Яков Кротов

Дневник литератора

К оглавлению "Дневника литератора"

К оглавлению дневника за 1998 год

ПЕЧАТНОЕ СЛОВО В ЧАСТНОЕ ВРЕМЯ

Простые соображения чести должны удерживать от представления себя дилетантом, даже, если мы действительно дилетанты. Во-первых, особенно для пишущих людей, "дилетантизм" есть понятие крайне условное. Можно быть физиком-дилетантом, но нельзя быть поэтом (да и прозаиком дилетантом) - пишешь, значит уже профессионал. Во-вторых и в главных (и это действительно даже для физиков-дилетантов), говорить вслух о своем дилетантизме означает просить форы, снисхождения. Что простительно дилетанту, непростительно профессионалу. Что для быка большое достижение, то для Юпитера позор. К чести дилетантов, впрочем, надо сказать, что они-то как раз любят представляться Юпитерами, - только профессионалы (не из лучших, конечно) пытаются урвать лишний лавровый веночек, прикидываясь любителями.

Этот дилетантизм бывает талантлив, как и профессионализм (и так же - не всегда), но он значительно чаще профессионализма слаб нравственно. Этот дилетантизм ведет себя как пошляки конца прошлого века, которые начинали как декаденты, а завоевав себя репутацию и пост, быстро превращались в пай-мальчиков и держиморд. Такую же эволюцию проделывают многие казавшиеся дерзкими в начале 1990-х годов перья: начав со стебного бунта против российского самодурства, ныне стебно же проповедуют то, что Салтыков-Щедрин  называл "воблушкиной правдой": уши выше лба не растут-с!

Правда, до такой стилистической отточенности им все-таки трудно подняться, и даже самый выдающийся из этих чечеточников, ныне вполне прирученный Максим Соколов защищает держиморд языком эзоповым, словно боится побиения камнями от вольнодумцев: "Есть такая вещь, как коридор возможностей". Из чего и делается приличествующей воблушке вывод: да здравствует начальство, которое всякий коридор проломить может, "сверхъестественным напряжением политической воли и, как правило, с изрядным пренебрежением к святости демократической процедуры" 1. Позор тем, кого "рациональные соображения ... не в должной мере удерживают от упорных усилий по дальнейшему раскачиванию лодки"2. Непонятно, зачем Соколову понадобилось прибегать к "воле избирателей", которую он трактует в высшей степени расширительно: мол, если они знали об ответственности Ельцина за войну в Чечне, но избрали его президентом вторично, то это "фактически означает неподсудность по деяниям, совершенным в течение предыдущего президентского срока"3. Когда призывали голосовать за Ельцина, говорили не о том, что обсуждается вопрос о его ответственности за бомбежки граждан России, а о том, что надо остановить коммунистов - а теперь вон как повернули воблушки.

Еще один шажок, и бывший потрясатель основ заговорит совсем уж суконным языком парткома, да и сейчас уже его витиеватость вряд ли заставит кого-то поверить в святость начальства вообще и начальственного казнокрадства (к которому и сводятся все нынешние российские кризисы) в частности. Проламывание коридоров и сверхъестественное пренебрежение к демократии на бесстрастных скрижалях истории резюмируются обычно просто: очередной топтыгин очередного чижика съел. Так что люди, еще недавно видевшие в Максиме Соколове воскресшего Салтыкова-Щедрина, ныне с некоторой печалью убедились, что перед ними совсем иное: сбывшаяся мечта номенклатуры о Щедринах "подобрее". Чего не добились таской, добились лаской.

Аналогичную же трансформацию проделал Иван Охлобыстин, некогда герой эпатажа, ныне в тех же "Известиях" ведущий религиозную колонку, в которой он всерьез утверждает, что по статистике среди верующих меньше преступников, чем среди неверующих. После ареста руководства Госкомстата такие ссылки вызывают кривую улыбку. А попытки оправдать Церковь: она-де "вынуждена зарабатывать деньги на ремонт храмов и содержание священнослужителей ... вынуждена пользоваться услугами юристов и политиков"4 и улыбки не вызывают: настолько не видеть дистанции между Церковью как Невестой Христовой и отдельными церковными лидерами, оправдывать всякий грех человека в рясе страданиями Христа - неприлично. Все вынуждены зарабатывать, да не все при зарабатывании подличают. И если уж выбирать конфессию по чистоте ее членов, то мы, православные, может и не в первых кандидатах оказаться. Так что даже елейные православные публицисты девятнадцатого века по сравнению с Охлобыстиным кажутся антиклерикалами.

Нынешние защитники "воблушкиной правды" считают себя очень прогрессивными, ибо чуют, что время благоприятствует частной жизни, каковую они якобы защищают от посягновений всяких идеологий. Здесь, однако, есть существенный оттенок. Частное Время - не время частностей, а время достижения Целого частными, а не коллективными усилиями.

Попытка современных интеллектуалов выглядеть защитниками обывателя или даже прямо обывателем, простым человеком, который просто взял да и написал умную статью, оборачиваются сплошной стилизацией. Это ярко проявилось в журнале "Столица" образца 1997 года: идеолог журнала Сергей Мостовщиков полагал, что сумел попасть в тон, угодный публике - тон отвязный и развязный, желающий принципиально ограничиваться чревом, игнорируя всякую политику как заумь. Если такие интеллектуалы (кроме вышеназванных, помянем Михаила Леонтьева) и пишут о политике, то претендуют выражать мнение "простых людей", которые просто хотят безопасности, нормального государства, их защищающего от всевозможных бандитов-кавказцев, морализаторов-шестидесятников, идиотов-диссидентов.

Но "простые люди", "обыватели" - настоящие, а не стилизованные - очень интересуются политикой. Они на собственной шкуре знают правоту того же Салтыкова-Щедрина: "Есть множество средств сделать человеческое существование постылым, но едва ли не самое верное из всех - это заставить человека посвятить себя культу самосохранения". Они понимают, что безопасности обывателя более всего угрожает стремление защитить эту безопасность любой ценой, поставив ее выше права и закона. Это обыватели, а не интеллектуалы, устроили и бостонское чаепитие, и английскую революцию. Это благодаря обывателям в Европе царствует право и закон, а не Генрихи с Людовиками, не Гитлеры и Сталины. Только интеллектуал способен сказать (вновь процитирую, слегка изменив, г-на Салтыкова): Забудь, что твоих сограждан грабили и бомбили, и затем возьми одр твой и гряди. И сто лет назад призывали забыть о справедливости и чести, чтобы не подыграть нигилистам - и именно уход в такой отказ расчистил дорогу нигилистам. Если образованный человек делает вид, что все в порядке там, где порядка нет, то необразованный человек получает право даже и на взятие Зимнего дворца.

Впрочем, пусть будут и такие интеллектуалы. Хуже всего и позорнее всего было бы вопиять к властям, предержащим нашу прессу: вот этих задвиньте, а тех - выдвиньте. Невозбранное проповедание воблушкиной правды - меньшее зло, чем продолжение Коллективного Времени (которого еще очень и очень много вокруг -- достаточно вспомнить Иран и Рушди, Россию и Скорсезе), когда учреждается некая Пробирная палатка для поставления на жемчужины проб. Опыт показывает, что кончается это всегда тем, что ставить пробы совершенно негде, и всюду парит дух великого инквизитора. Ныне же распечатанные многотысячными тиражами словеса, не подкрепленные полицейской силою, повергаются во прах одним простым пожатием плеч и продолжением работы над тем, что каждый считает своим жизненным делом.

2 Известия, 3.7.1998. С.12.

3 Известия, 2.7.1998.

4 Иван Охлобыстин. Просто о Церкви. Известия, 1.7.1998.