Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.
К оглавлению
Седулий Скот
См. также в сборнике Ярхо.
Из поэтов IX в. Седулий Скот - один из самых талантливых и своеобразных. Рядом с философом Иоанном Скотом Седулий Скот - центральная фигура так называемой третьей волны ирландского влияния на континенте. Сведений о его жизни очень мало, ни год рождения, ни год смерти его неизвестны. В истории европейской культуры он появляется на одно лишь десятилетие - между 848 г., когда он приезжает из Ирландии во Францию с посольством к Карлу Лысому, и 858 г., когда все известия о нем исчезают. В это десятилетие он живет в Люттихе (Льеже) вместе со своими товарищами-ирландцами, имена которых он перечисляет в одном из посланий: это Фергус «с нектароподобными молитвами», Марк «со щитом веры», Беухельм - «цвет мощных в духовных битвах», Бланд - «краса сражений со змием»; все это «колесницы Господни, светочи ирландского народа». Эта небольшая ученая колония прижилась в Люттихе под покровительством местных епископов Хартга-рия (840-855) и Франкона (855-901).
Неустойчивое положение пришлецов среди континентальных ученых требовало от ирландцев большой гибкости и обходительности, умения показать лицом свою ученость и искусно ладить со всеми покровителями и соседями. Это определило и стиль и жанры, характерные для творчества Седулия. В стиле Седулий стремится щегольнуть ученостью, пышностью и изысканностью образных и композиционных ходов, насыщает свои стихи античными мотивами (ср. набор античных имен в «Послании к Хартгарию»), в лексику вводит многочисленные грецизмы, по богатству метрических форм он превосходит едва ли не всех современников. Он экспериментирует с самыми разнообразными жанрами - среди его сочинений есть послания, гимны, эпиграммы, стихотворные инвективы, эклога-дебат, стихотворный анекдот. Но жанром, наиболее отвечающим его положению, оказывается панегирическое послание, посвященное тому или другому из покровителей. Чаще всего это, конечно, наиболее близкий - Хартгарий: поэт превозносит его до небес, слезно оплакивает его кратковременные отлучки, а когда аббат отправляется в Рим, то Седулий заклинает всех богов и все стихии воротить аббата целым и невредимым. Смерть Хартгария Седулий оплакал горестными сапфическими строфами, но это не помешало ему столь же пылко прославлять нового аббата, Франкона. Целый ряд посланий посвятил Седулий и другим сановникам, духовным и светским: аббату Фульды, епископам Мюнстера и Меца, графу Кёльнскому, маркграфу Эберхарду Фриульскому. Не миновал он в своих посланиях и императора Лотаря (в чьих владениях находился Люттих) с его супругой Ирмингардой и дочерью Бертой; впрочем, братьям-соперникам Лотаря, Карлу Лысому и Людовику Немецкому, он посвящает не менее пышные панеги-
359
рики - о политической принципиальности в его положении думать не приходилось.
В этих многочисленных стихотворениях Седулия Скота замечательнее всего та недвусмысленная шутливая откровенность, с которой он говорит о своих материальных нуждах. То он витиевато просит Хартгария позаботиться о новом жилище для его друзей, ученых-ирландцев (первое из нижеприводимых стихотворений); то он жалуется, что пиво им подают такое, которое похоже на пиво разве что цветом; то он увещевает трех баранов из епископского стада безропотно пойти под нож, чтобы из их шерсти ученым монахам изготовили плащи, а из их кож - пергамент для бессмертных стихов. В своей склонности хорошо поесть и выпить он признается охотно и открыто. Стихи такого рода близко напоминают стихотворные «попро-шайни» будущих вагантов. Но у Седулия есть и более важная черта сходства с ва-гантами - его готовность ради красного словца шутить над самыми святыми для верующего христианина предметами: так, в стихотворении о баране, растерзанном собаками, не только неблагочестиво намекается (в «эпитафии») на обряд омовения ног, но и сам баран, пострадавший вместо разбойника, кощунственно сравнивается не с кем иным, как с Христом. Можно заметить, что в этом же стихотворении впервые в средневековой литературе встречается выражение «Голиафово племя», которое потом стало самоназванием вагантов-голиардов. Все это ставит Седулия Скота на видное место в светской вольнодумной традиции средневековой латинской поэзии.
Творчество Седулия Скота не ограничивалось стихами. Ему принадлежит большой трактат «Книга о христианских правителях», написанный по заказу императора Лотаря; проза в нем перемежается с вставными стихотворениями (по образцу «Утешения» Боэция), одно из которых, «О дурных правителях», приведено ниже. Из ученых его сочинений главным является «Collectaneum» - сборник цитат и изречений из латинских и греческих прозаиков, обнаруживающий хорошее знание греческого языка и исключительно широкую начитанность (даже если учесть, что многое он брал из вторых рук), - он знает даже речи Цицерона и «писателей истории Августов». Комментарии к богословским и грамматическим сочинениям дополняют круг его произведений. Они пользовались вниманием и переписывались (по крайней мере, в Люттихе) до XII в.
Послание к епископу, достопочтенному Хартгарию
Ваша кровля горит светом веселым, Кистью новых творцов купол расписан, И, смеясь, с потолка всеми цветами В блеске дивной красы смотрят картины. Вы, сады Гесперид, так не сияли: Вас могло разнести бурей нежданной; Здесь же цветикам роз, нежных фиалок Не ужасен порыв бурного Нота.
360
Наш же домик одет вечною ночью,
Никакого внутри света не видно;
Нет красы расписной тканей богатых;
Нету даже ключа, нету запоров.
Не сияет у нас роскошь на сводах:
Копоть на потолке слоем нависла.
Если ты, о Нептун, дождь посылаешь, -
В домик наш моросишь частой росою.
Если Евр заворчит с рокотом злобным, -
Сотрясаясь, дрожит ветхое зданье.
Было так же темно логово Кака,
И таков Лабиринт был непроглядный,
Уподобленный тьме ночи глубокой.
Так и наше жилье - тяжкое горе!
Скрыто страшным на вид черным покровом.
Там при свете дневном ночи подобье
Заполняет углы храмины старой.
Непригоден сей дом, верь мне, ученым,
Тем, что любят дары ясного света;
Но пригоден сей дом воронам черным
И летучих мышей стаи достоин.
О Лантберт1, собери, я умоляю,
Всех слепцов, и затем здесь посели их.
Да, поистине, пусть домом безглазых
Этот мрачный приют вечно зовется.
Ныне ж, отче благий, пастырь пресветлый, Это зло прекрати, цвет милосердья! Сделай словом одним, чтобы украшен Был сей мрачный покой, света лишенный, Чтобы в нем потолок был живописный, Был бы прочный замок, ключ неослабный; Пусть стеклянные в нем окна прорубят, Дабы Феб через них луч свой направил И твоих мудрецов, славный епископ, Осветил бы своей светлою гривой. Так, владыка, и вам в горней твердыне Лучезарный покой, дивно прекрасный, Предоставит навек длань Громовержца Там, в небесном своем Ерусалиме.
367
На поражение норманнов2
1. Пойте, небеса, и земля, и море,
Пойте, веселясь, все Христовы люди,
Удивляйтесь все Громовержца - Бога
Силе могучей.
2. Благости Отец, достохвальный вечно,
Всех великих дел всевеликий Зодчий,
Манием руки все располагает,
Света владыка.
3. Милосердный Царь и спасенье мира,
Поражая злых, награждает кротких,
Поднимает дол, принижает гору
Силой всевысшей.
4. Истины лучи проливает сам он
Праведным в сердца и в зерцала мысли
Тех, кого всегда защищает мощно
Добрый Создатель.
5. Ну же, бедняки, богачи, миряне
И венчанный сан иереев добрых,
Люди всяких лет и полов и званий,
Рукоплещите!
6. Властного Отца всемогущей дланью
Ныне сокрушен пораженьем быстрым
Злых норманнов род, супостатов веры.
Господу слава!
7. Строятся войска на широком поле,
Полыханье лат разлилось на солнце,
Сотрясает гул голосов враждебных
Горние сферы.
8. Обе стороны посылают стрелы,
Датчанин идет на свою погибель,
И железный дождь рассевает всюду Грозное войско.
9. Долгие года все алкавший крови,
Вдосталь напился утеснитель жадный.
Сладко было им злым смертоубийством
Сердце насытить.
10. Тот, кто яму рыл, сам в нее попался:
Как надменный столп, водруженный древле, Так упал, Христом уничтожен в битве, Род супротивный.
363
11. Распростерт народ многолюдный, крепкий,
В месиво истерт, проклятый вовеки,
Съела смерти пасть их отродье злое.
Славься, Спаситель!
12. Говорят, что там полегло народа,
Кроме всех простых неизвестных смердов,
Средь кровавых рек на ужасном поле
Три мириады.
13. Справедлив Судья, повелитель мира,
Наш Христос, любовь христиан смиренных, Славы государь, покоритель злобных, Высший на царстве.
14. Стал он нам столпом и щитом спасенья,
Поразив в бою род Гигантов мощных3,
Имя же его выше всех на свете
Благословенно.
15. Так свершил Он месть своего народа,
И пучиной вод захлестнул Египет
В древние года, колесницы ринув Быстрые в бездну.
16. В пурпуре Христос надо всеми правит,
Коих встарь святой сотворил Родитель;
Будь благословен, прославляем нами,
Отпрыск Давида!
17. Пусть взойдет к нему фимиам молений,
Славим мы его благочестьем нашим;
Пусть гласит свирель выше звезд небесных
Песнь восхваленья!
18. Пусть же славы плеск, прогремев «Осанна»,
Воспоет Отца, и Христа, и Духа,
Их же небеса, и земля, и море, Век славословьте.
Словопрение Розы и Лилии
Поэт:
Время свершало свой цикл, на четыре деленья разбитый. Зазеленела земля, нарядившись в пестреющий пеплум. Спорят с гирляндами роз цветы млечно-белой лилеи. Роза ж раскрыла уста пурпурные с речью такою.
365
Роза: Пурпур - царство дает, и в пурпуре - царская слава; Белый же цвет нелюбим королям и весьма непригляден. Бледность на скорбном лице есть верный знак увяданья, Цвет же багряный всегда почитался во всей поднебесной.
Лилия: Любит меня Аполлон, земли златокудрое диво: Он изукрасил лицо мое чистотой белоснежной. Что же блистаешь ты так, багрянцем стыда залитая, В тайном сознаньи вины? От нее ль твои щеки зарделись?
Роза: Я - Авроры сестра, сродни я богам высочайшим, Феб меня возлюбил: я - вестница светлого Феба4. Рад Люцифер пробегать пред лицом моим с ликованьем, Ибо алеет во мне девической скромности нега.
Лилия: Ты ли такие слова извергаешь в напыщенной речи, Что тебя приведет заслуженно к вечным мученьям? Ведь диадема твоя и так пробита шипами -О, как розовый куст колючками грубо истерзан!
Роза: Что ты яришься в речах, бороздами изрытая старость? То, что ты ставишь в укор, звучит для меня похвалою: Все создавший Творец окружил меня колкой оградой, Розовым личикам он преславную дал оборону.
Лилия: Нежно головку мою венчает краса ореола; Не изукрашена я жестоким венцом из колючек; Я из сладчайшей груди белоснежный свой сок источаю. Вот почему средь цветов я счастливой слыву королевой.
Поэт: Юноша, Гений Весны, возлежал на траве цветоносной. Весь его дивный убор расцвечен был зеленой травою, И бальзамический дух от него услаждал обонянье; Вкруг пышноцветной главы распустился венчик чудесный.
Гений Весны: Милые дети, - он им говорит5, - о чем ваша распря? Знайте, что вы - близнецы, землею рожденные сестры. Разве прилично родным вести горделивые споры? Дивная Роза, молчи: твоя слава гремит во вселенной.
366
Скипетром белым своим пусть лилии царственно правят. Блеск ваш и ваша краса вам вечную славу приносят. Роза в наших садах пусть явит стыдливости образ; Лилии, блеском своим подражайте лучистому Фебу. Роза, ты алым цветком нам мучеников представляешь; Девственниц явят красу лилеи в белых одеждах.
Поэт:
Гений Весны, их отец, наградил их лобзанием мира И по-родительски вновь водворил меж девиц он согласье. Лилии вновь прилегли с поцелуем к пунцовой сестрице; Та же, играя, уста прикусила им в шутку шипами. Чистых лилий цветки посмеялись над девичьей шуткой, Жадный розовый куст напоив молоком амброзийным. Роза же в дар им несет цветов своих алые чаши, Тем превеликую честь воздавая сестре белоснежной.
О некоем баране, истерзанном собаками
Высокомощный Господь, соделавший тварей вселенной,
Тех, коих кормят моря, воздух небес и земля, С честью премногой тогда приумножить изволил баранов6
И среди блеющих стад им воеводство вручил. Тут же их добрый Творец одел шерстоносным покровом,
В жирный мясистый пеплон крепко укутал их он. Вооружил он им лбы искривленным загнутым рогом,
Чтобы сражаться могли и с рогоносным врагом. В обе ноздри вложил им Бог горделивую силу,
Даром сопенья большим облагодетельствовал. Эти святые рога простоты преисполнены кроткой:
Благочестивы они, яд смертоносный им чужд. Думаю я, оттого и любовь во всех зародилась
К мясу обильному их, к тучному чреву любовь. Я поклянусь пятерней (и в том не солгу я нимало):
Сам я их очень люблю, и обожаю, и чту. Этой священной любви не потопят летейские волны:
Всею душой я твержу то, что уста говорят. Эти мои стишки приветствуют, славят баранов,
А что не лживы они, знаешь ты, Отче Благий. Сам от своих ты щедрот нам, черным, пожаловал черных7
Ныне баранов, а то часто и белых дарил.
367
Слушай же: тот, кто из них красивейшим был и жирнейшим,
Вот каковою, увы, смертью жестокой погиб. Высоко доблестных стад гораздо славнейший блюститель,
Не был он равен ни с кем, даже ни с кем не сравним. Твердостью крепких рогов и их добродушною мощью
Он превзошел без труда всех рогоносных стада. Он белоснежным руном и белым прославился зраком,
Неустрашимым в бою он победителем слыл. Любит небесный Овен его любовью безгрешной,
И соправителем взять в царство свое возмечтал. Любит Луцина его многомощная, думая сделать
В небе горящей звездой светлого ради руна8. Рада она, говорят, любоваться белою шерстью -
Пан, Аркадии бог, шерстью ее обольстил9 Люб он, конечно, и мне, ибо сердце мое не из рога -
Кто не полюбит его, кто, кроме разве глупца? Вы ж по своей доброте, никому не дающей отказа,
Благоволили отдать это сокровище мне. Но Фортуна, всегда враждебная нашим утехам,
С Титиром10 скоро меня, бедная, вновь развела. Вор объявился у нас, из негодных сынов Голиафа,
На эфиопа похож, Каку подобный злодей. Страшен с виду он был и черен зловредным обличьем,
Груб в поступках своих, столько же груб и в речах. Взял тебя, добрый баран, и повлек нечестивою дланью:
Через терновник, увы, бедного он протащил. Кроток был ты вельми и очень спокоен душою,
Быстро несясь по полям, о злополучный баран. Хищная стая собак рассмотрела, что вором бегущим
Великодушный сей был вождь рогоносный влеком; Тотчас отважный отряд несется большими прыжками,
Шум превеликий возник, и суматоха, и гам. Жадные пасти раскрыв, бегут за покражей и вором:
Лаем наполнился лес, в роще зеленой - содом. Что же тянуть мне рассказ? Изловлен баран мой тишайший,
Вор же, спасаясь во тьме, мчится быстрее, чем Нот. Брошен один средь собак, баран неустанно сражался,
Грозным рогом своим множество ран нанося. Псы в изумленье стоят, побежденные зверем двурогим,
Думая, что пред собой видят свирепого льва. Все они против него собачьими глотками лают;
Он же, великий, вещал благочестивейшим ртом:
368
«Что это ныне за гнев обуял ваше сердце? - сказал он,
Знайте: Хартгария я преосвященного раб. Не злонамеренный тать и не оный лукавый воришка,
Нет, я - смиренный баран, стада державнейший вождь. Если задумали вы поразить врага и тирана -
Вор недалеко ушел: вместе захватим его. Если же хриплый ваш лай и эта свирепая ярость
Думает мне угрожать, кроткому, грозной войной, -То головою своей, прегордыми сими рогами
И челом я клянусь: дам я достойный отпор». Речью подобною вмиг смягчил он звериные души:
Мир водворился средь псов, и отступили они. Но среди них был один, как лаятель оный Анубис11,
Коему Тартара пес, Цербер, прадедушкой был. Глоткой тройною привык он пугать медведей неуклюжих,
Робких оленей гонять, деду подобен во всем. Сей, увидавши, что мир снизошел на свирепое племя,
Челюстью заскрежетал и ощетинился весь. «Как, - возгласил он, - овца под личиною лживого мира
Вас провела, как лиса, сыпя хитро словеса? Это и есть тот вор или вора сподвижник зловредный, -
Вот почему под листвой оба укрыться хотят. Я присягаю, что он - причина всему злодеянью,
Он, что речами нам - мир, рогом - угрозу несет». Тут лжеречивого в пасть, потрясши во гневе рогами,
Мощный баран поразил, двое зубов поломал. Равным же образом лбом чело сокрушил он собачье;
Быть бы победе за ним, если б не вздумал бежать... Мчится, главу очертя, покинув врага, победитель,
Он опрометью бежал, улепетнув в простоте. В тернии он на бегу попадает, в колючий кустарник;
В этих шершавых кустах благочестивый застрял. С тыла немедля насел на несчастного Цербер проклятый,
И окровавленным ртом страшную рану нанес. Вот бездыханный баран упадает (о вид небывалый!),
Вкруг орошая шипы кровью багряной своей. Слышно рыдание нимф, и воплем леса огласились:
Стонами блеющих стад встречена весть о беде. О белоснежном и ты, Луцина двурогая, плачешь,
И справедливо скорбишь; в небе ж рыдает Овен. Чем он конец заслужил, бесхитростный, праведный, скромный?
Вакха даров не вкушал, не пил сикера вовек;
369
Не совратили его с пути ни безмерное пьянство,
Ни пиры королей, ни возлиянья вельмож. Пищей служила ему обычной трава луговая;
Мозель водою своей жажду его утолял. Также пурпурных одежд не желал он душой ненасытной:
Был он доволен вполне платьем своим шерстяным. Он на лихом бегуне не скакал по отрадным дубравам:
Силою собственных ног скромно он путь совершал. Не был он лживым в речах, никогда не грешил суесловьем:
Знал лишь «ба-а и бе-э», пару мистических слов. Древле за грешных вины высокопрестольнейшии Агнец,
Бога единого сын, злую кончину вкусил: Так же, о добрый баран, растерзан безбожными псами,
Вместо грабителя ты смертный свой путь совершил. За Исаака овен священный убит был когда-то:
Так за несчастного ты жертвой угодною пал. О, прещедрая власть и кроткая благость Господня!
Он не хочет людей смертью позорной губить. Божья десница с небес защитила негодного татя
Так же, как некогда Бог вору помог на кресте. Благодари же Его, вор злобный, противный, коварный,
И, псалмопевцем тверди, жалкий, святые слова12: «Днесь вознесла на Олимп меня десница Господня,
Но не умру, буду жить, Божьи дела возвещать. Строго меня покарал, наказуя, Господь благосклонный,
Смерти ж не предал меня и от убийцы упас».
Эпитафия
Добрый баран мой, прости, славный вождь белоснежного стада
Нынче лежишь ты, увы, мертвый в саду у меня. Может быть, друже, тебя ожидает горячая баня:
Гостеприимство само нас побуждает к тому. Преданный сердцем, я сам приготовлю тебе омовенье
Для рогоносной главы, да и для ножек твоих13. Был ты мне дорог, поверь, и мать, и вдова твоя тоже;
Также и братьев твоих буду я вечно любить.
Прости.
370
О дурных правителях
Те цари, что злыми делами
Обезображены, разве не схожи
С вепрем, с тигром и с медведями?
Есть ли хуже этих разбойник
Между людьми, или лев кровожадный,
Или же ястреб с когтями лихими?
Истинно встарь Антиох с фараоном,
Ирод вместе с презренным Пилатом
Утеряли непрочные царства,
С присными в глубь Ахерона низверглись.
Так всегда нечестивых возмездье
Постигает и днесь, и вовеки!
Что кичитесь в мире венками
Изукрасясь, в пурпур одевшись?
Ждут вас печи с пламенем ярым;
Их же дождь и росы не тушат.
Вы, что отвергли Господа Света,
Все вы во мрак загробного мира
Снидете; там же вся ваша слава
В пламени сгинет в вечные веки,
А безгрешных в небе прославит
Высшим венцом и светом блаженным.
Из «Притч греков»
Сии речения от разумности греков, словно многоцветные драгоценные камни, словно стрелы пэанов14, которые, будучи собраны из колчана их знания, могут уничтожить болтовню глупцов, мы желаем собрать неустанным трудом. Некоторые предлагают нам слова, изогнутые, подобно лукам, изречения со вкусом, подобным колючке или острию копья, желая, чтобы они были медоносными. Но речения этих людей полны горчайшего яда, как написано: «яд аспида под устами их» [Пс 139, 3]. И в другом месте: «...сыны человеческие ... у которых зубы - копья и стрелы, и у которых язык - острый меч» [Пс 56, 5]. По этой причине мудрым должно соблюдать и внимательно изучать сказанное нами прежде. Ведь любая дорога мудрости и знания, которая не становится торной при помощи частого чтения и прилежного размышления, зарастает, словно путь в безлюдных местах. Ибо, как «полевая трава» и «лилии полей» [Мф 6, 28-30] скрывают нехоженую дорогу, так и нечастое размышление над знаниями и бесплодная беспечность скрывают сердце читателя в помрачении и невежестве. По этой причине должно вни-
377
мательно изучать мудрость древних и Писания, чем можно победить первоосновы еретического учения, противостоя их речениям и ядовитым обобщениям, нападения каковых следует тщательно остерегаться верным. Ведь подобно тому как некто сунет палец в осиное гнездо и все осы устремятся на него, так и единодушное нападение еретиков и их злое многословие одобряются неверными. Эти же речения мы пишем против лающих псов, которые неистово нападают на нас с отверстыми пастями, чтобы мы могли воинствовать, согласно речению апостола: «В слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке» [2 Кор 6, 7].
Начинаются «Притчи греков»
Мудрец помогает мудрецу, глупец превозносит речи глупца.
Если мудрец согласится с мудрецом, их зовут двумя мудрецами; если же мудрец сблизится с глупцом, они становятся двумя глупцами.
Слово мудреца - ключ к разысканию, слово глупца - смятение многих.
Всякий праведник скор на то, чтобы вынести суждение; лжец же медлит, вынося истинное суждение.
Благодаря многословию речи падают в прах; благодаря молчанию слова воспаряют к небесам.
Находящийся в поле может быть побежден; находящийся в городе может оказать сопротивление.
Прямая стрела находит то, что ищет; старая стрела не устремляется туда, куда ее посылают.
Ученый читатель - сильный стрелок; забывчивый читатель - гибель города.
Никто не защищен достаточно от близкой опасности, всяк искусен, избегая далекой опасности.
Истинное знание - светильник на земле, незнание с самоуверенностью порождает заблуждение.
Когда обретается засов [на вратах], врагам не напасть.
Когда вспыхивает война, судьи молчат.
Милость вдвойне, когда то, что долго ищешь, обретаешь неподалеку.
Лицо мудреца не скрывает незнания, лицо глупца наводит туман на знание.
Знание мудрых людей - укрепление и столп доблести, уловки глупцов -темное смешение злобы.
Когда разрешается вопрос, несогласие угасает.
Сила Божия больше всего, что испрашивается в молитве, сила человеческая преходяща.
Работящая жена - мужу веселие.
Труд разумного считается острым мечом, дело глупца - сыпучим песком.
372
Праведник строит на скромном основании и, возрастая со временем, дает прирост, подобно горчичному зерну.
Богатства нечестивцев быстро поднимаются, словно полевые цветы, и в свое время быстро погибают.
Все, что имеет праведник, подобно плодородному саду; имение нечестивого подобно березовой роще в безлюдном месте.
Речи глупцов - дурные советы, слюнявая жвачка - беседы грешников.
Подножие ступням ленивца - лень его. Ленивец подобен зубилу, которое не может сделать ничего хорошего, если по нему не ударит молот.
Разумный призывает на совет разумного и ничего не делает без его совета, глупец же размышляет сам с собою и что хочет, то и делает без совета прочих.
Всякая мудрость, к которой никто не прибегает, кажется погасшим светильником и становится подобна бесплодному дереву.
Лживый старец убивает молодого человека.
Речение праведника - угасание разногласий.
Неуверенная речь - признак лжеца, она не имеет основания истины.
Всякий неимущий во время несчастий сулит много, когда же обретает благо, все, что обещал, предает забвению.
Старец и отрок
Старец сказал, обращаясь к отроку:
Отрок:
Старец сказал: Отрок сказал: Старец сказал: Отрок: Старец: Отрок:
Если ты желаешь быть моим учеником, я обучу тебя тому, что ты не знаешь.
Никогда не видано было, чтобы слепой просвещал зрячего и незнающий направлял идущего верным путем.
Я знаю, что над твоей дерзостью должно властвовать пинками и палкой.
Как ты суров речью, так ты окажешься немощен руками.
Ты весьма раздражаешь меня, но до сих пор я сострадал твоему младенчеству.
Я вижу, что ни сердце твое не преисполняется понимания, ни язык твой не достаточен для бесед. Чем больше ты будешь говорить, тем больше будешь обнаруживать свою глупость. Если муж мудрый спорит с глупцом, он или гне-ваетя, или смеется, но не находит покоя.
373
Старец: Уста твои всегда лгали и не могут говорить исти-
ны; итак, приложи палец к устам своим и умолкни.
Отрок: Невозможно, чтобы из горького источника исходи-
ла сладкая вода и чтобы на сухом дереве висели сочные яблоки.
Из книги «О христианских правителях»
Глава 3
О том, с помощью какого искусства и трудолюбия
может укрепляться преходящее царство
Мудрецы пришли к заключению, что кратковременное царство века сего совершенно похоже на кружение быстрого колеса15. Ибо, как кружение всякого колеса низвергает то, что только что было наверху, и подымает вверх то, что только что было низвергнуто, так и слава земного царства приносит с собой то внезапное возношение, то внезапное низвержение, ибо земное царство имеет не истинные, но воображаемые и скоропреходящие почести. Ведь истинное Царство то, которое пребывает в вечности; то же, которое преходяще и тленно, являет не истину, но некое в ничтожной степени подобие истинного и непреходящего Царства. Ибо как небесный свод, расписанный разными украшениями, быстро блистает изгибом радуги, так, без сомнения, достоинство мирской славы, хотя и разукрашено ныне, однако быстротечно. Итак, при помощи какого искусства, какого усердия и сколь великого попечения эта нестойкость приводится к некому подобию стойкости. Может быть, земное царство укрепляется жестокой силой оружия или согласием миротворящей тишины? Но, напротив, в самом оружии и грохоте войн видится великая неустойчивость. Ибо что более сомнительно и неустойчиво, чем исход военных дел, где не определен никакой исход тяжкой битвы, где нет уверенности ни в какой победе, где часто более сильные побеждаются более слабыми! Поистине, подчас для любой из двух сторон равно случаются повороты в другую сторону: и те, и другие, предвкушая победу, ничего не имеют в конце, кроме губительной беды. Кто может изъяснить, сколь великое зло выступает также под ложным именем мира, когда этот мир, кажущийся нерушимым и твердым среди благополучия, тем временем превращается в пагубные бури раздоров из-за дурных советов злых людей. По этой причине в оружии всегда видна непостоянность, в мире - тщета.
Итак, на что же иное остается полагаться, как не на то, что сердце царя и все упование надежды зиждется не на силе оружия и людей, не на преходящих кознях мирного времени, но на милосердии Всемогущего, могущего укрепить царство, которое Он дал, в несчастиях или в благоприятных
374
обстоятельствах? Итак, да не будет служение правления лишено верного благочестия, да не оставит сердце владыки Того, от Которого дарованы столь великая милость и славное служение. Лишь бы Сей Вышний Правитель не отнял у него данную ему милость, сочтя его недостойным, если бы узнал, что тот, кого Он поставил как верного правителя, оказался неверен. Ибо если земной царь пожелает лишить какого-нибудь неверного человека врученной ему власти и передать ее другому, о котором точно знает, что он более верен, сколь большую силу имеет Вышний Податель всяческих, Которого не могут обмануть облака вероломства, отнимать свои милости у грешников и давать их другим, о которых Он знает, что они более годны для исполнения Его воли? По этой причине и нечестивый Саул, царь Израильский, был лишен царства и жизни, ибо он не был верным служителем пред Господом. И поистине, Всемогущий нашел мужа избранного Давида по сердцу Своему, которого поэтому поднял на вершину царской власти, ибо Он избрал сего мужа, предвидя, что тот будет верным служителем. Итак, да стремится благоразумный правитель укрепить сердце свое в благодати Всевышнего, если желает хранить преходящее царство, ему вверенное, в неком подобии устойчивости. И так как Господь, к Которому должно прилепляться любовью сердца, справедлив и милосерден, да явит земной правитель дела милосердия, чтобы пожать личную славу воздаяния. Пусть он любит и охраняет справедливость, пусть отклоняет своих подданных от несправедливых и злонамеренных дел и с похвальной ревностью, которая есть следствие опыта, пусть исправляет согрешивших. В то время как правитель тверд в Божественных предписаниях, его царство все более и более укрепляется в веке сем и вышней помощью приводится к вечной радости постоянства.
Глава 6
О том, каких советников и друзей приличествует
иметь доброму правителю
Как говорят, нет более сложного искусства в человеческих делах, чем хорошо властвовать и предусмотрительно править государством среди бурь века сего. Это искусство доходит до предела совершенства тогда, когда само государство имеет разумных и лучших советников. В советах должно соблюдать тройное правило. Первое, чтобы Божественное предпочиталось человеческому, когда «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» [Деян 5, 29]. Итак, если кто, словно добрый правитель, решит и возжаждет благополучно управлять кораблем государства, пусть не пренебрегает, храня их, благими советами Божиими, которые открыты в Св. Беседах. Второе правило относительно советов таково: осмотрительный правитель основывается не столько на своем суждении, сколько на советах своих
376
разумнейших людей. Отсюда произошло это всегда весьма полезное речение императора Антонина16 по поводу советов: «Правильнее, чтобы я следовал совету столь многих верных друзей, чем чтобы столь многие верные друзья следовали моей воле». О том же самом также свидетельствует и Соломон, говоря: «Без совета предприятия расстроятся, а при множестве советов они состоятся» [Притч 15, 22] и «благоденствие там, где много советников» [ср. Притч 11, 14]. Ибо разумный призывает на совет разумных и без их совета ничего не творит. Глупый же помышляет сам в себе и быстро творит без совета других, что пожелает. Далее, третье важное правило, которое должно строго соблюдать в советах, состоит в том, чтобы добрый правитель не имел коварных и опасных советников. Ибо кто должен полагаться на советы злоумышленников? Как глубокий ров посреди полей, и западня на улицах, и путы, где их не ждут, сковывают ноги иных, так советы неблагочестивых, смешанные с ядом низости, дурным образом препятствуют на пути праведным. Как добрые советники возвышают государство, так дурные ввергают его в бедствия посредством гибельных несчастий. Итак, следует отстранять таких советников и всеми способами удалять их; ибо никогда не будут преданы своему земному владыке те, кто, ведя дурную жизнь, презирает заповеди Божий. Кто же может быть благ, будучи по отношению к самому себе дурен? Но так же, как должно распространять спасительные советы и предписания Божий, так подчас должно держать в тайне от врагов советы разумных правителей. Ибо в государстве нет лучших советов, чем те, которых не узнает противник. Путь делается безопасным оттого, что враги не подозревают о том, что должно быть сделано. Две вещи в высшей степени противоположны совету - поспешность и гнев. Гнев потемняет душу, чтобы она не видела полезного совета; потому пространные советы по большей части забываются. Тогда лишь весьма полезный совет имеет своим исходом процветание, когда упование царя коренится в помощи Всевышнего. Откуда же, после Бога, происходят добрые советы, если не от верных и лучших друзей, удостоенных просвещения Вышней благодатью, чтобы они не ошибались в совете? Благодаря их осмотрительному и внимательному размышлению, по вдохновению Божественного Милосердия, часто срывается виноград спасительного совета. Пусть не будет так, чтобы у доброго правителя друзья были жестокие тираны, словно злобные драконы, потому что добрый правитель представляется нам под образом зверя пантеры. Как пантера, род четвероногих, как ей приписывают физики, друг всем животным, кроме дракона, добрый государь хранит дружбу с теми, о честности которых знает. Кто же эти добрые друзья, если не те, кто добродетелен и достоин почтения, не злобен, не вороват, не властолюбив, не лукав, не согласен на зло, не враг добрым людям, не распущен, не жесток, не обманщик своего владыки, но тот, кто непорочен, воздержан, благочестив, кто любит своего владыку, кто не насмехается над ним и не хочет, чтобы насмехались другие, кто не лжет, не лицемерит, ни-
377
когда не вводит его в заблуждение, но правдив, рассудителен, разумен и во всем верен своему господину. Благодаря таким людям государство пребывает в сохранности, доброе имя благочестивого владыки возвеличивается и его слава возрастает.
Глава 7
О том, что делает правителей дурными
Ныне ход повествования требует, чтобы мы еще кратко сказали что-нибудь о дурных правителях, ибо мы уже поведали о добрых царях то, что необходимо для государства. Во-первых, спрашивается, какова причина превращения добрых правителей в злых? На это должно сказать: первое, неограниченная свобода, дарованная царской власти; затем богатство, когда сам преизбыток благ становится причиной зол; затем бесчестные друзья, помощники, которых следовало бы удалить, корыстолюбивые евнухи, дворцовые слуги - либо глупые, либо гнусные; под влиянием их всех в этом властителе, кажущемся добрым, рождается забвение заповедей Божиих. Наконец - и это невозможно отрицать - неосведомленность в государственных делах. Вот собираются четверо или пятеро и принимают единое решение обмануть императора или короля. Они говорят, что нужно принять некое решение. Император, живя во дворце затворником, не знает истины; он подчиняется лишь тому, что они говорят; он назначает судьями людей, которым не пристало ими становиться; удаляет от государственных дел тех, кого должен удерживать. По той причине еще совершается предательство славного, осмотрительного и честного императора, что он превращается в несчастного, когда замалчивается истина. Вот и благочестие и истина, почитающие Бога, часто попираются внушающей тревогу распущенностью, когда ограждение от реальности весьма возобладает, ибо те, кто налагает ограничения, считаются достойными доверия, в то время как их снедает двойная свирепая чума: любовь ко лжи и ненависть к истине.
Глава 9
О милостивом короле-миротворце и о том,
кому должно оказывать милости
Как сообщают мудрецы, есть семь вещей, более прекрасных, чем другие создания Божий: безоблачное небо, когда оно удивительным образом уподобляется цвету серебра; солнце в силе своей, когда, идя привычным путем, в блеске своей славы оно освещает жителей мира; полная луна, от лика которой отошли облака, когда она, шествуя собственным путем, следует по стопам солнца; плодородное поле, когда оно заткано различными цветами и вьющейся повиликой; переменчивость моря, когда мирные волны, красиво
378
набегающие на берега, обнаруживают спокойствие неба и облаков; собрание праведных, исповедующих одну веру; король-миротворец в славе своего царствования, когда в королевском дворце он дарует многие милости, суля награды и вручая дары. Ведь справедливый и миролюбивый царь с радостным лицом разделяет блага, тщательно обдумывает дело каждого и не презирает немощных и бедных людей своего народа, произносит верные суждения, опираясь на совет и мнение старейшин и мудрецов, злых умаляет и добрых возносит. Дни его продляются со славой, и память его пребывает во веки. Миролюбивый правитель являет себя, словно райский сад, плодоносный и украшенный цветами, по отношению к верному слуге; он, словно прекрасная виноградная лоза, изобилует многочисленными плодами; он удаляет от своего сияющего лица все несогласия; он, помышляя о мире во дворце своей души, без сомнения, приуготовляет жилище Христу, ибо Христос есть мир и желает пребывать в мире. Далее, где есть мир, там в обсуждениях присутствует истина, а в делах - справедливость. Подобно осторожному кормчему, который изо всех сил стремится избежать опасностей бурного моря, пользуясь удобным случаем благоприятного спокойствия, миролюбивый правитель готовится обуздать натиск раздоров усердным размышлением, сохраняя безмятежное спокойствие души и мирное согласие. Следует сохранять тройственное правило мира, а именно: выше себя, в себе, возле себя; ибо и по отношению к Богу, и в себе самом, и среди близких должно быть миротворцем. Ведь мир столь великое благо, что даже в земных и преходящих делах ни о чем обыкновенно не слышат, как о более привлекательном, ничего не желают более сильно, наконец, ничего не находят лучше. Плод же миролюбивой души таков: по отношению к подданным и друзьям являть благосклонное милосердие и снисходительность, каковыми добродетелями славно сохраняются как благочестивый правитель, так и его царство; об этом свидетельствует Соломон, говоря: «Милость и истина охраняют царя, и милостью он поддерживает престол свой» [Притч 20, 28]. Ведь ничто не делает доброго правителя более любимым и приятным для народа скорее, чем милость и мирная безмятежность. Благодаря этим качествам весьма знаменитым сделался Кесарь Август17 (других краткости ради я опущу); эти же качества одарили высшим блаженством Антонинов18, а также великого Константина19, Феодосиев20 и прочих славных правителей. Среди признаков прочих добродетелей они же явили великого Карла как Августа, благоговейно почитаемого более прочих властителей земли. Они же приуготовили благочестивейшего Людовика к принятию императорской власти. Что более скажу? Радостная милость благочестия и на земле прославила славных владык, и на небе поместила их как сотоварищей святых, разумеется, тех из них, кто не только свои дела, но и себя полностью предали Всемогущему. Ничто не должно исходить от праведного и благочестивого царя, кроме милости. Если же милость обращается в некую плату воздаяния в веке сем, то исчезает и прекращается. Ибо мы не можем не иметь преуменыпившимся
379
то, цена чего нам выплачена. Потому подобную щедрость должно называть скорее обменом, чем милостью. Поистине должно даровать милости так, чтобы, будучи оказанными, они не повредили славе, благочестию и справедливости доброго правителя, согласно достоинству лиц и полезности дел, а не по желаниям принимающих, которые с легкостью противоречат сами себе, ибо требуют тяжкоисполнимого или невозможного, нечестного или жестокого. По этой причине император Нерва21 говорил: «Когда друзья самонадеянно полагают, что они достойны всего, они становятся еще более жестокими, если чего-нибудь не добьются». Таким образом, во всех земных щедротах должны сохраняться мера и разумное усердие в дарении, чтобы все, благодаря щедрости миролюбивого владыки, распределялось хорошим, лучшим, наилучшим людям для блага государства и пользы Святой Церкви и для стяжания небесной славы.
Глава 10
О том, сколькими столпами поддерживается царство
справедливого царя
Однако среди этого есть и другое, которое должно знать, ибо, как признают мудрецы, есть восемь столпов, твердо поддерживающих царство справедливого царя. Первый столп - истина во всех царских делах. Второй столп - терпение во всяком занятии. Третий - щедрость в дарах. Четвертый - убедительность и приветливость в речах. Пятый - исправление или сокрушение злых. Шестой - дружба с добрыми и их возвышение. Седьмой столп - легкость подати, наложенной на народы. Восьмой - одинаковость правосудия по отношению к богатым и бедным. Сии суть восемь столпов, которые укрепляют царство справедливого царя в этом веке и приводят его к неизменности вечной славы.
1 Лантберт - епископ Утрехтский, мученически погибший в 708 г., святой патрон города
Люттиха. Первым чудом на месте его кончины было исцеление трех слепых: Бальдегиси-
ла, Регинфрида и Оды; с этих пор он считался покровителем слепых.
2 О каком поражении норманнов идет здесь речь - спорно: по мнению Дюммлера - о побе
де фризов в 845 г., по мнению Траубе - о победе ирландцев в 848 г. Стихотворение, по-ви
димому, сознательно написано в форме гимна, а не героической кантилены, т.е. с устране
нием всех земных факторов победы и преобладанием панегирической части над повество
вательной (примечание Б.И. Ярхо).
3 Реминисценция из античной мифологии - борьба богов-Олимпийцев с Гигантами, сынами
Земли.
4 Вергилий, эклога III, 62; мотив использовался еще Алкуином.
5 Нарушение диалогической формы, как у Алкуина в «Словопрении Весны с Зимой», стро
ка 13.
6 Игра слов: multus - «многий» и multo - «баран».
7 Имеется в виду черный цвет волос у кельтов.
8 Луцина - одно из имен Дианы. Созвездие Овна, по некоторым мифам, - это золотое руно,
взятое Юпитером на небо.
380
9 Вергилий, эклога III, 39.
10 Титиром здесь назван или баран, или пастух.
11 Анубис - египетский бог с собачьей (точнее, с шакальей) головой; к Седулию этот образ
пришел из «Энеиды», VIII, 698.
12ПсП7, 16-18.
13 Пародия на обряд омовения ног, совершаемый аббатом по отношению к своим монахам в
знак достижения одной из высших степеней смирения.
14 Пэон, или пеан - первоначально песнь в честь бога солнца Феба, затем благодарственная
песнь богам за спасение и, наконец, просто победная песнь.
15 Аллюзия на «Утешение философией» Боэция (кн. 2, гл. 1). Боэций был одним из наиболее
читаемых авторов в эпоху Каролингов. Колесо Фортуны как символ ее непостоянства из
вестно со времен античности (этот образ встречается, например, у Тибулла и Проперция).
16 Scriptores Historiae Augustae: Vita Marci Antonini Philosophi Luli Capitolini. Cap. 22.4, 3.
17 Гай Юлий Цезарь Октавиан, внучатый племянник императора Гая Юлия Цезаря. В 27 г.
н.э. получил от Сената имя Цезарь Август.
18 Династия Антонинов была основана Антонином Пием (19.09.86-7.03.161); кроме него, чле
нами этой династии были его зять Марк Аврелий Антонин - философ, римский император
(161-180) - и внук Л. Аврелий Коммод (правил с 180 по 192 г.).
19 Константин Великий (27.2.272(?)-22.05.337) - римский император с 25.07.306 г. С 314-
316 гг. единолично правил Римской империей.
20 Флавий Феодосии I Великий (11.01.347-17.01.395) - римский император с 19.01.379 г., его
внук Феодосии II (10.04.401-28.07.450) - правитель восточной части Римской империи с
1.05.408 г.
21 Нерва Марк Кокцей (30-98 гг.) - римский император с 96 г. Восстановил в правах Сенат и
правил, согласовывая с ним свои действия, привел в порядок государственную казну, осуществил раздачу земли безземельным гражданам, учредил так называемый алиментацион-
ный фонд для нищих детей.
