А. С.
Десницкий
СВОЕОБРАЗИЕ «ПОСЛАНИЯ К ДИОГНИТУ» И ЕГО МЕСТО В
РАННЕЙ АПОЛОГЕТИКЕ
«Послание к Диогниту» занимает особое место в
ранней апологетике, да и в раннехристианской литературе в целом, — и не столько
благодаря своему содержанию или высказанным в нем идеям, сколько благодаря
совершенству своей формы и некоторой таинственности своего происхождения.
Сегодня мы имеем возможность читать этот текст
только потому, что около 1436 года молодой латинский клирик Фома д'Ареццо нашел
на свалке в Константинополе монастырский кодекс XII или XIV века, содержащий
немало различных произведений, в том числе и «Послание». Находка продлила
рукописи жизнь на четыре с половиной столетия: сменив нескольких хозяев, она
осела в конце ХУШ века в Сграс- бургской библиотеке, где и сгорела в августе
1870 года при обстреле города прусской артиллерией. К счастью, с кодекса еще
задолго до того было сделано несколько копий, текст был многократно издан и
неплохо исследован и поэтому полностью сохранился. Однако никаких других
рукописей «Послания» до нас не дошло. Это обстоятельство сильно затрудняет
текстологическую работу, и если не будут найдены новые документы, мы никогда не
сможем восстановить первоначальный текст, очевидно претерпевший за века немалые
изменения.
Мы ничего не знаем ни об авторе, ни об адресате
— «достопочтенном Диогниге». Упомянутая выше рукопись включает «Послание» в
число произведений Св. Иустина Философа, знаменитейшего апологета II века.
Сомнения в авторстве Иустина возникли в XVIII веке, когда французский ученый
Тайемон указал на явное несходство стиля «Послания» со стилем Иустина и на его
отсутствие в древнейших списках трудов Иустина. С тех пор «Послание» пытались
приписать другим видным фигурам раннего христианства: современнику апостолов и
проповеднику Аполлосу, римскому папе св. Клименту, апологетам Аристиду или
Квадрату, Маркиону или его последователю Апеллесу, Мелитону Сардийскому,
Ипполиту Римскому или Мефодию Олимп- скому. Впоследствии его приписывали даже
византийскому писателю Никифору Каллисту или первому издателю текста Анри
Этьену (XVI в.). Ни одну из этих теорий нельзя считать вполне доказанной.
Автор «Послания» недвусмысленно определяет время
его написания как время гонений, но не дает нам никакой возможности определить,
каких именно. Кроме того, он сообщает, что христианство все еще считалось
чем-то новым (1 глава), но уже окончательно отделилось от иудаизма и
распространилось «по городам эллинским и варварским» (5 глава). Следовательно,
логичнее всего было бы отнести его ко второй половине II — первой половине III
века, хотя высказывалось также и мнение, что это автор IV или V века (Ф.
Офербек), а то и ХГГТ — XIV веков (Котгерилл) подражал стилю эпохи гонений; или
даже — что уже совершенно неправдоподобно, — будто оно было написано
гуманистами эпохи Возрождения в качестве риторического упражнения (Дж. Доналд-
сон). Вполне убедительна точка зрения Анри Марру, который, исследовав различные
аспекты «Послания» и историю вопроса, пришел к выводу, что, вероятнее всего,
оно было написано около 200 года и что во всяком случае время его написания
укладывается во временной отрезок между 120 и 310 годами.
Автор, христианин, обращается к влиятельному (на
что указывает титул «досточтимый», по-гречески кратктте), достаточно образованному и
знакомому с философией язычнику Диогниту с тем, чтобы развенчать в его глазах
язычество и иудаизм и оправдать христианство, а по возможности и обратить
своего читателя. Кем именно был Диогниг, доподлинно неизвестно. «Досточтимым» в
то время могли называть и наместника провинции, и центуриона. Д. Андриссен
смело отождествлял адресата «Послания» с императором Адрианом, но сама форма
обращения скоре опровергает, чем подтверждает такую теорию. Можно представить
себе, что Диогниг был местным начальником достаточно высокого ранга, во власти
которого было ослабить либо усилить гонения на христиан, или влиятельным
частным лицом, заинтересовавшимся христианским вероучением из личных
побуждений. Автор преследует сразу две цели: он одновременно убеждает своего
адресата принять христианство и недвусмысленно призывает прекратить гонения
(хотя и не говорит об этом прямо).
А. Марру полагает, что адресатом мог быть
прокуратор Египта Клавдий Диогниг, а автором — один из старших современников и
учителей Климента Александрийского Пантен. Соответственно, послание могло быть
написано в Александрии в последнем десятилетии П века.
Не исключено, что эпистолярная форма является
чистой условностью, как это часто происходило в античности (ср.: Лк 1: 1 — 4;
Деян 1: 1) и автор обращается на самом деле не к отдельному человеку, а к
широкой аудитории. В любом случае это письмо явно было предназначено стать не
столько частным посланием, сколько открытой манифестацией взглядов автора.
Первая глава служит пространным введением.
Вторая разоблачает современную автору и адресату языческую религиозную
практику. Видимо, нечестивость язычников столь очевидна для автора, что он не
затрудняет себя подробным и всесторонним анализом, не отделяя простонародных
верований от утонченных интеллектуальных исканий философов, и с яростным
сарказмом отстаивает только одно положение: идолы — не боги. Нам трудно судить,
как восприняли бы его слова простые люди античности, но в отношении
интеллектуальной элиты, уже давно расставшейся с простодушной верой предков,
такая критика била мимо цели: в 8-й сатире из 1-й книги сатир Горация та же
самая возможность изготовить из чурбана скамейку или бога служит предметом
мягкой иронии, а не разоблачительного сарказма. Кем бы ни были для Горация и
его образованного читателя боги, они явно не были в их представлении
тождественны идолам.
Третья и четвертая главы посвящены критике
иудаизма, на сей раз более подробной: иудеи приносят Богу ненужные Ему почести,
они привержены пустым суевериям. Сравнивая «Послание» со строками Пятикнижия,
предписывающими совершение тех самых жертвоприношений и обрядов, мы сразу
обнаруживаем, что автор «Послания» или не знаком с сутью ветхозаветной религии,
или не считает нужным о ней говорить. Возможно, он стремился обличить не
столько сам принцип ветхозаветных жертвоприношений и ритуальных правил, сколько
за- конническое отношение к внешней стороне обрядов, слишком часто затемнявшее
в религиозной практике их изначальный смысл. Похоже, автор был слишком
ревностным сторонником «религии духа» в противовес «обрядовой религии» (ср.: Ин
4: 19 — 24). Как нам известно сегодня, христианство все же переняло многие
обрядовые традиции ветхозаветной религии. Подробнее обвинения против иудаизма
рассмотрены в комментариях к 3-й и 4-й главам.
Пятая и шестая главы, этот шедевр апологетики,
открывают основную часть «Послания», посвященную христианам. Искусные антитезы
и сравнения создают необычайно емкий и поэтичный образ христиан, живущих в этом
мире. Далее «Послание» излагает основные богословские положения:
Седьмая глава — Истина и Слово (христология);
Восьмая глава — познание Бога и Его замысла
(гносеология);
Девятая глава — спасение (сотериология);
Десятая глава — подражание Богу (этика).
Десятая глава обрывается на середине
предложения, и в рукописи ее продолжает отрывок (11-я и 12-я главы) явно иного
происхождения, обращенный к аудитории, знакомой со Священным Писанием и христианским
вероучением, чего никак нельзя сказать о Диогниге. Видимо, это гомилия
(проповедь), обращенная к членам Церкви и направленная против гностической
ереси (см. примечание 63 к 12-й главе). Высказывалось мнение, что этот отрывок
— подлинный конец «Послания», а архимандрит Эм. Карпафий даже предлагал
вставить в качестве недостающей средней части два безымянных отрывка,
сохранившихся в другой рукописи на арабском языке. Такое предположение выглядит
неубедительно, но вполне вероятно, что данный отрывок был присоединен к
«Посланию» действительно не случайно. Он похож на него по своему стилю, связан
с ним по содержанию и, как представляется, вполне может принадлежать тому же
автору.
Особо стоит сказать о языке «Послания». Это
ритмизованная проза, построенная на смысловом параллелизме, созвучии слов и
некоторой упорядоченности в чередовании ударных и безударных слогов — еще
совсем не стихи, но уже не совсем проза. Таким образом, по своей форме
«Послание» оказывается сходным с некоторыми отрывками из Павловых Посланий (как
«гимн любви», 13-я глава 1-го послания к Коринфянам), с ранними христианскими
богослужебными гимнами (как «Свете тихий...») и гомилиями (как «Огласительное
слово» Св. Иоанна Златоуста, которое и по сей день читается на пасхальном
богослужении).
В русском переводе эта красота неизбежно
бледнеет, но и то, что удалось сохранить, может дать некоторые представления о
красоте «Послания». Местами текст набран наподобие стихотворных строк, как это
делается и в некоторых изданиях Библии, чтобы лучше показать структуру
произведения.
Высказанные в «Послании к Диогниту» мысли не утратили за прошедшие
века своей современности, а красота его слога способна — как надеется
переводчик! — порадовать читателя и в русском переводе. Хотелось бы верить, что
«Послание к Диогниту» займет достойное место не только в научных библиотеках,
но и на книжных полках простых христиан.
ЛИТЕРАТУРА
Ранние отцы Церкви: Антология. —
Брюссель, 1964. — С. 244 — 255.
Estienne Н. Justini Philosophi
et Martyris Epistula ad Diognetum et Огайо ad Graecos. —
Paris, 1592.
Gebhardt 0., Harnack A., Zahn Th. Patrum apostolicorum opera: Editio minor. — Leipzig, 1920.
BiPXioOf|Kii
'EXM|v<ov TtatEpcov Kai ёккХЕОшеткюу ouyYpacp&ov.
— t. 2. — 'A0flvai, 1955.
— C. 247 - 257.
Marou H.I. A Diognete Ц Sources
Chretiennes. — Paris, 1965. — N° 33.
Harnack A. Geschichte
der altkristlischen Literatur. — Bd 1. — S. 513 — 517.
Meecham H.G. The
Epistle to Diognetus. — Manchester, 1949.
MnaXavof Л.Х. notpoXoyia. —
'AOfivai, 1930. — C. 83 и
далее.
Kihn H. Der Uhrsprung
des Briefes an Diognet. — Freiburg, 1882.
