О ПРОИСХОЖДЕНИИ И ДЕЯНИЯХ ГЕТОВ

Комментарий

¹ Павел Орозий, Paulus Orosius, писатель начала V в., родом из Испании. Орозий был современником и последователем Августина (354—430), по указанию которого и написал сочинение типа всемирной истории. В заглавии труда Орозия — “Historiae adversum paganos” — выражены и идея, и цель произведения. Автор придерживается той точки зрения, что все исторические события объясняют причину гибели язычества и торжества христианства. Он писал для того, чтобы содействовать укреплению христианской церкви, получившей к этому времени официальное признание. Доведенное до 417 г. сочинение Орозия было популярнейшим руководством по всемирной истории в течение всего средневековья. Оно дошло до нас в сотнях разновременных рукописей, среди которых имеется, например, ценнейший кодекс VI в., хранящийся в библиотеке “Laurentiana” во Флоренции. В “Истории” Орозия особенно важны те части, в которых он описал близкие ему по времени исторические факты, не упомянутые другими авторами IV—V вв. Интересны также собранные им сведения о различных племенах и их передвижениях. Для более древних периодов источниками Орозия были общие исторические труды авторов IV в.: “Бревиарий” Евтропия и “История” Евсевия в латинском переложении Иеронима (ум. в 420 г.) Труд Орозия в целом отражает представление средневекового образованного человека о географии известного тогда мира и об общем ходе событий всемирной истории. Хронологические данные и последовательность явлений в рассказе Орозия не отличаются точностью.

   Иордан хорошо знал сочинение Орозия и пользовался им при составлении своих трудов. Несомненно, что в основе своей произведение Иордана опирается на “Историю” Орозия. На страницах “Getica” Иордан четыре раза (§§ 4, 44, 58, 121) называет имя Орозия, но черпает материал у него и без упоминания его имени. Думается, что многие части сочинения Орозия Иордан знал почти дословно. Изложение “Getica” — после предисловия, обращенного к Касталию, — начинается фразой, которая открывает текст и у Орозия (Get.: “maiores nostri, ut refert Orosius, totius terrae circulum...”; Oros.: “maiores nostri orbem totius terrae...”).

² Иордан повторил слово Орозия “triquadrus” (circulus) и пояснил его прилагательным “tripertitus” — разделенный на три части, тройной (ср.: Ducange, Glossarium media et infimae latinitatis: triquadrus — in tres partes divisus).

³ Шаг (passus) как мера длины брался вдвойне, т. е. являлся “двойным шагом” (в греческом определении βημα διπλοΰν — двойная стопа). Это — единица римского дорожного измерения, равная примерно 1,54 м (ср. прим. 4, 31, 100, 349, 433).

⁴ Миллиарий — придорожный камень или столб, отмечающий отрезки пути по тысяче шагов (mille passus). Миллиарием называлось также расстояние, равное одной тысяче шагов и укладывавшееся между двумя придорожными камнями. В таком смысле один миллиарий равен приблизительно 1,5 км (ср. прим. 3).

⁵ Киклады — в данном случае острова вокруг о. Делоса (современные Киклады), а вообще острова, расположенные в море по кругам; от слова κυκλάς — круговой, по кругу идущий.

⁶ Спорады — в данном случае не современные Спорады, острова между Самосом и Родосом, а вообще острова, рассеянные по морю; от слова σποράς — отдельный, разбросанный, рассеянный. Спорадами в древности называли разные группы островов.

⁷ Остров Гиппод, упоминаемый и в “Космографии” V в. н. э., которая приписывается Юлию Гонорию, не отождествляется с каким-либо определенным островом.

⁸ Остров Ямнесия, — вероятно, один из Балеарских островов на Cpeдиземном море, которые имели еще название “Gymnesiae”. Нельзя не отметить, что Помпоний Мела назвал castella Jamno et Mago, находящиеся на меньшем (Minorca) из этих островов. Однако, остров Ямнесию и “Космография” V в., и Иордан помещают в восточных водах (“in orientali plaga et Indico Oceano”). Нет ли здесь случайной путаницы, привнесенной, быть может, переписчиками, относительно островов Ямнесии и “Солнцем сожженного” (“Solis perusta”)? (см. следующее примечание).

⁹ Остров “Солнцем сожженный” (Solis perusta) назван у Плиния (Plin. Nat. hist., VI, 85), у Помпония Мелы (Mela Chorogr., III, 71) и в “Космографии” V в. Возможно, что здесь у Иордана фонетическое осмысление имени Питиузских островов (лежащих к юго-западу от Балеарских островов в Средиземном море, — Pityussae insulae; Πιτυοΰσσα) от финикийского i-bûsîm, что значит “остров елей, сосен”. Как указано в предыдущем примечании, Иордан (как и Юлий Гонорий) помещает острова Ямнесию и “Солнцем сожженный” (а Помпоний Мела — только “острова Солнца”, — Mela, III, 71) в восточных водах, в Индийском океане. Все же вероятно, что переписчик перепутал порядок названий островов.

¹⁰ Остров Тапробана (Traprobane) — античное название острова Цейлона. Это название есть у Эратосфена, у Помпония Мелы, у Птолемея. Иордан (Get § 6) воспринял его, вероятно, у Орозия (Oros., I, 2, 13, 16), который сообщает также о десяти городах Тапробаны, или же непосредственно у античных географов.

¹¹ Иордан даже в отношении Цейлона употребил обычный для его времени термин “possessiones” (землевладения, поместья, мелкие участки земли).

¹² Остров Силефантина упоминается еще в “Космографии” V в.; местонахождение этого острова неизвестно.

¹³ Остров Терон, или Тер, хотя и упоминается в “Космографии” V в., но местоположение его неизвестно.

¹⁴ Поссессоры — землевладельцы вообще. По ряду упоминаний о поссессорах у Кассиодора видно, что он подразумевал под ними и крупных, и мелких владельцев земли в Италии. Ср., например: в Равенне забота о чистой воде для питья и для бань (подводимой, очевидно, из окрестностей города) возлагается на “поссессоров” (Var, V, 38; 523—526 гг.). В 537—538 гг. приказывали скупать вино, масло и пшеницу в Истрии не только у торговцев, но и у “поссессоров” (“tam а negotiatoribus quam а possessoribus emere”. Var., XII, 23). Ср. прим. 411.

¹⁵ Гадитанский, или Гадийский, пролив (fretum или fretus Gaditanum, Gaditanus) — античное название Гибралтарского пролива, рубежа между Европой и Африкой. Этот пролив именовался также “Геркулесовыми столпами” (“Herculis columnae”, ’Ηεράκλέους или ’Ηεράκλειαι στηλαι). Прилагательное “Gaditanus” произошло от названия города Гады, Gades (нын. Кадикс). У Орозия (Oros., I, 2, 10) говорится о западном пределе рубежа между Африкой и Европой, “то есть о горловине”, узком проходе, теснине Гадитанского пролива.

¹⁶ Острова “Блаженный” (“Beata”) и “Счастливый” (“Fortunata”) около Гибралтарского пролива, по-видимому, отождествляются с Канарскими островами в Атлантическом океане. Орозий (Oros., I, 2, 11) называет “Счастливые острова” (“insulae, quas Fortunatas vocant”) в связи с горой Атлантом (т. е. хребтом Атлас в южном Марокко), так что под ними надлежит подразумевать Канарские острова. Страбон сообщает, что “около мысов Маврусии (Мавритании), противолежащих мысам Гадейры, есть несколько островов, именуемых  островами   Блаженных”   (και μακάρων τινάς νήσους κατονομάζοντες; Geogr., III, 150). У Помпония Мелы, испанца по происхождению, говорится о “Счастливых островах”, “Fortunatae insulae” (Mela, III, 102), а Плиний совершенно точно отождествляет эти “Счастливые острова” (“Fortunatae insulae”) с островами Канарскими. Он пишет, что они расположены недалеко “от Гадов” (“а Gadibus”), и один из них называется “Canaria” “из-за множества собак огромной величины” (“а multitudine canum ingentis magnitudinis”, — Plin., VI, 202).

¹⁷ Галлиция (Gallicia), правильнее Галлеция (Gallaetia), — нын. Галисия, провинция Испании в северо-западной части Пиренейского полуострова.

¹⁸ Лизитания (Lysitania), правильнее Лузитания (Lusitania), — провинция Испании, соответствующая нын. Португалии.

¹⁹ Монумент Сципиона (monumentum Scipionis) — неточное определение Иорданом сооружения, воздвигнутого не Сципионом, а Цепионом. Monumentum Caepionis у Помпония Мелы (Mela, III, 4), или ό Καιπιώνιος πύργος; — Цепионова башня — у Страбона (Geogr., III, 140), представлял собой укрепленный маяк на скалистом мысу близ устья реки Бэтиса (нын. Гвадалквивир) в Испании, на берегу Атлантического океана, недалеко от города Gades (нын. Кадикс). Монумент-маяк был поставлен римским полководцем Квинтом Сервилием Цепионом в честь победы (достигнутой, правда, путем предательства) над Вириатом, вождем лузитанских и иберских племен, восставших против римского завоевания. Лузитанская война длилась с 154 по 138 г. до н. э. Ко времени Кассиодора и Иордана (или того источника, из которого они взяли указание на “монумент Цепиона”) памятник победы римлян над населением западной Испании уже разрушился, но развалины его еще сохранились. Этим и объясняются слова, что он “еще виден до сих пор” (“adhuc conspicitur”). Иордан ошибочно считает два указываемых им мыса (promuntoria) — один с храмом Геракла, другой с монументом Цепиона — “оконечностью земли Галиции” (“extremitatem Galiciae terrae”). Мыс при впадении Гвадалквивира в Атлантический океан находится гораздо южнее северо-западного выступа Пиренейского полуострова, который занимала провинция Галлиция (современная Галисия).

²⁰ Балеарские острова даны здесь Иорданом под наиболее распространенным их названием: “insulae Baleares”. Орозий среди островов Средиземного моря указывает на Балеарские острова, бóльший и меньший. Сведения (Орозия восходят к данным Помпония Мелы о “Балеарских островах, расположенных против Тарраконских берегов” (“Baliares in Hispania contra Tarraconensia litora sitae”, — Mela, II, 124).

²¹ Остров Мевания (Mevania, по-видимому, Menavia) — остров Мэн, Isle of Man, в Ирландском море. У Орозия (Oros., I, 2, 82) Мевания близ Гибернии (Ирландии) населена, как и Гиберния, скоттами.

²² Оркадские острова (Orcades), ныне Оркнейские, расположены у северной оконечности Шотландии. Всего насчитывается 67 островов, из них населены 28. Иордан отмечает только 33 острова, из которых не все обитаемы: “quamvis non omnes excultas”. Он следует тексту Орозия: “Бриттания имеет сзади (“а tergo” — букв. “со спины”), там где она открыта бесконечному океану, Оркадские острова, из которых 20 пустынны, а 13 обитаемы (Oros., I, 2, 78). По-видимому, “excultae” у обоих авторов означало заселенность островов, а не обработанность земель. Однако и перевод этого слова как “возделанные”, “обработанные” оправдан. В другом случае Орозий указывает, что Оркадские острова находятся в океане по ту сторону Британии (Oros., VII, 6, 10).

Написание имени “Бриттания” через два т объясняется тем, что в VI и предыдущих веках Британию представляли как страну племени бриттов. У Иордана часто встречается написание через два n: Britannia. (В дальнейшем в “Комментарии” — Британия.)

²³ Остров Туле (Thyle) или Фуле — либо Ирландия, либо один из Шетландских островов (к северо-востоку от Оркнейских островов), либо, может быть, северные берега Норвегии, но во всяком случае не Исландия, которая была открыта лишь в IX в. Иордан, цитируя “Мантуанца”, т. е. Вергилия (Georg., I, 1, 30), указывает на крайнее положение острова, считавшегося в средние века пределом суши на западе. Иногда его местоположение предполагают где-то к западу от Ирландии. Орозий говорит об “insula Thyle” (Oros., I, 2, 79) непосредственно после Оркадских островов и сообщает, что Туле отделен от других островов бесконечным пространством и лежит по направлению к северо-востоку “посреди океана” (“medio sita oceani”). Современник Иордана Прокопий передает подробный рассказ об острове Θούλη и его обитателях Θουλΐται, подразумевая под этим островом Скандинавский полуостров (Bell. Goth., II, 15, 5—15).

²⁴ Об острове с именем “Scandza” (или “Scandia”), т. е. о Скандинавии, Иордан подробно рассказывает ниже, начиная с § 16.

²⁵ О готах, пришедших с острова Скандзы, Иордан говорит как о “пчелином рое” (“examen”). Образ племени, сходного по многочисленности и стихийному налету с роем, отразился у многих писателей. Подобное сравнение племени с пчелиным роем употребил один из первых христианских писателей и ораторов — Тертуллиан (ум. в 230 г.), который писал: “пролетели рои (examina) переливающихся через край племен” (Tert., Liber de pallio, II). Иероним (ум. в 420 г.), знаменитый яркостью своего литературного языка не меньше, чем Тертуллиан, применил этот же образ в описании появления гуннов: “от крайних мэотийских рубежей... вырвались рои (examina) гуннов, которые, летая здесь и там на быстрых конях, наполнили все места убийством и ужасом” (Hieron. Epist., 77, 8, от 399 г.).

²⁶ Ниже, начиная с § 16.

²⁷ О написании слова “Бриттания” см. прим. 22.

²⁸ Иордан постоянно употребляет в отношении Испании и Галлии форму множественного числа. Очевидно, что и в его время, когда эти части Римской империи были уже заняты варварскими королевствами, их все еще представляли римскими провинциями, причем было несколько Галлий (Lugdunensis, Narbonensis) и несколько Испаний (Taraconensis, Carthaginensis). Когда новые племена вторгались в пределы Галлии, Иероним восклицал: “Бесчисленные свирепейшие племена заняли все Галлии. Все, что лежит между Альпами и Пиренеем, что заключено между Океаном и Рейном, все разорили...” (“Innumerabiles et ferocissimae nationes universas Gallias occuparunt. Quidquid inter Alpes Pyraeneum est quod Oceano er Rheno includitur... vastarunt”, — Hieron. Epist., 122, от 409 г.).

²⁹ Тацит сообщил, что из древних писателей именно Тит Ливий в не дошедшей до нас части своего фундаментального труда сравнил форму Британии с продолговатым блюдом или с обоюдоострой секирой (“oblongae scutulae vel bipenni adsimilavere”) и что впервые только римский флот, обойдя вокруг Британии, подтвердил, что она представляет собой остров (Agricola, 10).

³⁰ Юлий Цезарь совершил два похода в Британию, в 55 и 54 гг. до н. э.; они не привели к закреплению острова за римлянами.

³¹ Стадий (στάδιον) — не вполне устойчивая мера длины (от 178 до 210 м); в среднем стадий равен приблизительно 200 м. Таким образом, по Иордану, в точности заимствовавшему эти данные у Диона Кассия (Dio Cass. Hist. Rom., LXXVI, 12), ширина Британии достигала примерно 462 км, а длина — 1427 км. В “Схолиях к землеописанию Дионисия” (Дионисий писал во II в. н. э.) сообщается, что стадий имеет длину ипподрома и что семь с половиной таких стадиев “составляют один милион” (ποιοΰσι μίλιον έν), т. е. одну римскую милю, миллиарий, равный тысяче шагов (около 1,5 км). (Ср. прим. 3, 4, 101, 349, 433).

³² Страбон (род. ок. 50 г. до н. э., ум. в конце царствования императора Тиберия, 14—37 гг.) — знаменитый греческий географ и путешественник. Его сочинение “География” в 17 книгах (написана не ранее 18 г. н. э.), наряду с географическим трудом Птолемея, пользовалось большой известностью в течение средних веков.

³³ Корнелий (у Иордана) — Корнелий Тацит (ок. 55—ок. 120). В данном месте Иордан ссылается на основное и наиболее совершенное его произведение “Анналы”, заключавшее в себе историю Римской империи за 14—68 гг., от смерти Августа до смерти Нерона. Из средневековых авторов Корнелием называл Тацита не один Иордан. См., например, перечисление имен древних историков в прологе к Хронике Оттона Фрейзингенского (Ottonis episcopi Prisingensis Chronica sive Historia de oluabus civitatibes. Prologus libri primi, ed. Hofmeister — Zammers, Berlin, 1960, р. 10).

³⁴ Это не совсем ясное место (§ 13) о течении рек в Британии повторяет сообщение Помпония Мелы (Mela, III, 51): “praegrandia flumina, alternis motibus modo in pelagus modo retro fluentia et quaedam gemmas margaritasque generantia” (“превеликие реки, текущие переменным движением то в море, то обратно и порождающие драгоценные камни и жемчужины”). Здесь подтверждается мысль о перемене направления течения британских рек — вперед и вспять. Не отразилось ли в этом рассказе наблюдение над явлением приливов, усиливаемых воздействием ветров с моря?

³⁵ Каледония — нын. Шотландия.

³⁶ На средневековых картах и даже на карте Птолемея остров Британия иногда настолько вытянут к западу, что оказывается противолежащим северному побережью Испании. Это место в произведении Иордана свидетельствует, что автор руководствовался какой-то картой для написания географических частей своего труда.

³⁷ Здесь и в дальнейшем племенные предводители, названные у Иордана “reges”, передаются в русском переводе как “короли”, хотя терминологически это неточно. Иногда для обозначения племенных вождей употребляется слово “рикс” (ρήξ, rex), не нашедшее, однако, всеобщего признания в научной литературе по эпохе “переселения народов”.

³⁸ Дион Кассий — греческий историк и государственный деятель (ок. 150 — после 229 г.); среди его должностей — проконсулаты Африки, Далмации, Паннонии. К концу жизни, удалившись на родину в Вифинию, в город Никею, Дион написал “Римскую историю” в 80 книгах, доведенную до 229 г. н. э. Из этого сочинения до нашего времени сохранились целиком лишь книги 36—60 (в них описано время от 68 г. до н. э. до 47 г. н. э.) и фрагменты остальных книг. Произведение Диона является серьезным и достоверным источником. Иордан ссылается на него дважды (§§ 14, 150).

Кроме Диона Кассия, Иордан пользуется произведением Диона Хризостома, написавшего историю гетов (ср. прим. 129).

³⁹ О племенах, разрисовывавших свои тела, говорит Вергилий в “Энеиде” (Aen., IV, 146), называя их агафирсами, и в “Георгиках” (Georg., II, 115), называя их гелонами. Помпоний Мела в обстоятельном рассказе (Mela, II, 10) сообщает, что агафирсы разрисовывают лица и тела (“ora artusque pingunt”) в большей или меньшей степени в зависимости от древности рода, и узоры эти невозможно смыть (“et sic ut ablui nequaeant”). Интересен комментарий к Вергилию, составленный грамматиком IV в. Мавром Сервием Гоноратом. Первое из указанных выше мест (из “Энеиды”) он объясняет так: “„разрисованные агафирсы“ („pictique Agathyrsi“) являются племенами Скифии, а слово „picti“ в данном случае не означает „имеющие наколы“ („picti autem non stigmata habentes“) подобно народу в Британии [который такие наколы имеет]”. Этот текст, не разъясняя до конца понятия “picti”, содержит ценное указание (причем, автора IV в.), что жители Британии делали себе наколы, разрисовывая кожу. Второе из указанных мест (из “Георгик”) комментатор объясняет иначе: “и разрисованных гелонов” („pictosque Gelonos“) [а именно] — „имеющих наколы“ („stigmata habentes“), это — племена Скифии, как и разрисованные агафирсы”. Здесь подкрепляется представление, что глаголом pingere определяли какую-то татуировку. В V в. Клавдиан упоминал о “разрисованных железом щеках” (“ferro picta genas”, — Claud., De laude Stilichonis, 2, 247) и о гелонах, которые вообще любили разрисовывать железом части своего тела (“membraque qui ferro gaudet pinxisse Gelonus”, Claud., In Rufinum, I, 313). Итак, приведенное выше место Иордана свидетельствует об обычае каледонцев и меатов — жителей нынешней Шотландии — накалывать кожу металлическим острием для нанесения на нее рисунка.

⁴⁰ Эсседы — кельтское обозначение двухколесных колесниц, применявшихся в бою галлами, белгами и бриттами, о чем свидетельствуют Цезарь, Вергилий, Ливий. Помпоний Мела (Mela, III, 52) рассказывает, что жители Британии воюют не конными и не пешими, а на колесницах, которые вооружены по галльскому способу (“bigis et curribus Gallice armatis”) и называются “ковиннами”; на этих колесницах применяются косы, прикрепленные каждая к выступающему концу оси (“covinnos vocant, quorum falcatis axibus utuntur”).

  ⁴¹ Птолемей (Claudius Ptolemeus) — знаменитый александрийский ученый — астроном, математик и географ (II в. н. э.). “География” (или “Наставление в географии”, Γεωγραφικη υφήγησις) Птолемея в течение ряда веков была важнейшим источником сведений о земле и ее странах. Иордан называет Птолемея “orbis terrae descriptor egregius” и дважды на него ссылается (§§ 16 и 19). В большинстве рукописей с текстом “Getica” имя Птолемея (Πτολεμαΐος) написано неправильно: Ptolomeus, но иногда (Get, § 19) — встречается правильное написание: Ptolemaeus.

⁴² В данном случае Иордан опирается на запись Птолемея о четырех островах около Кимврского (нын. Ютландского) полуострова, называвшихся Скандиями (Σκανδίαι); самый восточный и наибольший из них находится, по словам Птолемея, около устьев реки Вистулы (Вислы) и тоже называется Скандией: μία δε μεγίστη και ανατολικωτάτη κατα τας εκβολας Ουιστούλα ποταμοΰ καλεΐται δε ιδίως και αύτη Σκανδία (Ptol., II, 11, 33—35).

   ⁴³ Помпоний Мела — римский географ I в. н. э., родом из провинции Бэтики в Испании. Он написал в 40—41 гг. сочинение в трех книгах, обычно называемое “De chorographia” или же, по начальным словам текста: “De situ orbis”. Иордан назвал имя Помпония Мелы всего один раз (§ 16), но, хорошо зная его труд, иногда использовал приводимые им данные по памяти, не упоминая имени автора. Таковы, например, сведения об истоках и течении Днепра (Get., § 46; Mela, II, 1, 6—7), о величине Дуная (Get., § 75; Mela, II, 1, 8) и др.

⁴⁴ Соответственно сообщению Помпония Мелы (Mela, III, 31, 54), Иордан пишет о Скандзе как об острове, расположенном в Коданском заливе (Codanus sinus), под которым, по-видимому, подразумевает Балтийское море, главным образом его южную часть (судя по сохранившемуся до наших дней названию “Гданьск”), вместе с крупными островами у нынешних шведских, датских и германских берегов. Один раз Помпоний Мела говорит о Коданском заливе в связи с рекой Эльбой и островами (Mela, III, 31). Вторично упоминая Коданский залив, Мела соединяет с ним “замечательную Скадинавию” (“eximia Scadinavia”, Mela, III, 54). Ср. прим. 63.

⁴⁵ Следуя Птолемею, Иордан пишет о расположении Скандзы против расходящейся тремя рукавами (trisulcus) Вислы. (Ср. прим. 42.)

⁴⁶ Сарматские горы (Sarmaticae montes) — Карпаты.

⁴⁷ Трудно предположить, чтобы водное пространство, — по Иордану “обширнейшее озеро”, — к востоку от Скандзы (Скандинавии) было чем-либо иным, кроме Балтийского моря (ср. следующее примечание).

⁴⁸ Река Ваги (или Ваг? “Vagi fluvius”) до сих пор не поддается определению. К этому загадочному имени Моммсен не дал никаких разночтений. В “обширнейшем озере”, изливающемся рекой Ваги, можно предположить не только Ладожское озеро и Неву, но и заливы Балтийского моря — Финский и Рижский. Один из исследователей “Getica” Иордана Л. Вейбулль писал, что идентификаций этого озера и реки Ваги масса: “Die Identifizierungen des Sees und des Flusses sind Legio” (L. Weibull, Skandza und ihre Völker. S. 218). Сам же он предположил следующее: так как Иордан или его предшественники должны были, составляя свои географические описания, смотреть на карту, то к востоку от Скандзы они могли отчетливо различить лишь Каспийское море, вдающееся с севера в сушу в виде глубокого залива из океана (по древним представлениям, Каспийское море соединялось с океаном; так у Эратосфена, у Помпония Мелы, у Орозия). Поэтому “обширнейшее озеро”, по мнению Л. Вейбулля, может быть только Каспийским морем. Относительно же Ваги он подозревает неправильное прочтение неразборчивого римского курсива, которым, как думал Моммсен, были написаны первоначальные экземпляры “Getica”. Помпоний Мела писал, что Каспийское море узким и длинным проливом “прорывается в сушу наподобие реки” (“quasi fluvius inrumpit”, — Mela, III, 38). Слово quasi, написанное римским курсивом, было легко прочесть как vagi (см. у Вейбулля, стр. 223, и ссылки на палеографические таблицы, на основании шрифтов которых автор сближает написание quasi и vagi).

⁴⁹ Сравнение “Германского моря” с выступающей из океана рукой указывает на то, что автор имел перед глазами карту с очертаниями морей и островов. Так, в § 11 он говорит о форме острова Британии; в § 30 — о форме Каспийского моря (ср. прим. 84). “Германский океан” упомянут Иорданом еще в § 120 в связи с эстами (литовское племя), сидящими на его берегах. Следовательно, “Германское море” или “Германский океан” может обозначать скорее всего нынешнее Балтийское море.

⁵⁰ У Птолемея (Ptol., II, 11, 35) названы на западе хедины, на востоке — фавоны и фиресы, на севере — финны, на юге — гуты и давкионы, посредине — левоны. Иордан в описании племен, населяющих Скандзу, приводит не эти, а другие этнические названия.

⁵¹ “Медоносный пчелиный рой” отмечен автором явно потому, что мед составлял необходимый ингредиент питания. Мед добывался в лесах. Страны, лишенные меда, представлялись особенно суровыми.

⁵² Описывая население Скандзы, Иордан приводит до трех десятков этнических названий. Понятно, что данные автора VI в. о племенах отдаленного от него севера Европы могли быть очень неопределенными, а то и вовсе недостоверными. Разобраться в перечисляемых Иорданом племенных названиях очень трудно. Попытки в этом направлении делались многими учеными, преимущественно на основе лингвистики. Попытку же исторического осмысления сведений о жителях Скандзы сделал Л. Вейбулль. Он отмечает, что Иордан назвал скандинавские племена по группам. Северная группа (“in parte arctoa”) состоит из трех племен: адогит, скререфенны, суэханс. Относительно первого племени со странным названием “gens Adogit” (причем Моммсен не дал к этому слову никаких разночтений) Вейбулль (стр. 238) высказывает догадку, что “adogit” — то же, что “thulit”, т. е. обитатели острова Фулы (Thyle), о которых рассказывает — одновременно с Иорданом — Прокопий (Bell. Goth., II, 15, 5—15. Ср. прим. 23). Замечательно то, что Прокопий, как и Иордан, связывает с племенем фулитов или тулитов сообщение о 40-суточной ночи и о 40-суточном дне полярных стран. Ясно, что независимые друг от друга писатели исходили из какого-то общего источника. Не был ли это неизвестный нам, но определенно называемый Иорданом, Аблавий (Get, §§ 28, 82, 117)?

⁵³ Скререфенны принадлежали, по Иордану, к северной группе племен на Скандзе. И их наравне с фулитами-адогит упомянул Прокопий (Σκρίθιφινοι — Bell. Goth., II, 15, 16), рассказав, так же как и Иордан, что они живут охотой и питаются мясом убитых ими животных. Об этом же племени “Scritofini” писал Павел Дьякон (Hist. Langobard., Ι, 5).

⁵⁴ О прекрасных конях у турингов сообщает Кассиодор, упоминая, что король остроготов Теодерих получил в дар от турингов лучших породистых лошадей (Variae, IV, 1).

⁵⁵ Сапфериновые шкурки (от греческого слова σαπφειρίνος — сапфировый или сходный по окраске с драгоценным камнем сапфиром) — какие-то ценные меха, конечно, не синего, “сапфирового”, а черного цвета, быть может с синим отливом. Интересно, что греческое слово κύανος или κυάνεος означает одновременно темный, черный, а также и темно-синий; подобное значение слова дает возможность видеть в определении Иордана черные меха с синим отливом. Слово κύανος в соединении с другими словами имеет значение то черного, то синего: κυανόφρυς — чернобровый, κυανωπις — синеглазый, κυανόστολος — облеченный в черную одежду, о Κυανοχαίτης — темноволосый, как эпитет Посейдона, повелителя над синими волнами морей.

⁵⁶ Об этих и последующих группах племен на Скандзе см. у Л. Вейбулля.

⁵⁷ Вместо “mitiores” (“более мягкосердечные”) Моммсен, соглашаясь с мнением Мюлленгофа, предпочитает “minores” (“более низкорослые”): дальше говорится о росте других племен,

⁵⁸ О герулах см. прим. 370.

⁵⁹ Руги названы Иорданом в последней группе племен “острова Скандзы”. Перечисляя эти племена, Иордан, конечно, передавал какие-то древние, неизвестные нам сведения о них, из которых, надо думать, взял и сопоставление их с германцами (в некоторых рукописях, как отметил Моммсен, стоит не germanis, а romanis или и то и другое — romanis germanis). Быть может, источником некоторых сведений, кроме древних сказаний, послужил и какой-либо римский автор, который рассматривал германцев как обитателей известной римлянам Германии и мог сравнить их с новыми, появившимися из-за моря негерманскими, в его глазах, племенами. Рассказывая о переселении готов на южное побережье Балтийского моря, Иордан сообщает, что они встретили здесь племя ульмеругов (§ 26), т. е. “островных ругов” (ср. прим. 64). Следовательно, руги или часть их (ульмеруги) вышли с “острова Скандзы” раньше готов. Таким образом, из текста Иордана выясняется путь племени ругов, сходный с путем ряда других германских племен, в том числе и готов, покинувших Скандинавию. Руги, вытесненные готами с балтийского побережья, начали свое продвижение в южном или юго-западном направлении. Название племени ругов не ускользнуло от Тацита. В трактате “Германия” (гл. 44) он упомянул о ругиях, обитающих у “океана”, т. е. у Балтийского моря. Хотя в источниках, содержащих этнические (почти всегда чуждые автору) названия и описания расселения племен, часто бывают не только неточности, но и путаница, тем не менее Тацит достаточно отчетливо указал, с одной стороны, на ругиев у океана и, с другой, на лигиев (или лугиев) — союз племен, занимающий “широчайшие пространства” (примерно между Вислой и Одером). Лугии отмечены особо и у Страбона: “большое племя луйев” — Λουίους μεγα έθνος (Geogr., VII, 1, 3). Подчеркнуть все это следует потому, что руги (или ругии), хотя и противопоставлены Иорданом германцам, едва ли могли быть отождествлены со своими соседями лугиями. Культура лугиев, так называемая, “лужицкая культура”, освещена археологическим материалом и обнаруживает родство между лугиями и жившими на восток от них венедами. Она рассматривается как свидетельство древнейшего прошлого славян. “Опираясь на археологические данные, мы можем считать лугиев такими же предками славян, как и венедов...” (М. И. Артамонов, Спорные вопросы древнейшей истории славян и Руси, — КСИИМК, вып. VI, 1940, стр. 5). Интересно, что составитель дорожника IV в. н. э. (так называемых Пейтингеровых таблиц) определяет венедов и лугиев собирательно как сарматов, т. е. как негерманцев.

В дальнейшем изложении Иордан упоминает о ругах в связи с двумя событиями: в § 261 он рассказывает о битве племен на реке Недао, происшедшей после смерти Аттилы, когда скрепленный его властью союз распался. Кроме гуннов и аланов, им названы германские племена: готы, гепиды, свавы, герулы; по-видимому, к этим племенам принадлежали и руги. В § 277 рассказано о сражении на реке Болия между свавами и готами в 469 г.; союзниками свавов были сарматы с королями Бевкой и Бабаем, а кроме того, скиры, гепиды и часть племени ругов. Неясным остается, какие именно руги добрели после первого из названных сражений во Фракию, к городам Бизии (нын. Виза) и Аркадиополю (нын. Люлебургаз). Как раз к этому времени, т. е. ко второй половине V в., относятся довольно подробные сведения о ругах и их королях в Паннонии, записанные в таком полном конкретными данными источнике, как “Житие св. Северина” (ум. в 482 r.), составленное его учеником Евгиппием (Eug. v. Sev. V, VI, VIII, XXXI, XL, XLII, XLIV). Когда Иордан называет ругов в связи с Одоакром, он пишет “роги” (Rom., § 344; Get., § 291), как в греческих источниках (’Ρογοί σ Прокопия; Bell. Goth., III, 2, 1—3).

⁶⁰ Слова Иордана о короле Родульфе являются здесь вставкой: они явно нарушают ход изложения. Современник Иордана Прокопий рассказал о Родульфе, короле герулов (Bell. Goth., II, 14, 11—21), который погиб в битве с лангобардами через три года после вступления на престол императора Анастасия, т. е. около 494 г. С тем, что отметил Иордан в вышеуказанной вставке, совпадают сведения из “Variae” Кассиодора (IV, 2) о том, что король герулов Родульф был “сыном по оружию” короля Теодериха. Если поместить вставку о Родульфе после слова expulerunt, то получится, что он был именно королем герулов. Вместе с тем при таком перемещении перечисление племен (“граннии ... рании”) естественно сольется с дальнейшей фразой: “hae itaque gentes...” Неясно, что означают слова “незадолго до того”, сказанные в отношении Родульфа. Быть может, они относятся к тому времени, когда писал Кассиодор, и механически попали в текст Иордана.

⁶¹ Иордан определил Скандзу как область, откуда вышли разные германские племена, те, которые его современником Прокопием названы вообще Γοτθικα έθνη или Γοτθικα γένη. Скандза — “officina gentium” и “vagina nationum”. Иордан многократно употребляет термины “gens” и “natio” (а также “populus”), причем так, что трудно уловить отчетливую разницу между ними, так как она неясна самому автору. Важно то, что Иордан отметил самый ранний момент в истории готов или, вернее, в истории ряда готских племен — выход их с “острова Скандзы”. После Иордана о Скандзе упоминалось и в других источниках: “insula in partibus aquilonis Scadanan” (“Origo gentis Langobardorum” конца VIII в.); “Scatenauge Albiae fluvii ripa” (“Historia Langobardorum codicis Gothani” начала IX в.); англосаксонское название “Scedenig”; “Scathanavia quae est inter Danuvium et mare Oceanum” в хронике Фредегара.

Основным трудом по древнейшей истории германских племен до сих пор является книга Л. Шмидта (L. Schmidt, Geschichte der deutschen Stämme bis zum Ausgang der Völkerwanderung. Die Ostgermanen. 2 Aufl., München, 1934). Немецкий ученый, десятки лет работавший библиотекарем Дрезденской государственной библиотеки, собрал огромный материал по истории каждого из известных германских племен, использовав как источники, так и литературу. В этом отношении его книга полезна. Однако в ряде случаев она грешит национализмом; Л. Шмидт видит главную движущую силу “эпохи переселения народов” в германских племенах и преуменьшает роль многочисленных славянских племен, историческое значение которых столь ярко отражено в византийских источниках VI—VII вв. Роль, которую играли славянские племена в Восточной и Центральной Европе, не уступает роли германцев в более западных и юго-западных ее частях. Л. Шмидт, конечно, полностью использовал сведения, приводимые в “Getica” Иордана. Что касается сообщения о готах — выходцах с острова Скандзы, то Л. Шмидт твердо убежден, что в рассказе Иордана (§§ 25, 94) заключено ядро исторической достоверности, и поэтому правильно считать, что готы пришли из Скандинавии к устьям Вислы, но никак не наоборот. Того же мнения на основе археологических исследований придерживается и Оксеншерна, публикующий интересную карту (Е. С. G. Oxenstierna, Die Urheimat der Goten, S. 182; ср. также новейшую работу Шварца: E. Schwarz, Germanische Stammeskunde).

⁶² Готы отправились с острова Скандзы на трех кораблях, о чем Иордан сообщает ниже, в § 94. Три корабля, на которых разместились переселенцы, как бы указывают на разделение готов (совершившееся впоследствии, когда готы передвинулись к Черному морю) на три особых племени: остроготов, везеготов и гепидов.

⁶³ Готы дали название Gothiscandza той местности на южном берегу Балтийского моря, где они высадились, приплыв на трех кораблях с “острова Скандзы”. Вероятнее всего, это было побережье близ дельты Вислы, к которому давно вели морские пути с противолежащих берегов. Про часть готов, а именно гепидов, так и сказано у Иордана (Get., § 96): они осели на острове, образуемом Вислой (Висклой). Название “Готискандза” объясняется либо как “Godaniska” (в дальнейшем Гданьск), в связи с Коданским заливом, упомянутым Помпонием Мелой (Mela, III, 31, 54), либо как “Gutiskandja”, что значит “готский берег”. Последнее вероятнее (ср. L. Schmidt, S. 196).

⁶⁴ Ульмеруги (Ulmerugi), о которых Иордан сообщил, что они “сидели на берегах Океана”, обычно рассматриваются как руги с островов, островные руги, так как слово “holmr”, “holm” означает “остров”. Ульмеруги жили близ Балтийского моря (Океана) на островах в дельте Вислы, откуда и были вытеснены пришедшими туда готами.

⁶⁵ Вандалы у Иордана всегда Vandali, но у Тацита — Vandilii, у Плиния — Vandili, у греческих авторов — Βανδίλοι или Βάνδιλοι. Так и у Прокопия: вандилы в числе Γοτθικα έθνη (Bell. Vand., I, 22) или в числе Γοτθικαγένη (Bell. Goth., IV, 5, 5). В данном случае имеется в виду северное расселение вандалов между Вислой и Эльбой до второй половины II в., когда вандалы продвинулись к верховьям Эльбы. Дион Кассий называет Исполиновы горы, с которых течет Эльба, Вандальскими (Dio Cass. Hist. Rom., 55, 1, — “Ουανδαλικα όρη”).

⁶⁶ Здесь названы имена трех из пяти первых готских королей, память о которых сохранилась в предании, отразившемся в рассказе Иордана. Короля Берига относят приблизительно к середине I в. н. э. Имена двух его преемников неизвестны; четвертым королем был Гадариг, пятым — сын его Филимер, при котором готы — ко второй половине II в. н. э. — появились на нижней Висле. Слово “pene” (“iam pene quinto rege”) не значит, конечно, “почти”, так как не может быть “почти пятого короля”, но указывает на древнюю историю племени, когда им правил “едва только пятый король”.

⁶⁷ Слово “exercitus”, переводимое нами как “войско”, означает, собственно, всю мужскую боеспособную часть племени, которую сопровождают “familiae” — здесь в смысле обоза с женщинами, детьми, стариками и имуществом.

⁶⁸ Ойум (Oium) — название той области, в которую пришли готы, передвигаясь с нижней Вислы на юг. Земли, называемые пришельцами на своем языке Ойум, находились в пределах Скифии, за рекой, в соседстве с которой расстилались болота и омуты. Слово “Ойум” близко готскому Aujom, что значит “страна, изобилующая водой”, “речная область”. Тот же термин мелькнул у Иордана при определении острова в устьях Вислы — “Gepedoios” (§ 96); автор указал, что так называли это место гепиды на своем родном языке. До сих пор старое немецкое слово “Au” или “Aue” определяет местность, окруженную водой, обильно орошаемую реками.

Весьма важно хотя бы наметить, где находилась область Ойум, чтобы попытаться установить, где впервые осели готы, придя на юг, приблизившись к Причерноморью. Существенно указание Иордана, что место перехода готами реки было окружено топями и омутами. Вероятно, он даже не представлял себе, какая именно это была река. Принимая во внимание повторение Иорданом (Get., § 39) сообщения, что готы с Филимером жили в Скифии у Мэотиды, естественно предположить, что они пересекли Днепр, тем более что часть готского племени прошла в Таврику. Труднее согласиться с предположением, будто готы пересекли Припять и Пинские болота, и вместе с тем в их предании никак не отразилось такое крупное событие, как переход через Днепр (а его они перешли несомненно, так как продвинулись в Крым). Невозможно также разделить мнение Г. В. Вернадского, что готы пересекли Днепр в том месте, на котором впоследствии вырос Киев, и пошли на восток, где у Донца и Оскола (или “Оспола”) встретили спалов — часть аланского племени, — с которыми и сразились (см. G. Vernadsky, Ancient Russia, р. 104—105, 114—115). Представляется наиболее вероятным подразумевать под готским “Ойум”, названным Иорданом (Get. § 28) “желанной землей” (“optatum solum”), древнюю греческую Гилею на левом берегу нижнего Днепра и его лимана. Hylaea (Υλαίη) названа еще Геродотом (Hist., IV, 18, 19, 21, 55, 76), который рассказал, что к востоку от Борисфена (διαβάντι τον Βορυσθένεα απο θαλάσσης πρωτον μεν η Υλαίη) на единственном участке всего северного приазовского и причерноморского побережья тянулся прекрасный лес (IV, 18, 1). Ширину его в направлении к северу можно определить в 40 км, длину с запада на восток — в 140 км. Теперь там раскинулась степь, но в античное время, в средние века и даже в XVIII в. еще был густой смешанный лес. Готы, переходившие Днепр с большими затруднениями из-за болот, могли пересечь его в каком-либо месте против Гилеи, там, где вдоль левого берега Днепра, иногда сливаясь с ним, течет река Конка. Может быть, это была область так называемого Великого Луга, где бесчисленные протоки и мелкие озерца образуют обширное болото (см.: Ф. А. Браун, Разыскания в области гото-славянских отношений, стр. 224). Преодолев его (где-то около нынешних Берислава и Каховки?), готы имели возможность двинуться на юг, к Перекопу. Может быть, они перешли Днепр ниже, но опять же не минуя Конки: “в своем течении она раздробляется на множество островов и так называемых плавней, покрытых и до сих пор почти сплошным лесом...” (И. Е. Забелин, Заметка о древности днепровского Олешья, стр. 1 — 3). Характер этих мест объясняет и причину оседания части племени либо на островках, либо на правом берегу. Не это ли обстоятельство послужило в дальнейшем поводом к тому, что готы стали жить двумя самостоятельными частями: восточные, остроготы, заняли левобережье нижнего Днепра, западные, везеготы, — его правобережье? Третью, совершенно обособившуюся часть составили готы, ушедшие в Таврику; от них позднее отделились готы-трапезиты (тетракситы Прокопия), передвинувшиеся на Таманский полуостров.

⁶⁹ Можно почти с уверенностью сказать, что река, которую готы перешли (“emenso amne”) на пути в Ойум и в Причерноморье, была Днепр. (Ср. предыдущее примечание.)

⁷⁰ Спалы (Spali) — племя, на которое напали готы, когда пришли со своим вождем Филимером в область Ойум. Название “спалы” перекликается с названием “спалеи” (“Spalaei”), записанным Плинием (Plin., VI, 22), который относил расселение племени к реке Танаису; но особенно название “спалы” сближается с названием “споры” (Σποροι), упоминаемым Прокопием. Последний относит имя споров к склавенам и антам вместе: “имя же как у склавенов, так и у антов было вначале одно — и те и другие исстари назывались спорами” (και μην και όνομα Σκλαβηνοΐς τε και ’Άνταις έν το ανέκαθεν ήν. Σπόρους γαρ το παλαιον αμφοτέρους εκάλουν, — Bell. Goth., III, 14, 29). Прокопий пытается уяснить себе этимологию этого имени; по его мнению, оно происходит от наречия “σποραδην”. В соответствии с широко распространенным в средние века приемом (например, в “Этимологиях” Исидора Севильского в VII в.; ср. толкования Иорданом племенных названий гепидов и герулов-элуров. Get., §§ 94—95, 117) он опирается на внешнее фонетическое сходство между словами “споры” и “σποραδην”, “спорадически”, и делает поэтому следующий вывод о значении самого этнического названия: так как σποραδην значит “рассеянно”, “случайно”, “там и сям”, то “спорами” являются люди, которые “населяют землю, рассеянно раскидывая свои жилища” (ότι δη σποράδην, οιμαι, διεσκηνημένοι την χωραν οίκοΰσι), “благодаря чему они и обладают громадной областью — им принадлежит большая часть того [левого] берега Истра”. Таким образом, если “спалы” Иордана и “споры” Прокопия совпадают, то, следовательно, готы, продвигаясь на юг, пересекли земли, населенные предками славян. В VI в. споры (по Прокопию) жили к северу от Дуная; раньше же, когда готы, перемещаясь к Понту, прошли через земли споров, последние жили, судя по словам Иордана, где-то на левобережье Днепра: ведь готы сразились с ними, перейдя реку (“emenso amne”) и вступив в область Ойум. О венетах и о спорах можно говорить, как об одном племени или как о группе племен, носящей либо первое, либо второе название, так как и венеты (по Иордану) и споры (по Прокопию) являлись общими именами для двух позднейших славянских разветвлений — склавенов и антов. Прокопий, неясно представлявший себе области северо-западного Причерноморья, не пытался установить, где именно обитали названные им древние споры. Говоря тут же (Bell. Goth., III, 14, 30) об обширной земле, которой владеют племена, расселяющиеся σποράδην, “рассеянно”, он имеет в виду современных ему склавенов и антов. Но в сочетании с беглым намеком Прокопия на общее древнее имя склавенов и антов (всего их “народа”, ο λεώς), краткое, но важное замечание Иордана о спалах на нижнем Днепре приобретает для истории и археологии северного Причерноморья большое значение.

⁷¹ Это — существеннейшее свидетельство Иордана; он даже указывает свои источники: 1) песни-сказания, 2) сочинение историка Аблавия. Готы пришли на юг с Вислы, через область Ойум и места расселения спалов. Отсюда — из области спалов — готы продвинулись к берегам Черного моря, быть может, они остановились где-то на его побережье западнее Крыма. Далее (Get., § 39) Иордан говорит, что готы с вождем своим Филимером поселились около Мэотиды. Предположение, что Иордан, черпая сведения в древних народных песнях-сказаниях, заимствовал эти песни из сочинений историка Аблавия, неверно. Судя по тексту, Иордан пользовался двумя отдельными источниками: устной традицией — народными песнями и сказаниями — и письменной — трудом Аблавия.

⁷² Аблавий (Ablabius) — писатель, произведение которого не сохранилось. Его имя упоминается только Иорданом. Последний с особенным уважением относился к Аблавию, характеризуя его труд как “достовернейшую историю” (“verissima... historia”). Сведения, содержавшиеся в сочинении Аблавия, были очень ценны для истории готов, так как они относились к их древнейшему прошлому, едва ли хорошо известному даже людям IV в. Из Аблавия черпались данные о событиях II—начала III вв., когда готы продвинулись с севера в области Северного Причерноморья. Если бы удалось найти произведение Аблавия в недрах какого-нибудь архива, в составе какого-либо позднейшего труда, или хотя бы уловить фрагменты того, что он когда-то создал в виде “Истории”, — а счастливые находки могут случиться и в наши дни! — то это, несомненно, внесло бы много нового и уясняющего в сложную и изобилующую пробелами историю южнорусских степей и черноморского побережья. Действительно, Иордан называет Аблавия именно в связи с этими территориями; в § 28 говорится “о крайней части Скифии” (“extrema pars Scythiae”), о той, которая прилежит к Понту; в § 82 говорится о побережье Понта в Скифии (“limbus Ponti in Scythia”); в § 117 — о племенах, живущих около Мэотиды (“iuxta Maeotida palude inhabitans”).

⁷³ Иосиф Флавий — еврейский писатель (род. в 37 г. в Иерусалиме, ум. в 95 г. в Риме), писавший по-гречески. Свидетель взятия Иерусалима Титом в 70 г., он жил затем во времена императоров Веспасиана, Тита и Домициана в Риме. Главные его труды — “Иудейская война” (с приложением к ней автобиографии) и “Иудейские древности”. Иордан мог читать “Иудейскую войну” в латинской обработке IV в. Надо думать, что интересовали его и “Иудейские древности”, где излагается история еврейского народа от сотворения мира до 65 г. н. э. В этом произведении Иордан мог прочесть, что “Магог [сын Иафета] управлял теми, которые были по нему названы магогами [греки же] прозвали их скифами” (Antiquitates, I, 6, 1). Иордан подчеркивает правдивость сообщений Иосифа Флавия.

⁷⁴ Магог — библейское имя. В Библии им назван второй сын Иафета при перечислении потомства трех сыновей Ноя (Быт., 10, 2); в заключение перечня говорится: “От них распространились народы по земле после потопа” (Быт., 10, 32). Кроме того, в Библии же именем Магог называется некая земля, в которой царствовал Гог (Иезек., 38, 2 и 39, 6). В средние века считалось, что в далеких восточных странах есть царство Гога и Магога, враждебное всему христианскому миру. В предыдущем примечании приведен текст из “Иудейских древностей” Иосифа Флавия, который ставит знак равенства между “Магогом” и “скифами”. Иероним это повторил: “Магог— Скифы” (Lib. hebraic. quaest. in genesin, 20, 2). Но Иероним — писатель начала V в., — несомненно, вкладывал в понятие “скифы” (“Магог”) иное содержание, чем Иосиф Флавий — писатель I в. Под магогом — скифами Иероним подразумевал современных ему гуннов. Такое объяснение держалось и позднее: в начале VI в. архиепископ Кесарийский Андрей в комментарии к Апокалипсису писал, что библейские племена Гог и Магог — те же скифские племена, “которые мы зовем гуннскими” (MPG, 106, col. 416). Вместе с тем Иероним не рассматривает готов как представителей племени магог и сомневается, прав ли Амвросий (ум. в 397 г.), его современник, в комментарии на книгу Иезекииля (“De fide”, II, 17), приписывая имена Гога и Магога не скифам, а готам, “недавно неистовствовавшим в нашей стране”; “наоборот, — продолжает Иероним, — все ученые скорее привыкли называть готов гетами, чем гогом и магогом”. Однако в VII в. Исидор Севильский писал: “Магог — от коего, как полагают, ведут свое происхождение скифы и геты”; и еще: “древние называли [готов] чаще гетами, чем готами” (Isid. Etymol., IX, Ι, 27 и 89).

⁷⁵ В разъяснение того, каким образом готы (или геты) называются скифами “и по племени” (et natione), “и по имени” (et vocabulo), можно привести толкование Исидора Севильского, нелепое, как большинство толкований этого авторитетнейшего для западного средневековья писателя. Он сообщает, что скифы и готы происходят от Магога, сына Иафета; сами готы — скифского происхождения (“Gothi Scythica probantur origine”), потому что имя “готы” не очень отличается от имени “скифы” — стоит только изменить и отбросить букву: “demutata enim ас detracta littera Getae quasi Scythae sunt nuncupati”. А последний слог имени Магог, будучи слегка изменен, указывает на название “гот”. Так посредством излюбленной Исидором Севильским игры слов и кажущегося их фонетического сходства доказывается тождество скифов и готов (Isid. Goth. Laud., с. 66; Isid. Etymol., IX, I, 89). Ср. издание Момсена, стр. 61, прим. 1.

⁷⁶ Истр (Ister, Hister) — название Дуная, весьма часто встречающееся у греческих и латинских авторов. Иордан именует Дунай преимущественно Данубием, иногда — Истром, вскользь заметив (Get., § 75), что имя Hister принадлежит языку бессов (“lingua Bessorum Hister vocatur”). Цезарь, Гораций, Овидий и другие писатели употребляли наряду с названием “Истр” и название “Данубий”. Истр — Данубий характеризуется в ряде сочинений как река значительная не только по величине; она была важнейшей границей· империи и оборонительной линией против варварских племен. Продолжая традицию некоторых предшественников, Иордан пишет то “magnus Danubius”, то “amnis egregius”. Уже Геродот говорил об Истре (Hist., IV, 48, 1), что это “величайшая из всех рек, какие мы знаем”; так же определяется Истр и у Страбона: “величайшая из рек в Европе” (Geogr., VII, 1, 1). Иордан дважды повторил, что названия Данубий и Истр равнозначны: а) “extremo alveo Istri, qui dicitur Danubius ab ostea sua usque ad fontem” (Get., § 32) и b) “a meridie Histrum, qui et Danubius dicitur” (§ 114). Однако в первом случае он относит название Истр только к нижнему течению реки; говоря о границах Скифии, он упоминает, как об известном месте, о “начале” Истра “ubi Ister oritur amnis” (§ 30). Слово “oritur” (“рождается”) невозможно понять в смысле истоков Дуная, так как никогда ни один древний автор не доводил пределы Скифии до Шварцвальда, где Дунай берет свое начало. Правда, Иордан один раз (в приведенном выше тексте из § 32) определил Дунай как бы “снизу вверх”, “против течения”, сказав “от устьев до истока, а не наоборот. Однако нельзя допустить, что он вообще путал значение терминов “исток” — “fons” и “устье” — “ostea”. Говоря о “рождении” Истра (“ubi Ister oritur amnis”), он, надо думать, имел в виду не его исток и не его впадение, а некоторую часть течения Дуная, откуда реку начинали называть Истром. Это место косвенно указано самим Иорданом (§ 33). Он пишет, что в Скифии, — а она простиралась именно до того пункта, “где рождается Истр”, — первым с запада живет племя гепидов и по его о6ласти протекает Тизия (Тисса). Получается, что в представлении Иордана Дунай именовался Истром, начиная примерно с территории, где в него слева впадала Тисса, а справа — Сава.

О двух именах Дуная в применении их к верхнему и нижнему течению писали все наиболее известные географы античности. У Страбона (Geogr., VII, 3, 13) обстоятельно сообщается, что “части реки, находящиеся наверху близ истоков, вплоть до порогов, называли Данувием” (και γαρ τοΰ ποταμοΰ τα μεν άνω και προς ταΐς πηγαΐς μέρη μέχρι των καταρακτων Δανούιον προσηγόρευον). Под порогами или водопадами, “катарактами”, вероятнее всего, подразумевались теснины подступающих к руслу Дуная Трансильванских Альп, в которых река, суженная горами, проходит сначала так называемые “Клисуры” (clausura — запирание, замыкание), а затем “Железные ворота”, близ города Турну-Северина. Ширина Дуная в Клисурах уменьшается до 112 м. Здесь был своего рода перерыв реки; на правом берегу была вырублена в скале римская дорога времени дакийского похода императора Траяна в 103 г. н. э. Страбон пишет, что до Клисур и Железных ворот Дунай назывался Данувием, — так именовали его даки. “Части же реки, находящиеся ниже по течению, вплоть до Понта, у гетов называются Истром (τα δε κάτω μέχρι τοΰ Πόντου τα παρα τους Γέτας καλοΰσιν ’Ίστρον). При этом, замечает Страбон, “даки одноязычны с гетами”. У Помпония Мелы указано (Mela, II, 8), что река, отмежевывающая народы Скифии, беря начало в Германии, “рождается под иным именем, нежели то, под которым она оканчивается” (“alio quam desinit nomine exoritur”); “долго, на огромном пространстве, занятом великими племенами, она остается Данувием, а затем становится Истром, так как примыкающее население зовет ее уже иначе (“per immania magnarum gentium diu Danuvius est, deinde aliter eum adpellantibus accolis fit Hister”). Плиний, который бывал в придунайских провинциях, считает рубежом обоих названий Дуная (Plin., ΠΙ, 79) то место, где он впервые начинает “омывать Иллирик”. Выше река называется Данувием, ниже — Истром: “ortus in Germania ...ас per innumeras lapsus gentes Danuvi nomine... et unde primum Illyricum adluit Hister appellatus”. По определению Плиния, Иллирик тянется “от реки Арсии до реки Дирина” (Plin., III, 150), т. е. от Арсы, текущей с севера на юг в восточной части полуострова Истрии и впадающей в Адриатическое море, до реки Дрины — крупного правого притока Савы, впадающего в нее выше города Сирмия (нын. Митровица). Определение Иллирика вообще отличалось расплывчатостью. Например, Тацит (Tac. Hist., I, 76, 1—2) причислял к Иллирику даже Верхнюю Мезию. Из слов Плиния можно извлечь лишь приблизительный вывод, что где-то, в местах, недалеких от слияния Савы с Дунаем, в области Сирмия и Сингидуна (но, очевидно, не ниже), Данубий получал имя Истра. По Птолемею (Ptol., ΠΙ, 10, 1), Истр начинался от города Аксиуполя, на правом берегу нижнего Дуная, там, где река поворачивает резко на север, отделяя Добруджу с западной стороны. У Горация и особенно у Овидия, окончившего, как известно, жизнь в ссылке в низовьях Дуная, встречаются оба названия знаменитой реки. Вергилий называет только Истр. По одному из стихотворений Овидия (Trist, II, 2, 189, 198) видно, что автор употреблял оба названия, не проводя между ними различия. Поздние комментаторы объясняли, что Истр — то же, что и Данубий; так в комментарии Сервия к Вергилию (Georg., III, 350); так в византийском парафразе на Περιήγησις — сочинение Дионисия (II в. н. э.) Если Аммиан Марцеллин, употребляя оба названия, нигде не поясняет, что Данувий (Danuvius) и Истр равнозначны, то у Орозия специально указано, что Истр значит то же, что и Данубий (Danubius; Oros., Ι, 2, 52; IV, 20, 34). Не пропускает такого объяснения и Прокопий, три раза повторивший, что река Истр иначе именуется Данубием (Bell. Vand., I, 1, 10; Bell, Goth., IV, 5, 29; Aed., IV, 5, 1). Таким образом, Иордан так же, как его современники и предшественники, отразил в своем сочинении многовековую традицию наименований Дуная. Однако, как видно, еще задолго до VI в. разница между обоими названиями почти стерлась, причем преобладающим осталось “Данубий”.

⁷⁷ О Мурсианском озере см. прим. 110.

⁷⁸ Тира — древнее наименование реки Днестр. Иордан тут же, вслед за обозначением Тира (Tyras), называет и Днестр (Danaster), как бы имея в виду другую реку. Кроме Иордана, употребившего трижды имя Danaster (Get., §§ 30, 35), почти так же называет эту реку Аммиан Марцеллин: “ad amnem Danastium” и “prope Danasti margines” (Amm. Marc., XXXI, 3, 3; 3, 5); однако он же называет город и реку Тирой: “civitas Tyros”, “fluvius Tyras” (Amm. Mars., XXII, 8, 41). Название реки Тиры встречается уже у Геродота в числе других крупных рек: “пятиустый Истр, затем Тирис (Τύρης), Ипанис, Борисфен...” (Hist., IV, 47, 2), а живущих около устья Тириса эллинов Геродот называет тиритами (Τυρΐται, — ibid., IV, 52). Несколько выше (ibid., IV, 11) Геродот рассказывает о могиле киммерийских царей, погребенных киммерийцами около реки Тираса. Когда с востока надвигались “кочевые скифы” (Σκύθας τους νομάδας), то киммерийцы решили покинуть свои земли из-за опасности скифского вторжения. “Страна же их была та самая, — пишет Геродот, — которую „ныне“ (νΰν) населяют скифы”. Однако, цари киммерийцев решили иначе: они предпочли лежать мертвыми в родной земле, но не покидать ее. Разделившись на два отряда, цари перебили друг друга. Народ (о δημος) похоронил своих вождей у реки Тираса, “а могила, — замечает Геродот, — еще видна”. Упоминает о реке Тире также Страбон: “от Истра к Тире пролегает Гетская пустыня, вся ровная и безводная” (απο ’Ίστρου επι Τυραν και η των Γετων ερημία προκεΐται, — Georg., VII, 3, 14). О реке и городе Тире, раньше называвшемся Офиусой, сообщает Плиний: “славная река Тира, дающая имя городу, который до того назывался Офиуса” (Plin., IV, 82). Не пропустил реки Тиры и Птолемей (Ptol., X, 7). Встречается название Тиры и в позднем (V—VI вв.) сокращении географического словаря “Εθνικά” Стефана Византийского: “Тира — город и река у Евксинского Понта”.

⁷⁹ Река Вагосола (Vagosola) упоминается только у Иордана. Следуя порядку рек (Дунай, Днестр, Вагосола, Днепр), приходится отнести название “Вагосола” к Южному Бугу, в античности называвшемуся Гипанис (Hypanis); это название есть также у Иордана (Get., § 46). Фр. Вестберг в статье “О передвижении лангобардов” (стр. 15) допускает, что под Вагосолой можно подразумевать Вислу в том случае, если сблизить свидетельства Иордана в §§ 30 и 35, где, очерчивая область расселения склавенов, он рядом с Днестром ставит как северный предел реку Вислу. Однако Вагосола-Висла нарушила бы группу рек, впадающих в северо-западную часть Черного моря, которую имеет в виду Иордан.

⁸⁰ Днепр (Danaper) определяется Иорданом как “великая” река. Античные географы знали реку Борисфен (Borysthenes). По словам Помпония Мелы, это красивейшая спокойно текущая река Скифии, прозрачная, чистая, с приятной для питья водой; в ней водится крупная рыба отличного вкуса и без костей (Mela, II, 6). Иордану известно не только древнее название Днепр — Борисфен (Get., § 44), но и его тюркское имя — Вар (§ 26). У Константина Порфирородного наряду с названием ο Δάναπρις, встречающимся многократно (De adm. imp. 8, 9, 37, 42), употребляется и название “Варух” (Βαρούγ), причем в конце главы, посвященной “генеалогии племен турков” (мадьяр), говорится об областях, орошаемых пятью реками; их имена Варух, Кубу (Буг), Трулл (Днестр, в иных случаях называемый Δάναστρις), Брут (Прут), Серет (Ibid., 38). Следует отметить, что ни Прокопий, ни Агафий, ни Феофилакт Симокатта не упоминают о Днепре ни под одним из его названий. Но Менандр пишет о реке Δάναπρις (Men. fr. 43). Ср. прим. 614.

⁸¹ Тавр, горный хребет Таврики — Крыма. По Иордану, это “Тавр скифский”, а не азиатский.

⁸² Мэотида (Maeotis palus, Μαιωτις λίμνη) — обычное древнее и средневековое (литературное) название Азовского моря. Palus (λίμνη) означает болото. Появление названия palus, вероятно, связано с заболоченными берегами огромного водоема, где и до наших дней на многие километры тянутся плавни, особенно обширные вокруг дельты Кубани. В нашем переводе текста Иордана “болото” (Мэотийское) — “palus” — передается словом “озеро”. Подобное толкование подкрепляется, например, тем, что Помпоний Мела употребляет в отношении Мэотиды попеременно то “palus”, то “lacus” (Mela, 1, 8: “palus ipsa Maeotis”; I, 14: “ad lacum [живут] Maeotici”; I, 112; река Caracanda — Кубань, двумя рукавами впадая в озеро и в море — “in lacum et in mare profluens”, — образует остров). В сочинениях Прокопия Мэотида названа исключительно Μαιωτις λίμνη (Bell. Pers., I, 10, 6; Bell. Goth., IV, 6, 16; IV, 4, 8; Aed., III, 7, 8 и др.). В трактате Константина Порфирородного (De adm. imp., 42) подчеркивается, что Мэотийское болото (η λίμνη Μαιώτιδος) из-за своей величины называется также и морем: και θαλάσσης δια το μέγεθος επονομαζομένης; в той же главе автор употребляет слово “море” уже без оговорки: την Μαιώτιδα θάλασσαν, хотя тут же пишет и иначе: της Μαιώτιδος λίμνης.

Мэотида вместе с впадающим в нее Танаисом рассматривалась как граница между Европой и Азией. Античные писатели и их комментаторы отмечали, что Мэотида замерзает. Грамматик IV в. Мавр Сервий Гонорат писал в комментарии к “Георгикам” Вергилия (Maeotiaque unda, — Georg., III, 349), что Мэотида — болото в Скифии, замерзающее от мороза (“Maeotis palus est Scythiae frigore congelascens”).

⁸³ Босфорские проливы (angustiae Bosfori) — так Иордан, следуя античной традиции, именует Боспор Киммерийский (Bosphorus Cimmerius, нын. Керченский пролив). У Аммиана Марцеллина — Пантикапейские проливы (Panticapes angustiae.—Amm. Marc., XXII, 8, 30). Прокопий уже не употребляет античного названия, устаревшего для его эпохи. Он говорит только об “устье” Мэотиды, называя его либо εκροή (Bell. Goth., IV, 5, 4), либо чаще εκβολή, εκβολαί (εκβολή... εκ λίμνης αρξαμένη της Μαιώτιδος άχρι ες τον Ευξεινον Ποντον, — Ibid., IV, 4, 10; IV, 4, 8 θ IV, 5, 5). Античное название он употребляет исключительно в тех случаях, когда приводит мнение древних авторов: “мудрецы, ученые (οι σοφοί) иногда считали, что Босфор Киммерийский разделяет Европу и Азию” (Aed., IV, 1, 7). Геродот же оспаривает точку зрения относительно Боспора Киммерийского (Bell. Goth., IV, 6, 15). В цитируемых местах Прокопий называет пролив τα πορθμεΐα Κιμμέρια. Позднее Константин Порфирородный называет Керченский пролив “устьем” Мэотиды (De adm. imp., 42, 73, 74, — και απο Βοσπορου το της Μαΐωτιδος λίμνης στόμιόν εστιν) или даже местным названием “Бурлик” (στόμιον το Βουρλίκ, — Ibid., 42, 90 θ 94).

⁸⁴ В описание границ Скифии, данное Иорданом в § 30, вклинилось определение формы Каспийского моря “в виде гриба”. Правда, в тексте Иордана, изданном Моммсеном по Гейдельбергскому списку, употреблено местоимение жен. р. “quae”, которое не согласуется с предыдущим существительным сред. р. “mare”. Поэтому группу слов “ad modum fungi”, казалось бы, надо отнести к объекту женского рода, т. е. к Скифии, логическому подлежащему всего пассажа “Scythia... digreditur”. Однако в ряде рукописей, как видно в разночтениях, приводимых Моммсеном, стоит не “quae”, а “quod”, что подходит к существительному “mare”. Кроме того, Иордан (или автор, которым он пользовался), когда перечислял границы описываемых им стран, несомненно, имел перед глазами карту. Если, например, он пользовался картой, составленной соответственно древней карте Эратосфена (нач. II в. до н. э.), то на ней можно было видеть, что Каспийскому морю (Hyrcanum mare) действительно приданы очертания гриба, как бы обращенного ножкой к северу, а шляпкой к югу. Так же “грибообразно” очертание Каспийского моря на карте, составленной по описаниям Орозия, и на некоторых других средневековых картах. От впечатления, порожденного картой, у Иордана (или автора, которым он пользовался) и возникло сравнение Каспийского моря с грибом. Итак, все, что говорится в связи с границами Скифии о “грибе”, относится к очертаниям не Скифии, а Каспийского моря, ограничивающего ее с одной стороны. Специальность классика мешала иногда Моммсену понять до конца стиль средневекового источника; он ошибся, считая, что Иордан относил “образ гриба” к Скифии (Prooem., XXXI. См.: К. Miller, Mappae mudii. Die ältesten Weltkarten).

⁸⁵ Алваны (албаны) — жители Кавказской Албании — занимали территорию у Каспийского моря, севернее реки Куры; Албания соответствует Ширвану.

⁸⁶ Серы (Seres, Seree) — китайцы. Из дошедшего до греков и римлян названия народа создались греческое и латинское названия шелка: σηρικά, serica. В дальнейшем название шелка связалось с народом, торгующим шелком. По мере передвижения центров торговли шелком к западу, у латинских и греческих авторов название “серы” оказалось перенесенным на среднеазиатские народы (на согдийцев). В этом смысле употребляет имя “Seres” и Иордан, говоря, что “Seres” находятся непосредственно к востоку от Скифии, сразу же за Каспийским морем.

⁸⁷ Иберия, Иверия (Hiberia) — Грузия. Античные писатели, например Страбон (Geogr., XI, 3), описывали кавказскую, или понтийскую, Иберию-Иверию, вполне отличая ее от Иберии в Испании. Подробно рассказано об иверах у писателей V в. Созомена и Феодорита.

⁸⁸ Об Истре-Данубии, см. прим. 76.

⁸⁹ В начале перечисления припонтийских городов Иордан привел два названия, “Борисфенида” и “Ольвия”, как бы обозначающие два города. Как известно, двух особых и достаточно крупных городов, связанных с устьем Борисфена-Днепра (вернее, с Днепро-Бугским лиманом), не было. Вероятно, автор дал подряд два названия одного и того же города, а именно, Ольвии. Иордан опирался на материал, приводимый античными географами, о которых упомянул в предыдущем тексте своего труда (Get., § 12 и 16). Это Страбон, Птолемей, Помпоний Мела. У Страбона он мог прочесть сообщение, что в 200 стадиях вверх по Борисфену лежит одноименный с рекою город; он называется также Ольвией (Geogr., VII, 306). У Птолемея упомянута “Ольвия, или Борисфен” (’Όλβια η και Βορυσθένης. Ptol. III, 5, 14); иногда вместо “Борисфен” употребляется “Борисфенида”. Возможно, что Иордан руководствовался только Помпонием Мелой, у которого сообщается, что река Борисфен впадает в море у греческих городов Борисфениды и Ольвии (Mela, II, 6), т. е. констатируется наличие двух отдельных городов. Подробно об Ольвии — Борисфениде и об ольвиополитах — борисфенитах см. в статье С. А. Жебелева “Что понимать под Борисфеном в Ios ΡΕ, 24” и в его же книге “Северное Причерноморье”.

Не произошла ли “Boristhenide” (у Иордана с “е” на конце слова, — так по Моммсену во всех рукописях) от названия “борисфениты” (Βορυσθενεΐται), известного еще в труде Геродота (Hist., IV, 17, 18, 54, 78, 79)? Последний не употребляет имени “Ольвия”, но упоминает ольвиополитов (Ibid., IV, 18); город же Ольвию (существование которого засвидетельствовано эпиграфическими и нумизматическими памятниками) он называет либо “городом борисфенитов” (Ibid., IV, 78), либо “Борисфеном” (см.: С. А. Жебелев, Северное Причерноморье, стр. 338, прим. 3).

⁹⁰ Ольвия (Olbia) — одна из древнейших греческих колоний на северном побережье Черного моря. Она была основана выходцами из Милета еще в первой половине IV в. до н. э. и, будучи расположена на Буге (на его правом берегу, около нын. села Парутина), у его впадения в Днепро-Бугский лиман, долго сохраняла доминирующее положение в торговле с населением Скифии, став крупным ремесленным и культурным центром в Северном Причерноморье. О другом названии Ольвии — Борисфен, Борисфенида — см. предыдущее примечание.

⁹¹ Каллиполида (Callipolida) упоминается вслед за Ольвией. Это не совсем понятное название можно сблизить с этническим названием племени “каллипидов” (“Καλλιπίδαι”), живших к западу от Днепра, впервые упомянутых Геродотом (Hist., IV, 17). Племя каллипидов (Callipidae) встречается также у Помпония Мелы (Mela, II, 7). Оно обитало на нижнем течении Буга (т. е. севернее Ольвии) и было экономически связано с последней. Однако не есть ли “Каллиполида” Иордана порт и укрепленное поселение на западном побережье Таврики, носившее название “Прекрасная гавань” (Καλος λιμήν)? Непосредственно за “Каллиполидой” в тексте Иордана назван Херсон — Херсонес. А “Прекрасная гавань” (впоследствии Акмечеть, ныне переименованная в Черноморское) вместе с Керкинитидой (нын. Евпатория) входила, — как видно по знаменитой “Херсонесской присяге” (нач. III в. до н. э.), — в состав владений античного Херсонеса.

⁹² Херсон (Chersona), Херсонес Таврический (в средние века обычно именовался не Херсонесом, а Херсоном) — греческая колония, основанная выходцами из Гераклеи Понтийской в V в. до н. э. В дальнейшем — крупный византийский город в Таврике, оживленный торговый и военный центр уже в V в. н. э. (ср., например, надпись императора Зинона о возобновлении стен и одной из наиболее мощных башен). Прокопий, упоминая о Херсоне, замечает, что он с давних времен подчиняется ромеям (Bell. Goth., IV., 5, 27). О Херсоне V—VI вв. — на основании значительного археологического материала см. А. Л. Якобсон, Раннесредневековый Херсонес. Очерки истории материальной культуры. М.—Л. 1959 (Материалы и исследования по археологии СССР, № 63).

⁹³ Феодосия (Theodosia) — греческая колония, основанная милетцами в VI в. до н. э. и вошедшая в состав Боспорского царства. Не в связи ли с тем, что Феодосия, будучи крупным портом восточной Таврики, не являлась в античное время самостоятельным городом-государством (каким был Херсонес), а подчинялась Боспору, Орозий определил ее как место, близ которого “огромное излияние (“inmensa exundatio”) Мэотийского озера вступает широким потоком в Евксинский Понт” (Oros., I, 2, 5—6)? Этим смешением у Орозия Феодосии с Боспором объясняется, может быть, пропуск Иорданом Боспора в приводимом им списке приморских городов Северного Причерноморья. У древних географов нет упоминания о городе Боспоре; они говорят лишь о проливе — Боспоре Киммерийском — и о близлежащих городах; например, Помпоний Мела пишет: “in Bosphorum Cimmerica oppida Murmecion, Panticapaeon, Theodosia” (Mela, II, 13). Но у Прокопия ясен приморский город Боспор: εστι δε πόλις επιθαλασσία η Βόσπορος, εν αριστερα μεν εσπλέοντι τον Εύξεινον καλούμενον Πόντον (Bell. Pers., Ι, 12, 7; Bell. Goth., IV, 5, 26) и уже не упоминается о Босфоре-проливе; последний называется “устьем Мэотиды” (εκροη, εκβολη της Μαιώτιδος).

⁹⁴ Кареон (Careo) — это загадочное название помещено между Феодосией и Мирмекием. Не относится ли оно к Боспору, продолжавшему в V—VI вв. быть заметным торгово-ремесленным городом восточной Таврики? Не является ли слово “Careo” каким-то намеком на будущее название “Корчев”, “Керчь”? Так думал Ю. А. Кулаковский (“К вопросу об имени города Керчи”, стр. 194—199), предполагая, что в тексте Иордана могло стоять не “Careon”, а “Carcon”.

Название Кареон не вошло в литературу и всплыло лишь у византийского автора XV в. Лаоника Халкокондила в кратком упоминании о том, как татары продавали в рабство черкесов, мингрелов и сарматов (аланов), отводя их в Боспор, в город Карею (επι τον Βόσπορον, επι Καρέαν πόλιν απάγοντες, — CSHB. Bonn, 1843, p. 135—136). Однако, ввиду того что Лаоник несколько выше пишет о Боспоре в связи с Фракией, нельзя утверждать, что город Карея относится к Таврике.

⁹⁵ Мирмикий, Мирмекий (Myrmicion) — город Боспорского царства; по Страбону (Geogr., VII, 1, 5), πολίχνιον εστι Μυρμηκιον — городок Мирмекий в 20 стадиях (ок. 4 км) от Пантикапея (нын. Керчь). Развалины города Мирмекия находятся у теперешнего мыса Карантинного, на берегу Керченской бухты, как раз в 4 км к северо-востоку от Керчи. Самое раннее упоминание о Мирмекии находится в перипле Псевдо-Скилака (IV в. до н. э.), который называет Мирмекий в числе других крупных городов (Пантикапей, Нимфей, Китей, Феодосия). Как показали археологические исследования, город, — как греческая колония, — возник во второй четверти IV в. до н. э. и существовал без перерыва до III в. н. э. (включительно). На развалинах античного города до XIV в. было средневековое поселение; оно, возможно, соответствовало месту, обозначенному именем “Pondico” на итальянских портоланах.

⁹⁶ Трапезунт (Trapezunta) неожиданно назван Иорданом после Мирмекия, в конце списка городов, расположенных на северном побережье Черного моря. Перечисление городов Иордан ведет с запада от Борисфениды — Ольвии и соблюдает географическую последовательность; потому естественно предположить, что Трапезунт Иордана находился где-то восточнее Мирмекия, т. е., возможно, на противоположном берегу Боспора Киммерийского. По дошедшим до нас сведениям, ни в этих местах, ни южнее по Кавказскому побережью нет подобного названия. Общеизвестный же Трапезунт (нын. Трабзон) в Малой Азии, упоминаемый и Страбоном (Geogr., VII, 4, 3), и Тацитом (Tac. Hist., III, 47), и, позднее, Прокопием (Bell. Goth., IV, 2, 2—3; Aed., III, 7, 1), не подошел бы к списку городов на северных берегах Черного моря. Однако название “Трапезунт” все же в одном случае упоминалось в связи с Таврическим полуостровом, хотя относилось оно не к городу, а к горе. Страбон (в указанном выше месте “Географии”) совершенно ясно сообщает, что “в горной области Тавров (εν δε τη ορεινη των Ταύρων) есть и гора Трапезунт (και το όρος εστιν ό Τραπεζοΰς), одноименная городу близ Тиварании и Колхиды”. Таким образом, римский географ, как бы предвидя возможность неправильного отнесения имени горы к знаменитому малоазийскому городу, намеренно противопоставляет эти два одинаковых названия. Остается предположить, что Иордан под Трапезунтом в § 32 подразумевал не понтийский город Трапезунт, а поселение с названием Трапезунт, но неизвестно, было ли оно там же, где и гора Трапезунт в Таврике. Конечно, можно допустить у Иордана некоторую непоследовательность в расположении названий городов. Если принять во внимание гору Трапезунт по Страбону, которую с достаточной вероятностью отождествляют с Чатыр-дагом (“Шатёр-гора”), характерным своим “столообразным” профилем, то поселение с названием “Трапезунт” должно было бы находиться где-то около Алушты. В таком случае Трапезунт в списке Иордана следовало бы поместить не после Мирмекия, а между Херсоном и Феодосией. Если обойтись без этой поправки и оставить Трапезунт на последнем месте в списке, то немалоазийский Трапезунт следовало бы искать на восточном берегу Боспора Киммерийского (Керченского пролива). Как известно, А. А. Васильев в работе “Готы в Крыму” (стр. 75—79) собрал упоминания о готах-трапезитах, исходя из того, что в некоторых рукописях “Готской войны” Прокопия вместо слова “тетракситы” (Bell. Goth., IV, 4, 5 и 18) стояло слово “трапезиты” (τραπεζΐαι). Особо о трапезитах в Таврике упоминал Сестренцевич Богуш (“История о Таврии”, I, стр. 272, 276, 278) и, позднее, архимандрит Арсений (“Готская епархия в Крыму”, стр. 60). Но впервые сопоставление между “тетракситами” (не поддающимися объяснению) и “трапезитами” (объясняемыми по связи с названием горы Трапезунт — Чатыр-даг в Крыму) сделал немецкий ученый Хершель. Он писал: “Название „тетракситы“ не получило еще никакого удовлетворительного разъяснения. Если бы чтение „трапезиты“ в некоторых рукописях Прокопия оказалось правильным, то значение было бы легко объяснимо. Столовая гора — Чатыр-даг — называется у Страбона Τραπεζοΰς, и в таком случае под трапезитами надо было бы понимать окрестных жителей близ этой горы” (Herschell, Die Tetraxitischen Gothen, S. 95).

Однако, для того чтобы оправдать порядок городов у Иордана, т. е. оставить иордановский “Трапезунт” на последнем месте в списке, надо продолжить рассмотрение истории готов-трапезитов, не ограничиваясь одним выводом, что они, судя по их названию, жили где-то около Алушты. Прокопий в “Готской войне” дает строго последовательные сведения (Bell. Goth., IV, 4—5) о небольшой группе готов-трапезитов, живших сначала на крымском берегу Керченского пролива, а затем передвинувшихся в союзе с гуннами-утигурамн на Таманский берег того же пролива. Там готы-трапезиты продолжали жить и во времена Прокопия и Иордана. Не вправе ли историк предположить, что “трапезиты” перенесли с Таврики (где они когда-то были связаны с местностью у горы Трапезунт) и название своего поселения Трапезунт? Если это так (а сообщения Прокопия о передвижениях и о местожительстве готов-трапезитов в середине VI в. вполне ясны!), то Иордан сознательно поставил Трапезунт после, т. е. восточнее, Мирмекия, имея в виду некий населенный пункт — конечно, прибрежный — готов-трапезитов. Невозможно заподозрить у Иордана какую-либо путаницу относительно малоазийского Трапезунта, достаточно известного политического и экономического центра, четко определяемого в тех географических описаниях (Страбона, Помпония Мелы, Птолемея), которые были хорошо знакомы Иордану.

⁹⁷ Беглым замечанием о том, что именно скифские племена, будучи непокоренными, разрешили грекам основать их города-колонии, Иордан показал, что в его понимании варварские племена сами проявляли заинтересованность в торговле с греками. Описание северного побережья Черного моря с его городами — их названо восемь — целиком основано на данных античных писателей. Современные Иордану источники (записи или рассказы очевидцев) не содержали никаких данных об этих столь отдаленных городах. Эта часть его труда основана лишь на преданиях. У современника Иордана, Прокопия, известного достоверностью своих сообщений, из городов Таврики упомянуты только Херсон и Боспор (Bell. Goth., IV, 5, 27—28; Bell. Pers., I, 12, 7; Aed. Ill, 7, 10) и говорится о них как о современных автору городах. Вслед за Иорданом почти полностью и в том же порядке повторил (в VII—VIII вв.) список северно-черноморских городов (от Борисфена до Трапезунта) так называемый Равеннский географ (Rav. anon., IV, 3; V, 11).

⁹⁸ Иордан отразил распространенные в его время сведения о Рифейских горах — Урале: во-первых, что Рифейский хребет разделяет Азию и Европу; во-вторых, что с него течет Танаис — Дон, который в свою очередь является восточным пределом Европы. Ниже, следуя данным ряда античных карт (Эратосфена, Агриппы, римских карт), Иордан повторяет сложившееся задолго до него мнение, что Рифейские горы составляли часть грандиозной системы Кавказа и что Кавказский хребет (mons Caucasi) обходит непрерывной цепью (jugo continuo) большую часть “земного круга”: от Индийского моря к западу, давая начало Тигру и Евфрату, затем к северу в Скифию “вплоть до Рифейских гор”, откуда направляется вдоль Понта до Истра и даже за Истр. Об общей системе горных хребтов, в которую включались, с точки зрения античных географов, как Рифейские, так и Кавказские горы, Иордан мог прочесть в географическом трактате Помпония Мелы (Mela, I, 81; 109) и у Орозия (Oros., Ι, 2, 36—47).

⁹⁹ Мнение античных писателей, что Европа отделяется от Азии линией Рифейских гор и реки Танаиса, Мэотидой и Понтом, было широко распространено. Иордан мог узнать о нем из географических, исторических или даже грамматических сочинений, например: у Помпония Мелы (Mela, I, 15), Орозия (Oros., I, 2, 4; 52), Аммиана Марцеллина (Amm. Marc., XXXI, 2, 13; XII, 8 27), у Мавра Сервия Гонората (в его комментарии к Вергилию, — Aen., VIII, 659; Georg., III, 516). Вообще же “скифская река” Танаис считалась отдаленнейшим из достижимых для человека пределов. Даже у Прокопия не чувствуется конкретности в упоминаниях о Танаисе. Хотя Прокопий и пишет, что Танаис считается рубежом Европы и Азии (Bell. Goth., IV, 6, 2), сам он склонен считать границей обоих материков не Танаис, а Фазис — Рион (Ibid., IV, 6, 7—8), ссылаясь на авторитет Геродота (Ibid., IV, б, 13—14); в иных случаях Танаис у Прокопия — это река, близ которой в степях обитают многочисленные гуннские племена (Ουννικα έθνη πολλά) в лице их основных представителей, хорошо известных в Византии VI в. утигуров и кутригуров (первые жили к востоку, вторые — к западу от Мэотиды и Танаиса).

¹⁰⁰ 144 тыс. шагов составляли примерно 216 км (ср. прим. 3 и 4). Наибольшая длина Азовского моря достигает 400 км, поэтому приводимая Иорданом цифра ошибочна. “Paludis sircuitus” переведено как “окружность озера”, а не болота (ср. прим. 82).

¹⁰¹ Локоть (ulna, πηχυς) — мера длины, колебавшаяся между 46 и 52,7 см (F. О. Hultsch, Griechische und römische Metrologie, 2 Aufl., S. 73, 389). Глубина Мэотиды, равная, по Иордану, 8 локтям, составляла не менее 3,68 м и не более 4,22 м.

¹⁰² Гепиды (Gepidae, Gepidi) — значительное германское племя, родственное готам. Прокопий, говоря о “готских племенах” (Γοτθικα εθνη), ставит среди них на первое место готов (остроготов), затем вандалов, везеготов и гепидов (Bell. Vand., Ι, 2, 2). Иордан подчеркнул родство гепидов с готами: в § 95 он пишет, что, без сомнения, они ведут свое происхождение из рода готов; в § 133 он называет гепидов “родичами” остроготов. По Иордану (Get., § 94—95), гепиды переселились вместе с готами на южный берег Балтийского моря и осели в дельте Вислы; островок, занятый ими в устьях этой реки, получил на их языке название “Gepedoios” (ср. прим. 68). Здесь же Иордан привел объяснение относительно происхождения имени “гепиды”, основываясь на типичной средневековой “этимологии”, т. е. на фонетическом сходстве и случайном, натянутом осмыслении. По традиции, зафиксированной Иорданом (он пишет “fertur”, значит, так было в предании), слово “гепиды” произошло от готского или гепидского слова “gepanta”, “ленивый”. Гепиды вместе с готами двинулись с острова Скандзы к устью Вислы; один из трех кораблей, на котором находились гепиды, задержался в пути и подошел к берегу позднее двух других: он показал себя “ленивым”, “gepanta” (navis). Мюлленгофф (“Deutsche Altertumskunde”) не находил никакого — ни общегерманского, ни готского — глагола со значением медлить, отставать, лениться, похожего на слово “gepanta”. Он допускал, что этим словом мог называться тип тихоходного корабля, но не видел никакой связи между упомянутым термином и названием “гепиды”. Можно добавить, что этническому имени “гепиды” было еще раз дано (не лучшее, чем у Иордана) объяснение в широко известных “Этимологиях” или “Началах” (“Origines”) Исидора Севильского (ок. 570—636 гг.) Исидор, собравший, а частично и сам придумавший ряд фантастических, но ценившихся в средние века, “этимологий”, искусственно связал название гепиды — гипеды с латинским словом “pedes” (“ноги”); “Gipedes pedestri proelio magis quam equestri sunt usi et ex hac causa ita vocati” — “Гипеды больше применяют пеший, чем конный бой, и потому так и названы” (Isid. Etymol., IX, 2, 92). Ясно, что оба объяснения, являясь примером типичной средневековой “этимологии”, не могут быть приняты всерьез; они свидетельствуют, что некоторым писателям, хотя и вышедшим из гущи германского мира, варваризованная латинская образованность мешала понять данный этнический термин. Исидору Севильскому, жителю Испании, гепиды незнакомы: в 60-х годах VI в. гепиды, истощенные длительной борьбой с лангобардами (об одной из битв середины VI в. Иордан [Rom., § 387] говорит, как о жесточайшей после “дней Аттилы”), были уничтожены аварами. Но для Иордана гепиды были современниками; на его глазах они не на жизнь, а на смерть сражались с лангобардами; он знал, что они встречались в боях с остроготами, общались с соседями своими склавенами, а в прошлом были союзниками гуннов. Как неоднократно и вполне отчетливо сообщал Иордан (Get., §§ 33, 74, 113—114), область распространения гепидов никогда не заходила западнее Потиссья; они не появлялись в Паннонии, за исключением берегов нижнего течения Савы (город Сирмий). Гепиды — единственное племя из числа германских, менее других продвинувшееся к западу.

Движением гепидов с нижней Вислы к югу руководил король Фастида. Он с боями провел свое племя через область бургундов и, вероятно, встретил сопротивление на тех обширных пространствах (“immensa spatia”, — Get., § 34) по Висле и в предгорьях Карпат, где обитали многочисленные венеты (“Venetharum natio populosa”, — § 34; “Venethi... numerositate pollentes”, — § 119). Иордан не назвал в § 97 именно венетов, но их можно предположить в “многочисленных других племенах”, о которых он говорит в данном параграфе. Гепиды миновали эти земли к середине III в. Первое столкновение гепидов с римскими войсками произошло в знаменитом сражении в 269 г. под Наиссом, когда император Клавдий II наголову разбил крупное объединение германских племен (готы, герулы, певкины, гепиды), разорявших Нижнюю Мезию, Фракию, Македонию. После столкновения с войсками Проба (276—282) часть гепидов, по рассказу биографа упомянутого императора, была переселена вместе с гревтунгами и вандалами на территорию империи, к югу от Дуная (SHA, Probus, II, 18, 2). Походы гепидов из северной Дакии были связаны с их стремлением продвинуться южнее. Из-за неудачного сражения с готами близ города Гальта на верхнем Олте (Get., § 99) около 290 г. гепидам пришлось остаться на прежних местах.

Иордан приводит данные относительно территории, занятой гепидами в его время, неизменно предваряя свои слова наречием “nunc” — “теперь”. Территорию, о которой говорит Иордан, гепиды заняли благодаря стараниям их короля Ардариха, личности выдающейся. Ардарих был ближайшим союзником и, более того, советником Аттилы; он выводил свое войско в 451 г. на Каталаунские поля на стороне гуннов. Но после смерти их вождя (в 453 г.) Ардарих не пожелал подчиняться его сыновьям, поднял (“insurgit”, — Get., § 260) свое племя и ряд других племен против гуннов и в победоносном сражении на реке Недао (§ 261—262) завоевал для гепидов гуннские земли на левом берегу Дуная, главным образом на Тиссе, — по старой терминологии — “пределы всей Дакии” (“totius Daciae fines”, — Get., § 264). К западу от них, в Паннонии, разместились (до конца V в.) остроготы. Гепиды стали федератами империи (см. о федератах прим. 297) и оставались таковыми до середины VI в., когда Иордан записал, что “и до сего дня племя это получает обычный дар от римского императора” (Get., § 264). Впрочем, гепиды тем же Иорданом названы “соперниками римлян” (Rom., § 386) по той причине, что, являясь федератами империи, они были злейшими врагами лангобардов, а последних поддерживал Константинополь (лангобарды, в отличие от гепидов-“соперников”, были союзниками империи).

Границы области, населенной гепидами, очерчены Иорданом трижды: при описании всей Скифии, при описании специально древней Дакии, при определении мест, кратковременно занятых вандалами (в той же римской Дакии). По словам Иордана (Get., § 33), гепиды в пределах Скифии были первым, считая с запада, племенем. Места, занятые ими, автор обозначает линиями рек. С севера и с северо-запада их земли огибает Тисса, на востоке — пересекает Олт, с юга границей служит Дунай. Как бы в сетке этих рек (“introrsus illis”, внутри их) заключена Дакия, защищенная крутыми Альпами, которые возвышаются наподобие венца или короны. Тот же образ “венца гор”, опоясывающего страну, повторен Иорданом при описании древней римской провинции — Трояновой Дакии, которая затем называлась Гепидией, потому что ею, “как известно, владеют” (“possidere noscuntur”) гепиды. В прежние же времена эта область находилась по соседству со следующими племенами: ароксоланами — с востока, язигами — с запада, сарматами и бастернами — с севера (§ 74). Иордан, говоря о временном захвате Гепидии вандалами, называет совсем другие племена (§ 114): тогда (tunc), пишет он, “с востока жил гот, с запада — маркоманн, с севера — гермундол”. И снова, как и в первом описании, автор возвращается к яснейшему географическому признаку — к рекам. Теперь (nunc), сообщает он, сидят там гепиды, по рекам Маризии, Милиаре, Гильпиль и Гризии, причем последняя превосходит все вышеназванные. С юга область ограничивается Истром. Из указанных рек, являющихся реками бассейна Тиссы, Маризия — современный Марош (крупнейший левый приток Тиссы) и Гризия — Кереш (также левый, но более северный, чем Марош, приток Тиссы); отождествить с современными не удается реки Милиаре и Гильпиль. Пониманию названий в данном тексте Иордана помогает сравнение с позднейшим (X в.) свидетельством Константина Порфирородного, который перечислил ряд венгерских рек (De adm. imp., 40): “первая река о Τιμησης, вторая — о Τούτης, третья — о Μορήσης, четвертая — ο Κρίσος и еще одна река — η Τίτζα”. Как видно, здесь определенно указываются реки Темеш (впадает в Дунай немного ниже Тиссы), Марош и Тисса; вторую реку отождествлять не удается, а четвертая, о Κρίσος, соответствует “Гризии” (Иордана) и современному Керешу. Прокопий неоднократно указывает, какая именно территория была занята гепидами в его время. После отхода готов гепиды заняли Дакию (Bell. Goth., III, 34, 10; 15—16), а позднее им удалось захватить область вокруг Сирмия и Сингидуна и овладеть этими городами, т. е. гепиды оказались уже на левом берегу Дуная, что подтверждается словами, буквально означающими “изнутри и снаружи реки Истра” (εντός τε και έκτος ποταμοΰ ’Ιστρου, — Bell. Vand., Ι, 2, 6; Bell. Goth., III, 34, 17—18; Anecd., 18, 18). Иногда Иордана упрекают, что он, говоря о землях, занятых гепидами, пользовался старыми картами и, таким образом, отражал положение, не соответственное своему времени (см., например, L. Schmidt., S. 532). Этот упрек едва ли справедлив. Гепиды, действительно, в течение ряда веков (еще с III в.) были связаны с территорией Дакии; они продолжали ею владеть и при Иордане, хотя и продвинулись к юго-западу, захватив Сингидун и Сирмий. У Прокопия отчетливо сказано, что гепиды “забрали город Сирмий и почти всю Дакию” (πόλιν τε Σίρμιον και Δακίας εκ τοΰ επι πλεΐστον άπασας καταλα βόντες έσχον, — Bell. Goth., III, 33, 8) и что Сирмий лежит у самых границ Дакии, т. е. область вокруг этого города сливается с юго-западной частью Дакии (άχρι των Δακίας ορίων ου δη πόλις το Σίρμίον εστι, — Anecd., 18, 16—17). Районы Сирмия и Сингидуна были важнейшим участком обороны империи против задунайских варваров и одновременно предметом раздора между ними самими (т. е. между гепидами и готами). Здесь, на Дунае, находилась главная переправа через реку, и гепиды, владея этими местами, обеспечивали переход врагов империи на правый берег Дуная. По рассказу Прокопия, во время одного из крупнейших походов склавенов на Иллирик в 551—552 гг. гепиды переправили (διεπόρθμευσαν) их через Дунай, взяв по золотому статиру за голову (Bell. Goth., IV, 25, 5). Вероятно, они же переправили шеститысячное войско, которое под предводительством Ильдигеса проследовало из области склавенов в Италию, чтобы воевать против Юстиниана на стороне остроготов и Тотилы (541—552); оно состояло из склавенов и из некоторого числа гепидов (Bell. Goth., III, 35, 12—22). Анализу исторических свидетельств о племени гепидов посвящена монография Дикулеску (С. С. Diculescu, Die Gepiden).

¹⁰³ Тизия — река Тисса. См. прим. 508.

¹⁰⁴ Флютавзий (Flutausis) — река Алюта (нын. Олт), левый приток Дуная. Название Flutausis получилось из слов Flu(men) Tausis (см.: L. Schmidt, S. 532, Anm., 6 со ссылкой на Diculescu, Die Gepiden, S. 73 ff.).

¹⁰⁵ Слово “Альпы” употреблено здесь в общем значении гор. В данном случае Альпы — дугообразно расположенные Карпаты и, с юга, Трансильванские Альпы.

¹⁰⁶ Иордан имел перед глазами карту, ориентированную на восток. Поэтому, глядя на восток, он, конечно, определил северный склон Карпат как левый (“sinistrum latus”).

¹⁰⁷ Этнический термин “венеты” (“Venethae” или “Venethi”) приводится трижды на страницах сочинения Иордана (§§ 34 и 119). В данном месте наименование “венеты” употреблено автором наиболее определенно, с указанием территории распространения этого племени, Иордан фиксирует область расселения “многолюдного племени (“natio populosa”), венетов”, подчеркивая обширность занятых ими пространств (“immensa spatia”), тянувшихся от истоков Вислы и Карпатских предгорий к востоку и к северу. Из предыдущего рассказа Иордана понятно, что землями к западу от Вислы он не интересуется, так как описывает Скифию, которую от Германии отделяет Висла: следовательно, западной границей венетов он считает именно эту реку. С юга территория венетов пересекалась Карпатами, на север же, на восток и на юго-восток она простиралась на далекие и неопределенные расстояния. И при вторичном упоминании о венетах (Get., § 119), в связи с походом на них короля остроготов Германариха, Иордан снова подчеркнул, что они многочисленны и в силу этого могущественны (“numerositate pollentes”). В третий раз о венетах говорится (§ 119) для разъяснения, — уже, впрочем, содержащегося в § 34, — что они (nunc, во времени Иордана) известны под разными названиями, “главным же образом — склавенов и антов” или “венетов, антов и склавенов”.

Давно замечено, что в письменных источниках название “венеты” встречается не раньше I в. н. э. (не считая упоминания у Геродота об ’Ενετοί, связанных с Адриатическим морем: “рядом с энетами, теми, что у Адрии” — αγχοΰ ’Ενετων των εν τω ’Αδρίη, — Hist., V, 9, 3; Ι, 196, 1). Эти ранние сведения весьма скудны и почти не характеризуют венетов; они дают лишь возможность заключить о многочисленности племени и, приблизительно, о местах их расселения. На путях, показанных в итинерарии, отражающем географические сведения о дорогах времени императора Августа (дошедшие до нас листы пергамена с картами дорожника принято называть Пейтингеровыми таблицами), название “венеты” встречается дважды; это не свидетельствует о каких-то двух отдельных венетских областях, но говорит, по-видимому, о большой протяженности сплошь заселенной ими территории, которую дороги пересекали, очевидно, в разных местах. Одна из них соединяла область венетов с областью бастарнов (в Карпатах), другая — с областью даков (по Пруту и нижнему Дунаю). Плиний (Plin., III, 97) причислил венетов к сарматам, обитавшим в наиболее близкой к Германии части Сарматии, на Висле. Тацит (Germ., 46) колебался в суждении относительно венетов (а также и относительно певкинов и феннов): то ли причислять эти племена к германцам, то ли к сарматам? С одной стороны, он признал, что венеты (Venedi) заимствовали многое из нравов и образа жизни бастарнов (или, что то же по Тациту, певкинов), которые смешались путем браков с сарматами; с другой — он сообщает о таких чертах быта, которые убеждают его в германской принадлежности венетов: они “ставят дома” (“domos figunt”), “употребляют щиты” (“scuta gestant”), “охотно передвигаются пешком, причем быстро” (“pedum usu ас pernicitate gaudent”). Тацит относил к германским все племена, которые не являлись конниками-кочевниками. Поэтому рассуждение о венетах он заключает тем, что особенности их жизни противопоставляет характерным особенностям жизни сарматов — в кибитках и в седле: “все (описанное про венетов) отлично от сарматов, живущих в повозке и на коне”. Птолемей поставил венетов (οι Ουενέδαι) в ряд “величайших племен” (έυνη μέγιστα), к которым он отнес еще певкинов и бастарнов, язигов и роксоланов, амаксовиев и аланов-скифов. Их значительность он подчеркнул еще указанием на “племена меньшие” (ελάττονα εθνη, — Ibid., III, 5, 8), к каковым отнес гитонов, финнов и др. По Птолемею, местом расселения венетов было побережье Венедского залива (παρ’ όλον τον Οοενεδιρον χόλπον, — Ibid., III, 5, 1, 7) в пределах Европейской Сарматии, которая ограничивалась заливом (Балтийским морем) с севера и рекой Вистулой с запада.

Примечательно, что такие писатели, как Прокопий, Агафий, Менандр, Феофилакт Симокатта, свидетельства которых в большинстве случаев достоверны, не упомянули имени венетов. Это подчеркивает точность сообщения Иордана в том смысле, что имя венетов уже не имеет общего значения: оно употребляется наряду с именами антов и склавенов, а то и вытесняется последними (что несомненно для южных областей распространения славянских племен). Если Иордан пытался в меру сил осветить прошлое, то перечисленные выше писатели, более всего занятые своей современностью, не интересовались далекими от их эпохи венетами. Мысль о том, как от единого племени отделились его части, оторвались территориально и получили собственные этнические названия, выражена позднее в “Повести временных лет”: “И от тех словен разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седше, на котором месте” (ПСРЛ, I, 1, 1928, стр. 5—6; “Повесть временных лет”, т. I, М.—Л., 1950, стр. 11).

Ломоносов, работая над вопросом “о величестве и поколениях славянского народа”, отметил сообщение Иордана о венетах, склавенах и антах: “засвидетельствовал Иорнанд”, оставив известие, что “от начала реки Вислы к северу по безмерному пространству обитают многолюдные Вендские народы, которых имена, хотя для разных поколений и мест суть отменны, однако обще славяне и анты называются” (“Древняя Российская история”. СПб., 1766, гл. 2, — Полное собрание сочинений, т. 6, 1952, стр. 176).

В первые века нашей эры венеты были определившимся по своим культурным признакам славянским племенем или совокупностью племен. Следы их пребывания в пределах, указанных древними авторами, усматривают в памятниках той культуры, которую археологи условно называют пшеворской. История венетов, крайне скудно отраженная в письменных источниках, все более и более освещается археологическими исследованиями.

¹⁰⁸ Склавены (Sclaveni, Σκλαβηνοί, Σκλαυηνοί) — название, распространившееся на все славянские племена, но в VI в. — главным образом по объяснению Иордана — имевшее более частное значение. Склавены составляли тогда западную группу южной ветви славянских племен. Вместе со склавенами источники обычно называют антов, которые составляли восточную группу той же южной ветви славянских племен. Северную ветвь этих племен составляли венеты.

Пока еще не удалось решить вопрос о древности этнического имени “склавены” — “славяне”. А. Д. Удальцов, присоединившийся к мнению (далеко не новому), что “суовены” (склавены?) Птолемея (Ptol., VI, 14) близки “сколотам” Геродота (Hist., IV, 6), не прав. Это мнение представляется малоудачной гипотезой и уж, конечно, не может быть категорическим (см. работы А. Д. Удальцова: Основные вопросы этногенеза славян, стр. 6; Племена европейской Сарматии II в. н. э., стр. 45).

Вполне отчетливо склавены выступают в источниках лишь с VI в., когда о них пишется и много, и достаточно выразительно, как о грозной силе, надвигающейся с севера на империю. Есть и одиночное, не лишенное интереса и еще не истолкованное упоминание этнического имени “склав” (“Sclavus”). В эпитафии, посвященной Мартину (он был сначала аббатом Думийского, Dumiensis, монастыря, находившегося близ впадения Соны в Рону, затем — епископом города Бракара в северо-западной Испании), говорится, что он приобщил к христианству представителей множества племен: “Ты привлек к союзу с Христом разные свирепые племена”. Далее следует их перечисление: Alamannus, Saxo, Toringus, Pannonius, Rugus, Sclavus, Nara, Sarmata, Datus, Ostrogotus, Francus, Burgundio, Dacus, Alanus, Те duce nosse Deum gaudent; tua sugna Svevus admirans ducit... (MGH Auct. antiquiss., t. Vl2, 1883, р. 195, № XXII, Versus Martini Dumiensis in basilica).

Этот отрывок в русском переводе издан А. В. Мишулиным (“Материалы к истории древних славян”), причем надо отметить: 1) что отрывок неправильно помещен в отделе античных писателей вслед за Плинием, Тацитом и Птолемеем; 2) что он неправильно отнесен к произведениям Альцима Эккдиция Авита; 3) что он неправильно считается содержащим наиболее древнее упоминание о славянах в форме имени “Склав”. На самом же деле: 1) галльский поэт и вьеннский епископ Авит, заметный политический деятель среди бургундов и франков, жил примерно в 460—524 гг., т. е. не был античным писателем; 2) его труды изданы в MGH Auct. antiquiss., t. VI, 1883, но данная эпитафия, изданная там же, вовсе не входит в число произведений Авита; она лишь включена в состав собрания стихотворных надгробных и других надписей, добавленного в виде приложения к сочинениям Авита: 3) в приложении среди стихотворений, в числе надписей преимущественно из Вьенны, находится наряду с другими не только эпитафия Мартину, умершему в 580 г. (MGH Auct. antiquiss., t. VI₂, p. 195), но и эпитафия самому Авиту (Ibid., p. 185), умершему раньше Мартина, около 524 г. Таким образом, упоминание о “Склаве” в тексте, приведенном в издании Мишулина, не принадлежит Авиту и не является древнейшим свидетельством о славянах, так как относится к тому времени, когда уже были написаны сочинения Иордана, Прокопия, Агафия и, вероятно, Менандра.

Интереснее в процитированном тексте другое — непосредственное соседство, в перечислении племен, “Склава” с “Нарой”. Последнее имя трудно с чем-либо сопоставить, кроме как с Нориком, хотя естественно было бы ожидать формы Norensis, Noricanus или, по крайней мере, Nora. Хороший материал для освещения этого малопонятного слова, вставленного между склавом и сарматом, дает “Повесть временных лет”. Рассказав во введении о Вавилонской башне и о смешении языков, летописец пояснил, что одним из 72 языков “бысть язык словенеск, от племени Афетова, нарцы еже суть: словене”. В разночтении по рукописи б. Московской духовной академии (Троицкой 1-й летописи) встречается “нарицаемии норци” (ПСРЛ, I, 1, 1926, стлб. 5, вариант 19). В комментарии к “Повести временных лет”

Д. С. Лихачев пишет: “Нарци или норики — жители Норика... В VI в. здесь уже жили славяне. Поэтому очевидно, а может быть вследствие какого-либо предания, норики и были отождествлены на Руси со славянами. В перечислении 72 народов в русской „Толковой Палее“ против наименования некоторых народов даны разъяснения: „авер — иже суть обези“, „руми, иже зовутся греци“, также и „норици, иже суть словени“. По-видимому, „Повесть временных лет" и „Толковая Палея" в данном случае имели какой-то общий русский источник” (“Повесть временных лет”, под ред. В. П. Адриановой-Перетц, т. II, 1950, стр. 213, ср. стр. 341).

Таким образом, в эпитафии Мартину, составленной в год его смерти или несколько позднее, следовало бы читать “Sclavus — Nara”, подразумевая под этими двумя словами представителя одного племени, а именно склава, склавена, который иначе мог быть назван “нарой” (“нарцем”, “норцем”). Так, Русская летопись и ее уже неотчетливые для нас источники способствуют пониманию раннесредневекового эпиграфического памятника, созданного где-то в Бургундии на берегах Роны, в местах вокруг Лугдуна и Вьенны — древних римских колоний в Галлии. При сопоставлении столь отдаленных друг от друга по времени и по месту возникновения исторических источников (эпитафии и летописи) несколько шире становится представление о тех материалах, которые легли в основу “Повести временных лет” и “Толковой Палеи”, углубляется их литературная традиция. Едва ли эти русские памятники базировались только на “каком-то общем русском источнике” (как думает Д. С. Лихачев) и едва ли фиксировали — в “реабилитированном сказании Нестора” — “широкую эмиграцию нурско-неврских иллирийских племен на север и восток” (С. П. Толстов, “Нарцы” и “волхи” на Дунае, стр. 8), если уже в VI в. склавов называли нарами-нарцами, причем столь далеко на запад от берегов Днепра.

Роль славянских племен в событиях на Балканском полуострове в VI в. была настолько значительна, массы их, нападавшие на империю, были так велики и сильны, что нельзя не предположить существования племенного союза склавенов на большом протяжении левого побережья Дуная и севернее его. Уже в VI в. Прокопий в категорической форме и вовсе не как о чем-то новом записал, что анты и склавены занимают большую часть земель по левому берегу Истра: το γαρ πλεΐστον της ετέρας τοΰ ’Ίστρου όχθης αυτοι νέμονται (Bell. Goth., III, 14, 30; ср. 1, 27, 2). Войска ромеев переправлялись через Истр, чтобы поджечь целые “деревни” (κώμας) и разорить поля (άγρους) склавенов (Men., fr. 48, а. 578). Интересно, что слово “деревни” (αι κώμαι), которым Менандр называет поселения склавенов, многократно употреблял в середине V в. Приск при описании неких варварских — вряд ли гуннских поселений. Как известно, он оставил в своих интереснейших записках драгоценное свидетельство; говоря о напитке, которым угощали византийских послов в “деревнях” за Истром, он употребляет слово “мед”: “По-местному этот напиток назывался медом” (о μέδος επιχωρίως καλούμενος, — Prisci, fr. 8). Приск ни разу не назвал этническим именем людей, живших в κώμαι и приготовлявших ό μέδος, но славянское, или ставшее славянским, слово не может не наводить на мысль о склавенах. Позднее, в середине XI в., в давно уже славянской Болгарии готовили питье из меда, и печенеги упивались им до бесчувствия (Cedren., II, р. 586: ...печенеги нашли “изобилие мяса, и вина, и напитков, приготовленных из меда”, αφθονίαν ζώων... και οίνου και των εκ μέλιτος κατασκευαζομένων πομάτων).

Особенно обильны сведения о склавенах у Прокопия, Менандра, Феофилакта Симокатты. Когда они пишут о склавенах, основной и почти единственной их темой являются разорительные набеги и походы склавенов на территорию империи, главным образом на Фракию, где их привлекала дорога к стенам Константинополя, и на Иллирик.

Многие из сообщений писателей VI в. о славянских племенах южной ветви касаются не только склавенов, но и антов. Современники (очевидцы или хорошо осведомленные люди) справедливо не примечали особой разницы между антами и склавенами. Прокопий описывает их вместе, как одно племя или совокупность подобных Друг другу племен (Bell. Goth., III, 14, 22). В чрезвычайно подробном описании (Ibid., 22—30) он неоднократно напоминает, что склавены и анты не отличаются Друг от друга: у них один язык, они схожи по внешнему облику, в давние времена они имели одно общее имя, и тех и других в древности звали спорами, у них общее место расселения — бóльшая часть левого побережья Истра. В итоге своего рассказа Прокопий определяет склавенов и антов, как единый “народ” (ο λεώς). Упоминание Прокопия (Bell. Goth., III, 14, 29) о спорах не единственное. В списке племен, составленном, по-видимому, в VIII—IX вв. и включенном в сочинение так называемого Псевдо-Каллисфена, указаны споры — Σπόροι, — причем без какого-либо разъяснения (см.: “Pseudo-Callisthenes nach der Leidener Handschrift” hrsg. von H. Meusel, — “Jahrbücher für classische Philologie”, Suppl. 5, 1864 — 1872. S. 792). В “Повести временных лет” под 898 г. особо подчеркнуто, что славяне составляли единое племя и имели единый язык: “бе един язык словенеск”, “словеньская речь бе”, “а язык словенски един”. В так называемом “Стратегиконе Маврикия” (правильнее — Псевдо-Маврикия), памятнике конца VI в., также дается описание жизни и нравов склавенов и антов вместе (Maur. Strateg., lib. XI).

Таким образом, трудно установить, в чем современники могли видеть различие между племенами, носившими разные имена. Однако они называют эти племена рядом, как существующие каждое самостоятельно: через Истр, делая набеги на империю, переправлялись, по словам Прокопия, “и гунны, и анты, и склавены” (Bell. Goth., III, 14, 2; Ι, 27, 2; Anecd., 18, 20), а когда императору Юстиниану удалось привлечь на свою сторону антов, то он хотел обязать именно их воевать против гуннов (Bell. Goth., III, 14, 33). Кроме того, Прокопий отмечал случавшуюся иногда вражду между антами и склавенами: ’Άνται και Σκλαβη νοι διαφοροι αλλήλοις γενομένοι εζ χεΐρας ηλθον (Ibid., 7).

В любом упоминании Прокопия о склавенах и антах указывается, что эти племена были многолюдны, сильны не только своей отвагой, но и многочисленностью. Известно выражение Прокопия об антах: έθνη τα ’Αντων άμετρα — “несметные, неизмеримые племена” (Bell. Goth., IV, 4, 9). Здесь автор, почти всегда хорошо осведомленный, не может назвать даже географических пределов распространения антов. Несомненно только одно: он не имел в виду левобережья Дона, как, впрочем, получается из его же контекста. Не менее многочисленны склавены. Об этом свидетельствуют многие указания того же писателя на размеры их войск и отдельных отрядов. Косвенное свидетельство о множестве склавенских племен и обширности территории, на которой они встречаются, дано в рассказе Прокопия о походе эрулов с берегов Истра на северо-запад к океану: они миновали на своем пути последовательно одно за другим все племена склавенов — τα Σκλαβηνων εθνη εφεξης άπαντά (Bell. Goth., II, 15, 2).

Крупные отряды или племенные ответвления склавенов имели своих предводителей, имена которых были известны ромеям: Ардагаст (Theophyl. Sim., Ι, 7, 5), Пирагаст (Ibid., VII, 4, 13); среди антов встречаются имена с одинаковыми окончаниями, как, например: Δαβραγέζας ’Άντης ανήρ, ταξίαρχος (Agath., III, 21 Β) или Келагаст — Μεζάμηρος ο ’Ιδαριζιου, Κελαγαστου άδελφός (Men., fr. 6).

Склавены нападали на Византию: переходили Дунай а) ниже впадения Дравы и затем переходили Саву около Сирмия (аварский каган строил мост ок. Сирмия, чтобы отражать склавенов) (Men. fr. 63, Dindorf, p. 122), 6) около Сингидуна, непосредственно на территории империи. Затем главным путем склавинов было: — вверх по долине р. Мóравы (Margus) до гор. Наиса (Ниш); вверх по ее правому притоку Нишаве; — через горы (зап. часть Балкан) на юго-восток в Сердику (София); — по долине р. Марицы вниз через Филиппополь (Пловдив) и Адрианополь; — от Адрианополя — к Константинополю.

Итак, склавены, точнее — их предки, задолго до Иордана образовали основу южного славянства, а ко времени Иордана определились уже настолько, что он, конечно, исходя из современного ему положения, смог указать границы их расселения. Эти сведения, сохранившиеся только у Иордана, представляют особый интерес для истории, археологии, языкознания, этнографии. Вот текст, который не обходит в своих исследованиях ни один из представителей указанных выше наук: Sclaveni а civitate Novietunense et laco qui appellatur Mursiano usque ad Danastrum et in boream Viscla tenus commorantur. Истолкование этих географических пределов см. в двух следующих примечаниях.

¹⁰⁹ Новиетун (civitas Novietunense) — название, многократно встречавшееся в местах расселения кельтских племен. Само слово состоит из nov-ios (“новый”) и кельтского термина dun-on (“укрепление”). В древней Галлии, на территориях племен эдуев, битуригов, диаблинтов, гельветов (Caes., De bello Gallico), были рассеяны поселения, которые назывались “Новиодунами”. Галлы же занесли это название в северную Италию, так как на правом берегу реки По, около Пьяченцы, судя по надписи 104 г. н. э. (CIL, ΧΙ, 1147), было селение Новиодун. Самым восточным и наиболее отдаленным от указанного скопления Новиодунов был Новиодун в области племени бастарнов, в Нижней Мезии, на правом берегу Дуная, немного выше его дельты. Теперь это городок Исакча. Также в области кельтизированного населения возник Невиодун в пределах Верхней Паннонии, расположенный на правом берегу р. Савы (собственно, на берегу ее высохшего старого русла), ниже города Эмоны (нын. Любляны), на римской дороге от Дуная к Аквилейе и в Италию.

Мнения ученых относительно местонахождения упомянутого Иорданом Новиетуна до сих пор расходятся. Моммсен в указателе географических названий безоговорочно переправил “Novietunum” на “Noviodunum”, будучи уверен, что имеется в виду Новиодун — Исакча на нижнем Дунае, но не Невиодун на Саве. Подобной же точки зрения придерживаются авторы соответственной статьи в энциклопедии Pauly—Wissowa—Kroll (1937). Однако было бы неправильно не обратить внимания на то, что Иордан ввел в свое написание букву “е” (она сохраняется во всех разночтениях, отмеченных Моммсеном), и не сопоставить ее со звуком “е” (от древней формы nevio — novio), присутствующим в названии южно-паннонского Новиодуна — Невиодуна. Несмотря на некоторые искажения географических названий, Иордан тем не менее нигде в своем тексте не обнаружил склонности к изменению буквы о на букву е.

¹¹⁰ Название Мурсианское (или Мурсийское) озеро (lacus Mursianus, Morsianus, в разночтениях Моммсен отметил еще Musianus) не встречается ни одного из известных нам авторов, кроме Иордана, да и он упоминает о Мурсианском озере лишь дважды. В § 30 оно служит указанием тех мест (в самом общем, конечно, смысле), где Германия соприкасалась со Скифией и откуда последняя простиралась к востоку. В § 35 оно служит указанием границы (также в самом общем смысле), от которой начинались поселения склавенов, достигавшие на востоке Днестра. В одном случае (в § 30) озеро названо stagnus, что вызывает представление как бы о стоячей воде, т. е. не о реке, а об обширном водоеме, озере или пруде (но не болоте). Сообщив о том, что склавены расселились “от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским” (§ 35), Иордан тут же добавляет, что они живут среди болот и лесов, причем для обозначения болот он употребляет точное слово paludes. Правда, огромный водоем Мэотиды, целое море, обычно называется Maeotis palus, Μαιωτις λίμνη, т. е. болото. В данном случае происхождение слова palus связано, вероятно, с первым знакомством с Мэотидой со стороны Кавказа; восточные берега Азовского моря, как известно, сильно заболочены, вдоль них тянется широкая полоса плавней. Впрочем, как в античных, так и в средневековых географических описаниях Мэотида называлась не только “болотом”, но и озером, и морем (Mela, I, 14, 112—113; De adm. imp. 42; ср. прим. 82). Ввиду возможности сопоставления в тексте самого Иордана терминов “lacus”, “stagnus”, с одной стороны, и “palus” — с другой, следует подчеркнуть, что границей расселения склавенов Иордан считал именно озеро, а не болото. Приведем употребление слова “stagnus” в смысле озера в источнике XII в.: Оттон Фрейзингенский называет известное озеро Гарда — stagnus Gardae (Gesta Friderici imperatoris, lib. II, c. 11).

Вопрос о местонахождении Мурсианского озера стал интересовать ученых с XVII в. В статье Л. Хауптмана (L. Hauptmann, Les rapports des Byzantins avec les Slaves et les Avares pendant la seconde moitie du VI s.) перечислены авторы, высказывавшиеся относительно Мурсианского озера. Первым в перечне назван ректор Утрехтского университета, филолог и историк П. Весселинг (Р. Wesseling, 1692—1764), который затронул вопрос о Мурсианском озере в сочинении “Vetera Romanorum itineraria”, вышедшем в Амстердаме в 1735 г. Весселинг предполагал, что Мурсианское озеро находилось где-то около “Nova civitas”, в Мезии (Ibid., р. 226). Таубе (в 1778 г.) и Фесслер (в 1815 г.) считали, что Мурсианское озеро Иордана надо искать около г. Мурсы (F. W. Taube, Beschreibung des Königreiches Slawonien und des Herzogtumes Syrmien, III. Buch, welches die Topographie enthält, Leipzig, 1778, S. 10; J. A. Fessler, Die Geschichten der Ungern und ihrer Landsassen, Bd. I, Leipzig, 1815, S. 41—42).

Однако, несмотря на то, что вопрос о месте нахождения Мурсианского озера занимает ученых уже более двух веков, единого, всеми признанного ответа на него нет. Одни полагали (например, Карамзин, Рёслер, Моммсен, что Мурсианское озеро связано с городом Мурсой (нын. Осиек) и с болотами близ устья Дравы, известными под именем Ούολκαία έλη (Dio Cass. Hist. Rom., LV, 32, 3), Hiulca palus (Aur. Vict. Epitome, 41, 5), Ulca fluvius (Ennod., Panegyr., 28). Другие думали, что Мурсианское озеро соответствует Нейзидлерскому озеру в северо-западной Венгрии. Такого мнения придерживались, например, чешский ученый Сасинек, за ним — Вестберг, Готье; Нидерле допускал, что и первое и второе предположения могут быть правильными. Третьи искали Мурсианское озеро близ дельты Дуная: то южнее ее, где лежит озеро Разелм, то севернее, где находится озеро Ялпух. Этого мнения придерживались Шафарик, Брун, Кулаковский, Шишич, Шахматов. Обратимся к последней научной литературе по истории славян. В 1927 г. Л. Хауптман в названной выше статье, со ссылкой на В. Парвана (V. Parvan, Consideratsiuni asupra unor nume de raûri dacoscitice, — “Memoriile sectsiun istorice, III, 1, 1923, р. 12, 19), сближал название Мурсианского озера с названием небольшого правого притока нижнего Серета — Museus (нын. река Бузеу, Buzeu) в пределах Румынии. К этому предположению присоединился в 1950 г. Б. Графенауэр (В. Grafenauer, Nekaj uprasanj iz dobe naseljevanja juznih Slovanov. str. 141). В чешском сборнике “Vznik а počátky Slovanu” (I, Praha, 1956) Ярослав Кудрнач снова вернулся к предложению, что Мурсианское озеро находилось в пределах Паннонии. В статье “Slované nà územi byvalé Dácie” (str. 263) автор говорит, — к сожалению, без достаточной определенности, — о поселениях славян по Иордану, как о простиравшихся от “Мурсийских болот при устье Савы, либо от Нейзидлерского озера”. Из советских авторов вопрос о Мурсианском озере затронул П. Н. Третьяков: “Где находится названный Иорданом город Новиетун и какое озеро именовалось в древности Мурсианским, осталось неизвестным”, — пишет он (“Восточно-славянские племена”, 1948, стр. 53, 76; 1953, стр. 156), высказываясь вообще скорее за паннонскую западную границу расселения склавенов.

Вместе с определением местонахождения Мурсианского озера ученые определяли и положение города Новиетуна, который Иордан назвал рядом с Мурсианским озером (он объединил и то и другое общим предлогом а: “a civitate Novictunense et laco qui appellatur Mursiano”). Преобладающее число исследователей склоняется к тому, что названный Иорданом город соответствует нынешнему городу Исакча на правом берегу нижнего Дуная, перед разветвлением этой реки на несколько устьев. Таково мнение и указанных выше авторов: Хауптмана, Графенауэра, Кудрнача. Группируя близ дельты Дуная оба географических пункта — и город, и озеро, указанные Иорданом, — сторонники подобного “нижнедунайского” толкования проводят, следовательно, западную границу распространения склавенов где-то близ территории Малой Скифии.

В представлении людей VI в., которое, по-видимому, отразил Иордан (Get, §§ 30, 33, 35), западный предел расселения склавенов (а он, по признаку Мурсианского озера, совпадал с западным пределом Скифии) связывался с местом, где рождается Истр (§ 30), где простирается Мурсианское озеро (§§ 30 и 35), где, — как первое племя с запада, — сидят гепиды (§ 33), и с городом Новиетуном (§ 35). Из этих признаков отчетливее других третий: гепиды в тексте Иордана связаны с рекой Тиссой, впадающей в Дунай, как известно, между устьями Дравы и Савы; гепиды, особенно у Прокопия, неоднократно упоминаются как племя, владеющее именно этими местами Нижней Паннонии вместе с городами Сирмием и Сингидуном, за которые империя постоянно с ним боролась (например: Bell. Vand., Ι, 2, 6; Bell. Goth., IV, 25, 5; Anecd., 18, 18). Остальные признаки требуют разъяснения.

Иордан отметил, что Дунай называется либо только Данубием, либо Данубием в верхнем течении и Истром — в нижнем (Get., § 32, 75, 114; ср. прим. 76). Оба названия были известны уже в древнейшем римском географическом обзоре Помпония Мелы (Mela, II, 8 и 57). В так называемых “Псевдо-Цеэариевых диалогах” (вероятнее всего, что они были составлены между 400 и 430 г.) отмечены три названия Дуная: эллинское — Истр, римское — Данувий, готское — Дунав[ис] (MPG, 38, col. 936, 1093). О месте же, с которого Дунай меняет свое имя, сообщили Страбон, Птолемей и Плиний. К сожалению, их сообщения не совпадают. У Страбона (Geogr., VII, 3, 13) говорится, что Данубием называется та часть реки, которая заканчивается “катарактами”; ниже их, вплоть до Понта, река носит имя “Истр”. Под “катарактами” Страбон подразумевал, вероятнее всего, “Железные ворота” на Дунае, т. е. теснины около города Турну-Северина. Птолемей (Ptol., III, 10, 1) местом начала Истра считал город Аксиуполь на правом берегу нижнего Дуная, где река поворачивает резко на север и течет параллельно черноморскому побережью, ограничивая Добруджу с западной стороны. Наиболее интересно сообщение Плиния (Plin., IV, 79), по словам которого Дунай “получает название Истра, едва только начинает омывать берега Иллирика”. По его определению, Иллирик имеет восточной границей р. Дрину (Ibid., III, 150), правый приток Савы, впадающий в нее выше города Митровицы (Сирмия). Но представление об Иллирике всегда было неотчетливым, и его восточная граница могла заходить и далее (к востоку) р. Дрины: например, Тацит причислял к Иллирику и Верхнюю Мезию (Tac. Hist , I, 76, 1—2), а позднее в записях Приска упомянут как иллирийский город Виминакий, лежащий ниже впадения Моравы в Дунай (Prisci, fr. 2). Таким образом, по Плинию, Дунай начинал омывать берега Иллирика приблизительно в районе городов Сирмия, Сингидуна, Виминакия, в местах, расположенных недалеко от впадения в Дунай его крупных правых притоков — Дравы, Савы, Моравы. Тут же жили гепиды, связываемые Иорданом с Тиссой, Прокопием — с Сирмием и Сингидуном.

По тексту Иордана где-то здесь (конечно, тоже приблизительно) должно было находиться Мурсианское озеро. Крепко утвердилось мнение, что озеро в центре Паннонии (нын. озеро Балатон) именовалось у древних авторов “Pelso” или “Peiso”. В этом тождестве уверен, например, Л. Шмидт (L. Schmidt, S. 269). При попытках отождествления иордановского Мурсианского озера Балатон вовсе не рассматривается. Однако Балатон вряд ли соответствует тому водоему, который древними авторами обозначался как “Pelso” и дважды был упомянут Иорданом: “iuxta lacum Pelsois” (Getica, § 268) и “ad lacum Pelsodis” (§ 274). Трудно предположить, чтобы Иордан был неточен в названии, связанном со столь близкой ему темой, как история остроготов, история их короля Тиудимера, отца знаменитого Теодериха. Озеро Пелсо, близ которого были владения Тиудимера, едва ли могло находиться в глубине Паннонии, так как внутренняя ее часть была занята племенем садагов (§ 272); с последними воевал Тиудимер, отправляясь из своих земель с берегов Пелсо. Не удается точно определить область, принадлежавшую старшему брату Тиудимера, Валамеру, но указанные как признак его владений реки “Scarniunga” и “Aqua nigra” (§ 268) находились, по-видимому, в Славонии (ср. L. Schmidt, S. 270, где приведены два варианта отождествления этих рек). Сомнение в тождестве Пелсо — Балатон подкрепляется сообщением Аврелия Виктора, бывшего одно время правителем Паннонии Второй (Нижней). В произведении “De caesaribus” (40, 9—10) он записал (ок. 360 г., что в Валерии, т. е. в восточной части Паннонии, вытянутой с севера на юг вдоль Дуная, вырубались “огромные леса” и “было спущено в Данубий озеро Пелсон”: “emisso in Danubium lacu Pelsone”. Невозможно представить, чтобы в условиях лесов и бездорожья, при помощи примитивной техники начала IV в. (речь идет о конце правления Галерия Максимиана, умершего в 311 г.) римские солдаты могли спустить в Дунай целое озеро, да еще такое, как Балатон, площадью около 600 кв. км и глубиной местами до 15 м. Спустить в Дунай можно было, вероятно, лишь часть какого-либо болота, расположенного поблизости от реки.

Следовательно, на основании данных достоверного источника IV в. приходится отказаться от отождествления Пелсо и Балатона. Название “Пелсо” могло относиться к тому обширному болоту Hiulica palus, местами имевшем вид озера, которое частично находилось в провинции Валерии, близ устья Дравы, и тянулось южнее вдоль Дуная. Тем более, если предположить, что владения трех братьев-королей Валамера, Тиудимера и Видимера располагались в южной Паннонии, а именно между Дравой и Савой (см. прим. 767), то земли Тиудимера могли быть наиболее восточными и соприкасаться с Pelso-Hiulca.

Итак, крупнейшее озеро в центре освоенной римскими легионами Паннонии, озеро, охваченное с востока, запада и северо-запада римскими дорогами, которые в какой-то мере оставались линиями передвижения и в V— VI вв., оказывается лишенным названия, так как имя “Пелсо” отпадает. В качестве осторожного предположения допустимо высказать следующее: возможно, что озеро определялось старым местным словом “блато”, “болото” (не отсюда ли “Балатон?”), употреблявшимся в славянской среде и получившим латинский перевод — “lacus”, “stagnus”. Прилагательное же “Мурсианский”, будучи, вероятно, искусственным (для уточнения слишком общего понятия “lacus”, “stagnus”), добавлялось лишь потому, что пути к “болоту” начинались (для ромеев) преимущественно от города Мурсы на Драве. Так могло появиться название Мурсианского озера — “lacus, stagnus Mursianus”.

Следует добавить, что и вообще-то искать данное озеро около дельты Дуная, как делают многие исследователи, представляется неправильным. Западную границу распространения склавенов, отмечаемую Мурсианским озером, современники не могли помещать где-то около Черного моря, когда каждому обитателю дунайского правобережья (более того — в Константинополе, в Фессалонике, в Диррахии и отчасти даже в Италии) было известно, что страшные набеги склавенов из-за Дуная совершаются гораздо западнее и выше его устьев, вплоть до пункта опаснейшего в отношении переправы варварских отрядов — около Сингидуна и Сирмия. В глазах ромеев пределы расселения (и появления) склавенов были именно широко растянуты в западно-восточном направлении, почему и второй пункт западной границы склавенов — город Новиетун — также следует искать отнюдь не на нижнем Дунае, а гораздо западнее. При достаточно западном месте расположения Мурсианского озера — Балатона западная граница склавенов вероятнее всего находилась у Невиодуна, близ Савы, ниже Любляны. Находясь на пути из южной Паннонии в Аквилейю, т. е. в северную Италию, Невиодун в представлении человека, смотрящего из Италии, мог быть сочтен за пункт, не особенно далекий от Мурсианского озера в Паннонии. В том, что именно здесь, на этом пути, по которому прошел, например, Теодерих, появлялись склавены, разорявшие Далмацию и вторгавшиеся даже в Италию, не может быть сомнений. Об этом свидетельствует такое достоверное сочинение, как “Готская война” Прокопия. Достаточно рассмотреть сообщаемый им под 548 г. эпизод похода Ильдигеса (Bell. Goth., III, 35, 17—22), который вел за собой большое войско (по-видимому, в помощь Тотиле), состоявшее преимущественно из склавенов, чтобы понять естественность — в глазах писателя VI в. — определения западной границы распространения склавенов городом, лежавшим на среднем течении Савы (см. Е. Ч. Скржинская, О склавенах и антах, о Мурсианском озере и городе Новиетуне).

¹¹¹ Северным и восточным пределом распространения склавенов являются, по Иордану, реки Висла и Днестр. Несомненно, что расположение племен к северу от Карпатского хребта не могло быть ясно для автора из присредиземноморских областей. Но исконные места славянских племен на Висле были известны еще древним писателям, а частично и современникам Иордана. Недаром Прокопий отметил, что эрулы (т. е. герулы), побежденные лангобардами, в своем продвижении на север “проходили через все племена склавенов, [минуя их] последовательно” (εφεζης, — Bell. Goth., II, 15, 2). Из этого сообщения видно, что племен склавенов было много, что “проходить” их надо было одно за другим, что они занимали значительные пространства. Днестр же, как восточная граница расселения склавенов, вероятно, представлял собой тот общий путь, по которому склавены проникали на нижний Дунай и оттуда появлялись в Малой Скифии. У Прокопия есть известное свидетельство о склавенах на нижнем Дунае, около заброшенного уже в его время укрепления Ульмиты (οχύρωμα Ουλμιτων όνομα, — Aed., IV, 7, 16— 18), находившегося на левом, вражеском берегу Истра; там были места поселения (διατριβή) склавенов, там они устраивали засады против ромеев.

Таким образом, из ценнейших данных Иордана следует, что империя переживала набеги склавенов на широчайшем фронте: откуда-то из областей к северу от Карпат эти племена проникали к Дунаю двумя мощными потоками, обтекая, так сказать, трудно проходимые горы и появляясь как к западу, так и к востоку от дунайских Клисур и “Железных ворот”, делящих около Тиерны и Дробет (Оршова, Орсова и Турну-Северин) реку на среднее и нижнее течения.

¹¹² У Иордана характеристика образа жизни склавенов ограничена кратким указанием на то, что они обитают в болотах и лесах, которые служат им “вместо городов” (§ 35). Эти скудные данные дополняются подробными описаниями как Прокопия (Bell. Goth., III, 14, 22—30), так и автором “Стратегикона” (Maur. Strateg., XI), содержащими в равной степени сведения о склавенах и об антах.

¹¹³ Параллельно со склавенами Иордан определил и полосу расселения антов (§ 35). Насколько широко пространство, занятое склавенами, настолько по Иордану, велика площадь расселения антов. Впрочем, возможно, автор, доводя склавенов до Днестра и не представляя себе, по-видимому, взаимопроникновения этих почти совпадающих друг с другом племен (об этом говорят общие описания Прокопия и “Стратегикона”), указал, что район расселения антов начинается там, где кончается район расселения склавенов, т. е. с Днестра. На востоке он довел антов до Днепра, причем — что важно — он имел в виду только устья рек, так как назвал “луку моря”, изгиб, дугу, излучину морского берега в северо-западной части Понта. Иордан отразил более восточное расселение антов по сравнению со склавенами, но и не показал их восточнее Днепра, так как это не соответствовало бы действительности. Он не сказал, распространялись ли анты только между лиманами Днестра и Днепра или поселения их шли глубже в материк, выше по течению этих (впоследствии чисто славянских) рек и в стороны от них. Необходимо очень внимательно отнестись к уникальному свидетельству Иордана о местах расселения антов, особенно к указанию восточной их границы, не заходившей на левобережье нижнего Днепра, и к весьма четко сформулированному определению территории в виде полосы в северо-западном изгибе Понта. Автор сделал это добавление (об излучине моря) с особой старательностью, для наибольшей точности. Правда, такой писатель, как Иордан, как бы смотрящий из стран средиземноморского юга, вероятно, ничего не знал о жизни в областях, лежащих более глубоко к северу от черноморского побережья.

В противоположность стремящемуся к точности Иордану, весьма расплывчато известное свидетельство Прокопия о безмерных, бесчисленных племенах антов (έθνη τα ’Αντων άμετρα) на просторах Северного Причерноморья (Bell. Goth., IV, 4, 9). Прокопий упоминает об антах в особом контексте, он описывает “окружность” (περίοδος) Понта Евксинского, начиная от Халкедона в Вифинии на восток и кончая свой обзор Константинополем. Из рассматриваемых им областей наиболее неясной для него остается часть побережья между Таврикой и дельтой Истра. Он хорошо знает о расселении гуннских племен кутригуров и утигуров: первые занимали места к западу от Танаиса и Мэотиды, вторые — к востоку. Как пишет Прокопий, “выше их (αυτων καθύπερθεν), т. е. утигуров (названных за два слова до того), “к северу обосновались безмерные племена антов” (και αυτων καθύπερθεν ες βορραν άνεμον έθνη τα ’Αντων άμετρα ίδρυνται. — Ibid.). Если буквально следовать тексту, получается, что анты распространялись к северу от территории, ограниченной с запада Мэотидой и Доном, так как именно эта территория была занята утигурами. Но продолжается ли здесь у Прокопия та же строгая последовательность в описании “окружности” Понта Евксинского, какая соблюдалась им до сих пор? По-видимому, нет; как раз на Мэотиде и Таврике она нарушается. Помимо вставок об устье Танаиса и Мэотиды, рассказа о событиях в жизни гуннских племен кутригуров и утигуров, троекратного возвращения к вопросу о готах-тетракситах, отвлекших автора от основной линии повествования (впрочем, кое в чем можно заподозрить и позднейшую интерполяцию), в эту часть сочинения Прокопия вкрались и (непонятные под пером такого автора) ошибки: с Херсоном, столь близким Византии, он объединил города Таманского полуострова Фанагурис и Кепы (Bell. Goth., IV, 5, 28). Кроме того, начиная отсюда, сокращается подробное описание “окружности” Понта; создается представление о худшей осведомленности автора именно относительно этого северного и северо-западного отрезка побережья. Последние этапы намечены совсем кратко: “от города Херсона до устьев реки Истра, которую называют также Данубием, пути десять дней, и всей тамошней землею владеют варвары” (Ibid., § 29). И дальше: “отсюда же [от устьев Истра] вплоть до Византия все земли принадлежат императору ромеев. Такова окружность Евксинского Понта от Халкедона до Византия” (Ibid., § 31). Следовательно, Прокопий хуже, более суммарно показал северо-западную часть “окружности” и не нашел нужным остановиться на побережье к югу от дельты Дуная, потому что здесь лежали византийские владения, достаточно всем известные. Он сам констатирует приблизительность своих описаний, говоря, что вообще по берегам Понта “обитает огромное множество варваров, причем у ромеев с ними нет никакого общения, кроме случаев посольства” (Ibid., § 32); в другом месте (Bell. Vand., Ι, 1, 10) он указывает на невозможность точного исследования районов за Истром, т. е. севернее его, так как варвары сделали недоступной для ромеев эту часть побережья.

Из приведенного выше выясняется, что Прокопий сознавал свое бессилие с точностью описать северо-западное Причерноморье. Следовательно, его слова о “безмерных племенах антов” где-то к северу и где-то у Дона, вернее — за Доном (так как нижнее течение его имеет почти восточно-западное направление, и места к северу оказываются для человека, смотрящего со стороны Кавказа, именно за Доном, на его правобережье), имеют самое общее значение. И в таком смысле они, конечно, правильны. Славянские племена восточной группы общей южной ветви, т. е. анты, действительно населяли земли в северо-западном направлении от Таманского полуострова или от северной части Кавказского побережья (откуда смотрел Прокопий) на труднодоступной для византийцев территории — у северо-западных берегов Понта. Таким образом, сообщение Прокопия о пребывании антов в Северном Причерноморье, зафиксированное одновременно с данными Иордана, может служить дополнением к последним, едва ли находясь с ними в противоречии. Несомненно, вполне обоснованным и даже проверенным на опыте является утверждение Прокопия о поразительной многочисленности антов. Постоянно объединяя в своем повествовании антов и склавенов, Прокопий изображает широчайший фронт их наступления на земли империи, на которые оба племени двигались крупными, иногда многотысячными отрядами. Едва ли можно допустить, что анты были резко ограничены Днестром и не обитали в более западных районах, если они неоднократно ходили в Италию, помогая ромеям в их войне с готами (Bell. Goth., Ι, 27, 1—2; III, 22, 5, 22), или нападали, наряду со склавенами и гуннами, на Фракию и на Иллирик (Bell. Goth., III, 14, 11; Anecd., 18, 20—21), разоряя области между Адриатическим и Черным морями.

В текстах византийских хроник IV в. встречаются выражения η χώρα, η γη των ’Αντων, πλεΐστον της ετέραςτοΰ ’Ίστρου όχθης и другие, показывающие что анты (как и склавены) занимали значительную территорию.

О многочисленности и силе племени антов говорит и то, что они имели многих предводителей — “архонтов” (Men. fr., 6), и то, что они снаряжали посольства (например, посольство Мезамира к аварам, — Ibid.) и, тем более принимали посольства от византийского императора (например, посольство к антам от Юстиниана в 546 г. с предложением занять заброшенный город Туррис, Turris, и за крупные суммы денег не пропускать гуннов к Дунаю, — (Bell. Goth., III, 14, 32).

Упоминания об этом могущественном племени замирают с концом VI или началом VII в. И несмотря на то, что анты жили на Днепре, их имя не встречается ни в одном из письменных источников Киевской Руси. Феофилакт Симокатта сообщает, что примерно к концу правления императора Маврикия (582— 602), во время войны Византии с аварами, каган послал своего военачальника Апсиха на антов с приказанием истребить все племя (όπως το των ’Αντων διολέσειεν εθνος, ό σύμμαχον ’Ρωμαίοις ετύγχανεν όν), потому что анты были в то время союзниками ромеев (Theophyl. Sim., VIII, 5, 13). Писатель не говорит, было ли приведено в исполнение приказание аварского кагана, и до самого конца своего труда ничего более не сообщает об антах. Красноречиво звучит в приведенной выше фразе глагол διολλυμι — “уничтожать”, “совершенно истреблять”. За Феофилактом Симокаттой почти дословно повторил его сообщение Феофан под 20-м годом царствования Маврикия: όπως το των ’Αντων διολέση έθνος, ως σύμμαχον των Ρωμαίων (Theoph., Ι, ρ. 284). Не было ли это концом если не всего племени, то его основной массы?

Для ответа нет никакого разъяснительного материала источников. Анты были слишком многочисленны, чтобы быть уничтоженными в результате одного вражеского нападения, хотя бы и значительного. Вероятно, была уничтожена верхушка племени, разорена основная территория расселения, перебито много людей. Имя и племенное значение антов исчезли, подобно тому как были “уничтожены” в VI в. и задолго до него многие племена, растворившиеся в массе других племен. Таковы херуски, хавки, сикамбры, батавы, семноны, герулы, бастарны, руги, скиры, туркилинги, гепиды и др. (ср. F. Lot, Les invasions germaniques. La pénétration mutuelle du monde barbare et du monde romain, p. 327).

Части потерпевшего поражение и, по-видимому, утерявшего единство племени антов должны были слиться со склавенами, столь родственными им во всех отношениях. Имя склавенов продолжало жить в последующие века и, надо думать, распространилось на тех антов, которые не были уничтожены аварским войском Апсиха, но были рассеяны. О маловероятной возможности отождествить антов с дулебами, упоминаемыми в “Повести временных лет”, см. статью Е. Ч. Скржинской, упомянутую в прим. 110.

¹¹⁴ Видиварии, Vidivarii. Место их расселения указано очень точно: “на побережье Океана, там, где через три гирла поглощаются воды реки Вистулы” (“ad litus autem Oceani, ubi tribus faucibus fluenta Vistulae fluminis ebibuntur”). Замечательно, что про видивариев говорится как про объединение племен. Это название уже Иорданом и его источниками воспринимается как собирательное: “Видиварии... собравшиеся из разных родов племен” (“ех diversis nationibus”). В § 96 Иордан называет видивариев “вивидариями”. Несмотря на путаницу в названиях, он имеет в виду одни и те же племена, потому что снова повторяет, что живут они на острове — Gepedoios — в устье Вислы и что собрались на нем “как бы в одно убежище”, соединившись “из различных родов” (“ех diversis nationibus”) и образовав отдельное племя — “gens” (“et gentem fecisse noscuntur”).

Л. Шмидт полагает, что видиварии — смешанное племя из отставших гепидов и эстиев (L. Schmidt, S. 530). К. Мюлленгофф сближает название племени видивариев с названиями островов между рукавами Вислы при ее впадении в море. В средние века германцы называли эти места Widland, а местные жители — Widsemme; финнские же племена — Vidu-maa, т. е. “страна Виду”. (См. “Index locorum” Моммсена).

¹¹⁵ Эсты (или айсты, Aesti) — литовские племена, которые, наряду с более северными феннами и распространенными к югу венетами, жили на границах Сарматии и Германии. Говоря об эстах, Иордан отметил лишь их миролюбие; но он ничего не сказал о достаточно известных особенностях того морского побережья, вдоль которого они обитали за племенем видивариев, жившим близ устья Вислы. Не только в отдаленные времена, когда писал Тацит (Germ., 45), рассказывали о янтаре, который “один из всех” (“soli omnium”) “племена эстиев” (“Aestiorum gentes”) собирают на морском берегу (“sucinum, quod ipsi glaesum vocant, inter vada atque in ipso litore legunt” — “суцин, который они зовут глезом, они собирают в мелкой воде и на самом берегу”), но и при Иордане были живы сведения о янтарных богатствах эстов. Когда эсты (“Hestii”) искали поддержки у короля остроготов Теодериха, то они прислали ему в дар янтари (“sucina”), о которых подробно говорится в ответном письме, составленном, как и другие государственные послания остроготов, канцлером Кассиодором (Variae, V, 2).

¹¹⁶ Племя акациров (“gens Acatzirorum”) Иордан называет “могущественнейшим”, “сильнейшим” (“gens fortissima”) и определяет его как неземледельческое, занимающееся скотоводством и охотой. Племя акациров (по Иордану) живет на огромных пространствах между эстами, занимавшими территорию близ янтарного берега у Балтийского моря, и булгарами, обитавшими на берегу моря Понтийского, что явно преувеличено. Вероятно, точнее представлял себе акациров Приск, писавший, правда, на сто лет раньше Иордана. Приск сообщает, что акациры — “скифское” (т. е. гуннское) племя: το των ’Ακατζίρων (Άκατίρων, Κατζίρων) έθνος... ό εστι Σκυθικον έθνος. — Prisci. fr. 8, ρр. fr. 30. Из его же сочинения известно, что Аттила держал акациров в своем подчинении и послал своего старшего сына управлять ими: они жили тогда (в первой половине V в.) в припонтийских областях (Ibid., fr. 8) и ходили через Каспийские ворота в Кавказском горном хребте войной на персов (Ibid., fr. 37). Судя по тому, что ряду акацирских князьков император Феодосий II, как свидетельствует Приск, регулярно посылал “дары” (δώρα), акациры были сильным племенем, союз с которым был желателен для империи (Ibid., fr. 8). Прокопий не называет в своих произведениях племени акациров, но говорит, что в примэотийских степях жили гунны “киммерийцы”, в его время именовавшиеся утигурами (Bell. Goth., IV, 4, 8; 5, 1).

¹¹⁷ Под булгарами (Bulgares) Иордан подразумевал гуннские племена северо-восточного Причерноморья: далее за акацирами, пишет он, “тянутся над Понтийским морем места расселения (sedes) булгар” (§ 37). Прокопий, говоря о событиях VI в., употребляет постоянно название “гунны” и частные обозначения отдельных гуннских племен: “утигуры” и “кутригуры”, имея в виду гуннские племена, обитавшие в примэотийских степях. Слова “булгары” в произведениях Прокопия нет (как нет его ни у Агафия, ни у Менандра). Иордан же, рассказывая о событиях IV и V вв. — о распаде державы Германариха, об Аттиле, о сражении на Каталаунских полях, — называет гуннов, но, обращаясь к событиям своих дней: к “ежедневному напору”, “ежедневным нападениям” (“instantia cottidiana”) варваров на империю, называет не гуннов, а булгар (Rom., § 388) вместе с антами и склавенами. Название “булгары” было в его время общеупотребительным и понятным, определявшим всю совокупность гунно-булгарских племен степной полосы Восточной Европы от приазовских до придунайских областей в конце V и в VI вв. Как современник, Иордан замечает, что булгар “сделали широко известными” (“notissimos”) те бедствия, которые обрушились на империю по причине “грехов наших”. Его слова проникнуты взволнованностью свидетеля событий. Можно думать, что Иордан намекает на опустошительные нападения булгар, иногда в соединении с антами и склавенами, на пограничные районы Иллирика и Фракии (ср. Rom., § 363). Под “бедствиями”, о которых как об общеизвестном факте упомянул Иордан, надо, вероятно, подразумевать жестокие набеги варварских племен из-за Дуная, подробно описанные Прокопием под 550—551 гг. Когда гепиды, жившие неподалеку от Сирмия, помогли переправиться через Дунай явившимся с берегов Мэотиды кутригурам и те рассеялись по Фракии и Иллирику, то подвергнувшиеся нашествию области были страшно разорены (Bell. Goth., IV, 13—18). Суммируя описанное в “Готской войне”, Прокопий пишет, — одинаково с Иорданом (Rom., § 388), — что в Иллирии по всей Фракии “гунны, склавины и анты, делая набеги чуть ли не ежегодно с того времени, как Юстиниан принял власть над ромеями, творили непоправимое зло тамошним людям” (Anecd., 18, 20). Прокопий полагает, что при каждом нападении (εσβολη) названных племен было перебито и уведено в плен до двухсот тысяч ромеев, и земля там стала “скифской пустыней” (η Σκυθων ερημία).

На сообщение Иордана о походе булгар против Византии обратил внимание Ломоносов. На страницах “Древней Российской истории”, в главе 5 “О переселениях и делах славенских” (“Полное собрание сочинений”, т. 6, 1952, стр. 188) он указал, имея в виду Rom., § 388: “Иорнанд со славенами и антами, славенским же народом, совокупное их [булгар] нападение на Римскую державу описует”. В отзыве на диссертацию Миллера “О начале народа и имени Российского” (“Рапорт в канцелярию Академии наук 16 сентября 1749 года”, там же, стр. 38) Ломоносов отметил, имея в виду Get., § 37: “Иорнанд, о гетах пишучи, говорит, что ныне славяне за грехи наши везде нас разоряют”.

¹¹⁸ Одно из самых трудных мест текста “Getica” по нагромождению витиеватых выражений. Поэтическое сравнение с густой порослью (caespes), сопровожденное превосходной степенью прилагательного (fecundissimus), определено еще одним суперлативом — fortissimorum gentium. Кроме того, абстрактное rabies (“свирепость”, “ярость”, “бешенство”, “жестокость”) взято для того, чтобы дать конкретный образ, создающий представление о диких, необузданных людях. Соответственно оригиналу и перевод этого места тяжеловесен.

¹¹⁹ Альциагиры (Altziagiri) — племя, кочевавшее, по словам Иордана, “около Херсоны” (“juxta Chersonam”) то в степях летом (“aestate campos pervagant”), то у понтийских берегов зимой (“hieme supra mare Ponticum”), — принадлежали к группе гуннских племен. Названия “альциагиры” нет ни у Приска, ни у авторов VI в. — Прокопия, Агафия, Менандра, ни у Феофилакта Симокатты. По-видимому, об альциагирах Иордана говорится у Прокопия (Bell. Goth., IV, 5, 28): “если идти из города Боспора в город Херсон..., то всем, что находится в промежутке, владеют варвары, гуннские племена” (βάρβαροι, Ουννικα έθνη, τα μεταξυ άπαντα έχουσι).

¹²⁰ Савиры (Saviri) — гуннское племя, так как в предыдущей фразе Иордан говорит о гуннах в целом, о совокупности объединенных под именем гуннов племен, а затем перечисляет их, называя одних альциагирами, других савирами. Указав, что альциагиры обитают близ Херсона, Иордан, ничего не говоря о местах обитания савиров, переходит к сообщению о хунугурах и более не возвращается к савирам. Может быть, хунугуры — иное название савиров. С достаточной точностью о местах расселения савиров пишет Прокопий. Они, по его словам, живут около Кавказских гор (Bell. Goth., IV, 3, 5; 11, 23) или, вернее, “позади” (т. е. глубже, восточнее) зихов, которые располагались в северной части кавказского побережья (Bell. Pers., II, 29, 15). Хотя савиры бывали наемниками ромеев (οι δε εκ των Ούννων μισθοφόροι των δη Σαβείρων ονομαζομενων, — Agath., III, 17), но чаще они помогали в войне персам (Ibid., IV, 13). Их в большинстве случаев враждебную к Византии позицию показывает Менандр (Men. fr. 5, 41, 42). Они были известны еще в V в., поскольку упоминание о них встречается на страницах записей Приска (Prisci. fr. 4).

¹²¹ Хунугуры (Hunuguri) — гуннское племя, близкое или сливающееся с савирами, обитателями Северного Кавказа. У Иордана, у Прокопия, у Агафия упоминаются разные племена, названия которых сходны своими окончаниями: “гуры”,  “дзуры”,  “гиры”,  “дзиры”,  “иры”,  “оры”, “ары”, (ср. Gy. Moravcsik. Byzantinoturcica II, 1958, р. 359—360). Таковы у Иордана хунугуры, биттугуры, алпидзуры, алцилдзуры, ултзиндзуры, в некоторых рукописях измененные в ултзингуры; затем — савиры, альциагиры, ангискиры, бардоры, итимары (Get., § 27, 126, 272). Особую форму у Иордана имеют названия еще двух гуннских племен — тункарсы и боиски (Tuncarsi, Boisci). У Прокопия — утигуры и кутригуры. У Агафия — котригуры, утигуры, ултидзуры. Все названные племена составляли, по Прокопию, “множество гуннских племен” (Ουννικα έθνη πολλα) или “огромную толпу гуннов” (Ούννων... πολυς το όμιλος) и жили вокруг Мэотиды. Иордан особо выделяет часть гуннских племен близ Херсона, о чем также сообщает и Прокопий (Bell. Goth., IV, 5, 28). Ср. прим. 119.

¹²² Шкурки степных грызунов употреблялись кочевниками для легкой одежды; для более плотной и теплой использовались звериные шкуры. Интересно сравнить с этим свидетельством Иордана рассказ, приводимый в сокращении не дошедшей до нас “Истории” Помпея Трога (конец I в. до н. э. — начало I в. н. э.), составленной Юстином (см. прим. 152). При описании Скифии он сообщает, что кочевое население степей, несмотря на холода, не употребляет шерсти (lana), но “пользуется только звериными и мышиными шкурами” (“pellibus tantum ferinis et murinis utuntur”, Pomp. Trog., II, 2). Аммиан Марцеллин также сообщает, что гунны носят одежды либо льняные, либо из шкурок полевых мышей: “indumentis operiuntur linteis vel ex pellibus silvestrium murum consarcinatis” (Amm. Marc., XXXI, 2, 5).

¹²³ “Их устрашила отвага столь многочисленных мужей” (“quos tantorum virorum formidavit audacia”). Это место, вероятно испорченное, остается непонятным и не связывается ни с предыдущим, ни с последующим текстом. Дальше автор снова обращается к рассказу о готах, поэтому, быть может, “tantorum virorum” следует отнести к готам, которые привели в ужас хунугуров.

¹²⁴ Приведенное здесь Иорданом, казалось бы, житейское сравнение явилось лишь отражением библейского текста, сохраненного памятью внимательного начетчика. В первом послании апостола Павла Тимофею говорится: “Внемли чтению” (4, 13), “скверных же и бабиих басней (aniles fabulas) отрицайся” (4, 7).

¹²⁵ Зальмоксес (Zalmoxes, Zamolxis) — чаще Сальмоксис (Salmoxis). Геродот передает, на основании слышанных им рассказов, что Сальмоксис (Σάλμοξις) был рабом Пифагора на острове Самосе; став свободным, он приехал во Фракию, где проповедовал гетам свою философию загробного мира (Hist., IV, 95, 2—3). Геродот, высказывая сомнение в том, был ли Сальмоксис человеком или божеством, свидетельствует о культе его у гетов и о их вере в бессмертие души (Ibid., IV, 96, 1—2). Очевидно, Сальмоксис был верховным жрецом и главой гетских племен, обожествленным после смерти.

¹²⁶ Зевта (Zeuta, Seuthes) — имя двух фракийских династов: один из них был советником и затем преемником знаменитого представителя племени одрисов — царя Ситалка (умершего в 424 г. до н. э.; о нем Иордан говорит в § 60); другой правил фракийцами-гетами несколько позднее (умер в 383 г. до н. э.). Имя Зевты II упоминается в “Анабасисе” Ксенофонта, так как Зевта имел отношение к знаменитому походу персидского царя Кира в 400 г. до н. э. Во всяком случае ошибочно ставить Зевту (I или II) раньше Сальмоксиса, описанного еще Геродотом.

¹²⁷ Дикиней (Dicineus, Decaeneus, Δικαίνεος) по Страбону (Geogr., VII, 3, 11) — “помощник” (συναγωνιστής) Бурвисты (I в. до н. э.), вождя военноплеменного гето-дакийского союза. Дикиней считался кудесником, волшебником (у Страбона: ανηρ γόης), обладавшим даром предвидения, благодаря чему он будто бы истолковывал волю богов; он побывал в Египте, где постиг все науки. Помощь Дикинея Бурвисте заключалась в том, что он, воздействуя на людей своими предсказаниями, помогал последнему держать народ в повиновении. Это был облеченный большой властью верховный жрец. Тенденциозно представляя историю гетов как древнейшую часть истории готов, Иордан выдает исторически засвидетельствованную деятельность Бурвисты за проявление готской политики и культуры. В связи с Бурвистой он приводит и имя Дикинея,. пришедшего в “Готию” (“venit in Gothiam”, — Get., § 67) и получившего там “чуть ли не царскую власть”. Иордан называет Дикинея “советником” готов, которого они беспрекословно слушались. Как “опытный учитель” (“magister peritus”) он обучил их всей “философии”, отрасли которой Иордан перечислил в § 69 (этика, физика, логика, практика и “теоретика”, астрономия). Чтобы сохранить власть в руках жречества, Дикиней, “повелевавший даже королями” (“immo et regibus imperaret”), основал коллегию пиллеатов (см. прим. 130), из числа которых “назначались короли и священники” (§ 40). Преемником Дикинея был Комозик, который, по словам Иордана, был назван “и королем, и первосвященником” (“et rex... et pontifex”, — § 73). После смерти Дикиней был обожествлен, так же как Сальмоксис. (См. прим. 125).

¹²⁸ Иордан, знавший классических авторов, хотя сам по происхождению не был ни греком, ни римлянином, относит готов к общей группе варварских племен; правда, здесь он заимствует сведения из сочинения Диона Хризостома (I — II в. н. э.), который писал о гетах. Об этом труде Диона мы знаем лишь по упоминанию о нем самого автора в одной из его речей (Dio Chrys., 72). Иордан трижды ссылается на Диона, называя его труд один раз (Get, § 40) “историями и анналами”, писанными по-гречески; другой раз (§ 58) указывая настоящее название сочинения — “Гетика”; третий раз приводя имя Диона Хризостома в связи с войной Филиппа Македонского против гетов (§ 65).

¹²⁹ Дион Хризостом, т. е. Златоуст, — греческий писатель, оратор и философ (I—II в. н. э.), современник Тацита. При императоре Домициане подвергся изгнанию и провел много лет в придунайских римских провинциях. В произведении “Гетика”, о котором упоминает Иордан (§ 58), отзывающийся об авторе с большим почтением, отразились наблюдения Диона над этими местами. Труд Диона Хризостома не сохранился до нашего времени; до нас дошли только его многочисленные речи частью философского, частью литературного характера, не лишенные живых и, по-видимому, точных описаний. Для исследователя истории Северного Причерноморья особенно интересна так называемая “Борисфенитская речь” Диона Хризостома, которая относится приблизительно к 100 г. н. э. В ней оратор проявил себя внимательным наблюдателем; он яркими красками нарисовал свое посещение Ольвии-Борисфена, показав ряд картинок из жизни этого греко-варварского города, расположенного в устье Гипаниса-Буга, но прозванного по соседней великой реке Борисфену — Днепру.

¹³⁰ Пиллеаты (pilleati) — название представителей жреческого сословия у гетов (по сообщению Диона Хризостома). По Иордану, будто бы Дикиней (I в. до н. э.) установил коллегию жрецов у гетов-даков, на самом же деле жрецы у гетских племен были значительно раньше, о чем свидетельствует культ Сальмоксиса, легендарного проповедника среди гетов, отмеченного уже Геродотом (Hist, IV, 94—96). Ср. о жрецах, вышедших из стен города Одисса, — Get, § 65. О происхождении названия “пиллеаты” — § 71.

¹³¹ Иордан совершенно точно цитирует стих из “Энеиды” Вергилия (Aen., III, 35). Градив — эпитет, прилагаемый к Марсу.

¹³² Здесь Иордан приписывает предкам готов культ бога войны Арея фракийского, процветавший у гетов. В жертву Арею приносили пленников. Амазонки считались дочерьми Арея и наяды Гармонии. Выхватывая сведения из античной мифологии и пользуясь (объявленным им ниже, — Get., § 58) тождеством геты — готы, Иордан в целях утверждения древности истории готов приписывает им исконный фракийский культ. В связи с этим Иордан указывает на вовсе не связанное с историей готов “второе” место их расселения (§§ 38 и 39) в Мезии (у Иордана-Мизия), Фракии и Дакии, включая его между “первым” и “третьим”, находившимися в Северном Причерноморье (первое — “близ Мэотиды”, второе — “над Понтийским морем”).

¹³³ Здесь Иордан впервые называет Балтов и Амалов — два знатных правящих рода (familiae) действительно у готов, а не у “гетов”. По поводу термина “populus”, которым Иордан определяет все племя готов в целом, см. прим. 313.

¹³⁴ Лукан — римский поэт (39—65 гг.), погибший в молодом возрасте при Нероне. Он оставил незаконченную поэму “Pharsalia”, в которой описана борьба между Цезарем и Помпеем. (Приводимый стих, — Pharsal. VIII, 221.)

¹³⁵ Здесь Иордан называет имена героев готского эпоса. Относительно имени Этерпамара еще Мюлленгофф (см. “Index personarum” Моммсена) сказал, что это nomen obscurissimum. Не более ясно и имя Ханала. Исторические черты имеются у Видигойи (Vidigoia), который, по преданию, боролся с гуннами и был убит сарматами (язигами), о чем передает Иордан в § 178, ссылаясь на Приска (в не дошедшей до нас части его сочинения). Имя Vidigoia (Vidugauja) сближается с именем аламаннского короля Vithicabius, упомянутым дважды у Аммиана Марцеллина (Amm. Marc., XXVII, 10, 3, XXX, 7, 7). Наиболее освещен в источниках предводитель веэеготов Фритигерн, о деятельности которого писал Аммиан Марцеллин (Ibid., XXXI). Иордан называет Фритигерна в связи с переходом готов через Дунай и их борьбой с императором Валентом (Get., §§ 135 и 142).

¹³⁶ По Орозию (I, 14), Весозис, царь египетский, начал войну со скифами и был ими побежден. Орозий основывался в значительной мере на сочинении Юстина, на его сокращении “Истории” Помпея Трога (см. прим. 152). Юстин противопоставляет скифского царя Таная египетскому царю Весозису (Epitoma, I; II, 3).

¹³⁷ Орозий, следуя Юстину, писал об амазонках (Oros., I, 15).

¹³⁸ По-видимому, Иордан устанавливает, что скифы Орозия являются “готами”. Он читал у Орозия (Oros., VII, 37, 4—5, 9), что Радагайс (ум. в нач. V в.), вождь двенадцати тысяч готов, — “язычник и скиф” (“paganus et Scytha”), “язычник-варвар и поистине скиф” (“paganus barbarus et vere Scytha”), и сам повторил про Радагайса, что он — скиф (Rom., § 321).

¹³⁹ Здесь важны слова Иордана, что “Данапр” — местное название, которое употребляют местные жители. О Днепре — Борисфене, Данапре, Варе — см. прим. 614, 678.

¹⁴⁰ Иордан повторяет, быть может за Помпонием Мелой (Mela, I, 115), что Танаис (Дон) течет с Рифейских гор (с Урала).

¹⁴¹ Иордан придает этим словам оттенок характеристики страны; выражение Scythicus algor подобно другому, тоже характеризующему Скифию — “пустыни скифские” (“solitudines Scythicae”).

¹⁴² Река Танаис из века в век объявлялась рубежом между Азией и Европой. На одной из самых ранних средневековых карт, на так называемой карте Беата (VIII в.), около Танаиса и Мэотиды поставлена надпись: “Здесь конец Азии, здесь начало Европы” (“Hic finis Asiae, hic capud [caput] Europae”). В “Хорографии” Помпония Мелы (Mela, I, 8, 15; II, 1) указано, что границей между Европой и Азией служит река Танаис.              .

¹⁴³ Хриннские горы (вернее — горы племени хриннов, montes Chrinnorum). Хринны названы только Иорданом, причем написание “Chri” могло получиться (у переписчика) из “Chu”, и, таким образом, Иордан, быть может, писал о “хуннах” (Chunni). По-видимому, автор говорит здесь (Get, § 45) о реке Яксарте (Сыр-Дарья), объясняя, что это “другой (Танаис), который, возникая в Хриннских горах, впадает в Каспийское море” (Каспийское и Аральское моря не различались у источника Иордана достаточно отчетливо). Возможно, что “Хринны” Иордана являлись отзвуком “Гринайев” (Γρυναΐοι) Птолемея (Ptol., VII, 13, 3).

¹⁴⁴ Сведения о рыбах с хрящевым скелетом Иордан мог почерпнуть у Помпония Мелы (Mela, II, 1, 6) и у Солина (Solin., 15, 1), автора III в., написавшего — главным образом по Плинию — сочинение под названием “Polyhistor” (собрание разных исторических и географических сведений).

¹⁴⁵ Экзамфей (Exampheus fons, ’Εξαμπαΐος). Β “ Хорографии” Помпония Мелы рассказывается, что Гипанис (Буг) “рождается из большого болота, которое местные жители называют его матерью..., недалеко от моря принимает он из малого ручья по прозванию Экзамфей настолько горькие воды, что и сам, начиная отсюда, течет на себя непохожий и не сладкий” (Mela, II, 7). Однако и до Помпония Мелы в сочинении архитектора и механика Витрувия (I в. до н э.) “Об архитектуре” (Vitruv., VIII, 3, 11) имеются сведения, что река Гипанис, приняв в себя маленький ручеек, стала горькой на вкус. Витрувий сообщает и о причине такого явления; он говорит, что ручеек протекает по земле, богатой жилами “сандараки”, от чего вода становится горькой.

Поэт Овидий повторил в своих стихах общеизвестную, по-видимому, характеристику вод Гипаниса (но не Днепра): “Что же? Разве рожденный в скифских горах Гипанис, ранее того сладкий, не испорчен горькими солями?” (Metamorph., XV, 285—286). Таким образом, Иордан, восприняв сообщение о горьком ручье, портящем вкус воды в большой реке, спутал название реки, и сведения, относившиеся к Бугу, приписал Днепру. “Infectus” лучше передать как “зараженный”, чем “окрашенный”, хотя первоначальное значение глагола “inficere” — “мокать”, “красить”; этот глагол, кроме того, означает: “смешивать”, “растворять”, “портить”, “заражать”.

¹⁴⁶ Каллипиды, Callipidae. Иордан ошибочно называет этим именем город. Такого города нет ни у Орозия, ни у Аммиана Марцеллина. Помпоний Мела говорит не о городе, а о скифском племени “каллипидов” (Mela, II, 7). По-видимому, Иордан воспринял это искаженное им сведение по традиции от Геродота, который писал о племени каллипидов (Καλλιπίδαι): “от торгового порта (εμπόριον) борисфенитов — а он из приморских поселений всей Скифии самый срединный (т. е. расположен на материке глубже остальных] — первыми живут каллипиды, которые являются эллинами-скифами. Выше их — υπερ δε τούτων [т. е. еще глубже, севернее] — ...живут алазоны” (Hist., IV, 17). Ср. прим. 91 о городе Каллиполиде.

¹⁴⁷ Гипанис (Hypannis) — река Буг. Иордан ошибочно относит это название к городу. (См. прим. 145).

¹⁴⁸ Ахиллов остров. Иордан как будто помещает его близ устья реки Гипаниса (Буга). Однако, ввиду того что он ведет здесь речь о Днепре, а Гипанис упомянут им лишь вскользь, для уточнения устья Днепра, местоимение cuius (“ad cuius ostia”) логично отнести к Днепру, а не к Бугу. Помпоний Мела (Mela, II, 98) сообщает об острове “Leuce” (Λεύκη), т. е. “Белом”, который прозван “Ахилловым” (“Achillea cognomine”) и находится против устья Борисфена. На самом деле остров Белый, или Ахиллов, соответствует нынешнему Змеиному острову, расположенному в Черном море против дельты Дуная. Но, как известно, с именем Ахилла связана еще Тендеровская коса, находящаяся южнее Днепровского лимана, гораздо ближе к Днепру, чем Ахиллов (Змеиный) остров. Тендеровская коса в древности именовалась “Ахилловым бегом”, или “дромом”, ристалищем (ο ’Αχιλλήιος δρομος). Таким образом, если и Иордан соединяет, как и Помпоний Мела, Ахиллов остров с Днепром, то правильнее думать, что в обоих случаях говорится о Тендеровской косе, а не о Змеином острове (ср. следующее примечание).

¹⁴⁹ Обширнейшие земли, лесистые и болотистые, названные Иорданом в § 46, нельзя не отождествить с областью древней, известной еще Геродоту (Hist., IV, 17—19), Гилеи (‘Υλαίη — Полесье) — единственной местностью между Днепром и Доном, в которой историк, сам побывавший в Ольвии, констатировал лес. “Границы Гилеи вполне точно определяются Геродотом отчасти на основании личных наблюдений, отчасти — показаний ионийских географов, — пишет С. А. Жебелев. — Гилея начиналась к востоку от устья Борисфена (у теперешнего Кинбурна), шла между лиманом и морем вдоль Ахиллова бега (Тендры) и оканчивалась у Гипакириса и города Каркинитиды (Hist., IV, 55), доходя на севере до территории, занимаемой скифами-пахарями”. В примечании к этой фразе сказано: “По расчету, основанном на показании Геродота, Полесье должно было занимать пространство в 40 км в ширину, 140 км в длину” (С. А. Жебелев, Северное Причерноморье. Исследования и статьи по истории Северного Причерноморья античной эпохи. стр. 340). Все сведения, сообщенные Геродотом, совпадают с кратким замечанием Иордана, что между устьем (Днепра) и Ахилловым островом (Тендеровской косой) находится “обширнейшая земля, заросшая лесами и страшная болотами”. Между прочим, здесь подтверждается, что “остров по имени Ахиллов”, о котором пишет Иордан, действительно, должен быть отождествлен с “Ахилловым бегом” — Тендеровской косой, а не со Змеиным островом (ср. предыдущее примечание). Определение Иорданом Гилеи отдаленно напоминает определение Тацитом Германии: “aut silvis horrida, aut paludibus foeda” (Germ., 5). Это лишний раз подтверждает, что Иордан был начитанным человеком.

¹⁵⁰ Фазис (Phasis, Φασις) — река Рион в Закавказье, широко известная в древности (Verg. Georg., IV, 367; Ovid. Metamorph., VII, 5—6; Plin., V, 12). Иногда Фазисом называли реку Аракс в Армении. Ср. прим. 614.

¹⁵¹ Фазаны считались самой изысканной, с трудом добываемой и весьма дорогой пищей пресыщенных богачей. Об этом упоминает один из проповедников IV в. Астерий, епископ малоазийского города Амасии; в беседе на евангельскую притчу о бедняке Лазаре, лежавшем у порога богача, описывалась роскошь богатого дома: “сочти все серебро, все золото, заключающееся в утвари, дорого стоящую покупку птиц с Фасида” (“Гомилия о богатом Лазаре”, — см.: SC, I, стр. 722). В одной поэме еще времен императора Тиберия (14—37) говорится, что “ради желудка отправляются дальше, чем ради военного похода; мы питаемся от нумидийских побережий и от рощ Фасида” (там же, II, стр. 114).

¹⁵² Помпей Трог (Pompeius Trogus) — римский писатель, живший на рубеже нашей эры. Он написал фундаментальную “Историю” (“Historiae Philippicae”), основная часть которой была посвящена деятельности Филиппа Македонского и Александра Великого. Произведение Помпея Трога не сохранилось, но до нас дошел труд Марка Юниана Юстина; “Сокращение „Истории“ Помпея Трога” (“Epitoma historiarum Philippicarum”). Ни о месте, ни о времени составления “Epitoma” Юстина нет никаких сведений. По языку это произведение относят к концу II или к началу III в. н. э. “Сокращением” пользовались многие писатели (Иероним, Августин, особенно Орозий и др.). Иордан, по-видимому, пользовался непосредственно Помпеем Трогом, которого упоминает дважды (Get., §§ 48 и 61).

¹⁵³ Иордан цитирует стих из “Энеиды” Вергилия: “quam si dura silex aut stet Marpesia cautes” (Aen., VI, 471), изменив только “quam” на “ac”.

¹⁵⁴ Каспийские Пилы (“Caspiae Pylae”, у Прокопия — Κασπια πύλ или Κασπια πύλη) — так называемые Каспийские ворота, которые отмечены разными авторами, но с различной, хотя и не всегда отчетливой, локализацией. В данном случае надо подразумевать Каспийские ворота в средней части Кавказского хребта, вероятно, на линии Военно-Грузинской дороги, потому что Иордан соединяет местоположение этого горного прохода с местами обитания лазов. У Прокопия сказано, что от Каспийских ворот до Мэотиды, т. е. в степях, расположенных к северо-западу от “ворот”, живут гунны (Bell. Pers., Ι, 10, 4—6). Он же сообщает, что гунны находятся недалеко от страны лазов, Лазики, которая является оплотом против варваров, нападающих на империю из-за Кавказских гор (Ibid., II, 28, 22). О географическом положении Лазики см. следующее примечание.

¹⁵⁵ Лазы (“Lasorum gens”, у Прокопия и у Агафия — Λαζοι) обитали главным образом к северу от реки Фазиса или Риона (по Прокопию — ‘Ρέων) в области древней Колхиды, которая в VI в. называлась Лазикой. Агафий указывает, что лазы в древности назывались колхами (Agath., II, 18). В Лазике были крупные (дожившие до нашего времени) поселения: Кутаиси, Севастополь (нын. Сухуми), Питиунт (нын. Пицунда). (Ср. Bell. Pers., I, II, 28, Π, 29, 18; Bell. Goth., IV, 2, 29; IV, 14, 48—49.)

¹⁵⁶ Иордан включает амазонок, с некоторыми чертами из многообразных мифов о них, в историю готов, последовательно проводя свою тенденцию — углубить древность готского племени. Переход к рассказу об амазонках сделан Иорданом весьма неловко: сообщив о том, что “царь египетский Весозис” воевал со “скифами” и что “скифы” были мужьями амазонок (Get., § 44), Иордан в то же время заявляет, что врагами Весозиса были “готы”. Таким образом, получается, что амазонки были женами готов; древность же амазонок в глазах всех не подлежала сомнению. Так, Иордан искусственно связал амазонок с готами и украсил легендами о первых историю вторых. Иордан черпал сведения об амазонках из сочинения Орозия (Oros., I, 15), который, в свою очередь, заимствовал их из труда Юстина. Иордан описал поход амазонок из Скифии по Кавказу и по Малой Азии, основание ими ряда малоазийских городов, постройку святилища Артемиды-Дианы в Эфесе и возвращение обратно к “Марпезийской скале” на Кавказе (Get., §§ 49—52); Иордан подробно остановился на браках амазонок, на их отношении к детям, на воспитании девочек в воинском духе и уничтожении мальчиков (§§ 56—57). У Иордана смутно отражены известные эпизоды борьбы с амазонками Геракла и Тезея (§ 57). Для проведения своей тенденциозной линии автору существенно было указать, что амазонка Пентесилея (по послегомеровскому сказанию, — дочь Арея Фракийского) участвовала в Троянской войне (§ 57).

¹⁵⁷ Алис, Галис (Alys, Halys) — река Кизыл-Ирмак в Малой Азии, впадающая в Черное море восточнее Синопа.

¹⁵⁸ Гаргара (Gargara civitas), правильнее Гангара, — город Пафлагонии, в Малой Азии (нын. Киангри) к западу от реки Кизыл-Ирмак и несколько севернее Анкары.

¹⁵⁹ Ввиду того что дальше следует перечисление провинций ряда диоцезов (соответственно делению по Notitia dignitatum V в.) — Понтийского, Восточного и Азийского, здесь, по-видимому, подразумеваются обе Армении, Первая и Вторая, как наиболее восточные провинции Восточной Римской империи, на границе с государством Арменией.

¹⁶⁰ Сирия — провинция диоцеза Востока с центрами в Антиохии (Сирия Первая) и в Апамее (Сирия Вторая).

¹⁶¹ Киликия — провинция диоцеза Азийского, на юге Малой Азии, с центрами в Тарсе (Киликия Первая) и в Аназарбе (Киликия Вторая).

¹⁶² Галатия — провинция диоцеза Понтийского, в центре Малой Азии, с главными городами Анкирой (Галатия Первая) и Пессином (Галатия Вторая).

¹⁶³ Писидия — провинция диоцеза Азийского, замкнутая горная страна в юго-западной части Малой Азии.

¹⁶⁴ Под “Азией” подразумевается либо весь Азийский диоцез, т. е. западная часть Малой Азии, либо провинция этого диоцеза под названием “Азия”, в которую входила средняя часть западного малоазийского побережья с главным городом Эфесом.

¹⁶⁵ Иония — в античности то же, что по Nititia dignitatum V в. провинция Азия в Азийском диоцезе, т. е. средняя часть западного малоазийского побережья, с городами Эфес, Магнезия, Милет, Смирна.

¹⁶⁶ Эолия в античности занимала северную часть западного малоазийского побережья, севернее Ионии, но южнее Трои.

¹⁶⁷ В мифе об амазонках рассказывается, что они давали свои имена различным городам в покоренных ими землях Малой Азии. Таковы, например, города Митилена, Смирна, Амастрида, Синопа.

¹⁶⁸ Эфес — крупный город на западном побережье Малой Азии, против о. Самоса.

¹⁶⁹ См. Get., § 50.

¹⁷⁰ С глубокой древности Кавказом назывался нынешний Кавказский хребет. Кавказ считался самой высокой горой среди известных в древности гор и представлялся вместе с рекой Фазисом “краем мира”. Но после походов Александра Македонского (356—323) “край света” передвинулся к востоку, на границы Индии, и началом “Кавказа” стали считать западные Гималаи и Гиндукуш (горы “Парнас” или “Парапамиз”). Таким образом, в древних сочинениях по географии указывалось на огромную горную цепь, носившую общее название “Кавказ”, части которой именовались различно. Эта грандиозная горная система, как думали античные географы (Страбон, Помпоний Мела, Плиний, Птолемей), зарождалась в Индии, тянулась на запад к Эльбурсу на южном побережье Каспийского моря, давала отроги еще западнее, у истоков Тигра и Евфрата, поворачивала на собственно Кавказ, где достигала наибольшей высоты, далее соприкасалась с Рифейскими горами (Урал) и продолжалась через Таврику до Балканского полуострова. Такой взгляд на систему Кавказских гор воспринял и Иордан, который начал свое описание, следуя либо Плинию, либо эксцерпировавшему его Солину (середина III в. н. э.). У Иордана: “is namque ab Indico mare surgens”; у Плиния: “ubi primum ab Indico mari exsurgit”; у Солина: “ab Indico primum mari surgit”. При описании Кавказа с многочисленными его частями, носившими разные названия (у Иордана, начиная с востока: Ламм, Пропанисс, Кастра, Нифат, Тавр, Кавказ, Рифей, Тавр), Иордан не руководствовался своим излюбленным источником — “Историей” Орозия, который говорит о Кавказском хребте (соответствующем нынешнему): “mons Caucasus inter Colchos ... et inter Albanos”, т. е. помещает его между колхами и албанами (Oros., I, 2, 36); однако дальше он развивает общепринятую точку зрения, что хребет до “крайнего востока” является единым, но носит разные имена. Наиболее восточную часть Орозий определяет как “mons Imauus” (у Иордана — “Lammus”), являющийся “последним” Кавказом (“imus Caucasus”, Ibid., I, 2, 47). Надо отметить, что Орозий не соединил “Кавказ” с Рифейскими горами (т. е. с Уралом). У Плиния (Plin., V, 97—98) и Помпония Мелы (Mela, I, 109) искаженное представление о направлении Кавказских гор, якобы сливающихся с Уралом (как и у Иордана; Get, 54). Конечно, и у Прокопия, наиболее видного из современных Иордану писателей, есть описание Кавказского хребта (όρος το Καυκάσιον, ό Καύκασος). Прокопий, побывавший в Лазике во время персидской войны, как бы смотрит из ее северной части, Апсилии, на величественные горы. “Этот хребет, — пишет он, — поднимается на такую высоту, что его вершин не касаются ни дождь, ни снег; они выступают выше всех облаков. От середины до самого верха [горы] вечно покрыты снегами, предгория же их (οΐ πρόποδες), также весьма высокие, оказываются порой нисколько не ниже вершин иных каких-либо гор” (Bell. Goth., IV, 3, 1—4). Выделяя основной, так сказать, Кавказ, который он наблюдал из Лазики, Прокопий допускает, что этот хребет тянется непрерывной горной цепью на запад, “до Иллирии и Фракии”.

¹⁷¹ Иордан употребляет название Сирия (Syria) в смысле “Ассирия”.

¹⁷² Васианская область (Vasianensis regio) — античная Фазиана (в Армении), с гор которой начинается река Фазис; Фазисом, кроме Риона, называлось верхнее течение реки Аракса. В Васианской области, действительно, берет начало Евфрат, но Тигр начинается несколько южнее.

  ¹⁷³ Не сирийцев (Syrorum), а ассирийцев. В некоторых рукописях стоит не “Syrorum”, а “Assiriorum”.

¹⁷⁴ Месопотамия (Mesopotamia, Μεσοποταμία) названа Иорданом “землей сиров”, т. е. Ассирией; слово правильно истолковано, как Междуречье. Возможно, что “Сирией” официально называли Месопотамию даже в эллинистическое время: η Συρία η μέση των ποσαμων, “Сирия — середина между реками” (так у Флавия Арриана, писавшего в Никомидии в середине II в. н. э.).

¹⁷⁵ Красное море (mare rubrum, mare Erythraeum; ερυθρός — красный) — так назывался Индийский океан вместе с Персидским заливом.

¹⁷⁶ Река Киз (Cysus, вероятно, Cyrus) — река Кура.

¹⁷⁷ Река Камбиз (Cambises, Cambyses) определяется как река Иора в Грузии, приток реки Алазана, левого притока Куры.

¹⁷⁸ Рифейские горы — Уральский хребет.

¹⁷⁹ О разных именах частей горной системы, носившей общее название “Кавказ”, см. прим. 170.

¹⁸⁰ Каспийские, Армянские, Киликийские ворота. Об этих “воротах”, точнее — горных перевалах на Кавказе, говорит Солин (Solin., 38, 13): “там, где (горная цепь) раскалывается расщелинами (hiulcis), она образует ворота, из которых первые — Армянские (Armeniae), затем — Каспийские (Caspiae), потом Киликийские (Ciliciae)”. Иордан вместо выражения “hiulcus” употребил “hiatus” и перечислил “ворота” в ином порядке. Под “Каспийскими воротами” обычно подразумевается береговая полоса Каспийского моря близ Дербента. Однако у Иордана названием “Каспийские ворота” определен горный перевал, именуемый у Плиния (Plin.. V, 99; VI, 11, 12) “Кавказскими воротами” (“portae Caucasiae”). По словам Плиния, этот перевал многие путали с другим перевалом, именовавшимся “Каспийскими воротами”; “Кавказские ворота”, по Плинию, соединяли страну иберов с сарматами и находились примерно на середине расстояния между черноморским и каспийским побережьями. У Птолемея “Кавказские ворота” Плиния названы “Сарматскими”. Таким образом, “Каспийские” ворота в Get., § 55, “Кавказские” ворота Плиния и “Сарматские” ворота Птолемея, очевидно, соответствовали Дарьяльскому ущелью на горной дороге с Северного Кавказа (ср. прим, 154). “Армянские” ворота, упоминаемые и Страбоном (Geogr., II, 80), и Плинием (Plin V 99) и Помпонием Мелой (Mela, I, 81), соответствовали высокому горному перевалу к северу от Тапсака. “Киликийские” же ворота представляли собой проход через Тавр в Киликию и находились (нын. перевал Гюлек-Бугаз) к северу от города Тарса. О “Киликийских” воротах (именно о них) упоминает Страбон (Geogr., XII, 537, 539); Плиний (Plin., V, 91) под “Киликийскими” воротами подразумевает один из береговых проходов в Киликии.

¹⁸¹ О разных названиях частей “Кавказа” см. прим. 170.

¹⁸² Иордан начал писать об амазонках в §§ 49—52.

¹⁸³ Мелания (Melanis у Иордана вместо Menalippe; у Орозия, — I, 15, 8—9, — Melanippe) — амазонка Меналиппа; по греческой мифологии, она была сестрой царицы амазонок Антиопы (Ипполиты). Когда Геракл победил Антиопу, он взял в плен ее сестру Меналиппу.

¹⁸⁴ Мифическая царица амазонок Ипполита (Антиопа), плененная Тезеем и родившая от него Ипполита; последнего Еврипид сделал героем своей трагедии “Ипполит”.

¹⁸⁵ Penthesileia — мифическая царица амазонок, дочь Арея. Она оказала помощь Приаму и погибла в поединке с Ахиллом. Слова Иордана о Пентесилее явно навеяны словами Орозия: “cuius Troiano bello clarissima inter viros documenta virtutis accepimus” (I, 15, 10).

¹⁸⁶ “Гетика” — не дошедшее до нас произведение Диона Хризостома по истории гетов. (См. прим. 128 и 129).

¹⁸⁷ Орозий (Oros., Ι, 16, 2) пишет: “недавно геты, теперь же готы” (“modo autem Getae illi, qui et nunc Gothi”). Иордан (Get., § 40), продолжая свою тенденцию, смешанно употребляет названия “готы” и “геты”, а в § 58 заявляет, что он, опираясь на труд Орозия, доказал: “Getas... Gothos esse” — “геты являются и готами”, “геты — то же, что и готы”. Интересно, что в схолиях к Горацию, связываемых с именем Геления Акрона (III в. н. э.?), в объяснении к оде 15 из кн. IV относительно стиха 22, в котором сказано, что геты (Getae) не нарушат повеления Цезаря, отмечено: “Getae—Gothi”. Таким образом, вызванная известным сочетанием исторических событий тенденция Иордана была подготовлена еще в III в. смешением этнических определений “геты” и “готы”. (См. прим. 374.)

¹⁸⁸ Телеф (Telefus, Telephus) — сын Геракла и Авги, герой из цикла троянских сказаний, царь Мизии. Сославшись на сочинение Диона Хризостома о гетах, Иордан рассказывает о некоем гетском “короле” Телефе, тенденциозно обращаясь ко временам Троянской войны (см. прим. 156). Правда, вся эта путаница, цель которой — углубление древности истории готов, иногда сбивает с толку самого Иордана: с одной стороны, он делает оговорку относительно “чуждого готскому языку” имени Телефа и сообщает некоторые данные о персонаже греческой мифологии, с другой, — правильно упомянув о Мизии (в Малой Азии), действительно связанной с Телефом, поясняет, что Мизия (Mysia, Μυσία) очерчена... границами Мезии (Moesia) — римской провинции на Балканском полуострове, на правом берегу Дуная (см. прим. 194). Подменой малоазийской Мизии придунайской Мезией, на почве которой развивается история гетов, притянутых Иорданом в предки готов, он создает вымышленный мост между историей готов (гетов) и мифом о Телефе.

¹⁸⁹ Сарматы, или савроматы (Sarmatae, Sauromatae), неоднократно упоминаются Иорданом (Get., §§ 58, 74, 101, 178, 191, 265, 277, 282; Rom., § 247, 287). В общем значении это название в раннесредневековых источниках является исключительно собирательным и должно рассматриваться как географическое определение племен, давших имя “Сарматии”. Впервые термин “Сарматия” был употреблен Помпонием Мелой (III, 33). Под Сарматией понималась средняя и главным образом южная части Восточно-европейской равнины, до Волги на востоке и включая Карпаты на западе. Число племен в Сарматии, называемых рядом авторов, очень велико, и задача их определения очень сложна как из-за недостаточности сведений о них, так и из-за путаницы в свидетельствах разных писателей. Основными племенами (в некоторых случаях — объединениями племен), выделявшимися на территории Сарматии еще в античности, были: мэоты — к востоку от Мэотиды: аланы (упоминаемые с I в. н. э.) — на север от Кавказского хребта и в степях  Северного Кавказа; роксоланы (выступающие в письменных и эпиграфических памятниках I в. н. э.) — между Доном и Днепром с заметным движением на запад; язиги, более других ушедшие от Мэотиды на запад, достигнув Дуная, и особенно четко определившиеся (по-видимому, к середине I в. н. э.) к востоку от Дуная, близ Тиссы. Иордан указывает, что старое название “савроматы” относится к тем племенам, которые в его времена называются “сарматами” (§ 265); он, несомненно, не знал о древних савроматах Геродота (Hist., IV, 57, 103, 110, 116—117, 119—122, 128—136) и об их стране “Савроматиде” (Σαυρομάτις χώρη, — Ibid., IV, 123), лежавшей только к востоку от Танаиса — Дона (это у Геродота определено очень точно; он говорит, что по ту сторону, т. е. к востоку от Танаиса, нет никакой скифской земли, а сразу же лежит земля савроматов: Τάναϊν δε ποταμον διάβαντι ουκέτι Εκυθικη, αλλ η μεν πρω η των λαξίων Σαυροματέων εστί, — Ibid., IV, 21). Хотя Иордан и был знаком с трудами Помпония Мелы и Птолемея, он ничего не сказал ни об “азиатской” и “европейской” Сарматиях (Птолемея), ни об их границах, впрочем, почти совпадающих (кроме дальневосточных) с границами, которыми в его (Иордана) сочинении очерчена Скифия. Только у Аммиана Марцеллина как отголосок давно отодвинувшихся в прошлое сведений звучит упоминание о савроматах (Amm. Marc., XXII, 8, 29): в небольшой экскурс, посвященный описанию Фракии и припонтийских областей (и сделанный по древним источникам), он включил сообщение о савроматах “по ту сторону Танаиса”, “растянувшихся в ширину” (шириной обычно называли восточно-западное протяжение). Тут же (Ibid., XXII, 8, 31) рассказал Аммиан о племенах, некогда населявших земли вокруг Мэотийского болота, приводя этнические наименования, которые в его время, конечно, не употреблялись: “яксаматы, мэоты, язиги, роксоланы, аланы, меланхлены, гелоны, агафирсы”. Другие сообщения Аммиана Марцеллина касаются более поздних периодов. В годы правления Константина I (307— 337) происходили события, связанные с восстанием (“conjuratio clandestina”, “тайный заговор”) порабощенной части сарматов против сарматов-господ (Ibid., XVII, 12, 18; Anon. Vales., 32: “servi Sarmatarum adversum omnes dominos rebellarunt”). Вооруженные рабы победили господ (“vicerunt dominos”) и изгнали их из своих областей. Констанций II (337—361) вернул изгнанных сарматов обратно за Дунай. Действительно, не только Иордану, но и Аммиану Марцеллину и Орозию сарматы известны как живущие за Дунаем, по соседству с квадами, вместе с которыми сарматы часто опустошали Паннонию. “В те времена (рассказ относится к 365 г.), — пишет Аммиан Марцеллин, — по всему римскому миру будто запели боевые трубы, призывая к войне, и возбужденные ими яростнейшие народы пересекли ближайшие границы: алманны разорили Галлии и Рэции, сарматы с квадами — Паннонии... ” (Amm. Marc., XXVI, 4, 5). Хотя области, занимаемые сарматами, и названы “самым лоном варварской земли” (“in ipso barbarici soli sinu hoc est in Sarmatarum regione”, — Anon. Vales., 34; те же слова, — Oros., VII, 28, 29), тем не менее сарматы были ближайшими соседями империи на подунайских границах. Такими они даны и у Иордана; поэтому едва ли можно сомневаться в том, что сарматы VI в. — это язиги, обитатели степных пространств к востоку от Дуная (в части его северо-южного течения) и берегов Тиссы, которая и являлась рекой позднесарматских земель.

Аммиан Марцеллин (Amm. Marc., XVII, 13, 4) пишет, что извилистый Партиск (Parthiscus — Тисса) протекает по этим землям. Близ его устья непроходимые болота и густые заросли ивняка; таким образом местные жители (accolae, обитатели территории между Дунаем и Тиссой) от натиска римлян, т. е. империи, защищены руслом Данубия, от варварских же набегов (“а barbaricis vero-excursibus”) — тем “препятствием”, которое представляет сам Партиек (“suo tutos praestat obsta-culo”). Эта Сарматия “смотрит на Вторую Паннонию”, что позволяет сарматам-язигам опустошать Валерию (Ibid., XVII, 12, 6).

Широко пользуясь наименованием “сарматы”, Иордан только один раз употребил название “язиги” (Get, § 74). Здесь он разделил сарматов и язигов; в дальнейшем же, говоря только о сарматах, он имел в виду именно язигов на Тиссе.

Название “сарматы” в значении “язиги” было понятно в V и даже в VI вв. Иордан объясняет (с глаголом в настоящем времени): “Sauromatae vero quos Sarmatas dicimus” (Get., § 265). Однако у Прокопия нет названия “сарматы” (равно как и “язиги”); это слово встречается у него лишь в трактате “О постройках” в виде названий крепостей в Гемимонте (Aed., IV, 11), в Иллирике (Ibid., IV, 4). Иордана сарматы интересуют не как противники императора Траяна (Get., § 101), а раньше Октавиана Августа (Rom., §§241—247), не как участники войн: Маркоманнской — при Марке Аврелии или Сарматской — при Каре (в 282—283 гг.), а как участники битвы с Аттилой в 451 г. на Каталаунских полях (Get, § 191), когда они вместе с другими племенами держали сторону Аэция, не столько обороняя Рим от гуннов, сколько борясь с теми из варваров, которые тогда были им враждебны.

Еще более близки Иордану годы молодости восхваляемого им Амала — короля остроготов Теодериха. Его юношеский поход на левый берег Дуная, — Теодериху было тогда 18 лет, следовательно, поход относился примерно к 473 г., — был направлен как раз против сарматов, якобы в защиту интересов империи, так как король (rex) сарматов Бабай незадолго до того разбил войско императорского военачальника Камунда (§ 282).

В тот момент сарматы были сильны: в 469 г., предводительствуемые своими королями Бевкой и Бабаем, они принимали участие в кровопролитной битве на реке Болии в Паннонии совместно со свавами, гепидами и ругами против остроготов (§§ 277—278). Несмотря на победу последних, сарматы уцелели и даже укрепились, так как вскоре начали разорять Средиземную Дакию (Dacia mediterranea). Поход Теодериха в 473 г. из Паннонии на левый берег Дуная закончился гибелью Бабая и полным поражением его войска. Незадолго до того занятый сарматами крупный город Верхней Мезии Сингидун (нын. Белград) был отобран Теодерихом, но не передан империи, а оставлен остроготам как их завоевание. Этот эпизод борьбы на дунайских берегах, в данном случае без участия императорских войск, показывает, что врагами Теодериха и остроготов в Паннонии были сарматы — язиги.

Отдельные отряды сарматов-язигов иногда служили империи. Когда отец Теодериха, Тиудимер, король остроготов в Паннонии, перешел на южный берег Савы, чтобы продвинуться к городу Наиссу (нын. Ниш), то он воевал с императорскими солдатами и с отрядами сарматов (Get, § 285), расположенными на правом берегу Дуная.

¹⁹⁰ Не отметил ли Иордан этими словами в части, касающейся сарматов и готов, того смешения, которое происходило в варварской среде, когда под властью одного вождя (Аттилы, Алариха, Одоакра, Теодериха и др.) объединялись разные племена и когда (как часто бывало) одного и того же человека один писатель причислял к одному племени, а другой — к другому именно оттого, что этническое название племени сильнейшего и руководящего могло иногда перекрыть названия других, отличных от него племен? Ср. прим. 653 о Бессе и об отзывах о нем, с одной стороны, Иордана, с другой — Прокопия. Об Одоакре сообщается, что он был скиром (Аноним Валезия, Иоанн Антиохийский), ругом или рогом (Иордан), королем готов (Марцеллин Комит), герулов (Auctarium Havniense и другие источники), торкилингов (Иордан).   

¹⁹¹ По мифу, вследствие брака с Астиохой, сестрой или дочерью Приама, Телеф был втянут зятем в Троянскую войну.  

¹⁹² Описание Телефа у Иордана почти дословно соответствует описанию у “Диктиса Критского”. В данном случае заметно влияние этого мифического “дневника” Троянской войны, который и в дальнейшем был популярен в Средневековье.

¹⁹³ Вместо Мизии (Mysia), находящейся в северо-западной части Малой Азии, Иордан называет Мезию (“regnum Moesiam appellavere”), что, впрочем, он мог заимствовать у “Диктиса Критского” в латинском переводе IV в. (2, 1): “Telephus ...tum Moesiae imperator erat”. (Ср. прим. 188.)

¹⁹⁴ Мезия — римская (с 6 г. н. э.) провинция, расположенная на правом берегу Дуная от впадения в него Савы до Черного моря и разделявшаяся на Верхнюю и Нижнюю, — определяется в данном месте Иорданом по Орозию (Oros., I, 2, 55), хотя Иордан несколько упрощает перечень пограничных с Мезией областей, приводимый Орозием. Иордан берет только границы с востока (устья Дуная), с юга (Македония), с запада (Истрия), с севера (Дунай); у Орозия же есть еще стороны: юго-восточная (eurus) — Фракия, юго-западная (africus) — Далмация, северо-восточная (circius) — Паннония. Как объем Мезии (вплоть до Истрии!), так и направления, по которым расположены сопредельные с ней области (например, Паннония), даны Орозием, а за ним и Иорданом, ошибочно. Вместе с тем Орозий при описании границ Далмации (Oros., I, 2, 59) указывает, что с запада она имеет Истрию. Таким образом, Далмация оказывается (что правильно) между Верхней Мезией и Истрией.

¹⁹⁵ Не “Тесандр” (“Thesandrus dux Graeciae”), а Терсандр (“Thersandкos”), вождь греков, приплывших на сорока кораблях для захвата Трои; убит Телефом.

¹⁹⁶ Кассандра (Casandra, Cassandra) — красивейшая из дочерей Приама, которую он обещал в жены Еврипилу, сыну Телефа, за помощь в войне против греков.

 ¹⁹⁷ Кир — царь персов (правил в 558—529 гг.), ставший владыкой завоеванного им в годы 550—538 огромного государства, в состав которого входили Персия, Мидия, Лидия, Вавилон; им также были покорены греческие

города-государства на западном побережье Черного моря. По Геродоту, Кир пал в войне с массагетами — скифским племенем, обитавшим к северу от реки Яксарта (нын. Сыр-Дарья).

¹⁹⁸ В обстоятельном рассказе о походе Кира в закаспийские степи, к северо-востоку от Ирана, во владения царицы Томиры (Τόμυρι), Геродот (Hist., I, 205—214) называет последнюю царицей массагетов. У ряда других авторов (Диодор, Лукиан, Юстин, Аммиан Марцеллин, Орозий) она названа царицей скифов. Иордан воспринял знаменитый рассказ Геродота в передаче Помпея Tpora (“Pompeio Trogo testante”) и назвал Томиру царицей гетов (массагетов). Эпизод с Томирой, победившей могущественного Кира (Кир был убит в 529 г.), нужен Иордану для того, чтобы тенденциозно подчеркнуть древность гетско-готской истории. “Геты со своей царицей”, говорит он, победили Кира, и тогда “готское племя впервые увидело шелковые шатры” (“primum Gothorum gens sirica vidit tentoria”). Чтобы связать царицу Томиру с гетами и готами, пребывавшими некоторое время в Нижней Мезии, Иордан сделал Томиру к тому же и основательницей города Том, или Томиды (Thomis), на западном побережье Черного моря, фонетически сблизив имя Томиры с названием Томы.

¹⁹⁹ Аракс (Abraxes, Araxes) в данном случае не Аракс в Закавказье, а Аму-Дарья, древний Окс (Oxus).

²⁰⁰ Иордан в данном случае назвал персов парфянами.

²⁰¹ “Великую Скифию” Иордан описал очень тщательно (Get., §§ 30— 37), причем он говорит не о Скифии, очерченной Геродотом (αρχαίιη Σκυθική, старой Скифии, не заходившей восточнее Дона), а о Скифии гораздо более обширной, растянутой в северную Азию и чуть ли не доходившей до “Восточного Океана” (так по Страбону; Иордан же склонялся к мнению Птолемея, по которому за восточными пределами Скифии лежала еще страна серов — Серика). Малая Скифия была известной Иордану страной. Она называлась так и в его время (nunc); в ней он, по-видимому, жил, когда был нотарием Гунтигиса (Ibid., §§ 265—266). Однако, описания этой области он, к сожалению, не оставил, быть может, потому, что для него самого она была очень ясна и близка. Страбон наиболее подробно рассказал о Малой Скифии, которая, по его словам, не всегда находилась южнее низовьев Дуная. Именем μικρα Σκυθία назывались земли тавров (в Крыму), за исключением владений Боспорского царства, и земли западнее перешейка Таврического полуострова, вплоть до Борисфена (Geogr., VII, 311). Но когда скифы (примерно в V в до н. э.) перешли реку Тиру (Днестр) и Истр и расселились на равнинах нынешней Добруджи, то эта область подобно той, из которой они пришли, стала называться “Малой Скифией”. Ниже (Ibid., VII, 318) Страбон еще раз упоминает это название, говоря о болотах (τα έλη) Малой Скифии, “той именно, которая находится по сю сторону Истра” (εντος ’Ίστρου). Область Малой Скифии (нын. Добруджа) входила в состав римской провинции Нижней Мезии; в первые годы правления Диоклетиана (284—305) в результате реформы административного деления империи она была выделена в особую провинцию с именем “Scythia minor” (Малая Скифия).

²⁰² Город Томы (“Thomes civitas”) — около нын. Констанцы, на западном побережье Черного моря. Иордан употребляет это название города то в форме множ. ч. “Thomi” (Rom., § 221), то в несклоняемой форме “Thomes”, получившейся, по-видимому, из творит, пад. множ. ч. “Thomis” и превратившейся затем в слово женск. рода ед. ч. На греческих надписях употребляется Τόμοι; у Овидия — Tomis(-idis). Томы знамениты как место ссылки и смерти Овидия, который провел там в изгнании последние годы жизни (с 8 по 18 г. н. э.) Пустынная местность, непривычный для италийца климат, ледяной покров Дуная и морозы, опасность от набегов варваров, окружение из гетов, сарматов и бессов, звучание чуждой речи — все это нашло отражение в стихах Овидия (“Tristia” и “Epistolae”). В них поэт говорит о “Томитанской области”, о “Томитанской земле” на гетском берегу, на сарматском побережье, о “томитах”, которых он любит, но места которых ненавидит (“Tomitae, quos ego. cum loca sim vestra perosus, amo”, — Ovid. Epist., IV, 14, 23—24). Писатель середины V в. Созомен так описал современный ему город Томис: “столица там [в Малой Скифии] Томис, большой город и богатый приморский порт по левой стороне для входящего в Евксинский Понт” (Soz. Hist. eccl, VI, 21).

²⁰³ Дарий I, сын Гистаспа из рода Ахеменидов (522—486), совершил грандиозный поход на скифов около 514 г. до н. э. Он перевел войско сначала через Босфор по мосту из тесно составленных кораблей, затем через Истр, также по наведенному из речных судов мосту. Во Фракии Дарий воевал с гетами, которые оказали персидскому завоевателю решительное сопротивление. Дальнейшие военные действия против скифов пресеклись из-за недостатка воды и из-за трудностей войны с неуловимой скифской конницей. В результате Дарий, несмотря на свое огромное войско, принужден был отступить к Истру, не добившись никаких побед; поход его не удался. Основным источником, который содержит повествование о скифском походе Дария, является, как известно, Геродот. Но Иордан, включивший экскурс о Дарии для того, чтобы показать, как готы (в изображении Иордана тождественные гетам) противостояли могущественному персидскому царю, пользовался сведениями либо непосредственно из труда Помпея Трога (это утверждает сам Иордан в рассказе о войне между Киром и царицей Томирой), либо из труда Орозия (Oros., II, 8), построенного на сочинении Юстина, эпитоматора Помпея Трога (ср. прим. 152).

²⁰⁴ Антир (“Antyrus rex Gothorum”), у Орозия — “Antyro regi Scytharum” (Oros., Π, 8, 4) — искаженное имя ’Ιδάνθυρσος (так у Геродота, — Hist., IV, 76, 6).

 ²⁰⁵ Халкедон (Chalcedona, Χαλκηδών: правильнее Calchedon, Καλκηδών) — город в малоазийской провинции Вифинии, на берегу Босфора, против Византия (впоследствии Константинополя).

²⁰⁶ Византий (Bizantium, Byzantium, Βυζάντιον) — город в провинции Фракии, на берегу Босфора; на месте Византия возник в IV в. Константинополь.

²⁰⁷ Тапы, Tapae — может быть, древняя Сингидава, нын. Дева, на р. Муреш (Марош). Дева лежит на пути из венгерского города Арада в горную область Семиградья. В § 74 Иордан еще раз говорит о горном проходе в Тапах через который, — и еще через один, именуемый Боуты (Boutae), — можно было проникнуть в древнюю Дакию. Очевидно, и Боуты, и Тапы были известными горными перевалами, которыми пользовались путники, шедшие с запада или с юга в область, охваченную, по выражению Иордана, венцом или “короной” гор.

²⁰⁸ Ксеркс I (486—465), сын Дария, перевел войска в 481 г. через Геллеспонт и направил к берегам Греции большой флот. Обычный источник Иордана Орозий (Oros., II, 9—10), подробно сообщает о походе Ксеркса на Грецию, но Иордан, не смущаясь этим, пишет, — весь во власти своей тенденциозной идеи связать судьбы готов с самыми древними временами и выставить их удачливыми победителями самых сильных противников, — что Ксеркс “пошел на готов войной”.

²⁰⁹ Филипп II Македонский (359—336). Иордан сразу же показывает, почему в его изложении ему нужен знаменитый македонский царь, отец Александра Македонского. Во-первых, Филипп породнился с гетским (“готским”) царем, взяв его дочь в жены (см. два следующих примечания); во-вторых, Филипп не сумел взять город Одесс или Одисс (нын. Варна), подчиненный гетам (“готам”). И в этом случае Иордан подчеркивает древность истории готов, основываясь на якобы твердо установленном тождестве готов с гетами.

²¹⁰ Медопа (Medopa, правильнее Meda) — дочь, конечно, не готского, а гетского (фракийского) царя Котеласа, на которой, по преданию, женился Филипп Македонский.

²¹¹ Гудила (Gudila) — искаженное имя гетского (фракийского) царя Котеласа (Kothelas, Κοθήλας). Иордану важно, раз уж он положил в основу истории готов историю гетов, подчеркнуть связь “готов” со знаменитым македонским царем.

²¹² О Дионе Хризостоме см. прим. 129.

²¹³ Одисс, Одесс (Odyssitana civitas, Odessus) — город в Нижней Мезии, на западном берегу Черного моря (нын. Варна). Интересно, что название Варна встречается уже в “Хронографии” Феофана (см. изд. de Boor'a, стр. 359). Об истории одного из самых значительных городов морского побережья Балканского полуострова (Одесс—Варна, Томы, Гераклея—Перинф, Селимврия) см. доклад В. Волкова на XI Международном Конгрессе византинистов в 1958 г. (V. Velkov. Das Schicksal einer frühbyzantinischen Stadt zur Zeit der Völkerwanderung. — Akten des XI. Internationalen Byzantinisten kongresses, München, 1958. Hrsg. von Fr. Dolger und H.-G. Beck. München, 1960, S. 654—659).

²¹⁴ О Томах см. прим. 202.

²¹⁵ Ситалк (Sithalcus, Σιτάλκης) — один из первых вождей во фракийском царстве одрисов, простиравшемся от Мраморного моря до Дуная, до границ со Скифией. Одрисы — фракийское племя, встречающееся в источниках впервые в связи с походом Дария на скифов в 514 г. до н. э. Геродот (Hist., IV, 80) отметил, что одрисы с царем Ситалком и скифы с царем Ариапейтом были в союзе, скрепленном браком скифского царя с сестрой царя фракийского. В 432 г., когда афиняне готовились к войне с царем македонским Пердиккой II, они заключили союз с Ситалком, который, собрав к 429 г. до н. э. огромное войско, повел его в Македонию, опустошил ее области и поверг в ужас даже греков, живших южнее Фермопил. Грозный поход не принес, однако, особых результатов, так как ближайший советник Ситалка и будущий его преемник Зевта, сын Спарадока (см. прим. 126), убедил его покинуть Македонию и примириться с Пердиккой. Весь рассказ о македонском походе фракийского царя Ситалка в 429 г. передан Фукидидом (кн. II), хорошо осведомленным о ходе фракийских событий. Иордан спутал сведения, полученные им, несомненно, косвенным путем: назвал Ситалка “славным вождем Готов” (“egregius Gothorum ductor”), неправильно заявил, что Ситалк пошел войной на афинян (царем которых Иордан ошибочно считал Пердикку Македонского). Кроме того, во время похода царя Ситалка не было крупного сражения, о котором говорит Иордан исключительно для того, чтобы подчеркнуть победу “готов”. Ситалк погиб в 424 г. до н. э. В борьбе с трибаллами.

²¹⁶ Иордан спутал двух лиц по имени Пердикка: Пердикку II — македонского царя (455—413), противника фракийского царя Ситалка (ср. предыдущее примечание), и Пердикку — друга и сподвижника Александра Македонского. Этот Пердикка был убит восставшими солдатами в 321 г. до н. э. в Египте.

²¹⁷ Александр Македонский скоропостижно умер в Вавилоне в 323 г. до н. э. Известно, что Александр перед кончиной вручил Пердикке перстень с государственной печатью, чем передал ему неограниченную власть. Некоторое время Пердикка и пользовался этой властью, несмотря на всевозможные осложнения, связанные с престолонаследием после смерти Александра.

²¹⁸ Бурвиста — вождь гетов в I в. до н. э. Иордан мало осветил эту выдающуюся фигуру придунайского варварского мира; он говорит о Бурвисте, короле готов, только в связи с Дикинеем (см. прим. 127), чтобы остановиться на деятельности последнего. Наиболее подробные сведения о Бурвисте записал Страбон (Geogr., VII, 11). Он сообщает, что за немногие годы гет Бурвиста создал “великую державу” (μεγάλην αρχήν κατεστησατο) и “покорил гетам большинство соседей”. “Он был страшен даже римлянам, так как дерзко переходил Истр, ограбляя Фракию до Македонии и Иллирии; он разорил кельтов, смешанных с фракийцами и иллирийцами, бойев же до конца смел с земли”. Иначе говоря, Бурвиста создал военно-племенной союз гето-дакийских племен, подчинив еще фракийцев и иллирийцев и объединив под своей властью огромные территории. Основу составили земли гетов (по нижнему Дунаю: “живущих у Понта, более к востоку”, как указывает Страбон, — Ibid., VII, 3, 12) и даков (по среднему Дунаю: “в противоположной стороне, по направлению к Германии и истокам Истра”, как считает тот же автор). Сфера влияния Бурвисты и связи его племенного объединения заходили гораздо дальше: они охватили области бастарнов к северу от даков и область бойев к северо-западу; они распространились на юг, за Дунай, во Фракию и на запад, в иллирийские земли. По современному определению, держава (αρχή) Бурвисты включала Молдавию, Румынию, Болгарию, часть Западной Украины, Буковину, Венгрию и Чехию (см.: М. А. Тиханова, Роль западного Причерноморья в сложении культуры Поднестровья, — КСИ— ИМК, вып. 8, 1940, стр. 67). Союз Бурвисты существовал только при его жизни. По словам Страбона (Geogr., VII, 3, 11), Бурвиста “погиб низвергнутый, так как некоторые восстали против него”, раньше даже чем римляне двинули против него свои войска. Преемники Бурвисты разделили подвластные ему земли, его “державу”, на несколько частей, и союз распался. Подобным союзу Бурвисты был и позднейший военно-племенной союз в Дакии под предводительством Декебала. Сопротивление Декебала Риму было упорным; его ослабили войны с императором Домицианом (в 86—88 гг.) и сломили войны с императором Траяном, который перешел на левый берег Дуная, разрушил крупный дакийский город Сармицегетузу (к северу от ущелья “Железные ворота” на Дунае) и превратил в 107 г. Дакию в римскую провинцию.

²¹⁹ Дикиней (Dicineus) — верховный жрец и помощник вождя гето-дакийского военно-племенного союза Бурвисты. (Подробнее о Дикинее см. прим. 127.)

²²⁰ Люций Корнелий Сулла, консул в 88 г. до н. э., полководец и диктатор (ум. в 78 г.), упомянут Иорданом лишь для определения времени Дикинея и Бурвисты.

²²¹ Юлий Цезарь (102—44 гг.) упомянут Иорданом в связи с тем, что фракийцы принимали участие в борьбе между Цезарем и Помпеем на стороне последнего; об их вождях — Котисе и Расциполисе — Цезарь упоминает в своем произведении “О гражданской войне” (Bell. civ., III, 4).

²²² Имеется в виду описанная Иорданом в начале его произведения Британия. (Ср. прим. 22.)

²²³ Тиберий — римский император (14—37 гг. н. э.).

²²⁴ Философия здесь понимается как весь известный круг знаний, наука вообще, опирающаяся во времена Иордана на дисциплины, разработанные Аристотелем и его последователями. Еще по Аристотелю философия в широком смысле обозначала науку. Обычно философия содержала три отдела: физику — учение о природе, этику — учение о морали, логику — учение о мышлении и о выражении мыслей. Иордан и перечисляет непосредственно за указанием на философию ее главнейшие отделы: 1) этику, посредством которой Дикиней “обуздал варварские нравы” гетов; 2) физику, относительно которой сказано лишь, что посредством ее Дикиней “заставил их жить naturaliter”, т. е. в соответствии с природой; 3) логику, посредством которой он сообщил им искусство рассуждать, сделал их “сведущими в рассуждении”.

²²⁵ Белагины (“belagines”) были, по Иордану, древними законами готов. Вызывает сомнение указание Иордана на “писаные” законы столь отдаленных времен. Либо он ошибается, так как запись обычаев впервые была произведена у везеготов только при короле Еврихе (466—485), либо он говорит о древней устной традиции этих обычаев, которые были позднее зафиксированы записью. Готское слово “белагины”, belagines, которым в VI в. назывались записанные на готском языке древние законы, Як. Гримм переводит как “Satzung” — “постановление”, “узаконение” (Jac. Grimm, Über Jornandes und die Geten, S. 228).

²²⁶ Практика (practica) — область познаний, относящихся к деятельности, а не к умозрению. Под “практикой”, т. е. практической философией, надо подразумевать моральную философию. Иордан раскрывает содержание “практики” как уменье “жить в добродеянии” (“in bonis actibus conversare”).

²²⁷ Теоретика (theoretica) — область познаний, относящихся к умозрению, к отвлеченным наукам. В теоретику входят, по тексту Иордана, всевозможные астрономические познания о знаках зодиака, о фазах Луны, о размерах Солнца, о движении звезд. Все относящееся к науке о небе в сочинениях авторов VI в. и предшествующих веков базировалось на обобщающих астрономических трудах Птолемея (ум. во второй половине II в. н. э.)

²²⁸ Двенадцать знаков — так называемые двенадцать знаков зодиака (от κύκλος ζωδιακός — круг с изображениями животных, или круг с зодиями, от το ζωον “животное” и το ζώδιον “зверек” или в общем смысле рисунок, узор), обозначающих созвездия, расположенные по кругу (эклиптике), проходимому Солнцем в течение года. Созвездий было двенадцать, и они приблизительно соответствовали двенадцати месяцам. Круг начинался с весеннего равноденствия, когда Солнце вступало в знак овна. Это знаменовало начало весны. Месяцы делились, как принято и теперь, на четыре группы: март (овен), апрель (телец), май (близнецы) соответствовали весне; июнь (рак), июль (лев), август (дева) — лету; сентябрь (весы), октябрь (скорпион), ноябрь (стрелец) — осени; декабрь (козерог), январь (водолей), февраль (рыбы) — зиме. Знание знаков зодиака считалось в средние века необходимым для сельскохозяйственных работ; схемой зодиака пользовались для обозначения времен года и всевозможных сроков.

²²⁹ “Бег планет” (“planetarum cursus”) относится в сочинении Иордана к пяти известным с глубокой древности планетам — Меркурию, Венере, Марсу, Юпитеру и Сатурну. В астрономических трудах Птолемея (объединенных в одном собрании, носящем название “Альмагест”) рассматривались следующие явления, связанные с небесными телами: движение Солнца и Луны, сфера неподвижных звезд, движение пяти планет. Однако, словом “астрономия” Иордан определяет не науку, а звездное небо вообще, так как он говорит о созерцании “бега планет”, а также о созерцании “всей астрономии”.

²³⁰ Лунный диск (lunaris orbis). Здесь имеются в виду фазы Луны, т. е. последовательное увеличение (“augmentum”) видимой части лунного диска от новолуния к полнолунию и уменьшение (“detrimentum”) через последнюю четверть к новолунию. Птолемею было известно, что фазы Луны изменяются в зависимости от относительного расположения Луны, Солнца и Земли.

²³¹ В словах Иордана о соотношении размеров “солнечного шара” (“globus”) и “земного круга” (“orbis”) намечена интересная для раннего средневековья мысль об относительных размерах Солнца и Земли и о большей величине Солнца (Земли?) по сравнению с Землей (Солнцем?). Как известно, шарообразность Земли была установлена еще Пифагором и доказана Аристотелем, а вопрос о величинах небесных тел рассматривался в III в. до н. э. греческими учеными александрийской школы Аристархом и Эратосфеном (см., например: В. В. Тарн, Эллинистическая цивилизация. М., 1949). Идеи и открытия античности могли дойти до людей V—VI вв. в Италии через ученых крупных культурных центров Восточной Римской империи, однако неясно, были ли они достаточно осознаны в италийской и особенно в готской среде времен Кассиодора и Иордана, если учесть, что вопрос об относительных размерах Земли и Солнца был глубоко разработан только через тысячу с лишним лет (Галилей, Кеплер, Тихо Браге). Следует отметить, что в своей примечательной для истории науки фразе о соотношении размеров Земли и Солнца Иордан, к сожалению, неясно распределил падежи обоих существительных: “globus” и “orbis”. Является ли “solis globus”, взятый Иорданом в винительном падеже, дополнением к глаголу “excedere”, “превосходить”, или же подлежащим всего предложения? (Во всем предложении нет слова в именительном падеже.) Изредка случается, что вместо именительного Иордан ставит винительный падеж (Get, § 114 “erat... illis... a meridie Histrum”; § 75 “quem costas... intexunt”; § 244 “orientalem Imperium Ostrogothas, hesperium Vesegothae vastarent” и несколько других мест). Если это так и в предложении о Солнце и Земле, то “solis globus” (в винительном падеже!) есть подлежащее, и, следовательно, речь идет о превосходстве Солнца по величине над Землей. Нельзя не указать, что в некоторых рукописях (Оттобонианский список Χ в. и Бреславльский — XI в.) “solis globus igneus” стоит как раз в именительном падеже. Если принять “globus” за подлежащее, то “terreno orbe” приходится считать в дательном падеже (в трех рукописях стоит именно “terreno orbi”, а в других трех — “terrenum orbem, terrae orbem”, т. е. винительный падеж), неловко связанном с глаголом “excedere”. Кроме только что изложенного понимания “падежей” Иордана, возможно и это проще всего — предположить данный им глагол “excedat” в неопределенном наклонении и, получив таким образом accusativus cum infinitivo, счесть “solis globum” опять-таки за подлежащее. Тем не менее в обоих изложенных выше объяснениях грамматической стороны разбираемой фразы Иордана есть, конечно, некоторая натяжка, хотя известно, что автор зачастую как бы сжимает свои предложения, и потому они получаются неясными. Ввиду этого вопрос о размерах Солнца и Земли, быть может, решался и иначе — в смысле превосходства Земли по величине над Солнцем. Такой смысл подсказывается творительным падежом “terreno orbe”, благодаря которому представляется, что автор хотел сказать, насколько “земным кругом” превзойден по величине солнечный шар, т. е. при данном толковании подлежащим надо считать “terrenus orbis”, который в сознании автора из творительного падежа перешел в именительный, чтобы сочетаться с глаголом “excedat”.

²³² Выражение “polus coeli” в значении “небосвод” чаще употреблялось в поэтической речи. Обычно же и греч. о πόλος и лат. “polus” понимались в значении оконечности земной оси, как полюс в современном смысле слова.

²³³ Число 346 звезд взято из знаменитого звездного каталога Птолемея, помещенного в VIII книге “Альмагеста”; причем разумеются 346 звезд в зодиакальных созвездиях северного полушария неба. Под именами (“quibus nominibus”) надо понимать не названия 346 звезд, а названия созвездий, входящих в полосу зодиака; под знаками (“quibus signis”) — знаки зодиака.

²³⁴ В последующем перечислении подтверждается, что под “философией” (см. прим. 244) понималась так называемая сумма знаний: о “положении неба” (“coeli positio”), т. е. о расположении светил над горизонтом в разные времена года, о “природе трав и кустарников” (“herbarum fruticumque natura”); о “приросте и ущербе луны” (“lunae commoda incommodaque”); о “работе солнца” (“solis labores”); о “вращении небосвода” (“rotatus coeli”),

²³⁵ “Работа солнца” (“solis labores”) — видимое годичное движение Солнца по знакам зодиака и вся сопутствующая ему годичная смена климатических явлений, наблюдаемых на Земле.

²³⁶ Речь идет о суточном движении звезд, которые автор представляет себе как бы прикрепленными к сфере неподвижных.

²³⁷ Войлочный колпак, войлочная шапка (pilleus, pilleum) — головной убор в римском быту; надевался на празднествах, на пирах, на театральных представлениях людьми свободного состояния. Подобная шапка служила признаком свободы, поэтому ее носили и вольноотпущенники. Известно выражение “ad pileum vocare”, “призывать к пилею”, как символу свободы, призывать рабов к оружию, к восстанию за свободу. Замечательны слова Светония (в биографии Нерона, гл. 57) о том, как смерть Нерона вызвала столь необыкновенную радость, что народ (в знак освобождения от тирании) надел войлочные шапки (“plebs pileata”) и двигался в таком виде по всем улицам Рима. Интересно, что греческим словом ο πίλος обозначали (кроме войлока) войлочную шапку как головной убор варваров. Латинское слово “pilus” значит волос на теле человека или животного; в связи с этим находится противопоставление людей, одетых в войлочные шапки — шапки из шерсти, людям, головы которых покрыты лишь их волосами (“capillus” — “волос на голове”; см. следующее примечание).

²³⁸ “Capillati” (от “capillus” — “волос на голове”) — “люди с непокрытыми головами”, “простоволосые”, в противоположность пиллеатам, имеющим на голове войлочные, шерстяные шапки. Оба термина — “pilleati” и “capillati” — отмечают социальное различие: первый относится к представителям привилегированного класса, второй — к рядовым членам племени. Но в термине “capillatus” едва ли кроется значение “несвободный”. В отношении варваров это определение указывает на их длинные, неподстриженные волосы. В VI в. термином “capillati” обозначались люди варварского происхождения в противоположность “римлянам” и “провинциалам” (т. е. римским администраторам, жившим вместе с варварами в провинциях). В таком смысле можно понимать обращение (adressum) одной из грамот Теодериха: “Universis provincialibus et capillatis, defensoribus et curialibus Siscia vel Savia consistentibus Theodericus rex” (Variae, IV, 49).

²³⁹ Комозик — преемник Дикинея. (См. прим. 127 о Дикинее.)

²⁴⁰ Корилл (Coryllos), по-видимому, то же, что и Scorylo. Скорилон был вождем даков (“dux Dacorum”), т. е. гетов в I в. до н. э., но Иордан называет его “королем готов” (“rex Gothorum”). Ввиду того что в I в. до н. э. наиболее крупным вождем гето-дакийского союза, охватывавшего и Дакию, был известный Бурвиста (см. прим. 218), Корилл (или Скорилон) являлся, по всей вероятности, вождем некоторых дакийских племен, входивших в состав союза племен, возглавленного Бурвистой. Впрочем, не удается определить, на какие именно годы падают указанные Иорданом сорок лет правления Корилла-Скорилона. Может быть, они предшествовали годам возвышения Бурвисты.

²⁴¹ Под “древней Дакией” (“Dacia antiqua”) Иордан подразумевал римскую провинцию, расположенную к северу от нижнего Дуная. Ее западная граница проходила восточнее течения реки Тиссы, северная определялась Карпатами, восточная — течением Днестра и побережьем Черного моря, а южная — Дунаем, от впадения в него Тиссы и до его дельты. Завоеванная Траяном в 107 г. н. э. провинция Дакия была при Адриане разделена на две части — Верхнюю Дакию и Нижнюю Дакию (соответственно течению Дуная). В 271 г. император Аврелиан оставил Дакию готам и создал новую небольшую провинцию на правом берегу Дуная под названием “Прибрежная Дакия” (“Dacia Ripensis”); она находилась между Нижней и Верхней Мезией и имела центром город Ратиарию. У биографа Аврелиана в серии “Писатели истории Августов” отмечено, что провинция, завоеванная в результате походов Траяна, была оставлена Аврелианом, затем им была создана новая провинция — правобережная Дакия (SHA Aur., 39): “Когда Аврелиан увидел, что Иллирик опустошен и Мезия разорена, он, сняв войско и провинциалов (т. е. римскую провинциальную администрацию], покинул Задунайскую Дакию (“Transdanuvinam Daciam”), потеряв надежду удержать эту провинцию. Приведенных оттуда людей он поместил в Мезии и назвал “своей Дакией” (“suam Daciam”) то, что теперь разделяет обе Мезии. В конце IV в. эти же сведения привел в “Бревиарии римской истории” Евтропий (Eutrop., IX, 15, 1). Он тщательно определил новую Дакию, расположенную, как он писал, “in media Moesia”: “ту, что теперь разделяет обе Мезии и находится на правом берегу Дуная, соответственно его течению в море, тогда как раньше она находилась на левом берегу” (“est dextra Danuvio in mare fluenti, cum antea fuerit in laeva”) В IV—V вв. различалась еще Внутренняя, или Средиземная, Дакия (Dacia interior или mediterranea) — между Верхней Мезией, Прибрежной Дакией, Нижней Мезией, Фракией и Дарданией. Орозий (V в.) уже не описывает особо Дакии в I книге “Историй”; он говорит только о землях, которые находятся между Дунаем — границей варварского мира — и “Нашим”, т. е. Средиземным морем. К ним он относит Мезию, Фракию, Македонию, Ахайю, Далмацию и Паннонию с Нориком и Рэцией (Oros., I, 2, 54—60). О Дакии же, утерянной Римом в 271 г., он кратко сообщает: “Dacia ubi et Gothia” (Ibid., I, 2, 53). Таким образом, Орозий называет древнюю землю даков (гетов) “Готией” (“Гетией”) лишь по признаку смены населения. Не то делает Иордан. Не указав, что владения державы Бурвисты охватывали (или даже имели в центре) Дакию, Иордан называет ее в связи с именем Корилла, дакийского (гетского) вождя I в. до н. э. Поэтому ему и приходится объяснить, что собой представляла та Дакия, которую он называет “древней”, а именно Дакия интересующих его гетов (якобы предков готов), ставшая затем, в начале II в. н. э., римской провинцией на левом берегу Дуная. Ниже он именует описанную им Дакию гетов (впоследствии римскую провинцию Дакию) “Готией” (“haec Gothia, quem Daciam appellavere maiores”) и делает это, как все, что касается гетов, тенденциозно, изображая их как непосредственных исторических предков готов. Поводом к созданию ложной последовательности: геты — готы послужил, быть может, факт обладания Дакией сначала гетами, а с середины III в. н. э. — готами, когда исконно гето-дакийскую землю можно было назвать “Готией”. Дакия, занятая в V—VI вв. гепидами, названа Иорданом “Гепидией” (“quae nunc Gepidia dictur”). Таким образом, область, очерченная Иорданом довольно четкими границами (вдоль Тиссы — по Карпатам — по Днестру — по берегу Черного моря), выступает у него последовательно, как 1) Дакия—Гетия (особенно во времена Бурвисты и Корилла, в I в. до н. э.); 2) Дакия — римская провинция (в 107—271 гг.); 3) Дакия-Готия (с 271 г. по V в.); 4) Дакия—Гепидия (в V—VI вв.) При описании Скифии первым племенем у западных ее предков Иордан называет гепидов, живших по рекам Тиссе, Данубию, Флутавзию; глубже за ними, говорит он, т. е. восточнее, лежит Дакия (Get., §§ 33—34). Здесь Иордан как бы выдвинул гепидов западнее Дакии, которую тем не менее называет Гепидией (§ 74).

²⁴² О гепидах см. прим. 102.

²⁴³ Боуты (Boutae) — горный проход в Трансильвании или в Семиградье. (См. прим. 207.)

²⁴⁴ Тапы (Tapae). См. прим. 207 о горных перевалах, по которым проникали в древнюю Дакию или во времена Иордана в области, близкие к гепидам.

²⁴⁵ Готия (Gotia). Провинция Дакия, хотя и была оставлена в 271 г. римлянами готам, в данном случае соответствует стране гетов, “Гетии”, потому что Иордан сделал историю гетов как бы древнейшей историей готов. Орозий, который приравнял гетов к готам (Oros., I, 16, 2), писал о римской провинции Дакии: “Dacia ubi et Gothia” (Ibid., I, 2, 53) в смысле: “Дакия, та именно, где находится Готия”. Названия областей, созданные по именам народов, пребывавших на тех или иных территориях даже короткое время, иногда удерживались надолго. Примером могут служить: “Vandalisia”, “Андалузия” (от вандалов), “Каталония” (собственно “Готоалания”, от готов и аланов), “Ломбардия” (от лангобардов). Термин “Готия” искусственно связанный с Дакией, привился фактически в двух местах: 1) в южной Галлии, так называемой Септимании, между устьями Роны и восточными Пиренеями. Здесь, на местах пребывания везеготов, название “Готия” держалось до XI в.; и 2) на побережье Крыма, где название “Готия” носило условный характер, обозначая даже в XIV и XV вв. занятую местным населением прибрежную полосу между Судаком и Балаклавой; этот берег с названием “Готии” был уступлен татарами в 1381 г. генуэзцам.

²⁴⁶ Гепидия, Gepidia. Это место текста интересно тем, что автор в немногих словах отражает общие исторические перемены в столь удаленной и изолированной от империи области, какой было нынешнее Семиградье, окаймленное, по выражению Иордана, “венцом гор”.

    Эта область была некогда “Готией”, т. е. “Гетией”; в древности же она была римской провинцией Дакией, а в V—VI вв. стала “Гепидией”. Иордан показал здесь последовательную смену варварских племен в местах, достаточно ему известных: “haec Gotia quam Daciam appellavere maiores, quae nunc, ut diximus, Gepidia dicitur”. (См. прим. 241 и 245.)

²⁴⁷ Ароксоланы (Aroxolani) — одно из причерноморских сарматских племен, роксоланы, отмеченные еще в конце II в. до н. э. Знаменитая надпись, найденная в Херсонесе и содержащая декрет в честь Диофанта, передает подробный рассказ о походах Диофанта, полководца понтийского царя Митридата VI Евпатора, в защиту Херсонеса против скифского государства в центре Таврики. Союзниками скифского царя Палака были “ревксиналы” (IosPE, I, изд. 2, 1916, № 352, стлб. 1, строка 23: ...των Ρευξι ναλων έθνος); “ревксиналы” отождествляются с роксоланами на основании свидетельства Страбона (Geogr., 3, 17: ‘Ρωξολανοί). Страбон подчеркнул многочисленность и силу роксоланов, пославших в помощь Палаку будто бы 50 тысяч человек. На карте, по Птолемею, это племя помещено у Мэотиды, восточнее язигов. (“По всей стороне Мэотиды — язиги и роксоланы, а внутрь от них — амаксовии и аланы — скифы” — “πας όλην την πλςυραν της Μαιώτιδος ’Ιάςυγες και Ρωξολανοι και ενδοτέρω τούτων όι τε ’Αμαξόβιοι και οι ’Αλανοι Σκύθαι” (Ptol., III, 5, 7). Последние постепенно двигались на запад и дошли к I в. н. э. до равнины между Тиссой и Дунаем. Роксоланы следовали за язигами и тоже перемещались к западу. Однако как перемещение, так и последовательные места расселения этих племен не могли быть отчетливо показаны в исторических и географических сочинениях. Например, Аммиан Марцеллин, приступая к повествованию о придунайских областях, в связи с рассказом о своем современнике, императоре Юлиане (ум. в 363 г.), сообщает заимствованные у античных авторов сведения. Он говорит о роксоланах только один раз (Amm. Marc., XXII, 8, 31), как об обитателях берегов Мэотиды, и ставит их в ряд не только с язигами (которые уже давно жили на Тиссе), но и со многими племенами времен путешествия Геродота в Ольвию и даже раньше — с мэотами, меланхленами, гелонами, агафирсами, включая и аланов. Писатели, освещавшие события V—VI вв., — Орозий, Прокопий, Агафий, Менандр, Феофилакт Симокатта, — вовсе не упоминают о роксоланах. Иордан дважды назвал “ароксоланов” в §§ 74—75, отмечая их расселение: а) к востоку от древней Дакии и б) к востоку от реки Алуты (нын. р. Олт, левый приток Дуная), где они соприкасались с язигами. Ясно, что и Иордан заимствовал данные из какого-то древнего источника, рисующего однако, более позднюю картину, чем источник Аммиана Марцеллина. В названии “роксоланы”, несомненно, присутствует этническое обозначение “аланы”, ему же предшествует слово “рос” или “рокс”. В. Ф. Миллер (“Осетинские этюды”, III, 86) предположил, что “рокс”, “рукс” является иранским словом, означающим “светлый”. По Миллеру, “роксоланы” — “светлые” или “русые” аланы. Быть может, роксоланов надо усматривать и в названии племени розомонов, росомонов (“Rosomonorum gens”), упомянутых Иорданом один раз в § 129. Указанное выше толкование этнического имени “роксоланы” признается до последнего времени (ср., например: G. Vernadsky, Ancient Russia, p. 88, 107—108, 129). По-видимому, первая часть названия “роксоланы” всплыла как самостоятельное этническое имя в сообщении сирийской хроники Захарии Ритора (“Псевдо-Захарии”), записавшего в середине VI в., что по соседству с амазонками, — а легенда всегда помещает их близ Мэотиды, — живет “народ ерос” (или “рос”, если откинуть дополнительный алеф в сирийской транскрипции). (См. Н. В. Пигулевская, Сирийские источники по истории народов СССР, стр. 166.)

²⁴⁸ Бастарны (у Иордана, упомянувшего это название один раз, Basternae) — крупное племя (или союз племен), известное еще с конца III в. до н. э. (по Титу Ливию). Имя бастарны не германское, а кельтское (ср.: E. Schönefeld, Wörterbuch der altgermanischen Personen- und Völkernamen, 1911, S. 45). Бастарны появлялись на берегах нижнего Дуная, переходили реку по льду, нападали на Фракию, но обитали севернее: на северо-восточных склонах Карпат. Эти места их расселения и указаны в источнике Иордана; последний в данном случае говорит о каком-то (не современном ему, конечно) расположении племен (“tunс ...a septentrione Sarmatae et Basterne”). В античных источниках Карпаты называются “Бастарнскими горами”, “montes Bastarnici”. Бастарны вступали в союз и с маркоманнами (II в. н. э.), своими соседями на северо-западе, и с готами (III в. н. э.), находившимися к тому времени близ Черного моря. При императоре Пробе (276—282) большое количество бастарнов было переселено на территорию империи, на правый берег Дуная, после чего они уже не упоминаются как самостоятельное племя. У Прокопия в списке укрепленных пунктов по побережью Дуная в Мезии приводится название Βαστέρνας где-то близ города Никополя, по-видимому, в районе рек Осмы и Янтры (Aed., IV, 11); это записанное автором VI в. название рядового придунайского укрепления осталось как яркий след пребывания здесь исчезнувшего племени. Тацит в гл. 46 “Германии” засвидетельствовал, что бастарны стали называться певкинами (“Peucini quos quidam Bastarnas vocant”), последние же связываются с островом Певка, Peuce, в дельте Дуная; о певкинах и их острове Иордан упомянул в § 91. См. прим. 304.

²⁴⁹ Алута (Aluta) — нынешняя река Олт, левый приток Дуная, берет начало в восточных Карпатах, протекает по южной части Семиградья, пересекает Трансильванские Альпы и впадает в Дунай против города Никополя.

²⁵⁰ Аламаннские поля (Alamannica arva). Определяя истоки Дуная в области аламаннов, Иордан не делает ошибки, так как это племя населяло римские “Десятинные поля” (“agri decumates”), очерченные верховьями Дуная и течением Рейна после выхода его из Констанцского озера. Дунай берет свое начало с юго-восточного склона Шварцвальда, с “горы Абноба” (Abnobae), как сообщает Тацит (Germ., I). Плиний (Plin., IV, 79) определил истоки Дуная подробнее; он пишет, что Дунай “рождается в Германии на хребтах горы Абнова (Abnovae), против города Раурика в Галлии”. Позднее Аммиан Марцеллин указал, что “река Дунай рождается близ Рауриков на горе, рядом с границами Рэции” (Amm. Marc., XXII, 8, 44). Город Раурик соответствует римскому городу Augusta Rauricorum близ нын. города Базеля на правом берегу Рейна. Иордан не воспользовался этими данными об истоках Дуная.