Слово надгробное преподобному отцу нашему и исповеднику Никите Мидикийскому, писанное Феостириктом, учеником самого блаженнейшего

Оп. в кн. Афиногенов Д.Е. Константинопольский патриархат и иконоборческий кризис в Византии. М., "Индрик", 2001.

1. Предлежит нам дело величайшей пользы, воспоминание преподобнейшего отца нашего Никиты; предлежит нам, сколько возможно, священное пиршество, составленное из невещественных и духовных яств, не чувственные тела питающее, но угощающее и радующее разумные души, на котором я сегодня буду неискусным распорядителем, в простых речах предлагая его вам, духовным сотрапезникам, ищущим по обыкновению всегда насыщаться душепитательными поучениями отца. Ибо, говоря по-апостольски, о священное собрание, рассудилось и мне (Лк. 1:3), издавна, как вы знаете, следовавшему за ним, не все описывать по порядку (да мне и не по силам), но включить в повествование лишь немногие из многочисленных его подвигов для наставления и пользы читающим и тем, кто пожелает прочесть позже, чтобы не исчезли со временем его достоинства, скрывшись в глубинах забвения. Итак, многие написали о жизни, речах и свершениях многих живших до нас святых, их возвеличивая словом, а нам тем самым доставляя большую пользу, так что по этой причине и мы вслед за ними подвиглись на подобное. Ибо несправедливо, чтобы таковая добродетель этого мужа была покрыта молчанием, так же как и свечу, по евангельскому речению (Лк.8:16), не ставят под сосуд, но на подсвечник, чтобы она светила всем, входящим в жилище жизни, и сияла пред людьми во славу небесного Бога, прославляемого через добрые дела.

2. Но за такое предприятие следовало бы браться тем, чья жизнь пряма и безупречна, и чья речь почтенна и благочинна в соответствии с жизнью. Ибо там, где первое достигнуто, щедро изливается и второе как бы из исполненного духом сокровища, а там, где этого недостает, и речь исходит или произносится по догадке и с размышлением. И я думаю, что и они едва могут по достоинству изобразить добродетель сего мужа — столь она велика. А точнее будет сказать, что даже и они не могут, а не то что мы, не обладающие ни тем, ни другим, ни почтенной жизнью, ни складно устроенной речью, будучи совершенно несведущи во внешней учености. Но влечение к святейшему отцу побуждает меня, подталкивая к этому предприятию и говоря: "Может быть, будет тебе какой-то плод от рассказов о нем. Ведь и те, кто приготовляет миро, даже если по природе они несовершенны, однако же по большей части и сами причастны к благоуханию, и для других узнаваемы обонятельным ощущением по запаху". И снова противодействует страх, удерживая меня и выставляя мое недостоинство такими словами: "Как бы, желая похвалить, ты не оскорбил его некрасивыми речами и не привел в негодование против себя. И будет это тебе во вред, чего не хотелось бы претерпеть. Итак, следует тебе скорее возлюбить молчание, безопасное от всякой боязни, в котором не придется раскаиваться, как это часто случается с высказанным".

3. И вот я колеблюсь между ними словно на весах — но влечение перевешивает и тянет вверх чашу страха, призывая в помощники подателя слова Христа и зная, что долготерпение великого мужа (ибо он и в этой жизни был снисходителен) прощает наши недостатки — и я уверен, что и сейчас его блаженство тем более извинит меня. Ибо, как кто-то сказал, мил отцам лепет детей, и Богу любо то, что по силам. Прибавлю я еще и вот что: пусть никто не думает, будто я пишу что-либо лживое или вымышленное (ведь у недоверия в обычае вредить пользе) — потому что какая мне выгода от лжи, если я буду других хвалить, а на самого себя навлеку отречение Святого Духа, о котором сказал пророк Давид? Ведь сказанное — это не басни, как считают внешние. Но довольно об этом — и с Богом, Который есть причина всякого начала, начну я вот откуда.

4. С чего же начать? Сказать ли об отечестве, и о происхождении, и о том, где он вырос — но зачем я буду занимать этим речь? Сказано, что град святых есть град Божий, строитель и зодчий которого Бог. Отечество же — горний Иерусалим, мать Павла и спутников его, как сказал великий Василий. Если же кто стремится узнать имя и дольней его родины, то произвела его на свет Кесария Вифинская — она вскормила его, и вывела в жизнь, и сделала его известным всем, она и вкусила первые свершения его возраста. О прозвании же родителей его, относительно матери я совсем ничего не могу сказать, что же до отца, то возлюбивший добродетель богоносный отец наш тезоименно рожден был от отца по имени Филарет , который был благочестив и богоугоден, и впоследствии также сподобился иноческого жития, в коем и скончался. Сей был связан с родительницей его законным браком, и имел его единственным сыном, потеряв супругу на восьмой день после рождения преподобного — ибо сотворивший ее Бог взял ее к Себе.

5. Воспитывался же он у матери отца, и когда достиг отроческого возраста, то отец отдал его учиться обычной для детей грамоте — и ребенок, будучи любознателен и прилежен, за малое время все выучил — а затем Псалтири. И посвятив его Церкви, как Анна Самуила, он отправил его пока исполнять обязанности причетника . Тот же исполнял их во всяческой богобоязненности и с духовным разумением, так что все удивлялись его добродетельному поведению и нраву. Ибо кто когда-нибудь видел его проводящим время в детских играх, как у них заведено прыгать, скакать, бегать, кувыркаться, улюлюкать? Кто замечал, что он смотрит на плясунов или танцовщиц или вообще приближается к ним и слушает бессмысленные слова? Кто заставал его хотя бы за кратковременным посещением попоек, где просиживают часы за вином, на которых россказни , беспорядки и болтовня? Но сидя дома и держа в руках попавшуюся книжку, он внимательно читал и возрастал, говоря по-евангельски, премудростью, и годами, и разумением (ср. Лк. 2:52), никогда при том не пропуская служб. Божественное же Писание он слушал, чувствуя его сердцем, то как Бог сказал Аврааму: Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего (Быт.12:1); то пророка Исайю: Выходите от среды их, и отлучитесь, и не касайтесь нечистого, и Я прииму вас (ср.52:11); и снова глас Божий: Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня, и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф.10:37-38); и опять-таки: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф.16,24); и вновь: Если кто приходит ко Мне и не отрешится от всего, что имеет, а притом и от самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником (Лк.14:26 и 33).

6. Слыша эти и подобные слова, он сеял не их на дороге, то есть на поверхности разума, чтобы их топтали, и чтобы воздушные пернатые (то есть злые духи) подбирали и поедали их, и не на твердой почве окамененного (то есть нечувственного и сухого) сердца, чтобы в пору зноя (то есть искушения) они иссохли, не имея корня, и не среди терний житейских забот, где бы они задохнулись и не созрели — но на благой и тучной земле своего сердца, где они и дали плод Богу, тридцатикратный, шестидесятикратный и стократный, первое через добродетельное поведение его в мире, второе через безупречное подвижническое провождение иноческой жизни, а третье через исповедничество за веру и многие гонения, о которых я расскажу позже. Но нужно вернуться к нашему предмету.

7. Услышав же божественные изречения, как мы уже сказали раньше, что делает он и что задумывает? Переселяется умом и претворяется наилучшим творением, от одной силы перейдя к другой. И предпочтя большее меньшему, он размышлял, как достойно послужить Божеству. И узнав от господствующего разума, что путем безбрачной жизни, в которой нет смуты , он мог бы очистить чувства и чисто общаться с Чистым, он поспешил порвать с миром и сродниться с Богом — и распрощавшись со всем, с отцом, друзьями, родными, ровесниками, сопричетниками, близкими, он излетел из родных мест и пришел к потоку, протекавшему к югу от того же города, к некоему старцу по имени Стефан, который там безмолвствовал, и стал его соратником и сподвижником, получая от него наставление в правилах иноческой жизни.

8. Когда же старец увидел его старание и усердие, он посоветовал ему отправиться в киновий, так как это полезно в особенности для молодых, стремящихся взойти на вершину добродетели, и доставляет им большее упражнение. Внял великий доброму совету старца и, запасшись в дорогу его молитвами, пошел по пути, ведущему к морю, по которому вело его Провидение, намереваясь через него стяжать Себе народ освященный, ревнителей добрых дел. И прибыл он в эту Мидикийскую обитель, которая тогда была малонаселенной и управлялась основавшим ее преподобнейшим отцом нашим Никифором. И он молил пастыря принять его в обитель. Когда же проницательнейший пастырь увидел его и понял по виду и нраву, что тот придется ему кстати, он принял его с радостью и сопричислил своей пастве. И когда это случилось, блаженный принялся за делание Господних заповедей, и, почитая ни во что все здешние временные удовольствия непродолжительной и текучей жизни, распял себя для мира, как и мир был распят для него. И жил он уже не ради себя, но ради Христа и предстоятеля, и всякое вещественное пристрастие окончательно умертвил невещественным пристрастием к горнему.

9. Уход же его на чужбину оказался безвозвратным — ибо с тех пор, как он покинул родину, он не видел ее вплоть до отхода своего к Богу. Сам же он изгнал всякое лукавство и ослушание своим безыскусным и нелицемерным послушанием. Постоянной же мыслью его были раздумья о смерти — а владычицу этуон так подчинил, что даже необходимое уделял ей с большой недостачей, когда она не стыдилась просить потребное для жизни. Воздержанность же он выказывал не только через отказ от пищи, но и чуждаясь всякой вещественной страсти по слову сказавшего: все подвижники воздерживаются от всего (1 Кор.9:25). В целомудрии же и чистоте он преуспел настолько, что претворил эту тленную оболочку в нетление и в вещественном теле являл бестелесную и невещественную жизнь, бесплотно жительствуя ангелоподобное житие. Не было в нем страсти гнева, или раздражения, или злопамятства, не проявлялось в нем ненависти, оговора или осуждения, не было в нем даже воспоминания о многоречии, легковесности или вообще празднословии, но все делание его было размышление о Божественных речениях и неустанная молитва. Разве был у него хоть след тщеславия или гордости, или что-то делаемое напоказ людям? А дар смиренномудрия он получил столь щедро, что всегда считал всех выше себя, подчиняясь всем, не только первым, но и даже до последних выказывая смирение и послушание. Любовь же к Богу и ближнему он имел неколебимую. Разве был в нем род человекоугодничества или самодовольства, или самолюбия, или ветрености, или притворства, или украшения одежд? Так что он даже тело презирал и, совсем не заботясь о нем, старался только представить его Богу чистым и безупречным. И делая все в простоте нрава и нелукавым сердцем без рассуждений, он принимал все, что ему говорил предстоятель, словно из уст Самого Бога, и исполнял безыскусно и не колеблясь со всею верою и удовлетворением, ничтоже сумняшеся.

10. Пастырь же, видя его столь старательным и усердным, еще до истечения пяти лет представил его к рукоположению в пресвитеры — каковое он и получил из рук великого Тарасия, украсившего Константинопольский патриарший престол многими добродетелями. Когда же это произошло, он препоручил ему против его воли заботу об обители. Преподобный же очень досадовал на поручение, однако, не привыкнув когда-либо противоречить, он и тут не осмелился возражать, и, хотя и против желания, все же принял его. Итак, взяв на себя эту заботу, он исполнял ее со всяким прилежанием, стараясь умножить паству — что и случилось. Ибо когда молва о нем распространилась повсюду, очень многие приходили к нему и постригались, и так в течение немногих лет братия в числе достигла сотни. И ее благодатью Христовой как опытный кормчий он спасал, направляя к пристани спасения, бодрствуя над ней как наилучший пастырь.

11. И каков был в добродетели преподобнейший отец наш Никита, такого же послал ему Бог всяческих помощника, который стал вторым после него, некоего Афанасия, мужа почтенного и дивного, чью добродетель невозможно поведать между делом, и чьей любви к Богу, которую он явил в начале своего ухода из мира, я думаю, и ангелы удивлялись. Ведь он был любимцем у отца, и тот, отменно выучив его письму, отдал его в так называемое ведомство логофета в качестве писца казенных грамот, полагая, что получит через него немалые мирские почести. Юноша же презрел все и бежал в один из киновиев, я имею в виду Символон. Отец же его, узнав об этом, силой вернул его к себе и, выбросив одежду из киновия, против воли надел на него дорогие облачения. А тот говорит отцу: "Ты думаешь, что шелковыми одеждами ты отвратил меня от поставленной цели? Я презрел весь мир, ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит (Мф.16:26)? И отец запер его, чтобы переубедить в благом решении, а юноша, воспользовавшись случаем, разодрал на части шелковые облачения. Отец же, увидев это, надел на него другие, а тот сделал с ними то же, что и с первыми. Посему отец, разгневавшись, так нещадно его бичевал, что спина его загноилась от невыносимых побоев и врачи применили хирургию. И когда юноша сказал отцу: "Меня невозможно переубедить, даже если ты разрубишь меня на куски", тот проникся сокрушением и в слезах отвечал сыну: "Иди, чадо, отправляйся в добрый путь, который ты избрал, и да будет тебе Христос помощником, избавляя тебя от всех силков диавольских".

12. И тогда он пришел в упомянутый монастырь, воочию являя в нем труды подвижничества — и такое он обрел смирение, что ничего не оставил у себя от видимого мира. Многие из вас, знакомые с этим мужем, знают это по той самой беднейшей одежде, которую он носил, так что никто не одевался беднее его, хотя он был в миру очень благородного происхождения. И он, как уже говорилось, был приглашен нашими преподобными отцами в нашу обитель, и славный Никифор вверил ему второе место после преподобнейшего отца нашего Никиты. Итак, оба они стали одной душою и одной волей в разных телах, управляя всем в спокойствии. Ими руководил преподобный Никифор, а они руководили всей братией, и в чем-то вели, а в чем-то были ведомы, соединяемые любовью друг к другу и к предстоятелю — и никогда между ними не было раздражения или ссоры, но были они истинными пастырями и испытанными врачевателями душевных недугов, заботившимися о пастве со всяким усердием и знанием, один рассечением — ибо он был резок — а другой лечил рассеченное, умащая некими сладостными речами — потому что он был кроток — и один занимался телесными <нуждами>, а другой духовными, но оба и теми, и другими.

13. И так они, как опытнейшие и ученейшие врачи, со всею заботливостью, как сказано, пасли словесных овец Христовых. Жесткость и неподатливость они смягчали порицанием и лишением чести; вялость и подавленность, то есть уныние от какого-нибудь искусительного или огорчительного зноя, лечили, ставя на ноги свирелью слова, розгами рассудительности и сострадания поднимая от сна падшее и сокрушенное и связывая его страхом суда. И прилежным научением пробуждая омраченных и легкомысленных, от уныния расслабившихся и зазевавшихся, они особенно осмотрительно следили также и за теми, кто шел быстро и уходил вперед , чтобы их не подстерег зверь самомнения — и вообще, короче говоря, они стерегли всю паству со всяким усердием и заботой, бодрствуя над ней и не позволяя умопостигаемым зверям растаскивать ее, не как наемники, но как наилучшие пастыри пастыреначальника Христа. И так они воспитали всю братию и соединили в любви друг к другу и единомыслии, что исполнилось на них сказанное: По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин.13:35), и тогда будете свободны от всякого дерзкого слова . О празднословии же или балагурстве у них не было и помину, но проводя время в изучении Божественных речений, каждый из них исполнял порученное ему служение, прочитывая наизусть каждый день всю Псалтирь, и когда они заканчивали, то понуждали друг друга продолжать последование псалмопения, так что они вообще никогда не были праздны от славословия Богу. А если и проникало через кого-нибудь празднословие, то другой устранял его увещанием. Были и тайно назначенные братья, которые возвещали отцам, что каждый говорит или делает, так что из-за этого никто не осмеливался произнести какое-нибудь праздное слово даже в отсутствие предстоятелей, избегая упреков.

14. А когда они совершали божественную литургию, великий отец наш Никита стоял перед святым жертвенником как будто предстоял самому престолу Божию, священнодействуя и совершая божественные таинства. А преподобный Афанасий стоял рядом погруженный в себя, держа литургическую рипиду — ибо он был диакон, а потом и пресвитер — со страхом и трепетом, и орошал слезами честные свои ланиты и грудь — и так в продолжение всей святой литургии. И так чисто и безупречно священнодействуя в причастии святых, непорочных и бессмертных Таин, они освящали весь народ и отпускали с миром.

15. И часто, собирая их в главном храме, святейший отец наш учил, наставлял, призывал, говоря: "Братия, которую связала благодать, чтобы мы собрались вместе, будем бороться, пока есть время, и да не распустим себя легкомыслием; пока длится торг , да умножим многократно душевную выгоду, потому что когда он закончится, никто уже не торгует. Сказано: в смерти нет памятования о Тебе: нет во аде исповедания (Пс.6:6). Подумаем о том, какие кары ждут грешащих безразлично и не кающихся: здесь сострадателен Судия, а там безжалостен; здесь милует, а там наказывает; здесь прощает седмижды семьдесят раз, а там отсылает во тьму внешнюю. Посему потрудимся здесь прилежно, не расслабляясь унынием, побежим ревностно, ибо нужно бежать, и бежать быстро, чтобы успеть в меру совершенства. Будем трезвиться и бдеть, потому что приходит Господь наш в час, которого не ожидаем. Презрим мир, и то, что в мире, возненавидим плоть и помышление ее, что есть вражда с Богом, бежим от удовольствий плоти, отвратимся от вожделений ее, возненавидим изнеженность, чтобы не нежились через нас наши враги, приобретем воздержанность, с которой нам приходит душевная чистота. Отобьем приступы супостатов, стяжаем смиренномудрие, возводящее на небеса, и исповедь — кратчайший путь спасения; научимся послушанию, доставляющему бесстрастие. Примем с терпением приходящие на нас скорби как собственные, а не как чужие — ибо нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим.8:18), как говорит апостол. Постараемся сойтись в единстве веры, не поставим здешнее над грядущем; не будем восхищаться ничем из тленных, не предпочтем пребывающему то, что не остается, будем искать горнего, о горнем помышлять, где Христос (ср. Кол.3:1-2). Пусть не будет у нас срама и глупых разговоров, от которых огорчается Дух Святой, потому что и за праздное слово мы дадим ответ в день суда (ср.Мф.12:36). Умертвим земные члены наши (Кол.3:5), постараемся представить их в жертву живую, святую, благоугодную Богу (Рим.12:1); не будем заботиться ни о чем ином, кроме спасения душ наших, облечемся во всеоружие духа, чтобы нам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань против невидимых врагов, а не против крови и плоти (Еф.6:11-12). Послужим со страхом (ср. Пс.2:11) Избравшему нас; возблагодарим Бога, призвавшего нас в жизнь вечную, к которой и постараемся идти, насколько это в наших силах. Будем постоянны в молитве и прошении (ср. Кол.4:2), отложим ветхого человека с делами его и вожделениями, и облечемся в нового (Кол.3:9-10), по Богу сотворенного в святости и праведности. Будем повиноваться друг другу в страхе Божием (Еф.5:21), стяжаем непорочность, и целомудрие, и чистоту ума, чтобы поселиться вместе с ангелами. Тогда, говорит Господь, праведники воссияют как солнце (Мф.13:43) — и какой же будет позор, их видеть сияющими как солнце, потому что они творили дела света (ср. Рим.13:12), а себя — помраченными и темными, как сотворивших дела ночи: этого позора довольно нам для величайшего наказания. Посему призываю, будем трудиться стать подражателями их дел, чтобы вместе с ними оказаться в том упокоении, откуда бежала мука, и скорбь, и стенание. Любовь же будем иметь ко всем, и мир, и освящение, без которых никто не узрит Господа. Итак, все попечение наше возложим на Бога, потому что Он заботится о нас.

И вот, таким образом и еще больше наставив и научив из Божественных Писаний и от себя, блаженный отпускал нас с миром, говоря: "Идите, братия, благ Бог и нам дать слово устами нашими открыто (ср.Еф.6:19) напоминать вам о полезном и побуждать к деланию заповедей Его".

16. Таковы были его душеполезные поучения для многих, обращенные ко всем, — а еще он говорил с каждым наедине, приглашая в святую свою келью, неисчислимо и невыразимо, так что часто он даже всю ночь проводил без сна, наставляя ко спасению каждого брата по отдельности, всех милуя, всех врачуя, для всех сделавшись всем, согласно блаженному Павлу, чтобы приобрести всех (ср. 1 Кор.9:22). Ибо кто, осаждаемый плотолюбивым бесом, рассказав отцу с верою и сердечным сокрушением, не освободился сразу от такого беса? Кто, удручаемый скорбью, легкомыслием или унынием, которые имеют обыкновение затемнять ум, побеседовав с ним, не пробуждался к усердию и мужеству? Кто, отягощенный какой бы то ни было другой страстью, исповедавшись ему, не был тотчас исцелен от болезни? Тело же его было чрезвычайно истощено бодрствованием и воздержанием от пищи, так что он не мог даже говорить от крайней слабости. Ибо кто стяжал такую воздержанность как отец наш Никита, который даже необходимое, я имею в виду хлеб и воду, принимал в недостаточном количестве (а о вине и прочей разной снеди и говорить излишне)? И кто имел такую непорочность и телесную чистоту, как он, кто достиг такой кротости и смирения, кто был, как он, настолько проницателен или сострадателен, что явно исполнил все блаженства Господни? Он стал нищим духом ради Царствия Небесного, плакал и сострадал труждающимся со всех сторон ради утешения от Утешителя, был кроток и смирен больше всех, чтобы унаследовать землю кротких , алкал и жаждал правды ненасытимо, милостив же и нищелюбив был настолько, что ему не хватало его имущества для раздачи с веселием; чист сердцем, в котором и предстал перед Богом и общался с Ним ; миротворец и незлобив ради звания сыновства. И изгнан он был за правду, и поносим, и слышал злобные слова от лживых инославных за Христа, отчего и получил в удел, радуясь, великую за это награду на небесах.

17. И будучи таков, блаженный отец наш Никита вселением Святого Духа удостоился и божественных даров, и получил от Бога власть и силу против нечистых духов, чтобы изгонять их — и справедливо, потому что Я прославлю прославляющих Меня (1 Цар. 2:30), и так далее. Того, о чем я собираюсь рассказать, я сам не застал, но один брат рассказывал мне дважды после его кончины, что "пока монастырский вратарь был занят не знаю чем, пастырь приказал мне временно исполнять эту службу. И когда я был там, пришел к воротам некий человек из местных с очень юным сыном — а мальчик был нем от рождения. И просил меня отец, движимый верой, взять мальчика и отвести к великому мужу, чтобы тот помолился о нем. И когда я доложил об этом отцу, он, слегка побранив меня, отослал. Но так как я стал понуждать его, говоря, что человек просит с верою, он приказал привести к нему мальчика. Когда же я так и сделал, он, взяв его и помолившись, запечатлел крестным знамением и никогда не говорившего мальчика благодатью Христовой отправил к родителю с чистой речью. Отец же его, пораженный, много благодарил Бога и преподобного и с радостью пошел домой вместе с сыном". Не умолчу я и о том, чему сам был свидетелем.

18. Был в обители один брат из очень простых и незлобивых, и отцы очень любили его за похвальную его простоту и незлобие. И позавидовав ему, начальник зла диавол, воспользовавшись презлым своим действием, сделал так, что он стал каким-то безумным и сумасшедшим. И это огорчало преподобного, видеть брата в таком положении и страдающим. Затем он приказал нам поститься до вечера, и когда было святое собрание, после совершения божественной литургии преподобный взял брата в диаконник и, помолившись, помазал его святым елеем и миром и снова привел его в прежнее состояние, благодатью Христовой явив его разумным и здравым. И с тех пор тот брат пребывал неповрежденным, потому что преподобными молитвами отца нашего действие нечистых духов было изгнано из него и никогда уже не причиняло ему никакого вреда.

19. Другой человек из новопришедших имел нечистый дух, скрытый в нем и совершенно не проявлявшийся — ибо бес сдерживался, остерегаясь противодействия преподобного, думая утаиться, скрываясь. Итак, когда пришло время юноше принимать святую схиму, почуяв наставление великого мужа и наложение святых его рук, коварный бес начал смущать брата на следующую ночь и показывать ему во сне явления, пугая и сотрясая его. И когда брат увидел, что бес удручает его и овладевает им, он встал посреди ночи, чтобы прибегнуть к преподобному — а затем, оказавшись вблизи кельи, где спал великий муж, увидел огромного змея, ползающего перед дверью домика и заграждающего ему вход, потому что бес превратился в это по своему обыкновению, чтобы не дать войти к тому, кто должен был изгнать его оттуда. Итак, брат, дерзнув ради преподобного и презрев беса, ворвался в келью великого и открыл ему злоумышление нечистого беса. И святой, запечатлев его и повелев нисколько не бояться того беса, приказал возвращаться в помещение, где он спал. А злоумышленник, сдержав себя на несколько дней и не снеся жжения благодати, причиняемого ему преподобным, снова начал смущать брата, наводя на него невыносимые сердечные боли. Наконец, он бросил его безгласным и недвижимым, только с раздираемыми и истекающими внутренностями, так что мы думали, что они разорвутся. Итак, преподобный, встав перед ним, помолившись и запечатлев знаком спасительного креста, в тот же час прогнал из него тиранствующего беса и поднял брата здоровым. И с того часа брат оставался невредимым, и тот бес уже нисколько не вредил ему.

20. А иной некто, также из недавно поступивших, тоже имел нечистый дух, подобным же образом скрытый. И проведя несколько дней в монастыре, брат также начал испытывать действие беса и сильно мучиться. И к нему придя, преподобный помолился и, изгнав из него беса, содействием Христовым сделал так, что он выздоровел. И говорил брат после исцеления, что "я видел, как человек Божий с посохом изгоняет из меня некоего уродливого ефиопа". Но он оказался неблагодарным и, уничижив благодать Божию, тайно удалился из обители, прежде чем его постригли, и что с ним случилось, мы не знаем. И многие другие разнообразные недуги, то есть горячку, головную боль и всякие иные страдания блаженный исцелял данной ему благодатью.

21. А каков врач душевных болезней был отец наш Никита, никто не возразит — ведь он даже по движениям и виду узнавал одержимых помыслами или страстями. И если кому случалось впасть в некое прегрешение — ибо только ангелы не грешат — он узнавал его по мрачности и перемене лица, и, пригласив в свою келью, наедине убеждал божественным своим поучением и утешением рассказать все о себе; и если видел того сильно сокрушенным и униженным, то не давал даже полагающуюся епитимью, но умеренную, подтверждая любовь к нему, чтобы таковой не был поглощен излишней скорбью. И в этом он также был подражатель боговещанного Павла, как и тот сделал в отношении согрешившего в Коринфе .

22. Таковы свершения боговещанного отца нашего, таковы подвиги блаженного, таковы деяния чтимого, таковы награды храброго воина, таков победный венец борца. Кто когда насытился его поучением? Как было вдоволь наслушаться его сладостнейшей беседы? Ко всем он был благосклонен, со всеми любезен, всеми любим, со всеми приветлив, с готовностью говорил и слушал, сострадательный, щедрый, весь полный любви и рассуждения, весь исполненный смиренномудрия, весь изобилующий кротостью, весь по-настоящему насыщенный всеми добродетелями — наконец, вся жизнь его и само созерцание были для всех поводом к пользе и назиданию. Посему он и достиг вершины бесстрастия, очистив все чувства, и стал весь просветленный, весь сияющий, весь сладостный и видом, и нравом, и поведением, весь блистающий, всегда озаряемый вечною Троицей.

23. А великий Афанасий, верный и разумный эконом, многие годы прекрасно управлявший делами киновия, перенесший много бед вместе с отцом, сподвижник его и соратник, многие свершения сотворивший в киновии, заболел болезнью, от которой и умер. Затем, когда мы окружили его, бывшего при последнем издыхании, и молили помянуть нас перед прибирающим его Богом, он произнес нам такие последние слова: "Если я обрету дерзновение и достигну искомого, вы обязательно узнаете об этом". И с тем, благолепно сложив преподобные ноги, он предал дух в руки Господни в двадцать шестой день месяца Гиперберетея . Итак, похоронив его по обычаю, мы положили его в собственную могилу — ибо у наших отцов не в обычае, как в других монастырях, в одну гробницу класть всех покойников вместе, но найдя каждому подходящее место, они делают там особую могилу и скрывают его в земле согласно сказанному: прах ты, и в прах возвратишься (Быт.3:19). Вот там, как сказано, мы и положили останки и сего блаженного. А чтобы погребение преподобного не исчезло, но было явно видно всем, Бог всяческих устроил так, что на могиле, над самой его честной грудью само по себе выросло дерево, называемое кипарис, так что многие, движимые верою, приходят и целуют это дерево и, взяв от него щепочку, носят с собой для здоровья.

24. Отец же наш Никита, немало удрученный разлукой с ним, взяв на себя ношу их обоих, бодрствовал, трудясь в попечении о братии. А через небольшое время и общий отец наш Никифор, который Божиим содействием основал обитель, посвятивший Богу все, что у него было, почитаемый у Бога и людей, всеми любимый за умеренность нрава, также окончил жизнь в четвертый день месяца Артемисия . А отец наш Никита, как настоящий его ученик, надписанием учредил ежегодное торжественное празднование его памяти. И мы всей братией уговаривали его принять рукоположение и звание игумена — ибо он не имел его, потому что блаженный Никифор был еще жив. Он же досадовал, негодовал, сердился и просил всех избавить его и не заставлять носить такое именование. "Поставьте," — говорил он, — "кого-нибудь другого, кого вы хотите, чтобы он имел звание игуменства, а я буду с Богом заботиться о людях как и раньше — только к этому меня не принуждайте, прошу вас". А когда мы сказали: "Невозможно в этом уступить тебе, потому что и при жизни общего нашего отца ты после Бога был наставник и учитель наш, и тем паче после его ухода нужно тебе принять это и делом, и словом, и именованием", он ответил: "Тяжело мне повеление, которым вы меня принуждаете, братия, но да будет воля Господня". О беспредельное смирение всепреподобного отца нашего — то, чего другие добиваются с дарами и получают с раздорами и сражениями, ему было вручено ради крайнего смирения. Итак, много уговаривая его и сами, и и через друзей, и через других отцов, мы силой убедили его принять, как уже говорилось, рукоположение и звание игумена — получил же он его наложением рук иже во святых Никифора, занимавшего тогда Константинопольский патриарший престол.

25. И пока мы еще были в Виза?нтии, начали нашептываться нечестивые и богомерзкие учения против честных икон. Ибо злоначальник диавол, безмерно превозносящийся и надмевающийся против Бога, сказавший: "Поставлю престол мой на облаках, буду подобен Всевышнему (Ис.14,13-14)" и из-за этого низвергнутый, который издревле и изначально злоумышляет против рода человеческого, сначала проник в рай и, обманув первочеловека обманом обожения, сделал его преступником заповеди Божией и изгнанником из рая. Затем, когда род умножился, он завладел им в идолослужениях и убедил поклоняться твари вместо Творца (Рим. 1:25). Когда же люди были освобождены от этого воплощением Божественного Слова, Которое ради них и воплотилось, и через святых апостолов, и мучеников, и других боговидных и священнослужительных отцов, преемников учеников Христовых, и оно, то есть идолослужение, совершенно исчезло, даже и тогда коварный не прекратил злоумышлять, но снова изобрел разные ереси и через них умножил на земле страшные раздоры и несносные соблазны.

26. Затем же, когда и они были устранены святыми Соборами и противостоянием преподобных отцов, против них боровшихся, каждого в своем поколении, по мере того, как эти ереси возникали, что он делает? Никоим образом не успокаивается и не останавливается, но снова придумывает иную ересь, первую и последнюю, соединяющую все, что были до нее, так что она только что не опровергает домостроительство Спасителя нашего Христа. Ибо если честь иконы восходит к первообразу, как говорит Василий Великий, то и наоборот, конечно, тоже — ибо если икона подвергается бесчестью, то по необходимости бесчестится и первообраз, а если прославляется, то подобным же образом сопрославляется. Скажу тебе яснее через зримый пример: представь себе царский образ, начертанный в некоем месте (ведь у царей издавна в обычае так делать). И вот двое проходят мимо в том же месте, и один, очень любящий царя, увидев царский образ, подбегает к нему, обнимает и лобызает, а другой, выбранив первого, плюет на образ и, набрав грязи в обе руки, замазывает и залепляет его. Затем царь узнает об этом. Скажи мне, кого из них он одобрит — не почтит ли он первого чинами и жалованием, а второго не покарает ли? И если испортивший образ земного царя не останется безнаказанным, то надругающийся над образом Сына Божия, ради нас вочеловечившегося и облачившегося в плоть и во всем нам уподобившегося кроме греха, какой только кары не понесет? Прочь эту глупость, человече, и устыдись Христова образа, если любишь Христа — а если не почитаешь изображение, то ясно, что и первообраз. Но, как я слышал от неких суесловов, некоторые из простонародья обожествляют их, и поэтому не следует изображать Христа на иконах. Что за недомыслие! Тогда надо тебе, кто такое говорит, и солнце затемнить из-за тех, кого оно слепит. Послушай же о различии поклонения по нашему разумению. Известно, что одно есть служительное, каковое мы научены творить первой и Божественной природе, а другое относительное и возводительное, как говорит великий Дионисий. Наше же поклонение мы видим сообразно нам самимво множестве различных чувственных символов, через которые мы иерархически возводимся к умному обожению в присущей нам мере, и к Богу и Божественной добродетели. И одни как умные сущностивосходят к Божественным созерцаниям как им положено, а мы — с помощью чувственных образов, насколько возможно. Если же ты настолько увечен разумом и слеп к нашим доводам и остаешься неисправим, то в час исхода будешь раскаиваться без пользы.

27. Некоторые считают эту ересь менее важной и не ставят ее ни во что, из-за чего легко уловляются и уступают; а некоторые полагают, что это и не ересь, а только препирательство. Я же думаю, как, по-моему, и всякий благоразумный человек, что она очень страшна, потому что идет против домостроительства Христова. Рассмотри же и то, что другие ереси имели начало от епископов и менее высоких пресвитеров, а эта от самих властителей — а вы знаете, какова разница между пресвитерами и царями, — и те составились от догматических учений и споров, постепенно набирая силу, а эта от царской власти. Ибо Лев, называемый Исаврийским, восстав против Феодосия Нового, захватил Ромейское царство и, кичась им, не воздал славу Богу — ибо Им цари царствуют и правители узаконяют правду (Прит.8:15), как говорит притча, — но поднял высоко рог свой и говорил на Бога неправду (Пс. 74:6), положил на небеса уста свои, и язык его расхаживал по земле (Пс. 72:9). И начал он уничтожать от святых апостолов переданные изображения в церквах, говоря, что не должно изображать Христа, ни поклоняться Ему на иконе.

28. Тут сошел со своего престола великий архиерей , излетела из гнезда честная ласточка, весну церковную украсившая благозвучным пением и возвеличившая праздники Господни, а вместо нее возвели уродливого ворона, разверзающего клюв и бессмысленно каркающего, в то время как Церковь взывала и стенала в печали, лишившись такого великого и боговидного архиерея. И было немалое смятение в Церквах повсюду, потому что зло, словно порча, распространилось везде, поддерживаемое державой нечестия. Затем наследует его царство, а с ним и нечестие, сын его Константин, злого корня еще злейший отпрыск, от ядовитого зверя душетленный дракон, от страшного льва пестровидный леопард. Сей же многократно превосходил порочностью отца — ведь он не удовольствовался надругательством над святыми иконами, но и обесчестил, сколько мог, и святых мучеников, приказав не говорить "святой" ни о ком, кроме апостолов, сорока мучеников, Феодора, Георгия и так далее. А мощи их он уничижил совершенно и ни во что не ставил, и проще говоря, по виду был христианин, а в мыслях совершенно как иудействующий. Ибо та, которую Христос предпочел и избрал, чтобы вселиться в нее, я имею в виду преславную Мать Его, которая превыше всех творений, которая есть спасение всех смертных, предстательство мира, которая стала близка к Богу из-за красоты девства, вот ее-то чтимое имя он многими путями старался изгнать из Церкви — а о заступничестве ее, которым мир стоит, он не хотел даже упоминания, говоря, что она не может никому помочь. И пытался подкрепить свои доводы примером: ибо однажды он взял в руки кошель, полный золота, и, показывая его присутствовавшим, спросил: "Сколько это стоит?". Когда же те сказали: "Много", он, высыпав золото, снова спросил: "А теперь?". И когда они ответили, что ничего, несчастный сказал: "Так и Богородица," — ведь недостойный не удостаивал даже называть ее святой, — "когда Христос был в ней, она была почтена, а как только родила Его, ничем не отличалась от других". Что за богохульство, что за похвальба — и каково неизреченное терпение Божие, каково несказанное великодушие? Как не заградились уста его, говорившие против Матери Христовой неправду в гордости, и чем он был не подобен богохульным иудеям, новый фарисей, высокомерный и богомерзкий?

29. А подобно нам монашествующих он не удостаивал даже мысли, но и называл неупоминаемыми, сам неупоминаемый — и тех, кто не повиновался злой его воле, одних осуждали на изгнание, другие умирали в темницах, а иных убивали мечом, иных же забивали палками и волокли, так что их внутренности валялись по улицам. И свидетель мне Стефан, новый христомученик, соименный и сходный делами с первомучеником. Кроме того, некоторых из них бросали в морской поток, а другие, пощаженные карателями, убегали и обитали в горах и пещерах, оставаясь стойкими в тяготах, бедствуя в голоде, жажде, холоде и наготе; другие, боясь кары и не полагаясь на слабость плоти, уходили в чужие страны и там исполняли свидетельство совести. И одни склонялись перед страхом наказания, других заманивали лестью, третьи поддавались, любя славу человеческую больше Божией, а четвертые — исполняя плотские наслаждения (ведь многие из них были принуждены и жен взять). И сделались места размышлений о душе, увы мне, домами блуда. Весь же замысел и старание его с тех пор, как он воцарился, было окончательно извести монашеский чин. И настолько сей зловоннейший радовался зловонию нечистоты, что мазался испражнениями животных и велел делать то же и своим приближенным, которым он оказывал внимание, благодетельствуя их и таким способом, вечно радующихся зловонию. Но не время описывать все его нечестивые деяния, многие и скверные. Рассказывают же о нем, что когда его крестили младенцем, он испоганил купель, так что святой Герман сказал: "Великое зловоние замешает сей в Церковь", что и вышло. Забыл я еще вот что сказать вам вместе с прочим: я сам читал тринадцать словец, лишенных всякого смысла, которые он обнародовал в течение двух недель.

30. Итак, когда и он изрыгнул жалкую свою душу, царство на пять лет унаследовал сын его Лев: и тот, будучи менее злобен, ничего не сделал, но скорее при нем Церковь получила небольшое облегчение. Затем, когда и он скончался, Ирина, тезоименная истинному миру , воцарившись, вместе со своим отпрыском преподнесла Церкви совершенный мир. Ибо отложив женскую слабость, она мужественно выступила против нечестия и, выказав великую твердость ради истины, прогнала из города противоречивших оной, лишив их поясов— и так наилучшим образом сразившись за веру, имея соратником и единомышленником и великого Тарасия, и содействием во всем Бога всяческих, она вернула Церквам древнюю красоту Христова домостроительства и благолепное цветение. И настал глубокий мир во всей вселенной благодатию Христовой и попечением Ирины, православной царицы. Сотворила она и множество других добрых дел, я имею в виду приюты для стариков, нищих, странников и облегчение податей. А монашеский чин настолько возрос при ней, что достиг неисчислимого множества: везде подвижнические и душепопечительные обители, везде мирное устроение монахов и мирян, и тех и других вечные молитвы, всенощные псалмопения, и в остальном все спокойно и тихо, и дела христианские в умиротворении через единство веры — одна паства, один пастырь Христос.

31. Преемником же ее на царстве, а вместе и в благочестии, стал Никифор, благочестивейший, нищелюбивый и монахолюбивый; затем Михаил, который и теперь еще славен в монашеском достоинстве. Восстав против него и захватив не по достоинству Ромейское царство, звероименный и зверонравный Лев не прославил и не возблагодарил Бога, попустившего это, но осуетился в опустошении ума своего (ср. Рим. 1:21), и счел, что, поддерживая нечестие, он этим сохранит себе царство. Подражает и этот соименному себе и сходному нравом отступнику, ассириянину и врагу, изобретателю зол, то есть Льву Исавру, и начинает преследовать святая святых так же, как и тот. Затем он стал искать сообщников и учителей зла: и нашел немногих из синклита, Иоанна, называемого Спектас, и Евтихиана. Искал он и в священническом чине, и подбросивший ему это диавол, обойдя Византий, нашел Иоанна по прозвищу Грамматик, нового Тертилла , и, наверное, взяв его за руку, привел к царю со словами: "Прими его, он пригодится тебе в искомом — ибо он есть сосуд мой избранный, чтобы нести имя мое против православных". И вот как Павел Христовыми, так и сей стал устами диавольскими, и как поток, образовавшийся из разных ливней, несет зловонные и мутные воды, так и он из мерзкого сокровища сердца своего вынес зловоннейшие и грязные догматы, напояя ближних развращением мутным (Авв. 2:15 слав.). Помощниками же у него были из престольных Антоний, епископ Силлейский, а из иноческого сословия некий Леонтий и Зосима — каковой Зосима в те же дни подвергся отсечению носа за прелюбодеяние и скончался.

32. Затем собирается все множество монахов с епископами и митрополитами к святейшему патриарху Никифору и творят всенощное бдение в Великой Церкви — а наутро пригласил их царь. А обманщиков и сообщников зла он держал внутри дворца, покрывая их и словно птица пригревая в царских чертогах, и подзуживая, и обещая дары, и веля ничего не бояться. Сначала он приказал, чтобы патриарх вошел один — а потом, не зная, о чем они сговорились между собой без него, пригласил всех. И стал перед ним строй избранных отцов, святых, ангелоравных, боговидных. Стояли рядом и вельможи царские, и весь синклит.

33. И говорит святейший Никифор облеченным высокими званиями: "Скажите мне, не существующее может пасть?". Они же, недоумевая из-за неясности вопроса, смотрели друг на друга. И снова патриарх спросил: "Пали при Льве и Константине Исаврийских святые иконы, или нет?". Когда же те кивнули головами и ответили "Да", патриарх сказал в соответствии с замыслом, о котором они сговорились между собой: "А ведь не стоявшее как может упасть?". Царь же на это ничего не ответил, а отцам сказал: "Знайте, отцы, что и я думаю так же, как и вы". И вынув нательный крест с изображениями, который носил, и лицемерно его целуя, он говорил: "Как видите, я ни в чем с вами не расхожусь. Но появились некие люди, которые учат по-другому и утверждают, что правильный путь тот, о котором говорят они. Итак, пусть они выйдут перед вами и вы обсудите между собой этот предмет, и если они убедят вас в своей правоте, то и вы не препятствуйте доброму делу, а если вы их убедите, что они учат нововведениям, то пусть прекратят учить худому, и да господствует православие, как и прежде. Ведь если бы меня обвиняли даже по менее важному поводу, мне не следовало бы молчать, а тут церковный вопрос".

34. Когда же те не согласились ни принять их лично, ни удостоить какого-либо слова, но почитали их за мерзость, зная к тому же в точности замысел царя, который склонился и направился в сторону зла, и что они не переубедят его, даже если приведут ему в свидетельство все Писание, сказал Емилиан, епископ Кизика: "Если это церковный вопрос, как ты сказал, государь, пусть он обсуждается в Церкви: ведь и издревле и изначально церковные вопросы обсуждаются в Церкви, а не в царском дворце. "Но и я," — сказал царь, — "чадо Церкви, и выслушаю вас как посредник и, сравнив то и другое, узнаю истину". На это Михаил, епископ Синады: "Если ты посредник, то почему не исполняешь дело посредника? Ибо одних ты скрываешь во дворце, и поощряешь, и подзуживаешь, и даешь им волю проповедовать нечестивые учения, а другие даже по закоулкам не отваживаются слово молвить, везде гонимые твоими указами. Это признак не посредничества, но насильства". "Это не так," — говорит царь, — "я уже сказал, я как и вы. Но раз меня обвиняют, я не должен отмалчиваться. И что за причина, что вы не хотите c ними говорить? Отсюда нам понятно, что вы в затруднении, и у вас нет свидетельств, подтверждающих ваши слова". Затем Феофилакт, епископ Никомидии: "Свидетель нам, во-первых, Христос, чье изображение перед твоими глазами, а во-вторых, есть тысячи свидетельств, подтверждающих это, и у нас нет недостатка в том, о чем ты заботишься, но нет ушей, которые бы выслушали — мы воюем против власти". Затем Петр, епископ Никейский: "Как ты говоришь, чтобы мы беседовали с ними — ведь вот, ты их союзник. Разве ты не знаешь, что если ты приведешь даже так называемых манихеев и будешь их защищать, то они одолеют нас, потому что ты им помогаешь?". Не без умысла сказал это святейший Петр — ибо где с нечестием сплетается власть, истина терпит поражение, и правда подавлена и угнетена.

35. Затем и святитель Евфимий, епископ Сардский, ответил царю с бо?льшим дерзновением: "Послушай, государь, с тех пор как Христос сошел на землю и до сего дня, восемьсот лет и больше, Он изображается и почитается на иконах в церквах повсюду — так какой же наглец осмелится поколебать или упразднить предание, которому столько лет, полученное от апостолов, и мучеников и преподобных отцов? Ведь апостол сказал: Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом, или посланием нашим (2 Фес.2:15). И еще: Если даже ангел с неба будет благовествовать вам не то, что вы приняли, да будет анафема (Гал.1:8-9). Так что и против тех, кто измыслил эту ересь прежде нас, созван был Второй Никейский Собор при благочестивых государях Константине и Ирине. Итак, этот Собор Сын Божий запечатлел Собственным перстом, и кто осмелится что-либо из него поколебать или переиначить, да будет анафема". Но будучи хитер, царь пока что изобразил великодушие. Отвечал и Феодор, горячий учитель церковный, игумен Студийский, говоря: "Не разрушай , о государь, церковное устроение — ведь сказал апостол: "И поставил Бог в Церкви, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, в-третьих, пастырей и учителей (ср. Еф. 4:11-12 и 1 Кор. 12:28)", а о царях не сказал. Тебе, о государь, вверено устроение государства и войско — о них и заботься, а Церковь оставь пастырям и учителям, согласно апостолу. Если же не хочешь, то если даже ангел с неба будет благовествовать нам извращение нашей веры, и его не послушаем, не то что тебя".

36. Тогда, вскипев гневом, и посчитав правые речи за оскорбление, он отослал всех и сослал преподобного Феодора, сказав, что при его царствии тот не вернется в Византий, а настоятелей загородных монастырей выгнал из города, приказав им никуда не выходить и не учить православию. Сослал он и предстоятелей великих церквей, одних в восточные страны, а других на острова Запада, и объявил святейшему патриарху Никифору: "Уходи, ибо Церковь в тебе не нуждается". Тот же отвечал ему честно?ю грамотой, говоря: "Я, о государь, просто так не уйду, ибо нет во мне вины для низложения. Но если меня заставят из-за православия и благочестия, либо ты сам, либо ваш царский человек, то пошли, и я уйду". Тогда царь послал одного из своих вельмож, и тот низложил его тираническим образом. Он же, сойдя в Великую Церковь, зажег свечи, покадил и помолился, и в то время как народ оплакивал его отъезд, он произнес им такое слово: "Чада, я оставляю вас христианами". И пошел на акрополь и, сев в лодку, переправился и прибыл в одно из своих подворий — и там пребывал в постах, и молитвах, и прошениях, в безмолвии, и стойкости, и многом терпении до дня отхода своего к Господу.

37. И так получив полную волю, горькие гонители истины стали безбоязненно распространяться и учить злочестивым догматам. Поставили они и патриархом, как будто играя в детские игры, некоего Феодота из спафариев, который был какой-то простоватый и легковесный, так что ему в шутку и имя дали от зрелищ, на смех любителям поиздеваться. Говорят, что он и служанку водил с собой из-за того, что страдал болезнью почек, а скорее для исполнения наслаждений. Затем учинили они иудейский синедрион в Великой Церкви и анафематствовали святых отцов наших — что за безумие: обратятся труды их на главы их, и анафема их падет на темя их. А не уступивших им епископов одних топтали ногами, повалив на землю, а других вытолкали из синедриона задом наперед.

38. После этого приказано было войти игуменам видных монастырей, и все вошли — среди которых был и боговещанный отец наш Никита, о ком и речь. И тут они сначала коварно пробовали завлечь их лестью, а потом запугать угрозами. А когда увидели, что они все это презирают, бросили их в разные темницы, что-то рассудив относительно них. Заключен же был наш преподобный отец Никита много дней в душном и зловонном узилище, так что и без иного наказания это осуждение было ему достаточно для кары — ведь и по природе он был брезглив во всем как никто другой. И ко всему этому каждый день приходили к нему выкидыши безумия, я говорю о ничтожных человечишках, не достойных и поздороваться с ним, болтая хульные слова, говоря дурацкие речи, чтобы помучить преподобного. Особенно же некто по имени Николай мучил его суесловием, пока собственный его отец (а он уже скончался) не предстал ему во сне и не пригрозил, говоря: "Отстань от рабов Божиих". И с тех пор бесчинный стал благоразумнее и уже не досаждал праведнику, но и другим мешал это делать.

39. Итак, когда преподобный, как уже говорилось, пробедствовал в темнице много дней, царь приказал сослать его в восточные земли под стражу в крепость, называемую Масалеон. А была уже примерно середина зимы, и можно было видеть святое это тело снедаемое холодом и снегом сверху, а снизу дорога испаряла влагу и причиняла ему большие тяготы. Еще же и тот, кому было приказано отвести его в ссылку, был немилосерден и торопил его, так что за семь дней, в то время самых коротких, он преодолел все расстояние этого пути (то же самое и с другими отцами делал свирепый зверь). Уразумев же, что ссылкой он не добьется ничего больше, как сделать их еще ревностнее, потому что они были выше всякого мучения, коварный изменил свое решение и приказал, чтобы того, еще и пяти дней не проведшего в ссылке, опять вернули в Византий еще в большей спешке, и с такими же тяготами и бедствиями. И приказал он, чтобы они жили вольно, пока он обдумает, каким образом он мог бы увлечь их к своему учению.

40. И когда миновали дни зимы, а потом и святого поста, после Святой Пасхи передал он их измыслителю зол Иоанну, чтобы тот наказал их как придумает. Он же, взяв их, бросил в разные темницы и мучил, подвергнув таким карам, каким и еллины не подвергали мучеников: ибо он вверг их в скорбные и мрачные темницы не имеющими ни подстилок снизу, ни покровов сверху, и во что каждый оказался одет, в том и ложился на землю, подкладывая под голову черепицу, а через очень узкое отверстие им кидали как собакам по унции хлеба, и того испорченного, столько, чтобы они не умерли от голода. Воды же, которую им давали, было очень мало, и та тухлая. Ибо весь его замысел состоял в том, чтобы или убедить их, или свести в могилу. А для еще большего мучения прославленного отца нашего он заточил в тюрьму и брата нашего, который прислуживал ему, я говорю о Феоктисте, благодатью Христовой ставшем его преемником, который тогда был юношей. Увидев же, что он скорее предпочтет умереть, чем предать истину, они завлекли их тем, что, дескать, "мы ничего от вас не просим, только один раз вступить в общение с Феодотом и кроме этого ничего не делать — а потом каждый бы отправился в свой монастырь и с верой вашей, и с мнением". Тогда вышли отцы (если можно называть их отцами ради их новой борьбы, которую они явили позже, и горения жаркого) [41] каждый оттуда, где был заточен, и пришли к преподобному Никите, побуждая и его выйти из заключения. Когда же он стал отказываться и никак не хотел послушаться, они настаивали, наступая на него, что, мол, "невозможно, чтобы ты оставался здесь, если мы вышли: то, чего они от нас требуют, есть ничто — снизойдем немного, чтобы не погубить все". И так, после того, как они долго заставляли его, он уступил против желания, не избегая мучений и не обессилев перед бедствиями — ни в коем случае — но из почтения склонившись перед увещанием отцов, не по своему выбору — нисколько — но уважая старцев. Ибо если бы ему надлежало выбрать жизнь или смерть ради веры, я прекрасно знаю, что он предпочел бы смерть, и никоим образом не предал бы что-либо из правого слова, даже если бы ему предстояли тысячи опасностей. Итак, все вместе пошли в так называемые дома молитвы (а они были расписаны, как и прежде) и приобщились из рук Феодота, говорившего: "Не поклоняющимся иконе Христа анафема". И тогда остальные отцы отправились по монастырям, которым каждый из них управлял. Сей же блаженный, особенно удрученный сердцем, потому что с небольшого отклонения начинается всеобщее крушение, решил бежать и уйти в другую землю и там исправить поражение.

42. И погрузив в лодку свои пожитки, он доплыл до Проконнеса — и снова передумав и сказав себе: "Где случилось падение, там должно произойти и исправление", опять вернулся в Византий и держался прежнего своего исповедничества и веры, совсем ничего не страшась. Царь же, призвав его, сказал ему: "Почему, в то время как другие отцы ушли по своим монастырям, ты один остался, последовав своей воле и не повинуясь нашему предписанию? А как я узнал, ты задумал еще и укрыться от нашей власти, решив ее провести. Так что уступив нашему приказанию, уходи в свой монастырь — а если нет, то я причиню тебе такие мучения, которые ты не сможешь вынести". На это преподобный отвечал кротким голосом: "Я, о государь, ни в монастырь свой уйду по твоему приказу, ни от веры своей отступлюсь, но есмь и буду в том же самом моем исповедании, в котором и отцы мои были сохранены, через которое они и опасности прежде подвергались, доблестно защищая Церковь. В нем мы стоим и хвалимся в надежде славы Божией. Ибо знай, государь, что я сотворил неподобающее не из страха смерти (ведь она временна) и не возлюбив эту жизнь (Бог свидетель), но против воли исполнил послушание старцам, которого не должен был. Итак, ведай доподлинно, что нет у меня никакого общения с вами, но я остаюсь с преданием, которое получил от начала. Делай со мной, что хочешь, и не думай услышать от меня что-либо еще".

43. Царь же, увидев, что намерение его непреклонно, передал его некоему Захарии, смотрителю царских покоев, называемых Мангана, чтобы тот до поры стерег его там у себя, пока он не решит, что с ним делать. Сей же муж, будучи благочестив, ничего плохого преподобному не сделал, но скорее наоборот, оказывал ему великие услуги и благодеяния, стыдясь даже в лицо ему взглянуть. После этого царь сослал его на один из островов в заливе, называемый святой Гликерии. Начальствовал же там некий Анфим из евнухов, обманщик, святотатец, злобный, лукавый, коварный, наглый, немилостивый. Вот его, ради чрезвычайной его порочности, безбожники сделали экзархом тамошних монастырей (потому что тогда таким людям вручали начальствование, чтобы своим господством они все разрушили). Местные жители прозвали его Каиафой за многое его безумие, и безрассудство, и кичливость. Он же, приняв преподобного и получив власть над ним, усердно мучил. Ибо заключив его в узкую и тесную темницу, он наказывал его вконец, не позволяя ему даже разогнуться, и носил с собой ключ от тюрьмы, приказав, чтобы скуднейшую пищу подавали ему через отверстие. Ибо ему и обещано было безбожниками, что если он убедит его согласиться с ними, то получит особенные почести — поэтому он и мучил его чрезвычайно, думая убедить его, нечестивец.

44. Когда же почтенный был там, какое чудо творит через него Бог дивных? Ибо не должно скрывать благодать Святого Духа, преизбыточествовавшую в преподобном. Итак, Захария, вышеупомянутый страж-благодетель боговещанного отца нашего, посланный царем для устройства государственных дел во Фракийскую страну, был захвачен соседними с той страной варварами и отведен пленником в их землю. Услышав же это, Михаил, святейший епископ Синнадский, из заточения, в котором и он содержался, известил преподобнейшего Никиту, что "общий наш друг Захария, схваченный Фракийским племенем, отправился пленником в их землю — но прошу тебя, вынуди о нем Бога, ведь ты можешь, я знаю". Когда же эта весть дошла до отца через прислуживавшего брата нашего Филиппа, он немало опечалился, так что даже весь день почти ничего не ел.

45. Когда же настал вечер, он дал слуге свечу, которая у него была для освещения темницы, чтобы тот омыл ее в морской воде. И спешно это сделав, слуга вернул преподобному свечу. А тот зажег ее и бодрствовал, моля Бога о Захарии, пока не получил от Бога всяческих уверение в его избавлении. Когда же пришел час ночного псалмопения, он позвал прислужника. И когда они совершили его, слуга, видя его радостным и веселым, спросил, желая узнать причину. Тот же говорит: "Не горюй, Филипп, потому что ты собственными глазами увидишь здесь нашего друга Захарию". Что и случилось — ибо спустя недолгое время упомянутое племя решило заключить мир с царем, и после того, как произошел обмен, вышел и Захария с прочими пленниками, благодаря Бога и святого. А три брата по плоти, плывя по морю, должны были утонуть, потому что их застала сильная буря. И спасшись призыванием святого, они благодарили Бога, давшего такую благодать святому Своему.

46. И так держался преподобный шесть лет в мучениях, бедствиях, лишениях до кончины богоборца Льва — ибо этот негодяй понес достойную своего безумия кару, ужаснейшую смерть. Ибо некие сановники, составив заговор и словно ангелом руководимые, беспрепятственно вошли во дворец и зарубили его внутри молельни мечами — потому что он хотел прибегнуть к жертвеннику и там был зарублен, беззаконствовав втуне (ср. Пс. 24:3).

47. Михаил же был у него узником, закованный в две цепи, и тотчас освободив его, расправившиеся со зверем провозгласили его царем. А он, будучи посредине между добродетелью и ее противоположностью, веру не восстановил, но всех отцов наших вернул из ссылки и освободил находившихся в темницах, и великое гонение на Церковь прекратилось. Вышел и блаженный отец наш Никита из темницы, в которую был ввергнут, словно из-под какого-то покрова блистательный исповедник и бескровный мученик, неся видимое свидетельство победы в своих подвигах. Отправился же великий отец наш на острова, лежащие близ города, любя безмолвие, и поселился на одном из них, ведя ангелоподобную жизнь, и был для всех руководителем ко спасению, для всех укрепление, для всех врач душевный и телесный, помогая нуждающимся необходимым, и обращая милостыню не только к верным, но и к неверным. После этого блаженный купил маленькое подворье напротив города к северу и там провел оставшееся очень краткое время.

48. Когда же наступило время отойти ему и быть со Христом, потому что болезнь очень усилилась и истощала его силы, в воскресное утро около шестого часа он, сложив преподобные ноги, прекрасно пробежавшие в исповедании веры, отошел вместе с пришедшими ангелами в третий день месяца Ксанфика . А когда услышали о его святом успении, собралось великое множество мужчин и женщин, монахов и дев из города и окрестностей, и все провожали его как заступника к вышнему Царю. Прибыли и архиепископы, святейший Феофил Эфесский и святитель Иосиф Фессалоницкий, и совершив над ним то, что принято при погребении, положили его в раку. А истинные ученики его, погрузив его на корабль, поплыли к святой его обители, которую он устроил собственными трудами. Мы же стояли на берегу в ожидании вместе с преподобнейшим Павлом, епископом Плусиады. И когда он прибыл к нам, мы, вынеся его с корабля, поклонились со слезами святым мощам, и вся братия обоих монастырей, подняв их на плечи, со всеми подобающими песнопениями проводила их до обители. Бог же сотворил через него по пути множество чудес — бесы изгонялись из многих одержимых, больные исцелялись от разнообразных болезней, среди которых и женщина кровоточивая, подойдя с верою и только коснувшись святых мощей, снова стала здорова.

49. Итак, исполнив над ним обычное последование погребения, мы положили его в гробнице общего нашего отца Никифора, которую тот сделал себе еще при жизни, в левой части притвора — где благодатию Христовой и до сего дня совершаются исцеления и знамения. Ибо все, кто приходят больными к этому святому гробу, возвращаются домой здоровыми, какая бы ни владела ими болезнь. Такова жизнь, таково житие гражданина небес и боговещанного отца нашего Никиты — сей возлюбил Бога ненасытимо и был возлюблен от Него по достоинству; прославил и прославился, потому что Я прославлю прославляющих Меня (1 Цар. 2:30), сказал Господь. Ибо Ему подобает слава, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне, и присно, и во веки веков. Аминь .