Евагрий Схоластик

ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ

К оглавлению

КНИГА 6

1. О бракосочетании Маврикия и Августы.

2. О сарацине Аламундаре и о сыне его Наармане.

3. О военачальничестве Иоанна и Филиппика и о делах их.

4. Овоеначальничестве Приска и о том,что потерпел он от возмутившегося против него войска.

5. О Германе, невольно принявшем власть над всеми войсками.

6. О том, что император опять послал к войску Филиппика, и что войско не захотело принять его.

7. О Григории Феопольском и о возведенной на него клевете, да и о том, как он обличил ее лживость.

8. О том, что Феополь снова пострадал от землетрясения.

9. О том, как варвары, ободренные восстанием войске против царя, напали на них и были поражены Германом.

10. О человеколюбии императора к крамольникам.

11. О том, что для успокоения войска послан был Григорий Феопольский.

12. Речь Григория к войску.

13. О том, Как после речи Григория воины переменились в своих мыслях и снова приняли себе военачальником филиппика.

14. О взятии Мартирополя.

15. О военачальничестве Коментиола и взятии Оквы.

16. Об умерщвлении Ормузда.

17. О бегстве к нам юного Хосрова.

18. О том, что на встречу Хосрову император послал Григория и Домициана,

19. О том, что Хосров, при содействии римлян, опять получил власть над персами.

20. О том, что в это время жила св. мать Голендуха.

21. О приношениях, которые послал Хосров св. мученику Сергию.

22. О сарацине Наамане.

23. О смерти св. Симеона, нового столпника.

24. О смерти феопольского епископа Григория и о восстановлении Анастасия.

1. Приняв власть, Маврикий, прежде всего, делает приготовления к бракосочетанию, и потом с царской формальностью берет в супружество Августу, названную также Константиной. Празднование брака было великолепно; столы для народа и ликование наполняли весь город. На этом браке присутствовали благочестие и царское достоинство, как самая почетная свита новобрачных и самые драгоценные дары их. Благочестие представляло отца и мать, освящавших брак достопочтенной сединой и достоуважаемыми морщинами (каковых примеров в истории царств не встречается), также прекрасных и цветущих братьев, служивших этому торжеству украшением; а царское достоинство блистало златошвенной одеждой, обложенной пурпуром и индийскими камнями, также венцами, горевшими от золота и разнообразных самоцветных камней. При этом все придворные и воинские чины, великолепно одетые, в бесчисленном множестве, держали брачные свечи (чем и можно было отличить их) и пели приличные торжеству гимны. Словом: между людьми великолепнее и знаменитее этого праздника ничего не бывало. Дамофил, излагая историю Рима, заметил, как мудрое изречение Плутарха Херонейского, что только для одного этого города мужество и счастье заключили между собою союз. А я сказал бы, что таким же образом в одном Маврикии сошлись благочестие и благоденствие, и что благочестие в нем, господствуя над благоденствием, никак не позволяло ему ошибаться. Он старался носить порфиру и венец не телесно только, но и душевно; ибо один из прежде бывших царей царствовал над самим собой и, будучи самодержцем на самом деле, изгнал из своей души охлократию страстей, — один утвердил в помыслах аристократию, представляя собой живой образец добродетели и приучая подданных подражать себе. Это слово не из лести; ибо к чему бы мне говорить таким образом, когда он не знает, что о нем пишут. А что это действительно справедливо, докажут как дарованные ему от Бога преимущества, так и все случившиеся с ним события, что мы с полным убеждением должны относить к Богу.

2. Маврикий, сверх всего прочего, заботился и о том, чтобы не вовсе проливалась кровь преступников против царского величества. Поэтому-то он не умертвил и предводителя кочующих арабов Аламундара, предавшего, как прежде было сказано, и государство, и его самого, а только, присудив ему жить на острове с женой и некоторыми из детей, поселил в Сицилии. Сына же его Наармана, наполнившего государство бесчисленными бедствиям и опустошившего при помощи преданных ему варваров эту и другую Финикию и Палестину, после того как схвачен был Аламундар, этого Наармана, несмотря на то, что все присуждали его к смерти, оставил только под свободной стражей и не подверг никакому другому наказанию. Так поступал он и с другими весьма многими виновными, о чем порознь сказано будет в своем месте.

3. В качестве главного начальника восточных войск Маврикий послал сперва Иоанна, родом фракийца. Этот Иоанн иногда одерживал верх, а иногда терпел поражение, вообще же не сделал ничего достопримечательного. А после него отправил он Филиппика, своего родственника (ибо этот последний женат был на другой из его сестер). Филиппик, перейдя за границу и опустошив все, встречавшееся ему на пути, сделался обладателем великой добычи и умертвил многих благородных и знаменитых по происхождению жителей Нисибиса и других (городов) по ту сторону реки Тигр. Сразился он и с персами и, после упорной битвы, когда многие знаменитые персы пали, многих захватил в плен живыми, потом, хотя и мог взять один отряд, убежавший на некоторый хорошо устроенный от природы холм, однако ж, оставил его невредимым, потому что персы обещали немедленно отправить гонцов к своему царю, чтобы склонить его к миру. Будучи военачальником, совершил он и другие (похвальные) дела, именно — освободил войско от излишеств ведущих к роскоши, и расположил его к умеренности и покорности. Впрочем, это надобно предоставить тем, которые писали, или еще пишут о подобных предметах, сколько получили они или получают о том сведений, основанных частью на молве, частью на предположении, хотя рассказы их от неведения, конечно, шатки и хромы; эти рассказчики, либо увлекаясь пристрастием, либо ослепляясь ненавистью, нередко уклоняются от истины.

4. После него власть военачальника принял Приск. Он был как-то недоступен и без необходимости никого не принимал к себе, думая, что все сделает удобнее, если будет большей частью один сам с собой, и что войска, по внушению страха, окажутся более внимательными к его приказаниям. Итак, прибыв к войску, с поднятыми бровями, с величавым видом и в великолепном убранстве, он говорит ему нечто о терпении воинов в настоящее время, о тщательном вооружении и том, чего стоит государству содержание их. Но войска, зная об этом еще прежде, открыто обнаружили свой гнев и, устремившись в его палатку варварски расхитили все, что отличалось у него великолепием, — и самые драгоценные из его сокровищ, да умертвили бы и его самого, если бы он, сев на одну из рабочих лошадей, не спасся в Эдессу, которую поэтому случаю они осадили и требовали выдачи Приска.

5. Но жители этого города не выдавали его; посему, оставив там Приска, они насильно, руками берут Германа, предводительствовавшего военными когортами в Финикии ливанской, и поставляют его своим вождем, даже, сколько от них зависело, — своим самодержцем. Герман сперва отказывался, но они тем сильнее настаивали. От этого произошел между ними спор: первый говорил, что насиловать не должно, а другие требовали, чтобы он исполнил (их желание), и показывали вид, что убьют его, если он не согласится добровольно. Но когда тот, спокойно выслушивая эту угрозу, не был поражен ни страхом, ни смущением; тo они обратились к мерам побоев и увечения членов, чего, по их мнению, он никак не перенесет, потому что не может быть терпеливее природы и своего возраста. Приступив к делу и подвергнув его пытке, впрочем, с осторожностью и пощадой они, наконец, заставили его согласиться против воли и вместе дать клятву, что он будет им верен. Таким образом, они принудили начальствовать над собой подчиненного, заставили управлять собой человека, находившегося под их управлением, и вверили владычество полководцу, над которым сами владычествовали. Да и всех прочих начальников строевых, — ротных, тысячных и тех, которые заведовали сотнями и десятками, — всех прогнали они и, открыто порицая власть царя, поставили себе начальниками, кого хотели. Но, по отношению к пограничным жителям, вели себя большей частью умереннее варваров, хотя далеко не так, как следовало защитникам и слугам государства, ибо получали продовольствие не по установленной мере и весу и не довольствовались определенными паями, но управлялись каждый своим хотением, как законом, и своим хотением, как установленной мерой.

6. Для восстановления порядка в войске, царь послал к нему Филиппика. Однако ж, войско не только не приняло его самого, но подвергло крайней опасности и тех, кого подозревало в расположении к нему.

7. Между тем, как дела были в таком состоянии, епископ феопольский Григорий возвращался из царствующего града по совершении там подвига, о котором я намерен рассказать. Когда над Востоком начальствовал Астерий и когда между ним и Григорием произошла ссора, — все первостепенные жители города присоединились к стороне Астерия, а к ним пристал и простой народ, то есть городские ремесленники. Каждый утверждал, что он потерпел (от Григория) какой-нибудь вред, и чернь получила, наконец, свободу злословить его. Таким образом, оба класса народонаселения (в Феополисе) сошлись в одной мысли и произносили оскорбительные речи против архиерея по большим улицам, даже в театре, так что не воздерживались от этого и актеры. Между тем, Астерий оставляет свою власть, и передает ее Иоанну, вместе с приказанием царя — это народное движение подвергнуть следствию. Но Иоанн был человек, неспособный разобрать и самое маловажное дело, не только такое, каково это. Наполнив город мятежами и смутами, он обнародовал объявление, что всякий, если хочет, может обвинять иерея и потом от одного столоначальника казначейства принял на него донос, в котором сказано было, будто (епископ) имел связь со своей сестрой, выданной в супружество за другого. А от иных подобных людей принимал донесения касательно благочиния города, которое будто бы часто нарушалось епископом. Относительно благочиния, епископ согласился представить от себя защитника; а по отношению ко всему прочему, потребовал суда царского и соборного. И вот дело, в котором он при моем адвокатстве и в моем присутствии, приносил оправдание в царствующем городе, и когда все патриархи, одни лично, а другие через посланных, прибыли на следствие и когда, кроме того, собрался священный сенат и съехались многие честнейшие митрополиты, дело Григория было рассмотрено и обвиняемый, после долговременной борьбы, одержал верх, а обвинитель, высеченный жилами и потом проведенный по всему городу, приговорен к ссылке. Итак, отсюда-то Григорий возвращался на свой престол, когда войска возмущались, а Филиппик стоял около городов Верии и Халкиды.

8. Через четыре месяца по его прибытии, на 637 году существования Феополиса, спустя 61 год после прежнего землетрясения, когда я в последний день месяца гиперберетея женился на молодой девице и город праздновал, толпясь около брачной храмины и смотря на пир, вдруг около третьего часа ночи произошло землетрясение и поколебало весь город. Этим землетрясением многое было ниспровергнуто и разрушено в самом основании, так что вокруг святейшей церкви все лежало на земле уцелела только одна сень, сооруженная Ефремием из деревьев дафнийской рощи, после того как город испытал землетрясение при Юстине. От следовавших затем подземных ударов упомянутая сень наклонилась на северную сторону и поддерживалась подпорами; но теперь при сильном землетрясении подпоры упали, а она выпрямилась и, как бы по отвесу, пришла в собственное свое положение. Многое упало и в так называемой Остракине, упал и прежде упомянутый нами Псифий, разрушены и все так называемые Висии и все вокруг всечестного дома Богоматери; дивно уцелел только средний портик. Пострадали так же и все башни на военном поле, а прочие здания (там) остались неповрежденными, кроме укреплений, на которых иные камни перевернулись, однако ж, не упали. Пострадали и другие храмы и одна из двух общественных бань, примененных к временам года. Это бедствие истребило также бесчисленное множество народа — около шестидесяти тысяч человек, как некоторые заключают, основываясь на общественной выдаче хлеба. Но иерей, сверх всякой надежды, спасся, тогда как вся храмина, где он находился, пала, и в ней никто не остался жив кроме лиц, в ту минуту окружавших; (епископа). Эти люди, взяв его на свои руки, спустили по какой-то веревке, когда вторичный удар уже поколебал то место, и таким образом освободили его, от опасности. Было и другое спасение для города; потому что человеколюбивый Бог растворил свою угрозу пощадой и образумил грех розгой сострадания и милосердия. В это время не случилось в городе ни одного пожара, хотя весьма много огня и на очагах и в местах общественного и частного освещения, в пекарнях, и в угольнях, и в банях, и в прочих бесчисленных (местах). Тогда погибли весьма многие и из людей достопримечательных, а с ними жертвой землетрясения сделался и Астерий. Такое бедствие города царь облегчил денежным пособием.

9. Войско оставалось в прежнем положении, так что, наконец, варвары, в надежде, что никто не воспрепятствует им совершать деяния варварские, вооружились; но против них со своими войсками вышел Герман и так сильно разбил их, что не осталось и вестника этого несчастья для персов.

10. После сего царь наградил войско деньгами, потом возвратив Германа и других, призвал их к суду. Все они были приговорены к смерти; однако ж, царь не только не допустил потерпеть им что либо неприятное, но еще удостоил их почестей. Между тем, как это происходило, авары дважды доходили до так называемой длинной стены, опустошили и разграбили Сингидон, Анхиан, всю Грецию и другие города и крепости все истребляли и предавали огню, потому что войско большей частью находилось на Востоке. Наконец царь посылает первого из своих телохранителей, Андрея — расположить войско к принятию прежних лохагов и других начальников.

11. Когда же (войска) не хотели и слушать этого повеления, дело возлагается на Григория, не потому только, что он был от природы способен производить важнейшие дела, но и потому, что войско по справедливости оказывало ему и великое уважение, будучи то одаряемо от него деньгами, то снабжаемо одеждой, пищей и прочим в то время, когда, набранные и внесенные в список, воины проходили чрез его епархию. Итак, отправив во все стороны вестников и собрав главнейших со стороны войска в Литарвах — местечке, отстоящем от Феополиса почти на 300 стадий, он прибыл к ним сам, и хотя восклонившись на и ложе, и сказал им следующее.

12. Римляне по имени и делам! Я думал, что вы сперва придете к нам рассудить о настоящем положении дел и принять совет, который обещает вам мое благорасположение, несомненно, утвержденное прежними обстоятельствами, когда я нужными и пособиями облегчал ваше треволненение и произошедшее от того потрясение. Но если это доселе пренебрегалось, может быть, потому, что не было на то указания свыше, что персам надлежало совершенно узнать мужество римлян, сразившись с воинами, ни кем не предводительствуствуемыми, и что нужно было подтвердиться вашему искреннему расположению (к государству), испытанному временем и засвидетельствованному делами (ибо вы показали, что, хотя имели неудовольствие на своих военачальников, однако ж, для вас не было ничего предпочтительнее государства): то теперь, по крайней мере, рассудим о том, что надобно делать. Царь призывает вас, обещая забвение всего прошедшего, принимая ваше расположение к государству и ваше мужество во время войны, как масличную ветвь, и подавая вам надежнейший залог прощения словами: «если Бог даровал победу вашей расположенности (к государству) и если после того, как вы уклонились от преступлений открылось ваше мужество, послужившее ясным доказательством прощения от Бога; то как мне не последовать суду Божьему? «Сердце царево въ руц( Божьей, и аможе аще восхощетъ, уклонитъ е (Прит. 21, 1). Итак, послушайте меня как можно скорее, Римляне! Не опустим настоящего случая и не позволим ему пройти (без пользы); ибо, когда он ускользнет, — его уже не схватишь: кабы негодуя на то, что был пренебрежен, он не допустит уловить себя в другой раз. Будьте же наследниками и покорности ваших отцов, как вы наследовали их мужество, чтобы во всем явиться вам римлянами и чтобы не легло на вас никакое пятно, которое показало бы, что вы выродки. Ваши родители, ратуя в строю под начальством вождей и царей, своим послушанием и мужеством завоевали вселенную. Манлий Торкват, увенчав сына, убил его за то, что он, хотя и оказал мужество, но не явил покорности; ибо благоразумием предводителей и покорностью предводимых обыкновенно совершается много доброго: напротив одно из сих условий само по себе при разрыве этой прекрасной связи, храм лет, колеблется и совершенно падает. Итак, не медлите более; послушайте меня, когда священство посредствует между царством и войском, и покажите, что ваш поступок есть не тирания, но справедливое кратковременное негодование на оскорбивших вас военачальников. Если же не обратитесь, сколько можно скорее, к царю; то я прокляну и ваше благорасположение и государству, и мою к вам дружбу. А вы смотрите, каков конец тиранов, чем оградите настоящее свое положение. Оставаться вам вместе невозможно. Откуда достанете себе плодов (земных) или того, что море дает взамен земле, если только не хотите совершать и исполнять дел постыднейших: — воевать против Христиан и заставлять их воевать против себя? Да и каков конец этого?- Вы должны будете жить, рассеявшись там и сям. А тут, по следам вашим, само собой придет правосудие и уже не позволит себе даровать вам прощение. Итак, подав друг другу правые руки, обратим внимание на то, что полезно и для вас самих, и для государства, — тем более, что и дни спасительного страдания и всесвятого воскресенья Христа Бога к тому же побуждают нас.

13. Сказав это и пролив весьма много слез, как бы при некотором божественном содействии, он в одно мгновение переменил мысли всех. Воины просились выйти из собрания и посоветоваться между собою, что надобно делать, а потом, спустя немного, возвратились и поручили себя иерею. Тогда он назвал им Филиппика и требовал, чтобы они просили себе в военачальники. Но воины утверждали, что и сами они и все войско клялись страшными клятвами не принимать его. Однако ж Григорий, нисколько не медля и нимало не задерживаясь этим, отвечал, что, по дарованию (Божьему), он — иерей и имеет власть вязать и решить как на небе, так и на земле, и напомнил им о божественном изречении (Матф. 16, 19). Когда же они и в этом согласились с ним; то он, умилостивив Бога прошениями и молитвами, преподал им нескверное тело (ибо тогда был второй всечестной день близкий к св. страданию), потом всех угостил (а их было около 20.000), для чего на траве разостланы были скатерти, и на другой день возвратился домой. Согласившись, чтобы войско собралось там, где захочет, он призвал Филиппика, который жил в Тарсе Киликийском, а сам готовился ехать в царствующий город, чтобы донести обо всем василевсу, и вместе послал ему прошение войска о Филиппике. Когда же Филиппик прибыл в Феополис, войско вышло к нему навстречу и, взяв с собой, в знак примирения, тех, которые удостоились божественного возрождения, припало к нему. После сего, получив прощение, оно вместе с ним предприняло поход. Так-то происходило это дело.

14. Некто Ситт, из числа десятников в Мартирополе, будучи оскорблен одним из тамошних военных начальников, предал город и для этого улучил такое время, когда охранявшее его войско из него вышло. Введя отряд персов как римский, он овладел городом, который для римлян был весьма удобен, и многих цветущих здоровьем женщин удержал внутри, а прочих всех, исключая нескольких рабов, выгнал вон. Поэтому Филиппик тотчас устремился к (занятому персами) городу и, окружив его, держал в осаде, хотя и не имел нужных для осады орудий. Сражаясь чем мог, он сделал однако же несколько подкопов и повалил одну из башен, но овладеть городом был не в состоянии; потому что персы, не заснув в течении всей ночи, укрепили то, что упало, и римлян, сколько ни приступали они к стенам, всякий раз отражали. Таким образом римляне, стоя под стрелами, которые, будучи пускаемы с возвышенного места всегда достигали своей цели, и более вреда получая сами, чем сколько причиняли его осажденным, наконец оставили осаду и, отойдя на некоторое расстояние, построили только лагерь и наблюдали, чтобы к этим персам не присоединились и другие. Тогда, по повелению Маврикия, к войску прибыл Григорий и убеждал их возвратиться к осаде. Но оно не в состоянии было сделать что-нибудь более сделанного, ибо не имело ни одной осадной машины, и потому распущено было на зимние квартиры; только в соседних крепостях оставлены сильные гарнизоны, чтобы персы не вступили в города тайно. На следующее лето, когда войско опять собралось и вооружились персы, около Мартирополя произошло сильное сражение. И хотя Филиппик одержал верх и пало множество персов, в том числе один из их героев; однако же достаточное количество их проникло в Мартирополь, чего они особенно и домогались. После этого, римляне не хотели уже осаждать город, ибо не было возможности одолеть его силой. Но на расстоянии стадий семи, в местах гористых и от природы укрепленных, основали другой, чтобы отсюда предпринимать против персов меры военной тактики и делать на них нападения. В этом провели они лето, а зимой были распущены.

15. Для предводительствования войском в преемники (Филиппика) послан был Коментиол, родом фракиец. Он мужественно сражался с Персами и потерял бы жизнь, будучи повержен вместе с конем, если бы один из копьеносцев не посадил его на обозную лошадь и не вывел из сражения. Оставшиеся персы, потеряв всех своих предводителей, обратились в бегство и спаслись в Низибе, но боялись возвратиться к своему царю; потому что он грозил им смертью, если они не сберегут своих вождей. В таких обстоятельствах они задумали открыть против Ормизды возмущение, к которому подавал совет и персидский полководец Варам, возвратившийся со своей дружиной после войны против турок. Между тем, Коментиол, во время осады Мартирополиса, оставив под этим городом сильный отряд, сам, с несколькими отборными по мужеству людьми, выступил против Оквы, весьма твердой крепости, лежащей против Мартирополиса на одной отвесной скале противоположного берега, откуда виден был весь город. Осадив ее и употребив все усилия, он, при помощи катапульт, разрушил некоторую часть стены и взял крепость приступом. После сего удерживание Мартирополиса оказалось для персов безнадежным.

16. Между тем, как это происходило, персы умертвили Ормизду, несправедливейшего из всех царей; потому что он не только угнетал своих подданных денежными налогами, но и предавал их разного рода смерти.

17. После Ормизды, Персы поставили себе царем сына его Хосрова; но против него восстал со своим войском Варам. Хосров встретил его с незначительным ополчением, но, видя, что ему зложелательствуют и собственные его люди, обратился в — бегство и, как сам говорил, призвав предварительно Христианского Бога, чтобы Он направил коня его туда, куда будет Ему благоугодно годно, прибыл в Киркезий. Сюда приехал он со своими женами, двумя новорожденными детьми и с некоторыми из благородных персов, которые пожелали за ним следовать, и оттуда отправил послов к царю Маврикию. Маврикий, и при этом случае (как всегда), руководствуясь прекрасными помыслами, и по сему примеру соображая непостоянство и изменчивость человеческой жизни и внезапность ее перемен, принял его просьбу и вместо беглеца признал его гостем, вместо пленника — сыном, даже почтил его царскими дарами, и не только сам, как царь, щедро наградил его, но тоже сделали — и царица в отношении к его супругам, и дети в отношении к его детям.

18. Маврикий отправил к Хосрову и всю царскую стражу, и все римское войско вместе с полководцем, повелев, чтобы стража и войско следовали за ним, куда он захочет. А для большей чести послал к нему и епископа мелитинского Домициана, своего родственника, мужа благоразумного и расторопного в слове и деле, способнейшего и готового для исполнения самых важных поручений. Послал также и Григория, который изумил Хосрова всем — и беседой, и дарами, и благовременными в делах советами.

19. Прибыв в главный город евфратской области Иерополис, Хосров оттуда пошел назад. Этого хотел и Маврикий, который более заботился о пользе просителя, чем о собственной славе. Он снабдил персидского царя большими деньгами, чего примеров не представляет история, потом, набрав из персов войско и, на счет собственной казны, выдав ему сполна жалование, с общими этими дружинами, т. е. римской и персидской, отпустил Хосрова за пределы (своей империи). В то время Мартирополис уже сдался ему, вместе с Ситтом, который от самих же мартирополисцев побит был камнями и пригвожден к кресту. А по удалении персов, сдались также и Дары. Когда же, наконец, одними только римлянами и в одном только сражении побежден был и Варам и, побежденный, бесславно предался бегству без всякой свиты; тогда Хосров снова возвратился в свое царство.

20. В это время жила у нас и мученица Голендуха, после многих страданий потерпевшая мучение от персидских магов, которые секли ее, и совершившая великие чудеса. Жизнь ее описал прежний епископ иеропольский Стефан.

21. Сделавшись обладателем своего царства, Хосров послал Григорию крест, богато украшенный золотом и драгоценными камнями, в честь победоносного мученика Сергия. Он пожертвован был (в церковь) супругой Юстиниана Феодорой, а похищен из церкви в числе прочих сокровищ, как уже сказал я, Хосровом. Послал Хосров и другой золотой крест, надписав на нем греческими буквами следующее: «сей крест посылает Хосров, царь царей, сын Ормизды. Когда, по внушению дьявола и злодейским замыслам несчастного Варама и бывших с ним всадников, вступили мы в пределы римской империи; тогда и гибельный Задеспрам, прейдя с войском в Низибу, стал подговаривать низибских всадников к восстанию и измене нам, а я, между тем, послал свою кавалерию вместе с ее начальником в Хархас. Но так как слышно было, что святой, всечестной и именитый Сергий всем подает по прошению; то, полагаясь на его милость, мы в 9 год нашего царствования, в 7-й день месяца января, стали просить его, (и дали обет) что, если всадники умертвят Задеспрама или возьмут его живого, от нас всечестному имени Сергия посвящен будет золотой, украшенный камнями крест и отошлется в его дом. И вот в 9 день месяца февраля действительно принесли нам голову Задеспрама. Видя, что наше прошение исполнилось, и не желая, чтобы в этом отношении оставалось место недоумению, мы этот устроенный нами крест, вместе с крестом, который дому Сергия пожертвован римским царем Юстинианом, а во время разрыва между двумя государствами принесен сюда Хосровом, царем царей, сыном Кавада, нашим отцом, и найден между нашими сокровищами, посылаем в дом св. всечестного Сергия». С согласия царя Маврикия, приняв эти кресты, Григорий весьма торжественно внес их в священный храм мученика. Спустя немного Хосров для того же освященного храма прислал и другие дары — следующей греческой на золотом дискосе надписью: «я, Хозрой, царь царей, сын Ормизды, делаю надписание на сем дискосе, не для зрения людского и не для того, чтобы из моих только слов узнано было величие всечестного твоего имени, но ради истины начертания и в знак памяти о многих милостях и благодеяниях, которые получил я от тебя; ибо почитаю счастьем для себя, что мое имя могу начертать на священных твоих сосудах. Будучи в Верамаисе, я молил тебя, святой, чтобы ты подал мне помощь и даровал, чтобы Сира зачала во чреве. Хотя Сира — христианка, а я — язычник, какового супружества наш закон не дозволяет нам; однако ж, по преданности моей к тебе, я ради нее пренебрег и законом и с каждым днем более и более приближал и приближаю ее к себе предпочтительно пред всеми моими женами. Итак, я возъимел намерение просить твою благость, святой, чтобы она зачала во чреве, — и просил и дал обет, что, если Сира зачнет, то носимый ею крест я пошлю в дар всечестному твоему дому. Это имели в виду я и Сира. Но чтобы в память твоего имени, святой, удержать этот крест, мы положили вместо него послать цену его, простирающуюся не далее 4500 статиров миллиарезиев, — послать именно 5000 статиров. С того времени, когда я просил тебя об этом и так размышлял, до отъезда нашего в Росохозрон, не прошло более 40 дней, как ты, святой, не потому, чтобы я был достоин, но по твоей благости, явился мне в ночном видении и трижды сказал, что Сира будет иметь во чреве, а я в тот же видении трижды отвечал тебе: «хорошо». И так как ты исполняешь прошения, то Сира с того дня не стала знать обычного женщинам. Я усомнился бы в этом, если бы не верил твоим словам, — не верил, что не является, женское именно по действию твоей святости и по твоей готовности исполнять прошения. Из этого я узнал силу видения и истину твоих слов. С того времени положено мной и тот самый крест и цену его послать во всечестной твой дом, с повелением — из цены его сделать дискос и потир для божественных Таин, также крест, для водружения его на честной трапезе, и кадильницу, — все это из золота, и украшенную золотом Гуннскую завесу; а сколько миллиарисиев останется от этого, то пусть принадлежит св. твоему дому, чтобы по своему благоволению, святый, ты во всем, и особенно в этом прошении помогал нам — мне и Сире, чтобы все под твоим покровительством дарованные нам плоды твоей благости, согласно с моим желанием и желанием Сиры, приходили к совершенству, и чтобы я и Сира, живя в этом мире, надеялись на твою силу и продолжали в тебя веровать». Эти слова приношений Хосрова тоже значат, что пророчество Валаама; человеоколюбивый Бог все так премудро устрояет, что и язык Эллинов произносит спасительные изречения.

22. Тогда же и вождь враждебного кочующего народа, Нааман, будучи до того нечестивейшим и гнуснейшим язычником и собственными руками закалав людей в жертву своим демонам, расплавил огнем Афродиту, в сущности — (это золото) золотую массу и, раздав бедным, приступил к св. крещению и привел к Богу всех, его окружавших. А Григорий,между тем, по воле царской посвятив (храму) Хосроевы кресты, объезжал пустыни так называемых лимитов, у которых особенно держались догматы Севера, и привел к церкви Божьей много крепостей, селений, монастырей и целых племен.

23. В это время преподобный Симеон разболелся к смерти, — и Григорий, когда я известил его о том, побежал к нему, чтобы отдать ему последний долг, однако не поспел. По добродетели Симеон был превосходнее всех людей своего времени; он подвизался на столпе с ранних лет, так что в продолжение стояния на нем переменил свои зубы. А взошел он на столп по следующей причине. Однажды, будучи еще в детском возрасте, играл и прыгал он на вершине горы. В это время случайно встретив леопарда, обвязал он его шею своим поясом и, ведя зверя на веревке, как будто бы леопард забыл о своей природе, привел его к своему монастырю. Увидев это, его наставник, стоявший также на столпе, спросил: что такое у тебя. Это кошка, отвечал он, которую обыкновенно называют каттою. Уразумев отсюда, каков он будет по добродетели, наставник возвел его на столп. На этом и потом на другом столпе, воздвигнутом на самой вершине горы, Симеон провел 68 лет и удостоился всякой благодати: изгонял демонов, исцелял всякие болезни и недуги и провидел будущее, как настоящее. Он предрек и Григорию, что тот не увидит его смерти, а что будет после него, о том (сказал) не знаю. Прозрев и мои помыслы о потере детей, соединявшейся обыкновенно с недоумением, от чего подобного несчастья не случалось с многочадными язычниками, хотя я вовсе ни с кем не говорил о том, он письменно убеждал меня утстать от таких мыслей, потому что это неугодно Богу. И вот еще: у одной из крепостных моих женщин, после родов, остановилось молоко, от чего младенец находился в крайней опасности. При этом случае Симеон, положив свою руку на десницу мужа ее, велел ему прикоснуться ей к сосцам жены, и когда он сделал это, молоко устремилось тотчас, как бы из некоторого источника, так что омочило самую одежду женщины. Случилось также, что одного отрока, в глубокую ночь забытого спутниками, лев взял на свои плечи и принес к монастырю. Тогда, по приказанию Симеона, служители вышли и, взяв его из под стражи льва, ввели в монастырь. Много и другого совершил он, чего не вместит никакая память, что требует и языка красноречивого, и времени, и особого сочинения, но что, однако же, прославляется устами всех людей; ибо к нему приходили и получали от него просимое почти отовсюду, — не только от римлян, но и от варваров. Вместо всякой пищи и питья, служили для него ветви одного растущего на той горе кустарника.

24. Спустя немного после того, умер и Григорий, похищенный подагрою, от которой сильно страдал, особенно когда выпил лекарство из так называемого гермодактила, которое дал ему один врач. Умер он в то время, когда в старейшем Риме, как сказано, епископствовал преемник Пелагия, Григорий, в новом — Иоанн, в Александрии — Евлогий, в Феополисе — Анастасий, возвращенный к своему престолу через 23 года, а в Иерусалиме Иоанн, по смерти которого, случившейся вскоре, еще никто не получил тамошнего кормила. Здесь, то есть на 12 году царской власти Маврикия я Тиверия над римской империей да остановится моя история. О дальнейших событиях предоставляем говорить и писать желающим. Если что-либо просмотрено нами, или не точно изложено, не порицай нас за это никто, помня, что мы только собрали рассеянные сказания — с целью принести пользу людям, для которых и предприняли наши труды. Написана нами и другая книга, заключающая в себе донесения, послания, судебные мнения, речи, разговоры и прочее тому подобное. Из содержащихся в ней донесений, большая часть составлена от лица Григория Феопольского. За свой труд мы получили два почетных звания: Тиверий Константин облек нас квестурой, а Маврикий Тиверий прислал нам грамоту на префектуру, когда мы написали ему речь по случаю рождения на свет Феодосия, чем устранено было поношение царствования и доставлено как государю, так и государству полное благоденствие.