познать лишь собственным опытом: все Церковное учение — лишь карта маршрута, а это — конечный пункт, нанесенный вне масштаба, кружочком каким-то. Св. Максим говорит, что наша конечная ипостась оказывается принявшей бесконечною Бога своего внутрь себя — и сама становится бесконечной выросшей и бесконечно растущей одновременно. Это состояние того, кто рожденный свыше, греха не сотворит; а не того, кто, как «всякий человек»; если не признает себя грешным, лжец есть (об этом — в одном и там же I послании Иоанна) А в общем, я и сам этого не понимаю.
В. — Икона: (?), плакат, фотография?
О. — Мы пережили несколько веков защиты иконопочитания с иконоборческих позиций: икона — фотография в лучах канонической условности. Т.е. ни рыба, ни мясо: внешне не точна (значит, на простую фотографию не тянет), но нельзя признать и условный, а не подлинной — как же тогда «почитания»? (значит, не плакат). Флюорография божья, только лучей подходящих не было. Потом вспомнили об энергиях, так что лучи нашлись (это уже не плохо, уровень о. Флоренского): вышла фотография в божественных лучах. Это неплохо, но не по существу, т.к. такие фотографии еще Моисей ставил, и в этом не было христианской специфики. Если ты помнишь, в VIII-IX вв. спор шел, прежде всего, об иконе Христовой, а через нее — об остальных церковных иконах. Икона Христова — конечно, тоже фотография в божеств. лучах. Но дело не в лучах, а в Христе. Тезис иконопочитателей состоял в том, что икона сделалась возможной только благодаря воплощению Сына Божия, т.е. только внутри Тела Христова — Церков. Т.е. икона Христова — Его воплощения, Его Тело. Какое отличие от Евхаристии? — В Евхаристии Тело Христово — сам хлеб, в иконе же — не дерево и не краски, а передаваемый им образ ((?)). Потому такие крайности, (?) добавление к Св. Дарам красок от икон, тоже не получили поддержки. Итак: образ — тело Христово, полное Тело Христа, вмещающуюся в маленькую картинку целиком, наподобие того, как вмещается оно в частицы Евхаристии, и в наши тела: дерево, краски, передающие образ — освещенный предмет, вроде святой воды, антитора. Освящения освященного предмета — от его причастности к телу Христову ; других способов освящения в Церкви, которая сама только Тело Христово, быть не может. Если понять, как это рассуждение об иконе Христовой переносится на все остальные иконы, то узнаем сразу очень много о святости (спасении) и о Церкви. (?) что иконы святых только потому и возможны, что их тела — то же самое Тело Христово, разделенное на множество личностей неразделимо, оставаясь целиком в каждой части. Потому в каждой иконе «вся полнота Божества телесно», всегда одна и та же и всегда вся сразу реальность: Церковь.

* * *

Прости, что воспользовался преимуществами своего положения: не давал тебе возможности перебить. А может быть, даже понять. // Василий
Св. Григория Нисского, 23.I.87

От «тления произволения», а не от тления вообще — Вспомнил этическую формулировку.

Не буду распространяться, а скажу просто: христианин = сын = священник (по чину Мелхиседекову) с поправкой на меру возраста. Институциональное священство д.б. по чину тому же, т.е. только из «взрослых», но сама институциональность — Ааронова.

Отличие освященного предмета от Тела Христова — в его сохраняющееся причастности миру дольнему, его «несокрытости» со Христом в Боге (т.е. новоипостасности в Его ипостась). Это как бы последняя ступенька в дольнем перед горним: законная иерархия (по чину Ааронову).

Тезисы доклада

Кротов М. Г.

Опыт изучения генеалогии крепостного крестьянства

по массовым источникам

(на материалах сельца Захарова)

Владельческая история с. Захарова типична для подмосковных вотчин столичного дворянства, выделенных в особую категорию указом 1552 г. об «избранной тысяче». Сравнительно небольшое по размеру владение (212 четвертей) никогда не было единственным для своих вотчинников, но представляло особую ценность ввиду близости к столице. Поэтому Захарово очень редко продавалось. С 1586 по 1678 г. оно находилось во владении Камыниных (род татарского происхождения, в конце XVI в. из провинциальных серпейских дворян выбившийся в жильцы). Дочь И. Б. Камынина, достигшего чина казначея при царе Федоре Алексеевиче, вышла замуж за кн. А. А. Урусова, и Захарово в качестве ее приданого перешло в этот род. Следует отметить, что история сельца до середины XVIII в. предыдущими исследователями была прослежена неверно (сельцо было спутано с одноименной пустошью). В 1757 г. Захарово впервые было продано — П. Т. Савелову, им в 1781 г. И. Я. Тинькову, а вдовой Тинькова в 1804 г. — М. А. Ганнибал. В 1811 г. Ганнибал продала деревню своей племяннице Х. И. Козловой и вплоть до революции сельцо принадлежало потомкам этой (ранее неизвестной) родственнице Пушкина.
На материалах с. Захарова изучена генеалогия крестьян сельца с 1626 по 1865 гг. Источниковой базой являются писцовые и переписные, отказные книги, ландратская перепись, ревизские сказки, исповедные книги, купчие. Реконструированы генеалогии 52 крестьянских родов. Главным условием реконструкции является хронологическая сцепленность источников (интервал от одного до другого не превышает 30 лет). Небольшое количество жителей (в середине XIX в. — 150 обоего пола) позволяет избежать недоразумений при сравнении источников в условиях отсутствия фамилий. Метод реконструкции: составление сводной картотеки крестьян (950 человек за 350 лет). Генеалогический анализ помогает проследить развитие крупной крестьянской семьи, сегментацию крестьянских родов.
При анализе реконструированных родословий впервые вводится понятие «генеалогическое поле»: общность нескольких родов, объединенных социальным и территориальным положением. Анализируется динамика развития генеалогического поля с. Захарова в XVIII-XX вв. и зависимость этой динамики от общеисторических процессов, эпидемий, смены владельцев (последний фактор оказывается наиболее влиятельным).
По материалам ЦГАМО, архива Одинцовского и Московского областного ЗАГСа, подворного обследования Захарова в 1987 г. автором прослежено образование фамилий в деревне в конце XIX в. и выявлены потомки исконных (с XVII в.) захаровских родов. Ставится проблема восстановления генеалогической традиции и связи советского и дооктябрьского периодов. При образовании фамилий преобладало превращение в фамилии отчеств лиц, живших в середине XIX в.
По картотеке крестьян Захарова прослежена частотность использования имен, вариантность употребления именного набора календаря. Выявлен период ротации имен (пики использования имен разделены периодами в 100-120 лет для мужчин и 40-60 лет для женщин). Прослежена ориентированность имяназывания на имена правящей династии.
11.11.88

 

М. Г. Кротов

Выявление архивных документов и их использование

в экспозиционной работе

  1. Настоящее сообщение подводит некоторые итоги работы в связи с организацией музея в пушкинских местах Подмосковья: Захарове и Вяземах Возникавшие в связи с этим проблемы научно-исследовательской работы были достаточно типичны.
  2. При подготовке научной, документарной базы экспозиции было признано необходимым изучить историю Захарова не только во время пребывания там Пушкина, но и ранее, поскольку в творчестве Пушкина нашла свое отражение историческая традиция этого края. Фактически, речь шла о воссоздании всей истории Захарова. Конечно, выявленные материалы лишь малой частью могут быть использованы в экспозиции. Однако основательная научная основа необходима для квалифицированной экскурсионной и лекционной работы. На практике, кроме того, выявленные документы были использованы специалистами при разработке охранной зоны музея-заповедника.
  3. Выявление архивных материалов имеет определенные законы поиска. Целесообразно двигаться от более раннего к более позднему времени, последовательно выявляя всех владельцев села, изучая изменения его административной принадлежности (Захарово переходило из Московского в Звенигородский уезд). Основой для этой работы являются материалы массового характера: в XVII в.: писцовые и переписные, а также отказные книги, в XVIII в.: ревизские сказки, материалы генерального межевания, в XIX в.: (архив ЦГИАМ) ревизии, исповедные книги, материалы по освобождению крестьян, документы земской статистики и земельного учета.
  4. Выявление материалов единичного характера целесообразно производить, опираясь на фамилии владельцев села по различным именным указателям, имеющимся в архиве. Так были обнаружены в Разрядном приказе (ЦГАДА) материалы о польском шпионе в Захарово в 1634 г., материалы о притеснениях захаровских крестьян в XIX в. (ф. Звенигородского уездного суда). Следует отметить, что в заголовках соответствующих архивных дел название села не фигурирует (только имя владельца).
  5. В ряде случаев возможно выявление крупных документарных комплексов по истории дворянских усадеб; так, архив сельца Захарово хранится в ОР ГБЛ (ф. 106), причем наиболее ранние материалы в нем относятся ко времени М. А. Ганнибал.
  6. Из выявленных материалов наиболее выгодными в экспозиционном отношении являются графические (карта генерального межевания) и текстовые, связанные с исторически значимыми лицами (например, исповедные книги со сведениями о семье дочери Арины Родионовны).
  7. В случае если музей располагает такой возможностью (людьми и временем), целесообразно проводить работу по изучению населенных мест сразу для определенного региона. Создание «малой истории» того или иного края никогда не возьмет на себя академическая наука, опасно оставлять ее и на откуп дилетантам-краеведам, не имеющим необходимой подготовки для изучения и осмысления архивных документов. В идеале последовательная, не на один год рассчитанная работа, должна вести к созданию своеобразной энциклопедии по истории населенных мест края (более научной, отметим, чем «История населенных мест УССР»). Только в таком случае история отдельного поселения будет надежно увязана с исторической традицией региона в целом.

 

21.11.88

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова