Киприан Карфагенский

КНИГА О ПАДШИХ

Вот и мир возвращен Церкви, возлюбленнейшие братья, и - что недавно казалось для маловерных трудным, а для неверных невозможным, - помощью и возмездием Господним снова даровано нам спокойствие! Опять становится радостно на душе: буря и облако гонения рассеяны - настала тихая и ясная погода. Должно восхвалить и торжественно возблагодарить Бога за благодеяния и дары Его (хотя и во время гонения уста наши не переставали воссылать Ему благодарение, ибо врагу не дано столько власти, чтобы он отнял у нас возможность всегда и везде благословлять и славословить Господа, - у нас, которые любим Его всем сердцем, всею душою и силою). Наступил желанный всеми день, и после ужасного и страшного мрака продолжительной ночи мир просиял, озаренный Господним светом.

Радостными очами взираем мы на исповедников, славных исповеданием доброго имени, достохвальных своей доблестью и верою; прилепляясь к святым объятиям, с ненасытимой любовью обнимаем так долго желанных. Пред нами светлый сонм воинов Христовых, которые, быв готовы претерпеть темницу, вооружившись к перенесению смерти, стойкостью своею утишили бурю постигшего гонения. Мужественно вы противостояли миру; блистательное зрелище представили Богу; были примером для последующих братьев. Благочестивый голос возглашал Христа, в Которого, по вашему исповеданию, раз навсегда вы уверовали. Славные руки, привыкшие только к божественным действиям, отказались служить при святотатственных жертвоприношениях. Уста, освященные небесной пищей, после Тела и Крови Господней не захотели прикоснуться ни к чему языческому - они оплевали идольские останки.

Глава ваша осталась свободной от нечестивого и беззаконного покрова, которым покрывались там пленные главы приносивших жертвы; чистое чело с знамением Божиим не могло носить диавольского венца - оно сохранило себя для венца Господня. О, с каким восторгом Мать-Церковь принимает в свои объятия вас, возвращающихся с битвы! С каким блаженством и с какой радостью она отворяет свои врата, чтобы соединенными отрядами вошли вы, неся памятники победы над поверженным врагом! С торжествующими мужами приходят и жены, в образе с миром победившие даже свой пол; приходят и девы с сугубой славой своей воинственности, и отроки, доблестями своими превышающие свои лета. За вашей славой следует и остальное множество "устоявших"; с весьма близкими к вашим и почти с одинаковыми достохвальными отличиями и они идут по стопам вашим; и в них - та же искренность сердца, та же целость непоколебимой веры. Утвержденные на незыблемых основаниях заповедей небесных и укрепленные евангельскими преданиями, они не убоялись ни предписанных ссылок, ни определенных им мучений: ни потери имущества, ни истязаний тела. Для испытания веры назначались сроки; но кто помнит, что он отрекся от мира, тот не знает никакого мирского срока: не помышляет уже о временах земных тот, кто ожидает вечности от Бога. Никто, возлюбленнейшие братья, никто да не уменьшает этой славы; никто злостной клеветой да не умоляет неповрежденной твердости "устоявших". Когда миновал срок, назначенный для отречения от веры, то, кто не отрекся в срок, - тем самым исповедал, что он христианин. Попасть в руки язычников и там исповедать Господа - это первое победное отличие; осторожно скрыться, чтобы чрез это сохранить себя для Господа - это вторая ступень к славе. Там исповедание всенародное; здесь - тайное. Тот побеждает судью мирского; а этот, довольствуясь своим судьей Богом, сохраняет совесть свою чистой в непорочности сердца. Там виднее мужество; здесь покойнее само беспокойство. Тот за приближением своего часа найден уже созревшим; а этому, быть может, только отсрочено: оставивши наследственное достояние, он скрылся для того, что не желал отречься, и он, конечно, исповедал бы Христа, если бы был схвачен.

Эти небесные венцы мучеников, эти духовные отличия исповедников, эти величайшие и превосходные доблести устоявших братьев помрачает одна скорбь - скорбь о том, что жестокий враг опустошительным своим поражением ниспроверг часть, отторгнутую от наших внутренностей. Что мне делать при этом, возлюбленнейшие братья? Что мне, обуреваемому разными помыслами, и как сказать? Слезы более, чем слова, нужны для выражения той боли, с какой надлежит оплакивать язву нашего тела - многоразличную гибель народа, некогда многочисленного. Да и кто был бы столько нечувствителен и жестокосерд, столько чужд братской любви, чтобы, видя многоразличные развалины ближних своих, находясь среди плачевных и крайне обезображенных останков их, мог сохранить очи свои сухими и, при вырывающемся невольно рыдании, не обнаружил своего соболезнования слезами прежде, чем голосом? Болезную, братья, болезную вместе с вами, и к смягчению моей болезни нисколько не служит ни собственная моя непорочность, ни частное здравие: рана, наносимая стаду, преимущественно поражает пастыря. Сердце мое соединено с каждым из вас; с каждым я разделяю тяготу скорби и лишений: с плачущими плачу, с рыдающими рыдаю, с лежащими и себя считаю лежащим. И мои члены вместе с вашими пронзены теми же стрелами неистового врага: те же свирепствующие мечи прошли и через мою утробу. Дух мой не мог быть отстранен и свободен от напасти гонения: в поверженных братьях и меня повергла любовь.

Однако же, возлюбленнейшие братья, надобно быть правдивым; мрачная тьма неприязненного гонения не должна была настолько ослепить ум и чувство, чтобы вовсе не осталось света, не осталось никакого светоча, при котором можно бы усмотреть божественные судьбы. Если узнаем причину поражения, то найдется и врачевство для раны. Господь хотел испытать свою семью, и так как продолжительный мир повредил учение, преданное нам свыше, то сам небесный Промысл восстановил лежащую и, если можно так выразиться, почти спящую веру. При этом, в то время как мы заслуживали большее, всемилостивый Господь расположил все так, чтобы случившееся казалось более испытанием, чем гонением. Ведь стали же все заботиться о приумножении наследственного своего достояния и, забыв о том, как поступали верующие при апостолах и как всегда поступать должны, с ненасытным желанием устремились к увеличению своего имущества. Не заметно стало в священниках искреннего благочестия, в служителях - чистой веры, в делах - милосердия, в нравах - благочиния. Мужчины обезобразили свою бороду, женщины нарумянили лица. Глаза - творение рук Божиих - искажены; волосы украшены ложью. Прибегают к коварным плутням для уловления сердец простых людей, обольстительными приманками завлекают братьев. Заключают супружеские союзы с неверными, члены Христовы предлагают язычникам. Не только безрассудно клянутся, но и совершают клятвопреступление. С гордой надменностью презирают предстоятелей церкви, ядовитыми устами клевещут друг на друга, упорной ненавистью производят взаимные раздоры. Весьма многие епископы, которые должны увещевать других и быть для них примером, перестав заботиться о божественном, стали заботиться о мирском: оставивши кафедру, покинувши народ, они скитаются по чужим областям, стараясь не пропустить торговых дней для корыстной прибыли, и, когда братья в Церкви алчут, они, увлекаемые любостяжанием, коварно завладевают братскими доходами и, давая чаще взаймы, увеличивают свои барыши. Чего же претерпеть не заслуживали мы за такие грехи, когда еще прежде, в предостережение наше, высказано было следующее божественное определение: аще оставят закон Мой и в судбах Моих не пойдут; аще оправдания Моя осквернят и заповедей Моих не сохранят: посещу жезлом беззакония их и ранами неправды их (Пс. 88, 31 -33)? Все это предвозвещено и заранее нам предсказано. Но мы, не заботясь о данном нам законе и об исполнении его, презрев веления Господни, сделали нашими грехами то, что для исправления преступления и для божественного испытания потребовались более жестокие средства. И тут-то, хотя бы поздно, обратиться нам к страху Господню, чтобы терпеливо и мужественно подвергнуться этому нашему исправлению и испытанию божественному - так нет! Тотчас, при первых словах угрожающего врага, большое число братьев продало свою веру и, не быв опрокинуто бурей гонения, само себя низвергло добровольным падением.

Что же, скажите, случилось неслыханного, что - нового, чтобы с безрассудной поспешностью предавать таинство Христово, как будто произошло что-нибудь неведомое и неожиданное? Не возвестили ли об этом сперва пророки, а потом апостолы? Не предсказали ли мужи, исполненные Духа Святого, что праведные будут всегда гонимы и угнетаемы от язычников? Божественное Писание, всегда укрепляющее веру нашу и небесным голосом воодушевляющее рабов Божиих, не говорит ли сперва: Господа Бога твоего да убоишися и тому единому послу жиши (Втор. 6, 13)? А потом не указывает ли оно на гнев и негодование Божие и не устрашает ли казнью, говоря: и по-клонишася тем, яже сотвориша персты их, и преклонися человек и смирися муж, не претерплю им. (Ис. 2, 8-9)? И опять говорит Бог: иже жертву приносите богом, смертию да потребится, но точию Господу единому (Исх. 22, 20). Далее. Господь, Учитель в слове и Совершитель в деле, поучая тому, что надлежит делать, и делая то, чему учил, не предвозвестил ли прежде в Евангелии всего, что совершается ныне и будет совершаться? Не предназначены ли Им заранее вечные муки для отвергающихся Его и спасительные награды для исповедующих Его? О нечестие! Все это забыто, все вышло из памяти у некоторых. Они не дожидались даже, чтобы идти, по крайней мере, тогда, когда их схватят; отречься, когда будут спрашивать. Многие побеждены прежде сражения, низвержены без боя и даже не оставили для себя видимого предлога, будто они приносили жертву идолам по принуждению. Охотно бегут на торжище, добровольно поспешают к смерти, - как будто они рады представившемуся случаю, которого всегда ждали с нетерпением! Сколь многим правители делали там отсрочку по причине наступившего вечера и сколь многие просили даже, чтобы не отсрочивали их пагубы! Какую же силу для очищения своего преступления может высказать тот, кто употребил все свое усилие для того, чтобы погибнуть? И неужели, когда он шел к Капитолию, когда приступал к выполнению тяжкого злодеяния, у него не подкашивались ноги, не потем-нялся взор, не трепетала утроба, не ослабевали мышцы? Неужели не притупилось у него чувство, не онемел язык, не иссякло слово? И мог там стоять, говорить и отрекаться от Христа раб Божий, который уже отрекся от диавола и мира? Неужели жертвенник, к которому он подходил, не был для него костром смертоносным? Не надлежало ли ему устрашиться диавольского алтаря, который видел он дымящимся и издающим смрадный запах, и бежать от него, как от погребального костра, угрожающего его жизни? Что же, несчастный, ты вместе с собою возглашаешь еще жертву для заклания? Ты сам жертва на этом жертвеннике, сам пришел для своего заклания. Ты заклал там свое спасение, свою надежду, теми гибельными огнями ты сжег свою веру.

Для многих недостаточно еще было собственной пагубы - народ подвигнут был к погибели взаимными увещаниями: взаимно предлагали друг другу испить смерть из смертоносного сосуда. Притом для совершенной полноты преступления даже младенцы, принесенные или привлеченные руками родителей, - малолетки, - и они утратили то, что получили вскоре после своего рождения. Не скажут ли они, когда наступит День Суда: "Мы не сделали ничего худого, оставивши пищу и чашу Господню, мы не спешили добровольно на языческое пиршество. Нас погубило чужое вероломство; родителей мы считаем своими убийцами: они отторгли нас от Матери-Церкви, от Отца-Бога, и мы, малые, неразумные, не понимающие важности столь тяжкого злодеяния, стали через других сообщниками беззакония- уловлены чужим коварством. И увы! Нет справедливой и верной причины, которая оправдывала бы такое преступление.

Надлежало покинуть отечество, оставить наследственное достояние: ибо кто из рождающихся и потом умирающих не должен будет когда-то расстаться с отечеством и оставить свое наследство? Только Христа оставлять не нужно; только потери спасения и утраты вечного жилища бояться надобно. Вот Дух Святой взывает через пророка: отступите, отступите, изыдите отссюду и нечистоте не при-касайтеся, изыдите от Среды его, отлучитеся носящий сосуды Господни (Ис. 52, 11). А тут те, которые сами суть сосуды Господни и храм Божий, не исходят от среды и не отступают, чтобы избежать прикосновения к нечистоте и не быть принужденными оскверниться идоложертвенными яствами! Еще слышится голос с неба, поучающий рабов Божиих, как им следует поступать: изыдите из нея людие Мои, да не причаститеся грехом ея и от язв ея да не вредитеся (Откр. 18, 4). Кто исходит и отступает, тот избегает участия в грехе; а кто становится сообщником в преступлении, тот сам подвергает себя ударам. Потому-то Господь и заповедал скрываться и убегать во время гонения: так Он учил и так Сам поступал. Венец даруется по Божиему удостоению, и его нельзя получить, пока не наступит час для принятия его. И потому кто, пребывая во Христе, отступает на время, тот не отрекается от веры, а только ожидает времени. Если же кто, не скрывшись, пал, то, значит, он оставался с намерением отречься. Не следует, возлюбленнейшие братья, скрывать истины, не следует умалчивать о поводе и причине нашего поражения. Многих обманула слепая любовь к наследственному их достоянию: не были готовы и не могли отступить те, которых, подобно путам, связывали их богатства. Это для остающихся были узы, это были цепи, которые задержали их доблесть, подавили веру, победили ум, оковали душу и, привязанные к земному, соделались добычею и пищею змия, пожирающего, по Божьему приговору, землю. Вот почему Господь, наставляя нас добру и предостерегая на будущее время, сказал: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждъ нищим, имети имаши сокровище на небеси, и гряди в след Мене (Мф. 19, 21). Если бы так поступали богатые, то они не погибали бы через свое богатство; если бы слагали свое сокровище на небе, то у них не было бы теперь домашнего врага и завоевателя: сердце, душа и чувство были бы в небе, если бы на небе было сокровище, и мир не мог бы победить того, у кого ничего не было бы в мире, над чем одерживается победа. Отрешенный и свободный, он следовал бы за Господом, как это делали апостолы и многие при апостолах, как это часто делали и другие, которые, оставивши свое имущество и родных, неразрывным союзом прилепились ко Христу. А то как могут следовать за Христом те, коих удерживают узы наследства? Как достигнуть неба, взойти на высоту и в горняя тем, которые отягчены земными пожеланиями? Рабы своего богатства - они почитают себя обладателями, тогда как на самом деле они обладаемы; нет, они не господа, а невольники своих денег! Это время и этих людей обозначает апостол, говоря: а хотящий богатитися впадают в напасти и сеть и в похоти многи несмыс-лены и вреждающия, яже погружают человеки во всегубительство и погибель; корень 6о всем злым сребролюбие есть, егоже нецыи желающе заблудиша от веры и себе пригвоздиша болезнен многим (1 Тим- 6, 9-10). Между тем какие награды обещает нам Господь за презрение имуществ? Какими выгодами вознаграждает Он за эти малые и ничтожные временные потери? Никтоже, - говорит, - есть, иже оставит дом, или родителей, или братию, или сестры, или жену, или чада, царствия ради Божия, иже не приимет множицею во время сие и в век грядущий живот вечный (Лк. 18, 29-30). Зная это и имея верное понятие об истине обетовании Господних, мы должны не только не страшиться, но и желать таковой потери, тем более что Господь снова возглашает и увещевает: блажени будете, егда возненавидят вас человецы и егда разлучат вы и поносят и пронесут имя ваше яко зло, Сына человеческого ради. Возрадуй-теся в тот день и взыграйте: се бо мзда ваша многа на небеси (Лк. 6, 22-23).

"Но ведь потом наступили истязания и сопротивляющимся угрожали тяжкие муки". Да разве может ссылаться на истязания тот, над кем одержали верх истязания? Разве может находить извинение в боли тот, кто побежден болью? Он может только умолять, говоря: "Я хотел сразиться мужественно и, помня свою клятву, вооружился доспехами преданности и верных, но в битве пересилили меня, сражающегося, различные мучения и продолжительные истязания. Ум оставался непоколебимым, вера - крепкой, и непреклонная душа долго боролась с мучительными казнями. Но когда зверство жестокосердого судии усилилось и меня, приведенного уже в изнеможение, стали сечь розгами, бить палками, растягивать на деревянной лошади, скребли когтями, жарили на огне, то плоть моя оставила меня в битве, немощь утробы уступила, и не дух изнемог в болезни, а тело". Подобное обстоятельство может содействовать прощению. Подобное оправдание может заслуживать сострадание. Так некогда и здесь Господь даровал прощение Касту и Емилию: побежденных в первой битве Он сделал победителями во второй, и те, кто уступили прежде огню, стали потом сильнее огня и одержали победу над тем, чем прежде были сами побеждены. Но они умоляли о помиловании не слезами, а ранами, не одним только плачевным голосом, а язвами и болезнями тела - вместо рыданий у них текла кровь, из полусожженных внутренностей источалась сукровица. Какие же раны могут теперь показать побежденные, какие язвы зияющих внутренностей, какие повреждения членов, когда не в битве пала вера, но битву предупредило вероломство? Там не может быть приведена в извинение необходимость преступления, где преступление было добровольно.

Впрочем, я говорю это не с тем, чтобы увеличить вины братьев, но чтобы более побудить их к удовлетворительному молению. В Писании сказано: блажащий вас льстят вы и стези ног ваших возмущают (Ис. 3, 12). Кто согрешающего нежит льстивыми ласками, тот только более располагает его ко греху и не подавляет преступлений, а питает. Но кто строгими советами изобличает и вместе наставляем брата, тот содействует его спасению. Их же аще люблю, - говорит Господь, обличаю и наказываю (Откр. 3, 19). Так надлежит и священнику Божию не обманывать льстивыми услугами, но промышлять о спасительных лекарствах. Не искусен тот врач, который слегка только ощупывает напухающие извилины ран: сохраняя заключенный внутри, в глубоких впадинах, яд, он только увеличивает его силу. Надобно открыть рану, рассечь и, очистивши от гноя, приложить к ней сильнейший пластырь. Пусть больной вопиет, пусть кричит, пусть жалуется на нестерпимую боль - он будет потом благодарить, когда почувствует себя здоровым. А то, возлюбленнейшие братья, появился новый род поражения, и, как будто мало свирепствовала буря гонения, для восполнения ее возникло под видом сострадания обольстительное зло и пагуба. Некоторые, вопреки сущности Евангелия, вопреки закону Господа и Бога, по безрассудству своему допускают неосмотрительных к общению, дают им недействительный и ложный мир, пагубный для дающих и нисколько не полезный для принимающих. Не ищут выздоровления в терпении и истинного врачевства в удовлетворении. Покаяние изгнано из сердец, изглажено воспоминание о тягчайшем и крайнем безаконии. Закрываются раны умирающих, и смертельная язва, глубоко внедрившаяся внутри, прикрывается притворным состраданием.

Возвращающийся от жертвенников диавольских, с нечистыми и зараженными гарью руками, приступают к святыне Господней. Отрыгающие идольские яства устами, еще и теперь выдыхающими их беззаконие и пахнущими роковою заразою, принимают Тело Господне, несмотря на то что Божественное Писание воспрещает это, взывая громогласно: всяк чистый да снест мяса; душа же яже аще снест от мяс жертвы спасения, яже есть Господу, и нечистота его на нем, погибнет душа она от людей своих (Лев. 7, 19-20). То же свидетельствует и Апостол, говоря: не можете Чашу Господню пити и чашу бесовскую; не можете трапезе Господней причагцитися и трапезе бесовстей (1 Кор. 10, 21). Он же делает следующую угрозу упрямым и непокорным: иже аще яст хлеб сей, или пиет Чашу Господню недостойне, повинен будет Телу и Крови Господни (1 Кор. 11, 27). Ни во что вменивши сие и презревши все это, прежде чем загладить свои грехи, исповедать свое преступление, очистить совесть Таинством покаяния и возложением руки священнической умилостивить Господа, негодующего и угрожающего за нанесенное Ему оскорбление,- насилуют Тело Его и Кровь и, таким образом, руками и устами грешат теперь против Господа более, нежели тогда, когда отверглись Господа. Считают миром то, что некоторые в лживых словах предлагают им как мир. Нет- это не мир, но брань. Для чего неправду называть благодеянием? Для чего нечестию придавать название благочестия? Для чего, воспрепятствовав покаянному рыданию, притворно вступать в общение с теми, которые постоянно должны рыдать и умолять своего Господа? Для падших это то же, что град для плодов, буря для дерев, моровая язва для стад, ураган для кораблей. Отнимают утешение вечной награды, вырывают с корнем дерево, гибельной речью неприметно увлекают к смертельной заразе, направляют корабль на подводные скалы, чтобы он не вошел в пристань. Не приносит мира это потворство, но уничтожает; не дает оно общения, но служит препятствием к спасению. Это другое гонение, другое искушение, в котором хитрый враг, продолжающий еще нападение на падших, производит тайное опустошение тем, что прекращается рыдание, замолкает болезнь, подавляется вздох сердечный, останавливаются слезы, и падшие перестают продолжительным и полным покаянием умилостивлять оскорбленного Господа, тогда как в Писании сказано: помяни, откуда спал еси, и покайся (Откр. 2, 5).

Пусть никто себя не обманывает, пусть никто не обольщает себя. Один только Господь помиловать может; Он только один может даровать отпущение грехов, против Него соделанных, так как Он и понес грехи наши, и за нас болезновал, и Его Бог предал за грехи наши. Человек не может быть выше Бога, и раб не может отпустить по своему снисхождению или даровать то, что как тяжкий грех соделано против Господа. Пусть же к преступлению падшего не прибавляется еще и незнание сказанного в Писании: проклят человек, иже надеется на человека (Иер. 17, 5). Господа умолять дблжно; Господа надобно умилостивлять нашим покаянием. Который сказал, что Он отвергается отвергающегося, и Который один принял весь суд от Отца. Мы веруем, что весьма много могут у Судии заслуги мучеников и дела праведников, но это относится к тому времени, когда с кончиною сего века и мира пред судилищем Христовым предстанет народ Его. Между тем если кто думает, что он - безрассудный неблаговременной своей поспешностью может даровать каждому отпущение грехов или дерзает отменять заповеди Господни, то он не только не помогает, но и вредит падшим. Не подчиняться приговору, думать, что не дблжно молить Бога о милосердии и, презревши Господа, понадеяться на собственную свою силу - значит призывать на себя гнев.

Под алтарем Божиим души избиенных мучеников взывают громким голосом: доколе, Владыко святый и истинный, не судиши и не мстиши крови нашей от живущих на земли? (Откр. 6, 10). И между тем им повелевается успокоиться и потерпеть еще. Хорошо ли поэтому желать, чтобы кто-либо мог, вопреки Судии, прощать без разбора и отпускать грехи, защитить других, не будучи прежде сам отмщен? Заповедуют мученики сделать что-нибудь? Если это справедливо, позволительно, не противно самому Господу, то священник Божий должен сделать: легко и удобно согласиться на исполнение, когда в прошении соблюдена умеренность. Заповедуют мученики сделать что-нибудь? Если заповедуемое не написано в законе Господнем, то прежде надобно узнать, испросили ли они от Господа то, что требуют,- и тогда уже сделать заповедуемое: ибо не всегда дозволено бывает величием Божиим то, на что дано обещание человеческое. И Моисей просил когда-то за грехи народа, но не испросил прощения согрешающим. Молюся ти, - говорил он, - Господи: согрешиша людие сии грех велик, и сотвориша себе боги златы. И ныне, аще убо оставиши им грех их, остави; аще же ни, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал еси. И рече Господь к Моисею: аще кто согреши предо Мною, изглажу его из книги Моея (Исх. 32, 31-33). Он - друг Божий, часто лицом к лицу беседовавший с Господом, - не мог получить просимого и своим молением не загладил оскорбления, навлекшего негодование Божие! Бог похваляет Иеремию и говорит о его предназначенности: прежде, неже Мне создати тя во чреве, познах тя; и прежде, неже изыти тебе из ложесн, освятих тя, пророка во языки поставил тя (Иер. 1, 5); и однако, когда тот часто молился и просил за грехи народа. Бог сказал: ты же не молися о людех сих и не проси, еже помилованным быти им, и не моли ниже приступай ко Мне о них, яко не услышу тя (Иер. 7, 16). Кто праведнее Ноя, который один найден праведным тогда, как вся земля исполнена была грехов? Кто славнее Даниила, тверже его крепостию веры в перенесении мучений? К кому Бог благоволил более, как не к нему, столько раз побеждавшему в борьбе и при победе остававшемуся в живых? Кто деятельнее Иова, тверже его в искушениях, терпеливее в болезни, покорнее в страхе, истиннее в вере? И однако, когда пророк Иезекииль умолял за преступление народа. Бог сказал, что, если бы и те умоляли. Он не уважил бы их моления. Земля аще согрешит Ми, - говорит Он, - еже пастися грехом, и простру руку Мою на ню и сотру утверждение хлебное, и пущу на ню глад, и возму с нея человеки и скоты. И аще будут сии трие мужи среди ея, Ное и Даниил и Иов... ни сынове ни дщери их спасутся, но токмо сии едини спасутся (Иез. 14, 13-14; 16). Итак, все, о чем просят, зависит не от рассуждения просящего, но от произволения дающего, и человеческое решение нисколько не имеет значения и силы, если оно не подтверждено судом Божиим. Но Господь говорит в Евангелии: всяк, иже испо-весть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, иже на небесех; иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз (Мф. 10, 32-33). Если же Он не отвергается отвергающегося, то и исповедующего не исповедует. Евангелие не может в одном быть стойким, а в другом уступчивым - либо то и другое должно остаться в силе, либо то и другое должно утратить силу истины. Если отвергающиеся не будут виновны в преступлении, то и испове-дующие не получат награды за свою доблесть. Далее, если венчается та вера, которая победила, то необходимо, чтобы и побежденное вероломство было наказано. Таким образом, мученики или ничего не могут сделать, если Евангелие может быть нарушено; или если оно нарушено быть не может, то и не могут ничего противного Евангелию делать те, кто становятся мучениками по Евангелию.

Никто, возлюбленнейшие братья, никто да не бесчестит достоинства мучеников, никто да не отнимет у них славы и венцов. У них непоколебима сила невредимой веры, и не может ни говорить, ни делать чего-либо противного Христу тот, у кого вся надежда и вера и доблесть во Христе. Не могут от епископов требовать ничего противного велению Божию те, кто сами исполнили веления Божий. И кто же это - больший от Бога, превосходящий Его благость своим милосердием, кто захотел бы уничтожить то, что допущено Богом, или пришел бы к той мысли, что он может поддержать нас своею помощью, как будто у Бога мало могущества для защиты своей Церкви? Неужели же это сделалось без ведома Божия? Неужели все произошло без Его допущения? Божественное Писание вразумляет неразумных и в напоминание забывающим говорит: кто даде на разграбленные Иакова и Исраиля пленяющим его? Не Бог ли. Ему же согрешиша и не восхотеша в путех Его ходити, ни слушати Его? И наведе на ня гнев ярости своея (Ис. 42, 24-25). И в другом месте оно свидетельствует так: еда не может рука Господня спасти? или отягчил есть слух свой, еже не услышати? Но греси ваши разлучают между вами и между Богом, и грех ради ваших отврати лице свое от вас, еже не помиловати (Ис. 59, 1-2). Обратим же особенное внимание на грехи наши и, разобрав свои действия и душевные тайны, взвесим заслуги нашей совести. Припомним, что мы не ходили в путях Господних, отвергли закон Бога, никогда не хотели соблюдать спасительных заповедей Его и велений. И что доброго скажешь ты о том, какой страх или какую веру припишешь тому, кого не могла исправить опасность и само гонение не преобразовало? Гордая и прямая выя не согнулась, несмотря на то что пала; надменный и высокомерный дух не укротился, несмотря на то что он побежден. Лежащий угрожает стоящим, раненый - неповрежденным, и святотатец негодует на священников Божиих за то, что не вдруг допускают его к принятию нечистыми руками Тела Господня и к питию оскверненными устами Крови Господней. О крайнее твое безумие, неистовый! Негодуешь на того, кто старается отвратить от тебя гнев Божий; угрожаешь тому, кто умоляет за тебя милосердие Божие, кто чувствует рану твою, которой ты не чувствуешь, проливает за тебя слезы, которых сам ты, быть может, не проливаешь. Ты тем отягчаешь только и увеличиваешь свое преступление и, будучи сам неумолим к предстоятелям и священникам Божиим, неужели думаешь, что Господь может быть к тебе милостив? Лучше приими и допусти к себе то, что мы говорим. Отчего глухие уши твои не слышат спасительных заповедей, нами высказываемых? Отчего слепые очи не видят покаяния, нами указуемого? Отчего пораженный и отчужденный ум не разумеет жизненных пособий, которые мы извлекаем и предлагаем из небесных Писаний?

Впрочем, если у неверующих нет веры в будущее, то пусть устрашит их, по крайней мере, настоящее. Вот у нас пред глазами казни, постигшие отрекшихся Христа, которых печальный исход мы оплакиваем. Не могут они остаться без наказания и здесь, хотя и не наступил еще день наказания: наказываются некоторые временно, чтобы другие исправились; мучения для немногих - примеры для всех. Так, один, взошедший в капитолий для отречения, как только отрекся Христа,- онемел. Наказание началось с того, с чего началось преступление, так что, лишенный дара слова для испрошения помилования, он не мог уже и просить. Другая, находясь в бане (ибо к преступлению и грехам ее не доставало только того, чтобы отправиться тотчас в баню, как скоро она утратила благодать жизненной купели), нечистая, будучи схвачена нечистым духом, искусала свой язык, которым нечестиво или вкушала, или говорила. После принятия беззаконной пищи раъярившиеся уста вооружились на собственную погибель. Сама она сделалась своим палачом и после того не могла- долго оставаться в живых: она скончалась, измученная болезнями чрева и внутренностей. А вот послушайте, что случилось при мне, чему я сам был свидетель. Какие-то родители, убегая, в тревоге и суматохе оставили маленькую дочь свою на попечении кормилицы. Та отнесла ее к правителям; а они - так как малютка не могла, по малолетству, есть мяса - дали ей съесть пред идолом, куда стекался народ, хлеба, смешанного с вином, оставшимся от идоложертвенных приношений. Впоследствии дочь была передана матери. Но девочка не могла ни обнаружить, ни высказать совершившегося злодеяния так же, как она не могла и прежде ни понимать его, ни воспротивиться ему. Итак, по неведению случилось, что мать принесла ее с собою, когда мы совершали Божественную службу. Малютка, очутившись среди святых и не в состоянии будучи выдержать наших молитв и молений, стала всхлипывать и как умоиступленная метаться во все стороны: юная душа в столь нежном возрасте, как будто под пыткою палача, выказывала всевозможными знаками сознание своего преступления. Когда же по окончании Божественной службы диакон стал подносить чашу присутствующим и, по принятии прочими, дошла до нее очередь, - малютка, по вдохновению свыше, отворотила свое лицо, стиснувши губы, зажала рот, отказывалась от чаши. Однако диакон настоял и, несмотря на сопротивление, влил ей в рот немного таинства. Тогда последовала икота и рвота: Евхаристия не могла оставаться в теле и устах поврежденных внутренностей. Таково могущество, таково величие Господа! Пред светом Его явны самые темные тайны, и сокрытые преступления не обманули священника Божия. Рассказанный случай относится к дитяти, которое, по малолетству, не могло объявить о чужом в отношении себя злодеянии.

А вот другой случай: во время нашего священнодействия тайно подошла одна совершеннолетняя и в зрелом уже возрасте женщина и, восприяв не пищу, но меч для себя, проглотив как бы смертельный яд, стала мучиться и корчиться, как бы в горячке, и затем, претерпевши болезнь не гонения, но своего греха, в корчах и судорогах скончалась. Недолго оставалось ненаказанным укрытое преступление притворной совести: обманувшая человека нашла мстителя в Боге. Другая женщина, покусившаяся недостойными руками открыть ковчег свой, в котором хранилась святыня Господня, была устрашена исшедшим оттуда огнем и не посмела прикоснуться. Также некто, тоже оскверненный, дерзнувший, по совершении священником Божественной службы, принять часть таинства вместе с прочими, не мог ни вкусить святыни Господней, ни коснуться ее: открывши руки, он увидел, что несет в них пепел. Этим случаем указано, что Господь отступает, когда отрекаются Его, и что приемлемое нисколько не служит к спасению недостойных, так как спасительная благодать по удалении святости обращается в пепел. А как много не приносящих покаяния и не приходящих к сознанию своего греха ежедневно овладеваются злыми духами! Как много, теряя совершенно рассудок, мучатся неистовым беснованием! Впрочем, нет надобности следить за исходом каждого: при многообразии злоключений в мире наказание за грехи бывает столь же различно, сколь велико число согрешающих. Лучше пусть всякий поразмыслит не о том, что потерпел другой, но о том, что потерпеть заслуживает он сам. Никто не думает, что он избежал казни, если она на время отсрочена; тем более да устрашится он той казни, которую гнев Судии Бога предоставил себе.

Пусть также и те, которые, хотя и не осквернили рук нечестивыми жертвами, однако запятнали свою совесть записями (libellis), не льстят себя тем, будто им не нужно каяться. Ведь и это есть признание отрекающегося; то, что было, свидетельствует о христианине отказывающемся: он признал себя сделавшим то, что другой учинил на самом деле по его поручению. А как в Писании сказано: никтоже может двема господинома работати (Мф. 6, 24), то тот служил мирскому господину, кто исполнил его повеление и повиновался более приказанию человеческому, чем Богу. Пусть ему кажется, что учиненное им должно представиться в глазах людей менее безобразным и преступным. Однако он не мог укрыться и убежать от Бога Судии, когда Дух Святой говорит в Псалмах: несоделанное мое видес-ти очи Твои (Пс. 138, 16); и опять: человек зрит на лице. Бог же зрит на сердце (1 Цар. 16, 7). Также и сам Господь напоминает и предваряет о том, говоря: и уразумеют вся церкви, яко Аз есмь испытали сердце и утробы (Откр. 2, 23). Видит Он и скрытое, усматривает тайное и сокровенное. Никто не может укрыться от очей Бога, Который говорит: Бог приближайся Аз есмь, а не Бог издалеча. Аще утаится кто в сокровенных, и Аз не узрю ли его? Еда небо и землю не Аз наполняю (Иер. 23, 23-24)? Видит Он сердечные расположения каждого; будет судить не по одним делам, но и по словам и помышлениям нашим; пред Ним явны мысли и желания, возникшие в сокровенных тайниках сердца. Наконец, насколько выше по вере, лучше по страху те, которые, хотя не сделали преступления ни через жертвоприношения идолам, ни через записи, однако по тому одному, что думали об этом, - с болезнью и искренностью исповедуют это перед священниками Божиими, очищают совесть признанием, слагают бремя своего духа, ищут спасительного лекарства для своих малых и легких ран, памятуя сказанное в Писании: Бог поругаем не бывает (Гал. 6, 7). Нельзя насмеяться и поругаться над Богом, нельзя обмануть Его никаким хитрым лукавством. Да тот и грешит более, кто, рассуждая о Боге как о человеке, думает избежать наказания за преступление, когда преступление учинено им тайно. Христос в своих заповедях говорит: иже аще постыдится Мене, и Сын человеческий постыдится Его (Мф. 8, 38). И христианином считает себя тот, кто стыдится или боится быть христианином? Как может быть со Христом тот, кто стыдился или боится принадлежать Христу? Конечно, он менее согрешил, не видя идолов, не отрицая святости веры в глазах предстоящего и ругающегося народа, не пятная рук своих идольскими жертвами, не оскверняя уст нечистыми яствами. Все это содействует тому, чтобы вина была менее, но никак не тому, чтобы совесть осталась невинной. Ему легче достигнуть прощения в преступлении, но он не свободен вовсе от преступления. Пусть же не перестает приносить покаяние и просить Господа о помиловании, дабы то, что в качестве греха представляется малым, не сделалось большим через пренебрежение покаяния.

Умоляю вас, возлюбленнейшие братья! Пусть каждый исповедует свой грех, пока согрешивший находится еще в этом мире, пока исповедь его может быть принята, пока удовлетворение и отпущение, при посредстве священников, угодно Господу. Обратимся к Господу всей мыслью и, выражая раскаяние в преступлении истинной скорбью, будем умолять милосердие Божие. Пред ним да повергнется душа, Ему да удовлетворит скорбь, на Него да возложится вся надежда! А как мы должны молиться, Он сам научает. Обрати-теся, - говорит, - ко Мне всем сердцем вашим в посте и в плачи и в рыдании, и расторгните сердца ваша, а не ризы (Иоил. 2, 12). Обратимся ко Господу всем сердцем, умилостивим Его гнев и негодование, как Сам Он внушает, постом, плачем и рыданием! Но можно ли считать сетующим от всего сердца, умоляющим Господа постом, плачем и рыданием того, кто с самого начала преступления моется ежедневно в бане с женщинами, кто, пресыщаясь обильными пиршествами, утучняя себя жирными блюдами, на другой еще день отрыгает не переварившуюся пищу и не разделяет своих яств и пи-тия с нуждающимися нищими? Как оплакивает свою смерть тот, кто выступает весело и радостно, и когда в Писании сказано: да не бри-ете брад ваших (Лев. 19, 27), бреет бороду и лицо свое украшает? Или он старается понравиться кому-либо теперь, когда стал противен Богу? Неужели также стенает и сетует та, которая наряжается в драгоценную одежду, а об утраченной ею одежде Христовой не помышляет? Которая надевает на себя дорогие украшения и художественные ожерелья и не оплакивает потери божественного и небесного убранства? Да хотя бы ты нарядилась в заграничные одежды и шелковые платья, ~ ты нага. Хотя бы ты разукрасила себя и золотом, и жемчугом, и драгоценными камнями, - без украшения Христова ты безобразна. Убирающая свои волосы, перестань, по крайней мере, делать это теперь - в скорбях! Натирающая черным порошком брови, омой, по крайней мере, теперь очи твои слезами! Ведь если бы ты утратила через смерть кого-либо из милых тебе, то верно ты сетовала бы и плакала, - неубранным лицом, переменою одежды, нерасчесанными волосами, пасмурным видом и отвислыми губами выразила бы скорбь свою. Но ты, несчастная, утратила свою душу; умерши духовно, пережила здесь самое себя и, ходя, носишь труп свой; а между тем ты не плачешь горько, не скорбишь постоянно, не уединяешься, чтобы или скрыть стыд преступления, или продолжать сетование! Вот это и есть худшая греховная рана, это и есть большее преступление - согрешить и не каяться, учинить преступление и не оплакивать его! Славные и благородные отроки, Анания, Азария и Мисаил, не почли ненужным исповедаться Богу, даже среди пламени и огня раскаленной печи; будучи покойны в совести, не раз угодив Господу засвидетельствованием своей к Нему веры и страха, они, однако, и среди блистательных доказательств своих доблестей не переставали сохранять смирение и удовлетворять Господу. Божественное Писание говорит, что Азария, стоя, молился и, открывши свои уста, вместе с товарищами исповедался Богу посреди огня (Дан. 3, 25-45). Так же и Даниил, несмотря на многократное одобрение его веры и непорочности, несмотря на то, что Господь часто являл ему свое благоволение за его доблести и достохвальные качества, старается еще угодить Богу постом, подвергается во вре-тищи и в пепле, принося исповедание и говоря: Господи Боже великий и чудный, храняй завет Твой и милость Твою любящим Тя и хранящим заповеди Твоя! Согрешихом, беззаконовахом, нечество-вахом, и отступихом и уклонихомся от заповедей Твоих и от судов Твоих и не послушахом раб Твоих пророков, иже глаголаша во имя Твое к царем нашим и всем люден земли. Тебе, Господи, правда, нам же стыдение (Дан. 9, 4-7). Вот как в угождение величеству Божию поступали люди кроткие, простые и непорочные; а ныне отказываются удовлетворять Господу и умолять Его те, которые отреклись от Господа!

Молю вас, братья, прибегнете к спасительным средствам, послушайтесь здравых советов: с нашими слезами соедините ваши слезы, к нашим стенаниям присовокупите ваши стенания! Мы просим вас для того, чтобы нам можно было просить за вас. К вам прежде обращаем те моления, которыми умоляем Господа о вашем помиловании. Принесите полное покаяние, докажите скорбь болезнующего и сетующего духа! Пусть вас не смущает нерассудительное заблуждение или тщеславное безрассудство некоторых, которые, будучи одержимы столь тяжким преступлением, вместе с тем поражены слепотою ума, чтобы не понимать и не оплакивать согрешений. Это величайшее наказание разгневанного Бога, как говорится в Писании: напои вас Господь духом умиления (Ис. 29, 10); и опять: зоне любве истины не прияша во еже спастися им; и сего ради послет им Бог действо лети, во еже веровати им лжи, да суд приимут вси не веровавший истине, но благоволивший в неправде (2 Фее. 2, 10-12). Довольные собою в неправде, обезумевшие от извращения пораженного ума презирают заповеди Господни, пренебрегают врачеванием раны, не хотят приносить покаяния. Нерассудительные прежде совершения злодеяния, они и после злодеяния упрямы; нестойкие прежде, они и потом непокорны. Когда должны были стоять, - они лежали; когда должны лежать и повергаться пред Богом, - они находят нужным стоять. Сами себе присвоили мир, которого никто не дает им. Обманутые ложным обещанием и соединившись с отступниками и вероломными, принимают ложь за истину; считают непременным общение с теми, которые не имеют с ними общения; верят людям вопреки Богу, тогда как не поверили Богу вопреки людям. Избегайте, сколько можете, подобных людей! Со спасительной осторожностью удаляйтесь от тех, которые прилепляются к пагубному их союзу! Слово их распространяется, как рак (2 Тим. 2, 17); беседа переходит, как зараза; вредоносная и ядовитая уверенность убивает хуже всякого гонения. Там остается покаяние, которое могло бы удовлетворить, но отвергающие раскаяние в преступлении преграждают путь к удовлетворению. Таким образом, когда одни по безрассудству обещают ложное спасение, а другие тому верят, - отнимается надежда на истинное спасение.

Вы же, возлюбленнейшие братья, питающие в себе страх Божий, которых дух хоть и пал, однако помнит о своем бедствии, - внимательно, с покаянием и сокрушением, рассмотрите грехи ваши, познайте всю тяжесть преступления совести, откройте сердечные очи к уразумению вашего согрешения, не отчаиваясь, впрочем, в милосердии Господа, но и не присваивая уже себе прощения. Бог всегда любвеобилен и благ как Отец; но Он же и страшен своим величием как Судия. Сколь много мы согрешили, столь тяжко должны и плакать. Глубокую рану надобно врачевать прилежно и долго. Покаяние не должно быть менее преступления. Думаешь ли ты, что скоро можно умилостивить Бога, Которого ты отрекся вероломными словами, Которому предпочел наследственное достояние, Которого храм осквернил святотатственной заразой? Думаешь ли ты, что легко тебе получить помилование от Того, Кого ты не признал своим? Надобно молиться усерднее и просить; надобно проводить день в рыдании, ночи - в бдении и слезах, все время наполнить плачевным сетованием, повергшись, приникнуть к земле, валяться в пепле, во врети-ще и в грязи, после утраченной одежды Христовой не желать уже никакого убранства, после пищи диавольской возлюбить пост, прилежать к добрым делам, которыми очищаются грехи, подавать часто милостыню, которой души освобождаются от смерти. То, что похитил враг, да приимет Христос. Не должно уже ни беречь, ни любить наследства, которым кто-либо был обманут и побежден. Надобно удаляться от имущества, как от неприятеля, убегая от него, как от разбойника, бояться, как меча и яда для обладающих им. То, что осталось, да послужит к тому только, чтобы искупить им преступление и вину. Неукоснительно и щедро да употребится оно на добрые дела, весь доход пусть издержится на врачевание раны, все наше богатство и имущество пусть будет отдано для приращения Господу, Который будет судить нас. Так процветала вера при апостолах! Так первые христиане исполняли веления Христовы! Они с готовностью и щедростью отдавали все апостолам для раздела и тем искупали не такие грехи.

Если кто будет молиться от всего сердца, если будет выражать раскаяние истинным сетованием и слезами, если праведными и непрестанными делами преклонит Господа на отпущение греха, то такого может помиловать Тот, Кто обещал свою милость, говоря: егда возвратився воздохнеши, тогда спасешися и уразумевши, где еси был (Ис. 30, 15); и опять: не хощу смерти грешника [умирающего], но еже обратитися и живу быти ему (Иез. 33, 11). Также и пророк Иоиль объявляет о милосердии Господнем по внушению самого Господа: обратитеся, - говорит, - ко Господу Богу вашему; яко милостив и щедр есть, долготерпелив и многомилостив и раская-вайся о злобах (Иоил. 2, 13). Он может даровать помилование, может отклонить приговор свой. Он может милостиво простить кающемуся, добро делающему, молящемуся; может зачислить за таковым то, о чем просили мученики и священники. А кто особенно подвигнет его своим удовлетворением, кто гнев Его и оскорбление, сделавшееся причиной Его негодования; умилостивит праведным молением, тому Он снова дарует оружие, в которое побежденный мог бы облечься, возобновляет и укрепляет силы для ободрения восстановленной веры. Снова вступит воин в свое сражение, снова повторит брань, вызовет врага, но сделавшись уже через болезнь более сильным для борьбы. Кто таким образом удовлетворит Богу, кто, раскаявшись в своем проступке и устыдясь своего греха, через самую болезнь падения, приобретет более доблести и веры, тот, услышанный и вспомоществуемый Господом, Которого огорчил недавно, обрадует Церковь и заслужит от Бога не только прощение, но и венец.