Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.

Птолемей

Предисловие и перевод Евгений Афонасина, специалиста по античности из Новосибирского университета - http://www.nsu.ru/classics/gnosis/ptolemeus.htm, 2013.

Перевод 1863 года.

Ириней нигде не говорит прямо, что Птолемей был личным учеником Валентина. И даже если он и учился лично у Валентина, отсюда вовсе не следует, что он принадлежал к его школе или, тем более, возглавил ее после самого Валентина. То, что говорится о Птолемее, означает только, что он «развил учение» Валентина, однако в каком направлении? Единственное дошедшее до нас произведение самого Птолемея – это Послание Флоре, сохраненное Епифанием. В этом послании развивается схема взаимоотношения законов Ветхого и Нового заветов, а по стилю текст напоминает философское послание, наподобие писем Сенеки. Отмечу несколько характерных моментов. Вероятно, отвечая на вопрос Флоры, Птолемей различает в законе три составляющих: часть закона происходит от самого благого Бога, другая – от Моисея, а третья – от «старейшин». Далее этот школьный диэресис продолжается. Первый из этих типов закона в свою очередь делится на три части. Во-первых, закон, не смешанный со злом, который, собственно, и является законом. Именно его спаситель пришел «не нарушить, но исполнить». Во-вторых, некая часть закона, которая «смешана со злом», поэтому спаситель его разрушает как противоречащий природе благого начала. Наконец, третья часть закона должна пониматься символически, и спаситель научил понимать эту часть духовным, а не плотским образом. Далее различаются благой Бог, Противник и Демиург, причем последний занимает «среднее место». Тут же оказывается, что предположение некоторых о несправедливости Демиурга не верно (так как по своему он справедлив, и сам по себе источником зла не является).

Мы видим, что в письме обсуждается религиозно-этическая проблема, причем с привлечением стандартной философской терминологии. Говорится и об апостольской традиции, и некой преемственности, наподобие школьной (ejk diadoch~v), а также о «школе [в смысле, учения?]» «нашего Спасителя» (hJ tou~ swth~rov hJmw~n didaskali>a). Примечательно, что те ветхозаветные положения, которые должны быть разрушены, как не соответствующие новому учению, он называет древней «ересью» (ai]resiv), что также в данном контексте следует понимать как древнее «учение» или «завет».

Если не вдаваться в детали, можно заключить, что такое сочинение вполне мог написать и христианский автор, выступающий против Маркиона и ему подобных раннехристианских писателей, которые слишком бескомпромиссно противопоставляли учение и, соответственно, Богов Ветхого и Нового заветов. Он придерживается в этом отношении более умеренной позиции. В самом деле, десять заповедей необходимо исполнять (это и есть «закон первого типа»), такие заветы как «око за око», должны быть оставлены (причем говорится, что они были обусловлены историческими обстоятельствами), а такие предписания, как обрезание, последователям Спасителя следует понимать символически. Что касается описания отношения между демиургом и высшим «благим Богом», то аналогия со среднеплатонической доктриной напрашивается сама собой.[1]

Не указывает ли это простое наблюдение на тот факт, что между учениями самого Птолемея и его «школы» были существенные различия? Причем его учение в Послании гораздо ближе к тому, что мы находим во фрагментах Валентина, нежели к мифу «школы Птолемея», который столь детально излагает Ириней. Был ли Птолемей гностиком? Или же мы должны признать (как это утверждают С. Петремен, А. Логан и отмечает по ходу дела и К. Маркшиз[2]), что философско-религиозное учение Валентина было впоследствии мифологизировано и поэтому не удивительно, что оно так напоминает миф этих пресловутых «гностиков»? Не указывает ли это и на то, что было два типа гностицизма: мифологический гносис (в данном случае не важно, иудейского или христианского происхождения) и философский гносис «школы Валентина»? Увы, для окончательного ответа на этот вопрос мы не располагаем достаточными данными.

Перевод «Послания Флоре» выполнен по изданию Жиля Куиспела,[3] для сверки использовался его же перевод на французский язык, а также переводы на другие современные языки.

4.6.1. ПТОЛЕМЕЙ. «ПОСЛАНИЕ ФЛОРЕ»

Epiphanius, Panarion. 33, 3.1–7.10 (S. 450, 16–457, 21 Holl)

3 (1) Закон, установленный Моисеем, моя дорогая сестра Флора, многими не был понят, так как они не имели точных знаний, как о самом законодателе, так и о его постановлениях, и ты ясно увидишь это, как я думаю, если узнаешь о противоречивых мнениях по этому поводу.

(2) Некоторые говорят, что закон был установлен Богом Отцом; другие, впадая в противоположную крайность, настаивают на том, что он происходит от его противника, Дьявола разрушителя, приписывая ему также и демиургическую функцию, говоря, что он был Отцом и Творцом этого мира. (3) И те и другие совершенно заблуждаются; их противоречия уничтожают друг друга, и никто из них не приближается к истине в этом предмете.

(4) Ясно, что закон не был дан совершенным Богом Отцом, так как он вторичен, несовершенен и нуждается в восполнении другим, содержащем заветы, чуждые природе и помышлению этого Бога.

(5) Вообще говоря, невозможно вменить закон и неправедному противнику, ведь он направлен против неправедности. Эти люди не понимают того, что следует из слов Спасителя, ибо «всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит», – говорит наш Спаситель (Мф. 12: 25). (6) Более того, апостол, заведомо разрушая безосновательную мудрость этих обвинителей, говорит, что сотворение мира – это его дело, ибо «все через него возникло, и без него ничего не возникло» (Ин. 1: 3), и что это творение есть дело не разрушителя, но праведного Бога, ненавидящего зло. Только неразумные люди могут согласиться с такой идеей, не признающие цели божественного промысла и ослепшие не только душой, но и телесно.

(7) Они глубоко заблуждаются относительно истины, как ты видишь из только что сказанного. Каждая из этих групп испытала это, и каждая на свой манер: одни, потому что не знают праведного Бога, другие – потому что им неведом Отец всего, явленный только тем единственным, который пришел. (8) Нам, удостоившимся знания этих двух [Богов], остается дать тебе точное объяснение происхождения закона и природы законодателя, который установил его. Доказательства наших утверждений основываются на словах самого Спасителя, единственного, который может безошибочно привести нас к постижению сущего.

4 (1) Прежде всего, знай, что вся совокупность закона, который содержится в Пятикнижии Моисея, установлена не одним законодателем, я имею в виду: не только Богом, но есть в нем, установленное им самим [Моисеем], а также другими людьми. Слова Спасителя учат нас, что закон делится на три части. (2) Первая часть принадлежит самому Богу и есть результат его законодательной деятельности; вторая часть – Моисею, но не в том смысле, что через него законодательствовал Бог, а в том, что Моисей законодательствовал сам по своему разумению; третья же часть содержит установления старейшин народа, которые, как можно обнаружить, с самого начала установили свои заповеди. (3) Узнай же теперь, как правоту этой теории можно доказать словами самого Спасителя.

(4) В разговоре с теми, кто спорил со Спасителем о разводе, – ведь развод разрешен законом, – он сказал: «Моисей, по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами вашими; а сначала было не так; что Бог сочетал, того человек да не разлучит» (Мф. 19: 8.6). (5) Этим он показывает, что есть закон Божий, который запрещает разлучать жену и мужа ее, и другой закон Моисея, который, в силу жестокосердия, дозволяет разрушать брачный союз. (6) Так что Моисей законодательствовал против Бога; ведь «разводить» противоположно по смыслу «не разводить». Однако если мы исследуем намерение Моисея, издающего такой закон, то увидим, что он сделал это не произвольно и по своей доброй воле, но в силу необходимости по причине слабости тех, кому предназначался закон. (7) Дело в том, что они не в силах были соблюдать божественный замысел, в соответствии с которым мужу не дозволялось отвергать своих жен, так как некоторые из них не хотели с ними жить, и поэтому существовала опасность, что они могут прибегнуть к еще большей несправедливости и даже смертоубийству, (8) поэтому Моисей решил удалить причину разногласий, предотвратив фатальный исход. В этих критических обстоятельствах, из двух зол избрав меньшее, он установил своей властью второй закон, дозволяющий развод, (9) так что не способные соблюдать первый, могли соблюдать хотя бы этот и не дошли до неправедных и злых действий, за которыми следует полное [моральное] разрушение. (10) С этим намерением он законодательствовал против божественного установления. Итак, несомненно, что закон Моисея отличается от закона Бога, хотя это и продемонстрировано лишь на одном примере.

(11) Что касается преданий старейшин, которые переплетаются с законом, то Спаситель ясно показывает и это. «Бог, – говорит он, – заповедовал: "Почитай отца своего и мать свою, чтобы им было хорошо с вами"». (12) «Но вы», – говорит он старейшинам, – объявили «даром Богу то, чем бы ты от меня не пользовался», и «устранили заповедь Божию преданием вашим». (13) То же провозгласил Исаия, говоря: «Люди сии устами своими чтут меня, сердце же их далеко отстоит от меня. Но тщетно чтут меня, уча учениям [по] заповедям человеческим» (Мф. 15: 4–9).

(14) Итак, ясно, что весь закон делится на три части: мы находим в нем законодательство Моисея, старейшин и самого Бога. И это разделение, которое мы провели, высвечивает то, что в нем истинно.

5 (1) Последняя часть, закон самого Бога, в свою очередь делится на три части: чистое законодательство, не смешанное со злом, которое называется собственно законом и которое Спаситель пришел не нарушить, но исполнить (Мф. 5: 17), ведь то, что он совершил, не было чуждым ему, однако нуждалось в окончании, так не было завершено; затем, часть, смешанная с худшим и несправедливым, которую Спаситель разрушил, так как она чужда его природе; (2) наконец, можно выделить «типическую» и «символическую» часть, образ духовного и нездешнего [трансцендентного], которую Спаситель из чувственно воспринимаемого и явственного преобразовал в духовное и невидимое.

(3) Закон Бога, чистый и не смешанный с низменным, – это «Десять Заповедей», те десять речений, которые были вырезаны на двух таблицах, запрещающие то, что делать не следует, и поощряющие то, что делать следует. В них содержится чистый, однако несовершенный закон, который должен быть дополнен Спасителем.

(4) Есть также закон, смешанный с несправедливостью, установленный ради возмездия [«талиона»] и в наказание за ранее совершенные преступления; «око за око», «зуб за зуб» и «убийство за убийство» являются [примерами] подобных законов. Ведь творящий несправедливость вторым не менее неправеден, нежели первый; изменяется лишь порядок действий, но сущность их остается неизменной. (5) Разумеется, эта заповедь была справедливой и остается таковой ныне, по причине слабости тех, для кого она предназначалась, дабы они не нарушали чистый закон. Однако они не родственны природе и благости Отца всего. (6) Это диктовалось обстоятельствами, более того, было необходимо; ведь тот, кто не желал, чтобы свершилось хотя бы одно убийство, говоря: «Не убий!» – затем сам же установил убийство за убийство, издав закон, являющийся основанием для двойного убийства, хотя сам запретил одно, очевидно, стал жертвой необходимости. (7) Поэтому его сын, когда пришел, разрушил эту часть закона, признавая в то же время, что и она восходит к Богу. Среди всего прочего он причисляет к ветхому завету [букв. древнее учение или ересь (ai]resiv)] такие слова, как: «Бог заповедовал: "почитай отца и мать" и "злословящий отца и мать смертью да умрет"».

(8) Наконец, есть часть символическая, установленная по образу духовных и нездешних [сущностей]; я имею в виду ту часть, которая содержит предписания, касающиеся жертвоприношений, обрезания, субботы, поста, пасхи, опресноков и тому подобного.

(9) Все это, будучи образами и символами, изменило свой смысл после проявления истины. Как чувственные феномены и телесные сущности они были разрушены, однако восстановлены в духовном смысле; названия остались теми же, однако содержание их изменилось. (10) Так Спаситель предписывает нам приносить в жертву не бессловесных животных и не фимиам, но духовным образом возносить хвалу, славу и благодарения, делясь с ближними и делая им добро. (11) Точно так же, он требует, чтобы мы обрезали не нашу крайнюю плоть, но наше духовное сердце; (12) и соблюдать день субботний, так как он желает, чтобы мы воздерживались от злых дел; (13) поститься, однако не физически, а духовно, то есть, воздерживаться от всякого зла. Внешний пост также соблюдается нами, потому что он может быть полезен душе, если практикуется в разумных пределах, а вовсе не в подражание другим, или в силу обычая, или по той причине, что для него установлены особые дни. (14) И еще он соблюдается для того, чтобы те, кто еще не в силах соблюдать истинный пост, через внешний пост получали напоминание о нем. (15) Что же касается пасхи и опресноков, то они также являются символами, как это показал Павел апостол: «Пасха наша, – как он говорит, – принесенный в жертву Христос», и «чтобы быть вам пресным тестом без закваски, – под закваской он здесь понимает зло, – и стать новым тестом» [ср. 1 Кор. 5: 7].

6 (1) Итак очевидно, что закон самого Бога также делится на три части. Первая часть была исполнена Спасителем (так как заповеди «не убий», «не прелюбодействуй» и «не преступай клятвы» содержатся в запретах на гнев, похоть и клятвы [Мф. 5: 21сл]). (2) Вторая часть закона полностью разрушена, так как заповеди «око за око, зуб за зуб» смешаны с несправедливостью, проистекающей из другого несправедливого акта [возмездия], и поэтому разрушены Спасителем через их противоположность (Мф. 5: 38). (3) Ведь противоположности уничтожают друг друга: «А я говорю вам, не противиться злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5: 39).

(4) Выделяется, наконец, часть закона, которая перенесена и изменена так, что буквальный смысл ее обратился в духовный, и эта символическая часть законодательства является образом нездешнего [трансцендентного]. (5) Ибо образы и символы хорошо выражали нездешние сущности до тех пор, пока не пришла Истина; но по пришествии Истины нам следует поступать по истине, а не в соответствии с образом.

(6) Его ученики и апостол Павел показали, что это истинно, [выделяя часть] символическую, как мы уже сказали, в связи с пасхой и опресноками; закон, смешанный с несправедливостью, говоря, что «закон заповедей упразднен учением» (Ефес. 2: 15); и не смешанный с низшим, о котором сказано: «Закон свят, и заповедь свята и праведна, и добра» (Рим. 7: 12).

7 (1) Думаю, что я достаточно и, по возможности, кратко показал тебе и добавления к божественному закону, обусловленные человеческим законотворчеством, и тройственное деление закона самого Бога.

(2) Осталось лишь сказать о том Боге, который установил закон. Однако и это, как мне думается, тебе стало ясно из только что сказанного, если ты слушала внимательно.

(3) Ведь если не самим совершенным Богом, как мы уже сказали, установлен [закон], и не Дьяволом, как можно было бы предположить, то установивший закон должен быть кем-то другим, отличным от этих двух. (4) И это Демиург и творец этого мира и всего, что в нем; а поскольку по природе своей он отличается от этих двух и находится между ними, то его естественно назвать Посредником.

(5) Так как совершенный Бог по своей природе благ, – а так оно и есть, потому что наш Спаситель своего Отца называет единственным благим Богом, которого он явил (Мф. 19: 17); и сущность противоположной природы является злой и дурной, и склонной к неправедности; то существо, расположенное между ними, не является благим или злым, [праведным] или неправедным, однако может быть названо справедливым, так как выступает в роли судьи в отношении своей справедливости.

(6) С одной стороны, этот бог ниже совершенного Бога и [справедливость его] ниже его праведности, так как он рожден и не нерожден (ведь существует лишь один Нерожденный, Отец, от которого все (1 Кор. 8: 6), и от которого зависят все вещи, каждая в своей мере). С другой стороны, он будет выше и сильнее Противника; [он будет также] по природе, другой сущности и другой природы, которая составлена из сущности двух других. (7) Сущность Противника – это разрушение и тьма, так как он материален и разнообразен [poluscidh>v – «расщепленный», «разветвленный»,]; сущность нерожденного Отца всего – это нерушимость и самосущий [aujtoon] свет, простой и единообразный. Так Демиург, давая начало двойственным силам, сам остается образом высшего [Бога].

(8) Пусть тебя пока не тревожит желание узнать, как из единого начала всего, простого, которое мы исповедуем и в которое верим, нерожденного, нерушимого и благого, возникли две другие природы, – разрушения и «средняя», – не единосущные ему, хотя благой природе свойственно производить себе подобное и единосущное.

(9) Скоро ты узнаешь, если Бог даст, об их происхождении и порождении, когда будет решено, что ты достойна апостольского предания, которое и мы получаем в силу преемства (ejk diadoch~v); лишь тогда мы подтвердим наши слова учением самого Спасителя.

(10) Меня нисколько не утомило, о сестра моя Флора, это небольшое послание; и хотя я был краток в том, что было сказано, я все же сообщил достаточно об этом предмете, и открытое по прошествии времени принесет тебе большую пользу, если, как зерно, упавшее в добрую и плодородную землю, ты принесешь через него достойный плод.

4.6.2. [ПТОЛЕМЕЙ]. КОММЕНТАРИЙ НА ПРОЛОГ

ЕВАНГЕЛИЯ ОТ ИОАННА (Ин. 1: 1–14)

Вопрос о происхождении и статусе Демиурга и происхождении зла в «Послании Флоре» Птолемей мудро замалчивает, ссылаясь на то, что адресату еще рано знать ответ на этот вопрос. В приводимом ниже отрывке рассказ до некоторой степени продолжается. Именно, рассказывается об устройстве Плеромы – гностического умопостигаемого универсума. Мы не можем быть уверены, что этот гностический экзегетический фрагмент действительно принадлежит Птолемею, однако именно после него, правда только в латинском тексте, Ириней упоминает это имя. Говорится: «Ptolemeus quidem ita», что вполне может быть позднейшей глоссой.

Irenaeus, Adversus Heraeses I 8, 5–6

(= Epiphanius, Panarion, XXXI, 27)

(5) Еще они учат, что Иоанн, ученик Господа, подразумевал первую Огдоаду, когда говорил следующие слова. Ведь Иоанн, ученик Господа, намеренно говорил о начале всего, посредством которого Отец все произвел. Он полагает, что первое порождение Бога есть некоторого рода начало; и он называет его Сыном или Единородным и Богом, в котором Отец все произвел потенциально (spermatikw~v). При его помощи, как он говорит, было произнесен Логос, который стал единой сущностью Эонов, которые затем оформил сам Логос. Ну а поскольку речь у него идет о первом порождении, он вполне резонно начинает свое учение с первоначала, то есть Сына и Логоса.

Говорит же он буквально следующее: «В Начале был Логос, и Логос был с Богом, и Логос был Богом. Он был в Начале с Богом (Ин. 1: 1). Прежде всего, различаются три вещи: Бог, Начало и Логос. Затем он соединяет их, чтобы показать, откуда происхождение [hJ probolh>; эманация] каждой из них, то есть Сына и Логоса, и их единства друг с другом и с Отцом. Ибо Начало было в Отце и от Отца; Логос был в Начале и от Начала. Хорошо он сказал: «Логос был в Начале», ибо он был в Сыне. «И Логос был с Богом», как и Начало... и «Логос был Богом». И это верно, ибо все, получившее Начало от Бога также есть Бог. Это показывает порядок происхождения. «Все через него начало быть, и ничего без него не начало быть» (Ин. 1: 3). Ибо Логос стал причиной оформления и порождения всех Эонов, которые появились после него. Далее, «то что начало быть в нем, есть Жизнь» (Ин. 1: 4). Здесь он указывает на сизигию (пару). Ведь он сказал, что все начало быть через него, однако Жизнь есть в нем, а то, что начало быть в нем ближе ему, нежели то, что начало быть через него: он соединился с нею, и через него она принесла плод. Добавляя «и Жизнь была свет людям» (Ин. 1: 4), говоря о людях, он открывает одновременно Человека и Церковь, так что одним этим словом выражается [еще одна] сизигия. Ведь от Логоса и Жизни происходят Человек и Церковь. Жизнь называется светом людям, так как они просвещаются ею, то есть оформляются и делаются видимыми. Потому и Павел говорит: «Все, делающееся явным, есть свет» (Ефес. 5: 13). (6) Так как Жизнь сделала Человека и Церковь явными и породила их, то она справедливо называется их светом. Так что, среди всего прочего, Иоанн прояснил здесь вторую тетрактиду: Логос, Жизнь, Человека и Церковь.

Однако он сделал явной и первую тетрактиду. Рассуждая о Спасителе и говоря, что все за пределами Плеромы (полноты) оформлено им, он говорит, что Спаситель является совокупным плодом всей Плеромы. Ведь он называет его светом, который «светит во тьме» (Ин. 1: 5), которая его «не объяла», ведь он приладил друг к другу [aJrmo>sav; гармонизировал] все чувственно воспринимаемое. Он называет его Сыном, Истиной, Жизнью и «Логосом ставшим плотью». «И мы видели его славу, славу Единородного от Отца», «полного благодати и истины» (Ин. 1: 14).[4] Так он точно открывает первую тетрактиду, говоря об Отце, Благодати, Единородном и Истине.

Итак, Иоанн поведал нам о первой Огдоаде, матери всех Эонов, упомянув Отца, Благодать, Единородного, Истину [первая тетрактида]; Логос, Жизнь, Человека и Церковь [вторая тетрактида].

Так учил Птолемей.

[1] Философскую значимость послания отмечает Мансфельд: Mansfeld J. Heresiography in Context: Hippolytus Elenchos as a Source for Greek Philosophy. Leiden: Brill, 1992, p. 297. Виндрих Лёр пытается сопоставить этот текст с Нумением: W.A. Löhr. Ptolemaeus, Gnostiker (статья из TRE, цитируется Markschies, p. 428).

[2] Pétrement Simone. A Separate God. The Christian Origins of Gnosticism. Translated by C. Harrison. New York: Harper and Row, 1990; Logan Alastair H.B. Gnostic Truth and Christian Heresy. A Study in the History of Gnosticism. Edinburgh, T&T Clark, 1996; Markschies, Valentinian Gnosticism, p. 424 (по поводу коптского трактата Свидетельсво истины) и p. 438 (заключение).

[3] Quispel Gilles, éd. Ptolémée. Lettre à Flora. Paris, 1966 (SCh 24bis).

[4] Буквально так: «Логос стал плотью и обитал с нами, полный благодати и истины; и мы видели славу его как Единородного от Отца».

Перевод из издания: Творения св. Епифания Кипрского, М., 1863, ч.1, с.364-74.

Поскольку, хорошая моя сестра Флора, многие приняли закон, изложенный Моисеем, прежде, нежели узнали основание его и предписания, то думаю, что тебе будет удобнее обозреть его в точности, когда узнаешь разногласные мнения о нем. Одни говорят, что он есть законоположение Бога и Отца; другие же, обратившись по сравнению с этими на противоположный путь, утверждают, что закон издан Божьим противником, виновником всякой пагубы, — дьяволом, как и мирозиждительство приписывают ему же, называя его отцом и творцом. Но совсем сбились они с пути, передавая это одни другим, и ни те, ни другие, не достигая на самом деле предположенного ими же самими. По-видимому, закон издан не совершенным Богом и Отцом (ибо не соответствует этому), потому что несовершенен и нуждается в восполнении другим, содержит повеления, несвойственные естеству и настроению такого Бога. А также и неправде противника нельзя приписывать закон, как потребляющий неправду, следуя за теряющими из виду изречения Спасителя, ибо Спаситель наш решительно сказал, что всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит (Мф. 12:25), и кроме того апостол, предустраняя несостоятельную мудрость этих лжесловесников, говорит, что мироздание есть собственное Его дело (потому что все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть (Ин. 1:3)), и при том дело не губительного бога, но праведного и ненавидящего лукавство. А их мнение свойственно людям непредусмотрительным, не понимающим причины промышления Зиждителева; и слепых не только душевными, но и телесными очами. Сколько эти уклонились от истины, ясно тебе из сказанного: потерпели же они это каждый по своей особой причине: одни по незнанию Бога правосудного, другие по незнанию Отца всяческих, Которого явил нам Единый, Его видевший и к нам пришедший. Остается нам, как удостоенным ведения Того и Другого, высказать и в точности изложить тебе, каков самый закон, и каким законодателем дан, представляя в доказательство того, что будем говорить, слова Спасителя нашего, при руководстве которых только и можно не сбиться с пути к постижению того, что есть в самом деле.

Итак, прежде всего, должно знать, что не весь оный закон, содержащийся в Моисеевом Пятикнижии, происходит от одного некоего законоположника, то есть не от единого Бога, но есть в нем некоторые предписания, данные и людьми, и, как учат нас слова Спасителя, он разделяется на три части. Он принадлежит частью Самому Богу и Божию законоположению, частию Моисею, поколику не Сам Бог законополагал чрез него, но Моисей узаконил иное, возбужденный собственною своею мыслию, частию — старцам народным, потому что, как оказывается, и они от себя внесли некоторые свои заповеди. А как это оказывается из слов Спасителя, сейчас узнаешь.

Спаситель, беседуя с вопрошавшими Его о разводе, который был дозволяем законом, сказал им: Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так; потому что, как сказано, Бог сочетал эту чету; итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19:8,6). Здесь указывается, что иной закон Божий, воспрещающий разлучаться жене с мужем своим, и иной — закон Моисеев, по причине жестоковыйности дозволяющий разлучаться этому супружеству. И при том в этом случае Моисей дает узаконение противное Богу, ибо оно противно нерасторжимости брака. Если же исследуем, в каком намерении узаконил это Моисей, то окажется, что он сделал это не по своему произволу, но по нужде, по причине слабости тех, кому дан был закон. Поскольку они не смогли сохранить волю Божью, не дозволявшую им гнать от себя жен, а иные из них сожительствовали с женами в неприятностях, и от этого были в опасности совратиться еще более в неправду, а через неё в погибель; то Моисей, желая пресечь у них эти неприятности, от которых они были в опасности гибнуть, и по обстоятельствам примиряясь с меньшим злом взамен большего, дал им от себя вторичный некий закон о разводе для того, чтобы хранили хотя бы этот закон, если не могут сохранить того, и не совращались в неправды и злодеяния, за которыми следовала бы совершеннейшая их погибель. Таково намерение Моисея, по которому он оказывается законополагающим вопреки Богу. По крайней мере, что этим указывается на другой закон, кроме закона Божия — закон самого Моисея, это не подлежит сомнению, хотя теперь мы привели одно указание на это. А что к закону примешаны и некоторые предания старцев, и это делает ясным Спаситель; ибо говорит: Бог сказал: почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле (Исх. 20:12); вы же, говорит, обращаясь к старцам, говорите: дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался; и устранили заповедь Божью преданием вашим (Мф. 15:4-6); об этом и Исайя возгласил: приближаются ко Мне люди эти устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим (Мк. 7:6-7). Из этого ясно оказывается, что весь оный закон разделяется на три части: ибо в нем мы нашли законоположение самого Моисея, старцев и Самого Бога. Это изложенное здесь нами разделение всего оного закона открывает нам, что есть в нем по истине.

Но и та одна часть, которая есть именно закон самого Бога, делится на три некие части: на чистое законоположение, без примеси зла, собственно и составляющее тот закон, который не разорить пришел Спаситель, но, потому что не имел совершенства, исполнить (Мф. 5:17), ибо Спаситель не был чужд исполненному Им закону; на законоположение, смешанное со злом и неправдой, которое и отъял Спаситель, как не свойственное Его естеству; и еще на законоположение образное и символическое, по образу духовного и лучшего, — это законоположение Спаситель от чувственного и видимого перенес на духовное и невидимое. И во-первых, чистый закон Божий, без примеси зла, есть самое десятословие – те десять заповедей, разделенные на две скрижали: на отменение того, чего должно отвращаться, и на предписание того, что должно делать, которые, как содержавшие хотя и чистое законоположение, но не имевшие совершенства, нужно было исполнить Спасителю. Смешанный же с неправдой закон — тот, который положен о мести и воздаянии обидевшим, и повелевает вышибать око за око и зуб за зуб, и за убийство отмщать убийством: ибо ничем не менее нарушает справедливость и второй обидчик, отличаясь от первого только в порядке действия, но делая то же самое дело. А между тем предписание это было и есть справедливо, как изданное по причине слабости тех, кому дан закон, на случай преступления чистого закона, но несвойственно естеству и благости Отца всяческих; впрочем, может быть, согласно, а лучше сказать, вызвано необходимостью: ибо желающий, чтобы не было ни одного убийства, как показывают слова: не убий (Исход. 20:13), и вторичным законоположением повелевающий платить убийце убийством, и после воспрещения и одного убийства установляющий два, скрытно увлечен необходимостью. Поэтому-то пришедший от Него Сын отменил эту часть закона, хотя и Сам исповедал, что она от Бога. Между прочим к ветхой ереси причисляются и сказанные Богом слова: злословящий отца или мать смертью да умрет (Мф. 15:4). Образную же часть закона составляет то, что изложено по образу духовного и лучшего, разумею законоположения о приношениях, обрезании, субботе, посте, пасхе, опресноках и тому подобном. Ибо всё это, потому что составляет образы и символы, по открытии истины преложилось: по видимости и телесно совершение этого уничтожено, но по духу удержано, и имена остались те же, а изменились вещи. И нам Спаситель повелевает, чтобы мы приносили приношения, но состоящие уже не из бессловесных животных, или таковых же курений, а из духовных хвалений и славословий, из Евхаристии и из общения с ближними и благотворения им (Евр. 13:16); желает, чтобы и мы обрезывались, но не телесным обрезанием крайней плоти, а духовным обрезанием сердца; а также желает, чтобы мы хранили субботу, ибо хочет, чтобы мы были праздны от дел лукавых; желает, чтобы мы и постились, но не постом телесным, а духовным, состоящим в воздержании от всего худого. В самом деле и нашими соблюдается наружный пост, потому что он может приносить некоторую пользу и душе, когда совершается разумно, именно же, когда совершается не по подражанию кому-либо, не по обычаю, и не в честь дня, как будто день определен на это, но вместе и в воспоминание истинного поста, — для того, чтобы не могущие еще поститься этим постом имели о нем напоминание в посте наружном. Подобно этому и о пасхе и опресноках, что они были образами, делает ясным апостол Павел, говоря: итак очистите старую закваску (закваской же в этом случае называет злобу), чтобы быть вам новым тестом, так как вы бесквасны, ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас (1Кор. 5:7-8).

Таким образом, и самый тот закон, который, по общему признанию, есть Божий, делится на трое, а именно: делится на закон, исполненный Спасителем; ибо заповеди: не убивай, не прелюбодействуй, не преступай клятвы объемлются повелениями не гневаться, не вожделеть и не клясться (Мф. 5:21-22, 27-28, 33-34). Делится и на совсем уничтоженный; ибо постановление: око за око, и зуб за зуб, как смешанное с неправдой и даже имеющее предметом дело неправды, Спасителем уничтожено через противоположное постановление (а противоположности уничтожают одна другую): а Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5:38-39). Делится и на часть иносказательную, преложенную и измененную из телесного в духовное; это — символическое законоположение по образу лучшего: ибо образы и символы, как представляющие собой другие вещи, уместны были до пришествия истины, а по пришествии истины должно делать дела истины, а не образа. Это раскрыли нам и ученики Спасителя, и апостол Павел: на образную часть закона указал он нам, как мы уже сказали, в примере пасхи и опресноков; на часть, смешанную с неправдой, когда сказал, что закон заповедей упразднен учением (Еф. 2:15), на часть же, не смешанную со злом, когда сказал: закон свят и заповедь свята и праведна и блага (Рим. 7:12).

Этим, как думаю, вкратце сказать, достаточно тебе доказано, что в закон вкралось законоположение человеческое, и что самый закон Божий разделяется на три части. Остается нам показать, какой это Бог, давший закон. Но и это, как полагаю, стало ясным для тебя из вышесказанного, если ты тщательно выслушала то. Если закон дан, как мы учили, не Самим совершенным Богом, и не дьяволом, что не позволительно и сказать: то иной некий, кроме этих, должен быть законодатель. Это — Димиург и творец всего этого мира и того, что в нем, имеющий иную, не такую, как те, сущность, который, занимая среднее между ними место, по праву мог бы получить и имя средины. И если совершенный Бог должен быть благ по естеству Своему, как и действительно есть (ибо Спаситель наш объявил, что благ только один Бог (Матф. 19:17), Его Отец, Которого Он явил); а имеющий естество противника зол и лукав, имеет своим отличительным свойством неправду: то занимающий среднее между ними место, и ни добрый, ни злой, ни неправедный, мог бы быть назван собственно правосудным, как присуждающий воздаяние по присущей ему правде. Этот бог будет скуднее совершенного Бога, и в правде недостаточнее Его, так как притом и рожден, а не нерожден; ибо нерожден один Отец, от Него же собственно всё (1 Кор. 8:6), потому что всё у Него в зависимости; но должен быть больше и господственнее противника, и иметь другую сущность и другое естество сравнительно с сущностью как совершенного Бога, так и противника. Сущность противника – тление и тьма, ибо он веществен и дробен; сущность же нерожденного Отца всяческих – нетление и свет самосущий, простой и единовидный; а Димиургова сущность представляет двоякую некую силу, и сам он есть образ Всесовершенного. И да не приводит тебя теперь в беспокойство желание по поводу этого узнать, как при действительном бытии и исповедании нами, и принятии верой единого начала всяческих, нерожденного, нетленного и благого, составились самые эти естества: естество тления и естество середины, неодинаковые по сущности, тогда как естеству благого свойственно рождать и производить подобное себе и одинаковое по сущности. Бог даст, впоследствии узнаешь и начало этого и рождение, когда удостоена будешь апостольского предания, которое и мы приняли по преемству, с поверкой всякого слова учением Спасителя нашего. Сказав это тебе, сестра моя Флора, в немногих словах, я ничего не ослабил, и преднаписав вкратце, достаточно изъяснил, что надлежало. Это и впоследствии принесет тебе величайшую пользу, если ты, приняв плодородные семена, как земля добрая и благая, покажешь плод от них.