Яков Кротов

Дневник литератора

К оглавлению "Дневника литератора"

К оглавлению дневника за 1998 год

19-02-98

Русская

Служба

С христианской точки

зрения

C христианской точки зрения 19 февраля 1998

Ведущий Яков Кротов

Существование различных народов, племен, этносов - реальный факт,

который предшествует всякому сознанию человека. И поэтому Библия,

Ветхий завет, как и многие другие предания человечества, отвечали на

вопрос о том, почему в мире много племен, и одновременно же это был и

ответ на вопрос для крошечного народа, порабощенного иноземными

угнетателями - почему Вавилонская империя, такая великая и могучая,

все-таки не достигает до неба, не сумела покорить все народы. На этот

вопрос отвечало сказание о Вавилонской башне. Люди объединились, чтобы

достичь неба, стать равными Богу. Но Бог разделил людей на языки, на

народы. Каждый говорит на своем языке, отсутствует понимание,

начинается ссора. Так появились народы, отсюда пошли и нации...

Но сегодня, когда христиане, когда богословы обращаются к существованию

наций, всегда встает вопрос - только ли негативен смысл существования

наций. Говорит Лион Тайван, рижский богослов, католик.

Тайван: Мы знаем, что экологическая катастрофа развивается тогда, когда

критически сокращается количество видов. И это же самое мы наблюдали,

скажем, в период распада советской империи, когда было очень много

разговоров о том, что в советский период исчезли целые нации с лица

Земли. И это означает, что произошла какая-то экологическая катастрофа.

Исходя из этого надо полагать, что обилие наций, этносов, разных народов и

культур является неким обязательным условием существования культурной

экосистемы. Поэтому множество наций - это, как я полагаю, хорошо. Но

когда речь идет в Библии о Вавилонском столпотворении, то, как мне

представляется, речь не идет о том, что, скажем, до Вавилонского

столпотворения не существовали этносы. Я думаю, что этносы

существовали. Но речь здесь о моральной стороне дела. Когда разные этносы

не могут договориться между собой, когда они находятся в состоянии

перманентной войны, войны ради получения какого-то преимущества - или

материального, или духовного,- когда начинается эта война между нациями,

вот это плохо, и мне думается, что смысл вот этого пассажа из Ветхого завета

именно таков.

Кротов: Есть ли у нации духовный смысл, а не только физиологический?

Мнение Андрея Савельева, одного из организаторов "Союза православных

граждан".

Савельев: Понятие нации несет в себе духовный смысл, ибо оно отражает

природу человека, который создан по образу и подобию божественному. И

быть может это понятие не связано с духовными исканиями первого

христианства, поскольку такого социального явления как нация в те времена

не было. Но по-видимому, это понятие связано с современными исканиями

духовными, ибо отражает поиск смысла человеческой телесности, то есть

разделение людей на нации не случайно и не связано с первородным грехом.

Оно отражает некоторую реальность, которую мы видим, и эта реальность

одновременно несет в себе и положительный смысл, и негативный смысл в

определенных случаях. И нравственный выбор как раз и определяет все-таки

- явление положительное или нет. То есть здесь нет какой-то

предопределенной греховности в понятии нации. Есть выбор, та свобода

воли, которая предоставлена человеку для того, чтобы самоопределяться

нравственно. Я думаю, что здесь есть две крайности, и они связаны с

отношением национальности и этничности. Когда нация понимается как

чисто этничность, это и есть греховность. Немножко даже бы не так сказал.

Восприятие самого себя принадлежащим к определенному этносу, это не

есть греховность.

Но когда принадлежность к определенному этносу становится поводом для

общественной активности, для изменения государственной политики, вот

здесь, по-видимому, и есть та точка, за которую духовно зрелый человек не

должен переступать, то есть отождествлять нацию с этничностью. А другая

крайняя точка зрения, это когда происходит полный отрыв от этничности,

когда нация воспринимается исключительно как культурный феномен. Это

своего рода отказ от собственной телесности. И он тоже в глубине греховен.

То есть когда человек пытается уподобится какой-то сущности, равнозначной

божественной. И в этом плане есть как бы две точки, а между ними есть

сложный выбор, как и в сложных логиках есть как бы не просто истина и

ложь, а есть целый набор между этими двумя точками, и здесь тоже есть

широкий выбор понимания вот этого соотношения - этничности и

национальности.

Кротов: Библия не употребляет слово "нация". В Библии говорится о

народе, о языках, то есть о народах, которые говорят на каком-то общем

языке. Библия говорит о племенах. Само слово "нация" вошло в словарь

современного европейца сравнительно недавно - примерно 200-400 лет

назад. И в русском языке слово "нация" так и осталось немножечко

чужеродным. Есть ли разница между понятиями народ и нация, разница

духовная? Мнение отца Стефана Каприо, преподавателя московского

католического колледжа имени святого Фомы Аквенаты. На всякий случай,

отец Стефан Каприо - итальянец.

Каприо: Нация в себе, это понятие относительно современно. На самом деле

переход от народов к нациям - это действительно производство 18-19 века,

когда определились такие разделения между людьми и землями, которые

соответствуют некоторым идеологическим соображениям, некоторым

политическим соображениям, философским соображениям. Это все

особенно начинается с эпохи Просвещения. Можно говорить с идеологии

масонства в какой-то мере, которая оставляет какие-то предпосылки,

какие-то априори к самой реальности. Сначала есть идея, сначала есть разум,

потом есть реальность.

В реальности на самом деле по-другому бывает. В реальности бывают

события, которые начинают историю личную человека, как и начинают

историю народов. И с этих событий исходят понятия, как "народ", как

"земля". Нация происходит от теории, народ от истории.

Кротов: Масонство в Западной Европе ассоциируется у многих людей с

созданием национальных государств, с оппозиции церкви как

хранительницы универсального христианства, универсализма,

межнационального единства. А в России наоборот. В России именно

масонство отождествляется с космополитизмом, противопоставляется

национализму. В России черносотенство, которое всегда звало защищать

русскую нацию и русский народ, одновременно критиковало масонство.

Таким образом мы видим: национализм есть порок, который может

скрываться за любой формой, используя идею, используя убеждение для

своих целей, и одновременно же, национализм - явление крайне новое,

которому насчитывается не более трех веков, а на весах истории это

ничтожно мало. Одновременно национализм пытается утвердить себя в

душах людей, апеллируя к вечному, и прежде всего к чувству семьи, прежде

всего к тому, что нация сравнивается с родной матерью. Говорит Михаил

Позняев, православный журналист.

Позняев: Последний аргумент, который всегда остается у меня в спорах на

эти темы - а как же быть с любовью? Вот любовь, любовь к своему народу,

любовь к своему отечеству, любовь к той грибнице, в которой ты произрос,

она, как и в прочих случаях жизни, является высшим благом. Иное дело - что

это за любовь. Для меня остается актуальным то, что писал на эту тему Иван

Ильин в книге "Путь духовного обновления", которая впервые увидела свет

40 лет назад. Вот он замечательно как раз проставил здесь акцент, который

для вас и для меня, я думаю, сегодня важен. Что национализм есть любовь к

духу своего народа и притом именно к его духовному своеобразию.

А вот и попробуем теперь порассуждать, поразмышлять. Утопия это или

реальность это? Вот этот путь духовного обновления. Ильин специально в

этой книге посвящает несколько глав национализму. Он не пишет

патриотизму, он говорит о национализме и пытается этот термин отстоять и

противопоставить тому смыслу, который мы сегодня вкладываем в это

слово. Вот уловить именно духовное своеобразие своего народа. Не его

исторические заслуги, не его величие, не масштабы географические, не иные

какие-то враждебные христианской этике и христианскому мироощущению

категории, а вот именно эту сокрытую тайну, которая вызывает в человеке

любовь.

И интересно, что Ильин еще поясняет, что духовная любовь вообще не

предается беспочвенной идеализации, но созерцает трезво и видит с

предметной остротой - любить свой народ, свою нацию значит честно и

мужественно выговаривать народу его слабые стороны, неустанно бороться

с ними.

Кротов: И все-таки, может быть, долг человека, долг христианина, которому

открыт весь мир, который нуждается во спасении, может быть, оставить

отца и мать, как сказано в Евангелии, и идти к другим народам, думать о

дальних, а не только о ближних?

Позняев: Вы знаете, сударь, я вспомнил сейчас замечательную историю про

то, как один наш современный православный пришел к духовнику просить

благословение на какое-то дальнее странствие. Ну, и тот стал выспрашивать

у него, какие у него есть для этого побудительные причины, какие

обстоятельства. А потом спросил: "Слушай, а у тебя родители есть?" "Да, -

говорит, - есть мать, она парализованная". То есть, какие-то вещи может

быть даже и говорить не следует, которые сами собой подразумеваются.

Я тут вспоминаю слова апостола о язычниках. Когда его выспрашивают

ученики: "Как же нам с ними-то быть, которые вне церковной ограды". Так

сказать, это же понятно, они естеством закон творят, по природе своей. А

для вас поставлена несколько другая планка, качественно более высокая. Это

не означает, что то, что ниже этой планки вы должны автоматически

отметать. Мне представляется, что этот вопрос качественно, конечно,

претерпел очень серьезные изменения за наше столетие.

Мы живем не в мире, ставящем условиями существования именно

космополитическое сознание, и в силу миграций, и в силу языковых

контактов, и в силу многих причин - социальных, но это в общем мир, у

которого на глазах произошло посмотрите что. Крушение нескольких

империй, то есть это созерцание своего отца в сраме, в полном безобразии, в

состоянии Лазаря. Далее, это расколы не только духовного порядка, но и

политического порядка. Мы в ужасе все от того, что у нас происходило в

течении последних 6-7 лет. Но это же происходило повсеместно. То есть это

безусловно очень страшное и очень важное для человечества к концу нашего

столетия и тысячелетия явление - когда само понятие родины подвергается

сомнению. Само понятие своего дома подвергается скептическому

осмыслению. А был ли мальчик? Есть ли о чем сожалеть?

Кротов: Понятие о нации возникло далеко не сразу. В древнем мире чувство

нации было всего у двух народов - евреев и греков. И поляки, и итальянцы, и

немцы, и русские говорили о том, что христианский народ должен нести

спасение миру. Но можно ли себе представить, скажем, русский народ без

христианства? Говорит Максим Шевченко, главный редактор газеты

"НГ-религия".

Шевченко: Без христианства нация, которая сформировалась как нация

христианская, бесспорно скатывается к совершенно тяжелейшим глубинам

подсознания, языческим. Этому пример дала Германия. Поднимаются те

глубинные силы, которые многие века зажимались христианством и

загонялись как бы во внутрь. И отсюда появляется чудовищная

иррациональная жестокость, отсюда появляется и то, что принято называть

фашизмом, который противопоставляет себя христианству.

Что касается лозунга "Русь святая, храни веру православную". Этот лозунг не

вызывает у меня возражений. Другое дело, что мы называем "Русью святой".

Если Русь святая, - а так оно и есть, как мне кажется, - это церковь

православная. Лозунг "церковь православная - храни веру православную"

настолько очевиден и бесспорен, что с ним я даже спорить не буду.

Кротов: Но если русские - христианский народ, где же место в России

людям русским по крови, по плоти, но при этом неверующим, атеистам,

антихристианам?

Шевченко: На территории России, - ведь я же не сказал раньше, что только

христиане дают пример нации. Может быть, это общность метафизической

идеи формирует из племен нацию. И я вполне допускаю, что атеистическая,

а скажу более жестко - и антихристовая идея может сформировать некую

новую общность, которая также будет нацией. Почему бы нет, собственно

говоря? Другое дело, что если мы вглядимся в душу этой нации, мы увидим в

этой душе только пульсацию крови, такой родовой крови, которой будут

преданы черты какого-то нового человечества. И это не может вызвать

ничего кроме ужаса, потому что все-таки вглядываясь в душу христианского

народа, мы видим в ней как и грех, тяжелый грех, абсолютно любой, но

также мы видим и свет Христов, и способность к покаянию, способность к

раскаянию, способность к спасению, в конце концов, способность к

самопожертвованию.

Мне кажется, что атеистическая нация, атеистическая русская нация - это

будет, я просто вижу ее черты в современной России. Она может быть

сформирована совершенно спокойно. Это будет нечто, что будет

противостоять истории России прямо, жестко и совершенно конкретно.

Кротов: Средние века, которые в основном ассоциируются у нас с

христианством, когда церковь претендовала быть руководящей и

направляющей силой общества и общество с этим соглашалось, средние века

не были эпохой национальностей, скорее эпохой универсализма, и это

справедливо и для католического Запада и для православного Востока. Но с

15-16 веков начинается появление национального сознания. Тогда

происходит и обособление русских от украинцев и белорусов. Тогда

рождается американский народ, казалось бы, неотличимый от английского, и

тем не менее со своей особой спецификой. Тогда появляется учение о том,

что у каждого народа есть свое предназначение в мире. Есть ли такое

предназначение у России. Как на это смотрит православный человек.

Говорит Андрей Савельев, один из членов "Союза православных граждан".

Савельев: Россия является местом постоянного эксперимента - не только

социального, но и духовного. И этот эксперимент иногда выдают за какую-то

отсталость России, что она все время попадает впросак, попадает в

исторические тупики. На самом деле, по-видимому, Россия как бы идет

неведомыми путями и первой попадает в эти тупики. Но она иногда и

первой прорывается к каким-то открытиям, которые для остального мира

неведомы и остаются, может быть, неведомыми. Россия уже их освоила и

прочувствовала, а мир еще нет. И действительно, Россия показывает другим

странам как не надо, а иногда как надо жить. Как надо жить жизнью

духовной, как надо бороться с врагами отечества. То есть все вот это и

составляет такой духовно-социальный эксперимент, который постоянно в

России происходит. Россия как бы на передовой вот этой духовной борьбы

добра со злом, на каком-то изломе этого нравственного выбора.

Я думаю, что православие важно не только для самосознания

исключительно русского народа. Православие - религия вселенская и она

покрывает своим духовным влиянием вообще все человечество. И с точки

зрения культурной, то же самое. Как мировая религия она входит во все

поры культуры мировой цивилизации. Что касается русской нации, она

действительно создана под влиянием православия, если здесь, конечно,

говорить о русской нации с точки зрения в большей степени культурной. А

этнический аспект крайне сложен. Ученым крайне трудно разобраться, какой

же этнический аспект, но это оказывается не важным. Главное, в данном

случае, - именно культурный аспект.

Кротов: С моей то точки зрения, в тупики попадает и открытия совершает

не Россия, не русская нация, а каждый из нас, жителей этой огромной

страны, какой бы крови, какой бы культуры он ни был. И особенно меня в

этом утверждает Евангелие, в котором апостол Павел сказал, что во Христе

нет ни эллина, ни иудея. Когда человек верует, когда человек устремлен к

духу, то национальное становится незначащим. Кровь и плоть уступают

место духу. Как же тогда понимать с точки зрения человека, для которого

русская нация есть субъект истории, слова апостола Павла о том, что во

Христе нет ни эллина, ни иудея? Андрей Савельев.

Савельев: Если совсем опростить эту формулировку, то она касается

царствия небесного, где действительно нет не эллина, не иудея. Если же

говорить о жизни земной, то нет ни эллина, ни иудея в молитвенном

усилии: каждый молится Христу, независимо от того даже на каком языке он

это делает. В этом плане нет. Но как молитвенные усилия прекращаются,

человек все равно остается в своей телесной оболочке, и уважать его

телесность необходимо, и в этом плане необходимо уважать его нацию, его

национальные проявления, национальные интересы, национальную

культуру. В этом плане безусловно, безусловно есть разделение на нации,

оно объективно и богоугодно, я бы сказал.

Кротов: Православие лично для меня особенно дорого, особенно много

дало мне своим учением о непрестанной молитве. Поэтому, когда относят

единение христиан к тому времени, когда мы молимся, а все остальное время

отдается национальной розни или национальному творчеству, мне кажется,

это возможно только в самом начале духовной жизни. Как соотносятся друг с

другом национальность человека, отношение к нации и христианство?

Говорит Игорь Виноградов, главный редактор журнала "Континент",

единственного из наших толстых журналов, где есть специальный раздел,

посвященный христианской и вообще религиозной проблематике.

Виноградов: Любовь есть основа христианской веры, и она должна быть

обращена к другим. Круг, который мы очерчиваем вокруг себя среди людей, к

которым обращена наша любовь, может быть различным. Может быть очень

близким, может быть немножко больше, немножко дальше. И вот нация

представляет из себя "самое дальнее близкое", если можно так выразится.

Есть близкая семья, есть близкие друзья, есть близкие единомышленники, по

профессиональной склонности люди близкие и так далее. И есть, наконец,

нация. Это тоже большая семья, в широком смысле слова большая семья.

Потому что это страна, это люди, среди которых ты вырос.

Культура нации является твоей культурой, родной культурой. Язык твой -

родной язык, и это твои самые близкие в человечестве люди. Поэтому

прежде всего твоя христианская активность должна обращена быть к ним, и

забота о том, чтобы прежде всего твои близкие были устроены, чтобы они

обладали духовным и физическим здоровьем, - точно также твоя забота и

активность христианская должна быть обращена прежде всего, чтобы твоя

страна, твой народ, твоя нация жили так, как это соответствует

христианским идеалам.

Эта связь начинает иметь отрицательный оттенок, как только мы начинаем

думать, что национальная принадлежность человека начинает определять и

его веру, то есть она входит в существо его веры. Все-таки христианство -

это та вера, которая не то что не признает ни эллина, ни иудея, но для

которой не существенны эти различия. Которая обращена ко всем людям

одинаково. Это совершенно не означает, что, я повторяю, я, будучи эллином,

не должен прежде всего и думать об эллинах. Но это совершенно не означает

того вместе с тем, что я к греку, к иудею должен относится иначе, чем как к

эллину, как к человеку, как к личности.

Когда вера начинает приобретать национальный характер, это, на мой

взгляд, очень серьезное искажение, очень опасное искажение христианской

веры и сути христианства. И вообще, Бог становится национальным

атрибутом.

Кротов: Конечно, я не говорю, что человек должен избавиться от своей

национальности, не должен принадлежать к конкретной нации. Это было бы

глупо просто потому, что мы действительно с этим рождаемся - с

принадлежностью к конкретному народу. У нас действительно есть какие-то

черты характера, объединяющие нас с близкими нам людьми. Но эти черты

характера на то и врожденные, чтобы мы о них не задумывались. Когда же

речь идет о том, чтобы любить близких нам людей, то конечно, близкий

человек - это тот, кто сейчас страдает. И если в подземном переходе у меня

просит милостыню "лицо кавказской национальности" или "лицо цыганской

национальности", я ему подаю, должен подавать, совершенно не мотивируя

свой поступок тем, к какой нации он принадлежит. Человеку нужны деньги,

ему нужно помочь. Помогаешь или не помогаешь, каждый определяет это

сам, но не исходя из национального критерия.

Когда мы вступаем в сферу национализма, мы вступаем в мир очень

путанный, очень смутный. И здесь часто не отличить, где логика, где верх,

где низ. Простой пример - современная Беларусь. Там, казалось бы, ведется

борьба с национальным. Там последовательно уничтожается преподавание

белорусского языка. Там взят курс на какой-то своеобразный

постсоциалистический интернационализм. Но оказывается, что такая борьба

с национальным ничуть не лучше, чем национализм. Это тот же

национализм, только вывернутый наизнанку. И в данном случае мои

симпатии именно как христианина, как человека, который сострадает, - на

стороне тех белорусских людей, которые заботятся о сохранении

белорусского языка и белорусской нации и не хотят, чтобы белорусы

превратились просто в собрание людей.

Замечу, что русский язык, а я бы даже сказал и славянские языки, русский

язык сам разоблачает национализм. Вслушаемся слово "народ" - мужского

рода, слово "нация" - женского. И поэтому как-то не ловко говорить, что надо

вступиться за народ. За народ вступаться решительно невозможно, как

невозможно вступаться за здорового крепкого мужика. Мужик сам за себя

постоит. Вот за нацию можно вступаться. Нация - это дама, слабая и

нуждающаяся в покровительстве. Народ нельзя любить, не только потому,

что я сам к нему принадлежу, но и потому, что народ мужского рода. А

нацию любить можно.

Примечательно, что от женского слова "нация" произошло слово мужского

рода - "национализм". А вот от "народ" произошло слово женского рода

"народность". Национализм жесток, агрессивен. Народность расплывчата,

ничего не требует. Просто существует и каждого готова приветить. При этом

замечательно, что можно призывать хранить веру отцов. Но как-то не звучит

по-русски - "хранить веру матерей", потому, что в патриархальном обществе

к женщинам относятся с опаской, как к хранительницам какой-то

магической, языческой религиозности. В каждой видят чуть-чуть ведьму.

Так что если мы поглядим с увеличительным стеклом на то, что такое нация,

что такое народ, мы сразу увидим, как здесь все расплывчато, как здесь все

быстро меняется на самом деле, хотя кажется, что это какие-то извечные

ценности. И тем более сопоставлять нацию или народ с ценностями

религиозными, духовными, с поисками вечного. Конечно, невозможно или,

по крайней мере, очень опасно сращивать национальное с религиозным. Но

можно ли разделить религиозное и национальное? Какова их связь? Мнение

Лиона Тайвана, рижского преподавателя богословия, католика.

Тайван: Видимо вероисповедание и нацию нельзя целиком разделить между

собой. И то, что происходит сейчас в Латвии... Ну, я хочу уточнить, что

титульная нация - лютеране, конечно, но это только титул и причем такого

уже не существующего дворянства. На сегодняшний день католики являются

уверенным большинством в Латвии, и во всяком случае они те, которые

делают церковную политику в Латвии и задают тон. Это несомненно.

Но при всем при этом, мы сталкиваемся сейчас с очень сильным влиянием

западного католичества, к которому мы не привыкли. Потому, что

латвийское католичество, это так называемое тредьянтийское католичество,

близкое к польскому. Это то католичество, которое исповедует папа римский

Иоан Павел Второй. Но мы знаем прекрасно, что у него имеется очень

сильная оппозиция среди немецких католиков, особенно американских и

латиноамериканских католиков. И эта оппозиция зиждется в основном на

национальном.

То есть, имеются определенные национальные черты, национальные

проблемы. Особенно ярки они в Латинской Америке. И можно сказать так,

что нынешний папа представляет собой польский вариант, это в общем-то в

больших чертах все-таки тредьянтийское католичество, и оно же и в Латвии

- доминирующее настроение. Оно охватывает также в значительной степени

лютеран и в какой-то степени даже баптистов. Вот эти настроения в

установке сознания, эта догматика, которая связана с тредьянтийским

собором.

А одновременно в Латвию входит новое западное влияние, и Латвия в

общем-то хотела быть западной, я думаю, что Россия тоже хотела бы

пользоваться разными западными благами, но это столкновение вот этих

вещей приводит к мысли о том, и совершенно ясным уже поискам - что

является латышским христианством. Польское католичество? Немецкое

лютеранство или русское православие? Очевидно не то, не другое, не третье.

Каков этот путь? Он идет где-то в фарватере католической церкви.

Католическая церковь где-то ищет. Но этот путь консервативный. Западники

этого не понимают. Они, скажем, немецкие католики, немецкие лютеране,

они считают, что в Латвии должен господствовать немецкий католический

или лютеранский образ мысли.

Кротов: Видимо, взаимоотношения национального и религиозного очень

сложны. С одной стороны, люди одной нации, даже если они исповедуют

разные религии или разные христианские конфессии, похожи друг на друга

больше, чем им кажется. Им кажется, что они разные, но приезжает русский

православный человек из Москвы в Таллин и удивляется тому, что в

православной эстонской церкви какой-то отчетливый дух в убранстве ли, в

поведении людей, который есть и в эстонских протестантских храмах. Но

одновременно, конечно, религия влияет на нацию и формирует

определенные национальные черты. Какую черту русского национального

характера сформировало христианство? Я спросил об этом Андрея

Савельева, члена "Союза православных граждан".

Савельев: Я думаю, что не смогу на этот вопрос ответить. Это сложно для

меня. Какую черту русского национального характера? Быть может, это

связано как раз с тем, что я говорил до этого по поводу эксперимента. То

есть, по-видимому, православие, может быть, это для православия особенно

важно, что в нем сохраняется первохристианский импульс поиска истины.

Как бы такой, с первородной энергией свежий и яркий. И видимо это

отвечает душе русского человека, который все время мечется в своем выборе.

И его вот этим духовным импульсам отвечает православие тоже как

первохристианство, как религия ксегодняшнего дня. Не религия, которая

постарела за тысячу лет, а которая осталась тысячу лет такой же молодой, как

и истинно русская душа, которая именно с таким чувством или с качествами

присущими молодости ищет истины.

Кротов: К сожалению, за национальным сознанием, словно тень за

человеком, следует национализм, или, может быть, лучше сказать, нацизм,

шовинизм. Национализм как учение об особых правах данной нации.

Национализм как движение, которое старается реализовать эти особые

права, будь то права русского народа или немецкого. И, что конечно самое

ужасное, национализм прокрадывается и в церковь. Церковь организована

по национальному признаку, но речь не об этом. Речь, конечно, о том, что

есть люди, которые говорят: "Наша нация лучше, потому что наш народ есть

тело Бога". Эти слова есть у Достоевского в романе "Бесы".

Несет ли церковь, несет ли русская православная церковь ответственность за

национализм, который прикрывается православными хоругвями? Мнение

Максима Шевченко, главного редактора газеты "НГ-религия".

Шевченко: Если националисты полагают, что церковь Христова,

христианство может стать орудием их действия, или может быть

использована для достижения их целей... Мне кажется, что церковь молится

об этих людях, о просвещении их ума и их рассудка. И именно эти люди

приносят церкви потом очень большое зло.

Кротов: Что же ответить людям, которые обвиняют русскую православную

церковь в национализме? Говорит Андрей Савельев, "Союз православных

граждан".

Савельев: Я думаю, что обвинения эти несправедливы ни по факту, ни по

сути. Я думаю, что здесь даже обратное есть явление, что русская

православная церковь от националистов, я бы сказал не от националистов, а

от русских нацистов, как можно дальше отодвигается, и русские нацисты,

или русские фашисты видят в русской православной церкви своего

противника, поэтому изобретают иные какие-то духовные основания для

своей деятельности, и ориентируются скорее на какие-то секты

христианские, чем на русскую православную церковь.

Кротов: Нация, идея нации как особого организма, как она сформировалась

в течении последних 3-4 столетий, во многом, конечно, на мой взгляд,

противоречит христианству. Нация претендует на мессианство, на какую-то

спасительную роль, а значит, отодвигает Христа, претендуя ему помочь.

Идея нации утверждает, что у человека есть какая-то судьба, какие-то черты

и будущее, зависящее от его принадлежности к нации. Но это умаляет

человеческую свободу, вводит такое национальное предопределение.

Наконец, идея нации часто даже у лучших ее представителей достаточно

агрессивна, и тот же Максим Шевченко в своей недавней статье в

"Независимой газете" писал: "Разве русское православие, русская церковь не

плоть от плоти России?" Конечно, на этот вопрос я лично отвечу - нет. Нет,

не плоть от плоти России, православие, церковь, - это дух от духа. И речь

идет не о том, что православных ущемляют. Речь идет не о том, должны ли

русские получать какие-то особые права. Речь идет о том, что православные

христиане, католики, протестанты в России и в любой другой стране, - если

мы христиане, если мы рождены от духа, мы должны преображать плоть, а

не покорятся ей. Мы не должны претендовать господствовать, а должны

служить другим людям, другим нациям.