Яков Кротов
Дневник литератора
К оглавлению "Дневника
литератора"
К оглавлению дневника
за 1998 год
К предыдущей главе
МИДЛ УМЕР. ДА ЗДРАВСТВУЕТ СРЕДНИЙ КЛАСС
В начале 1998 года не было популярнее
темы в газетах, чем средний класс: насколько он многочисленный, что это такое,
какие у него перспективы. Закончивается красное лето 1998 года оплакиванием среднего
класса. "Мидл умер". "Яппи" скоро будут одеты хуже, чем хиппи. "Белые воротнички
остаются без барбекью". Кредитные карточки -- визитные карточки среднего класса
-- к оплате не принимают. Да средний класс бросился покупать то, за что не кредитками
расплачиваются: макароны и спички. Вопль молодого "мидла":
"Так вот жил себе, жил, и что? Какие-то м… чего-то не так сделали -- и на тебе,
дорогой, жить будешь теперь по-другому. Я еще раз убедился, что в моей стране,
которую я без тараканов люблю, правят ослы, причем одержимые жаждой набить собственные
карманы. Вот и смеюсь я со слезами над собой, думаю: какой ты дурак, все, чего
добился, рухнуло, все, чего хотел добиться, откладывается на неопределенное время…
Ничего от тебя, мил человек, не зависит. И вот еще что: от меня уйдет моя
девушка -- мне нечем платить за квартиру" 1.
Сейчас могут злорадствовать те, кто
говорил самоуверенным согражданам, в одночасье обзаведшимся машинами, пейджерами,
импортной техникой и тысячедолларовыми окладами: все это дом на песке, имитация
жизни, НЭП, который не просто может, а должен в одночасье закончиться. Но рухнувшая
пирамида задавила всех, так что злорадствовать некому.
Средний класс, однако, не погиб в катастрофе,
ибо среднего класса не было. Средний класс -- это не пейджер и отдых на Канарах.
Средний класс вообще не материальное понятие. Средний класс вообще не средний
и не класс. "Средний класс" есть псевдоним бесклассового общества. Это не то бесклассовое
общество, которое хотели построить коммунисты -- общество, где все уравнены экономически.
Это общество, которое просто решительно не желает состоять из классов, определяемых
экономически или политически. "Средний класс" растворяет в себе касты, сословия,
"прослойки". "Средний класс" есть сперва психология, а затем уже материя. Другое
дело, что определенная психология оказывается первичной по отношению к материи,
и "средний класс" вырабатывает определенный стиль жизни.
Душевное устроение среднего класса
в его эталонной, "западной" форме во многом прямо противоположно
душевному устроению "среднего класса", выросшего на развалинах коммунизма. Сходство
есть, но меньшее, чем у шампиньонов и поганок. Русские "мидлы" считали хорошим
тоном не интересоваться политикой, презирая ее как грязное дело, и одновременно
изображали из себя собственников, которым есть что терять и которые потому заботятся
о крепости и целостности государства. Западный средний класс больше сил кладет
не на укрепление государства, а на отчищение политики (и политиков) от грязи.
В быту это различие проявляется еще
ярче. Русский "мидл" расчищал крохотный оазис чистоты вокруг себя, мирясь с океаном
грязи в стране. Западный средний класс каким-то немыслимым образом поддерживает
чистоту на макроуровне, позволяя существовать оазисам грязи. Русский мидл захотел
английский газон, но только вершки, а не корешки — и газон увял. "Мидл" считал,
что "протестантская этика" это "трудолюбие и способность полагаться на свои силы"
(такова позиция Андрея Колесникова), и теперь плачет: "Среда, в которой живет
"мидл", должна быть подготовлена к восприятию этой этики. И именно эта среда подкачала..."
(он же 2). Так вот нет: во-первых, "протестантская
этика" есть христианская этика, она включает в себя и отказ воровать, и ответственность
перед Богом. Во-вторых, этика не зависит от восприятия среды, поэтому нравственный
человек и мучается, а часто и погибает.
Причины гибели русского "мидла" несложны,
и гибель эту предсказывали многие западные люди. Можно изготовить телефон из чистого
золота, но без телефонной сети работать это золото не будет. "Средний класс" есть
сложная сеть свободы и ответственности. Без частной собственности нет свободы,
без свободного рынка нет ответственности. Стабильность
среднего класса -- это стабильность риска, стабильность постоянного кручения педалей,
стабильность поддержания определенных правил игры, прежде всего, этических и экономических
правил.
Русский же "мидл" смеялся над теми,
кто требовал реституции -- то есть, возвращения,
где только возможно, хотя бы символически, собственности ее дореволюционным владельцам.
Но если можно не возвращать собственность тем, у кого она была конфискована в
1917 году, почему нельзя отбирать собственность у тех, кто ее получил после 1991-го?
Вот и отобрали. Русский мидл делал свою карьеру на казнокрадстве собственном или
чужом, на бесконечных "исключениях", ему нравилось жить в царстве запретов, которые
всегда можно использовать к своей выгоде и к невыгоде другого. Никто не хотел
правления закона, всех устраивало правление запретов (при котором только и возможны
всевозможные приятные "исключения").
Русский "мидл" поддерживал институт
прописки, боясь, что "кавказцы" отберут у него честно заработанную квартиру. "Мидл"
поддерживал произвол милиции, оправдывал продолжающуюся милитаризацию страны,
не любил диссидентов с их разговорами о правах человека так же, как не любили
диссидентов гебисты. "Мидл" не то что не заикался о запрете на профессию для бывших
гебистов и коммунистов, "мидл" даже щеголял тем, что весь свой интерес полагает
в разговорах о сравнительных качествах шведских столов в московских кафе.
У нас даже НЭПа еще не было, а "угар
НЭПа" был -- пьяный, глупый, подлый угар. "Мидл" издевался над храмом
Христа Спасителя, церетелевскими шедеврами и прочими номенклатурными безумствами,
но, издеваясь, все-таки предпочитал жить в "номенклатурном капитализме", который
вовсе не есть капитализм. Это "мидл" одновременно щеголял антиклерикализмом,
критикуя правительство за "православизацию", и при этом требовал насыпать соли
на хвост иноверцам, требуя прижать к ногтю "тоталитарные секты" сливаясь в инквизиционном
экстазе с реальными, а не выдуманными тоталитарными ведомствами. Мидл любил смеяться
над Сергеем Ковалевым, и это мидл сейчас винит во
всем Явлинского, который якобы своим провалом на
выборах "заставил меня выбирать между Зюгановым и Ельциным" (не шучу, цитата из
передовицы в "Московских новостях"). А винить надо было бы Явлинского за то, что
он как раз типичным политиком "мидла" — мидл не хотел, чтобы политик ходил по
улицам и жал ему руку, и Явлинский (как и все прочие) не ходил и не жал. Мидл
получал зачастую уже столько же, сколько средний класс на Западе, но даже из тысячи
долларов в месяц не жертвовал ни на что ни цента.
Умер не средний класс, умер "мидл".
Первая реакция мидла на свою смерть выдает в нем совка
-- слово, которое пытались всеми силами похоронить, да не вышло. Это реакция инфантильная:
почему меня обманули, я ни в чем не виноват, я заслужил лучшей доли. Конечно,
если человека уходит девушка, потому что он не может более снимать квартиру, то
виноват прежде всего сам человек: зачем было жить с девушкой, для которой квартира
важнее тебя. Впрочем, если такая девушка уходит — так спасибо кризису, что прояснил
ситуацию. Да и в целом сокрушаться не стоит. Смерть "мидла" -- это всего лишь
смерть абстракции, смерть явления. Отдельные люди, к счастью, живы.
С точки социологии, это печальный признак:
даже во время грандиозного экономического краха никто и не думает кончать жизнь
самоубийством. Это "у них" при падении всяких индексов банкиры падают из окон
на асфальт словно снежинки, а у нас как-то все образуется без кровопролития. Это
означает, что игрой было благосостояние, и расплачиваются за фальшивое благосостояние
фальшивыми страстями.
Однако, с точки зрения антропологии,
даже фальшивые страсти могут привести к реальным последствиям.
На большинстве сбывается изречение: "История учит тому, что никто ничему не учится".
Но всегда есть и меньшинство, которое усваивает уроки истории и детям своим вдолбит
в голову некоторые прописные истины, которые делают средний класс центральным
явлением современной истории: не поощряй цинизм, воровство и хамство, сам будь
честным и порядочным, не бойся защищать частную собственность, свободу и достоинства
человека и защищай их не только для себя, но и для другого -- и прежде всего для
другого, потому что если все другие сословия сильны солидарностью с ближними,
то средний класс силен солидарностью с дальними. Это меньшинство способно повести
за собой и большинство, повести в "индивидуализм", где каждый волей-неволей отвечает
за себя. Наш же "мидл" от коллективизма шарахнулся в тусовочность,
а до индивидуализма (который всегда сопряжен с чуством ответственности за окружающий
мир) не дошел.
Так что, дорогой мидл (я и сам мидл,
увы), учись видеть дальше шведского стола. Учись понимать связь между свободой
вероисповедания — даже для АУМ Синрике, и прежде всего
для АУМ Синрике (не для Асахары — но мидл не желал видеть разницу) — и курсом
доллара. Учись давить на власти, а доить их. Учись не плевать на них и не клянчить
у них, учить находить золотую середину в политической активности — чтобы не митинги,
как в 1990-м, но и не высокомерный державнический
пофигизм, как в 1997-м. Ведь все эти годы образованное сословие плевать хотело
на разговоры о гражданском обществе, видя в них (не без основания) лишь кормушку
для убогих, которые не могут заработать на жизнь иначе как грантами. Но колодец,
который стерегут убогие, все равно остается колодцем, и плевать в него не следовало.
Мы живем под сенью преогромнейшего
баобаба, игнорировать который попытались — но оказалось, что баобаб (или лучше
говорить "баобабственность" — говорят же "государственность") игнорирует нас гораздо
успешнее и тщательнее. И поэтому мидл должен бережно и нежно выращивать гражданское
общество, демократические институты, демократическую психологию, демократические
свободы. Дело нудное, зато выдумывать ничего не надо — попробовали уже сделать
рыночную экономику и демократию "на российский манер". И вот сейчас отличный момент
начать это делать просто по-человечески.
1
Общая газета, 7.9.1998. Письмо в газету некоего Павла.
2 Новое время, №36, 1998, с. 15.
Опубликовано
|
