Cм. Х век.
Оп. в хрестоматии по истории Средних веков Стасюлевича.
ЛИУТПРАНД, ЕПИСКОП КРЕМОНСКИЙ (LIUDPRANDUS, EPISCOPUS CREMONENSIS, в сокращ. LIUZO, 920-972).
Занимает первое место между историками X столетия как по своему литературному таланту и образованности, так и по роли, которую он занимал в главнейших событиях той эпохи. Потому исторические сочинения Лиутпранда, представляя лучшую картину первой половины X в. и начала второй, служат вместе источником для биографии самого автора. Из слов Лиутпранда мы заключаем, что он родился в Северной Италии, вышел из лангобардской фамилии и впоследствии научился латинскому и греческому языкам; его отец был близок к королю Италии Гуго (926-947 гг.) и в 927 г ездил послом в Византию для укрепления связей нового короля с империей. Но по возвращении в Италию отец Лиутпранда умер, «оставив его ребенком» (Antap., III, 24), из чего заключают, что автор мог родиться около 920 г. Мать его вышла вторично замуж за лицо, еще более влиятельное при дворе, и Гуго за его хороший голос взял (931 г) Лиутпранда в капеллу. Там он получил те отличные сведения в классической литературе, которыми после воспользовался как писатель. Когда Гуго был изгнан из Италии в 945 г., фамилия Лиутпранда вместе со многими другими приняла сторону его более счастливого противника Беренгария II, а отчим молодого человека успел даже устроить пасынка секретарем нового короля. Беренгарий II обнаружил такое доверие Лиутпранду, что отправил его в 949 г. послом в Константинополь. Перерыв в сочинениях Лиутпранда оставляет нас в неизвестности о нем до 956 г., когда мы его видим уже при дворе Оттона Великого, где он жалуется на неблагодарность и несправедливость Беренгария II, из-за которого он бежал из Италии в Германию. При дворе Оттона Великого Лиутпранд познакомился с послом Кордовского калифа епископом Рецемундом, который, слушая рассказы Лиутпранда из его полной треволнений жизни, стал убеждать его составить историю своего времени. Но Лиутпранд приступил к этому делу только в 958 г., поставив себе задачей изобличить Беренгария II, своего личного врага. Он сделал все, кроме этого, потому что не успел дойти в своей истории до времени разрыва с Беренгарием и остановился на 949 г., пустившись в длинное описание своего путешествия в Византию, предпринятого им по распоряжению Беренгария II. Свое сочинение он назвал «Antapodosis», то есть «Воздаяние» (см. его собственное объяснение такого заглавия выше). Первые три книги этого труда заключают в себе историю Западной Европы от 893 до 931 гг. и были им написаны «по показаниям достоверных людей»; он сидел за ними весь 955 и 959 гг., потому что, когда им была окончена вторая книга, Оттон послал его в Византию, неизвестно зачем; кажется, он захворал на о. Паксос, и болезнь доставила ему случай снова сесть за работу, а потому третья книга, как говорит Лиутпранд, была им написана «в путешествии и в заточении». С четвертой книги автор начинает описывать то время, которое он пережил сам и был очевидцем; эта книга вместе с пятой, как и первые три, была написана во Франкфурте в 961 г., куда он возвратился из путешествия в Византию. Но последняя глава пятой книги и та часть шестой, которая им начата, были написаны по низвержении Беренгария и возведении на императорский престол Оттона Великого, следовательно, в 962 г., во время поездки Лиутпранда вместе с новым императором в Италию. Падение ли врага, свергнутого Оттоном, или новые занятия при императоре охладили в Лиутпранде охоту продолжать труд, однако, во всяком случае, он оставил его неоконченным. Союз Папы Иоанна XII с Беренгарием и его сыном вызвал новую борьбу, и Лиутпранд принял деятельное участие в суде над Папой; этот суд подал ему повод написать «Книгу о деяниях Оттона Великого», которая, если была бы окончена, послужила бы продолжением «Воздаяния» и составила бы ее седьмую книгу. Тогда же его сделали епископом Кремоны, а еще при Беренгарии он получил звание дьякона Павийской церкви. В последние 10 лет жизни, от 962 до 972 г., Лиутпранд посвятил себя делам своей новой епархии, но в то же время оставался близким лицом к императору.
Оттон, убедившись, что пока греки будут владеть Южной Италией, его власть в Италии останется непрочной, потому напал на Апулию и Калабрию. Греки просили перемирия, а Лиутп
О ДЕЯНИЯХ ОТТОНА ВЕЛИКОГО, ИМПЕРАТОРА.
Panegyricus Ottonis Magni. 919-967. У Pertz. Monum., IV, 317-335.
960 г. - 23 июня 964 г. (в 964 г.) 1. Когда (960 г.) в Италии правили и даже свирепствовали, а говоря еще точнее, тиранствовали Беренгарий (II) и Адельберт (сын предыдущего), Иоанн (XII), верховный владыко и вселенский Папа, церковь которого испытала также насилия со стороны упомянутых Беренгария и Адельберта, отправил послами св. Римской церкви Иоанна, бывшего кардиналом-дьяконом, и секретаря Азо.
Сам же с прекрасной супругой, немедля, отправился обратно, желая скорее вернуться домой. С радостными кликами принял его народ, когда он возвращался назад, вознося к небу молитвы благодарности к Всевышнему за мирное возвращение короля, избранника Божьего, по- прежнему с любовью взиравшего на свой народ. Но едва это радостное событие с достойным торжеством было отпраздновано, как прибыл к нам и герцог Конрад, привезя с собой упомянутого Беренгария, которого он умел так пленить, что он добровольно явился изъявить покорность королю Оттону. И король Оттон, мудрый во всех делах, принял его с большим почетом и возвратил ему корону, но, без сомнения, с тем условием, чтобы он на будущее время ни под каким предлогом не отказывался от повиновения власти столь страшной для многих, а ему, как вассалу, тем более подобало быть покорным; с особенной заботливостью, в словах, полных строгости, объявил он ему, чтобы впредь он с большей кротостью управлял своим народом, который до сих пор испытывал на себе всю его жестокость; и Беренгарий, обещая буквально исполнить волю Оттона, поспешно оставил его и с радостью вернулся домой (952 г.) к светлейшему и благочестивейшему, в то время еще королю, а ныне августейшему императору Оттону. Иоанн просил его убедительно письмом, в котором излагались доказательства испытанного им насилия, спасти от их свирепства и его самого, и вверенную ему св. Римскую церковь, и восстановить прежнюю ее безопасность и независимость, ради любви к Богу и святым апостолам Петру и Павлу, которых он призывает для прощения своих грехов. В одно время с жалобой римских послов к Оттону, тогда еще королю, а ныне августейшему императору, обратился и достопочтенный Вальдперт, архиепископ св. Миланской церкви, едва спасшийся полуживым от кровожадности Беренгария и Адельберта, говоря, что он не может более выносить и терпеть жестокости Беренгария, Адельберта и Виллы (жены Беренгария), которая в противность божеским и человеческим правам, отдала миланскую метрополию Маназесу, архиепископу Арелатскому (см. о нем: Лиутпранд. Antopod., IV, 6, выше). «Она,- говорил он,- есть настоящее бедствие церкви, и берет себе все, что кажется пригодным ей или ее клевретам». Точно так же и Вальдо, епископ города Комо, явился вслед за ним и жаловался, что потерпел со стороны Беренгария, Адельберта и Виллы такое же насилие, как Вальдперт. Вместе с ними прибыли из Италии и многие другие, принадлежавшие к светскому сословию; в числе таких был светлейший маркграф Отберт (родоначальник знаменитого впоследствии дома Эсте); он примкнул к апостольским посланникам и просил у святейшего Оттона, в то время еще короля, а ныне августейшего императора, совета и помощи.
2. Тронутый такими слезными мольбами и заботясь не о себе, а о том, что принадлежит Иисусу Христу, богобоязненный король Оттон (I), в противность обычаю, назначив королем (Германии) соименного себе сына (Оттона II, род. в 955 г.), бывшего еще ребенком, оставил его в Саксонии, а сам собрал войско и поспешил в Италию (961 г.). Оттон изгнал из государства Беренгария и Адельберта тем легче, чем более было всякому известно, что он имеет своими поборниками святейших апостолов Петра и Павла. Таким образом, добрый король, «заблудившее обращая и сокрушенное обязывая» (Иезек. 34, 16), возвратил каждому свою собственность, и с той же целью отправился в Рим.
3. В Риме, принятый с торжеством и неслыханными до того времени приготовлениями, Оттон был помазан императором вышеупомянутым верховным владыкой и все- ленским Папой Иоанном (2 февраля 962 г.). Он возвратил Папе не только принадлежавшее ему, но и одарил его великими подарками, состоявшими в драгоценных камнях, золоте и серебре. Тот же самый Папа Иоанн и все первостепенные люди города дали ему над драгоценным телом св. Петра клятву, никогда не оказывать помощи ни Беренгарию, ни Адельберту. Затем император, нимало не медля, возвратился в Павию.
4. Между тем вышеупомянутый Папа Иоанн, забыв клятвенное обещание, данное им святому императору, послал к Адельберту, приглашая его к себе и заверяя клятвой, что он поможет ему против святейшего императора (963 г.). А этот Адельберт, преследователь церкви Божией и самого Папы Иоанна, был до того устрашен святым императором, что вовсе оставил Италию и удалился во Фраксинет (см.: Лиутп., Antopod., I, 3, выше) и поручил себя сарацинам. Правдолюбивый император не мог довольно надивиться, откуда явилось у Папы Иоанна расположение к Адельберту, которого он прежде преследовал со всей ненавистью. Потому он послал в Рим нескольких из доверенных ему лиц разузнать предварительно, насколько все это может быть справедливо. Послы, прибыв на место, услышали, не от первого встречного и не от тех или других, но все жители Рима говорили им в один голос: «Причина, почему Папа Иоанн возненавидел святейшего императора, своего избавителя от рук Адельберта, и почему дьявол возненавидел Творца, кажется, одна и та же. Император, как это мы знаем собственным опытом, совершает и любит божественные дела; мирское и церковное защищает он оружием, "примером своим украшает, своими законами усовершенствует"; а Папа Иоанн противится всему подобному. То, что мы говорим, народу небезызвестно. В доказательство укажем на вдову Райнерия, его собственного вассала, которую он, ослепленный своей страстью, поставил правительницей (praefecta) многих городов и одарил золотыми распятиями и чашами из святая святых блаженного Петра. Мы ссылаемся также и на его тетку (amita) Стефанию, которая, родив от него недавно мальчика, умерла. Если бы мы и умолчали обо всем этом, то сам латеранский дворец, некогда убежище святых, теперь же место сборища дурных женщин, не умолчит о другой тетке, с которой он живет, сестре Стефании, также бывшей его наложницей. Далее мы ссылаемся на отсутствие в церкви посторонних женщин, кроме римлянок; они боятся приходить молиться над гробом св. апостолов, узнав, что за несколько дней перед тем там претерпели оскорбление молодые девушки, вдовы и замужние женщины. Мы указываем и на церкви св. апостолов, в которые дождь проникает уже не каплями: вся крыша течет и дождь попадает даже на самые алтари. А когда мы молимся, какой ужас наводят на нас гнилые балки! Смерть смотрит с кровли и мешает молиться, несмотря на все желание, принуждая как можно скорее оставить дом Божий. Наконец, мы указываем не только на женщин, перетягивающих свои талии в тростинку, но и на самых последних. Ему все равно, кто идет пешком, кто подъезжает на красивых конях. Вот почему он такой враг святому императору, как волк по своей натуре против агнца. Желая оставаться безнаказанным, он провозгласил Адельберта своим отцом, покровителем и защитником».
5. Император, услышав о всем этом от своих возвратившихся послов, сказал: «Папа еще мальчик; пример добрых людей может легко его исправить. Я надеюсь, что благонамеренные упреки и откровенные убеждения без труда извлекут его из тех зол, и тогда мы скажем вместе с пророком: "Сия измена десницы Всевышнего" (Псал. 76 (77), 11). Прежде всего, - присоединил император, - мы должны изгнать Беренгария, который продолжает оказывать сопротивление в Феретрате (ныне Montofeltro, гористая местность в Папской области); а затем мы обратимся с отеческими назиданиями к государю Папе; если и не по охоте, то все же по стыду он сделается порядочным человеком. Принужденный однажды к хорошему поведению, он постыдится возвратиться к худому».
6. Сказав так, император сел в Павии на корабль и по р. По прибыл в Равенну; оттуда он отправился в Феретрату и осадил замок св. Леона (ныне Sanleo), где укрывались Беренгарий и Вилла (май 963 г.). Туда же отправил к святому императору послов вышеупомянутый Папа, именно Льва, бывшего в то время (июнь 963 г.) еще только канцлером (protoscrinarius) св. Римской церкви, а ныне восседающего на том же престоле блаженного Петра в качестве наместника апостолов, и Дмитрия, знатнейшего из римских оптиматов; он поручил им сказать императору, чтобы он нисколько не изумлялся, если Папа, палимый юношеским огнем, до сих пор ребячился (puerile quid gesserit); теперь для него настает другое время, и он намерен жить иначе. К этому Папа присоединил со свойственным ему коварством еще одно обстоятельство: он жаловался на то, что святой император принял к себе епископа Льва и Иоанна, кардинала-дьякона, изменивших ему, и сам нарушил договор, взяв с жителей присягу в верности себе, а не Папе. На это император отвечал им: «За исправление и изменение нравов, которое обещает Папа, благодарю; что же касается несоблюдения договора, в чем он меня обвиняет, судите сами, насколько то справедливо. Мы обещали ему возвратить всю землю св. Петра, какая только достанется в наши руки; и вот причина, почему мы стараемся в эту минуту вытеснить из этого замка (munitione) Беренгария со всеми его домочадцами. Каким способом мы могли бы возвратить Папе эту землю, если бы не подчинили ее предварительно своей власти, исторгнув из рук похитителей. Епископа же Льва и кардинала-дьякона Иоанна, изменивших ему и будто бы принятых нами, мы и не видели и не принимали в это время. Они, как мы слышали, были схвачены в Капуе на их пути в Константинополь, куда послал их государь Папа с целью повредить нам. Вместе с ними захватили Салокка, родом булгара, воспитанного в Венгрии, весьма близкое лицо к государю Папе; также и Закхея, человека предосудительного поведения и совершенного невежду в светских и божественных науках, которого государь Папа недавно поставил епископом и отправил к венграм, чтобы восстановить их против нас; все они, как мы слышали, теперь захвачены в Капуе. Мы никогда не поверили бы, чтобы государь Папа был способен на такие дела, если бы знали о том по слухам; но нас заставляют верить письма с папской печатью (plumbo) и за его собственноручной подписью».
7. После того император отправил Ландварда, епископа Минденского из Саксонии, и Лиутпранда, епископа Кремонского из Италии (так автор говорит о самом себе в третьем лице), в Рим вместе с упомянутыми папскими послами, чтобы доказать свою безупречность перед государем Папой. Военным же вассалам (militibus), сопровождавшим их, было повелено в случае, если бы Папа никак не хотел верить, доказать истину поединком (duello). Епископы Ландвард и Лиутпранд, явившись к Папе, получили такой дурной прием, что от них не могла укрыться вражда, питаемая Папой к святому императору. Несмотря на то, они изложили дело, как им было поручено, но Папа, отказываясь от всякого удовлетворения, как присягой, так и поединком, продолжал упорствовать по-прежнему. Спустя же восемь дней Папа, имея коварные цели, отправил к государю императору Иоанна, епископа Норни, и Бенедикта, кардинала-дьякона вместе с императорскими послами в надежде обмануть какой-нибудь хитростью того, кого так трудно провести на словах. Но еще до их возвращения Адельберт, оставив Фраксинет, по приглашению Папы явился в Центумцеллы (ныне Civita-Vecchia, Римская гавань); оттуда же отправившись в Рим, он был не отвергнут, как то следовало бы, но торжественно принят Папой (июль 963 г.).
8. Пока все это происходило, «тяжелое созвездие Рака (июль), паля лучами Феба», не дозволяло императору приблизиться к укреплениям Рима. Но наступившее созвездие Девы (август) умерило жар, и император, получив тайное приглашение от жителей Рима, подошел вместе с войском к городу. Впрочем, что я говорю: тайное приглашение?! (Разве не большая часть римских оптиматов овладела замком св. Павла (S. Pauli castellum) и явно пригласила императора, предоставив ему от себя даже заложников? Что тут и говорить! Едва император расположился близ города (октябрь 963 г.), как Папа и Адельберт обратились в бегство. Жители же города, приняв (3 ноября) святого императора вместе с его войском, дали клятву в верности, присоединив к тому клятвенное обещание никогда не избирать и не постановлять никого Папой без согласия и выбора государя императора, августейшего цезаря, и его сына, короля Оттона (II).
9. Три дня спустя (6 ноября) по просьбе как римских епископов, так и народа (plebe), в церкви св. Петра был созван великий собор, на котором восседали вместе с императором архиепископы: от Италии, за Ингельфреда, Аквилейского патриарха, которого действительно удержала на месте болезнь, дьякон Рудольф, Вальдперт Миланский и Петр Равеннский; от Саксонии (следуют имена); от Франции (следуют имена); от Италии Лиутпранд Кремонский (наш автор) и Герменальд Регийский; от Тусции (следуют имена); от Рима (следуют имена); от оптиматов города Рима (следуют имена) и от народа (ex plebe) Петр, прозванный Империолой, вместе со всей римской милицией (cum omni Romanorum militia).
10. Когда все заняли свои места и воцарилась глубокая тишина, святой император начал заседание следующей речью: «Как было бы прилично Папе Иоанну присутствовать на таком пресветлом и святом соборе! А почему он уклонился от такого собора, я спрашиваю о том вас, о, святые отцы, потому что он жил и действовал среди вас». Тогда римские владыки и кардиналы-пресвитеры и дьяконы со всем народом отвечали ему единогласно: «Мы удивляемся, почему ваша святейшая мудрость желает узнать от нас то, что известно и жителям Иберии, Вавилона и Индии. Наш Папа не был даже из числа тех, которые ходят в овечьей шкуре, а внутри кровожадные волки; он так открыто свирепствовал, так явно совершал свои сатанинские дела, что и не старался их скрывать». Император на это заметил: «Нам кажется, справедливость требует, чтобы обвинения подавались отдельными лицами; а затем мы сообща обсудим, как должно действовать». Тогда Петр, кардинал-пресвитер, встав со своего места, показал, что он сам видел, как Папа, не причастившись, служил обедню. Иоанн, епископ Норни, и Иоанн, кардинал-дьякон, объявили, что они видели, как он посвящал дьякона не в указанное время, и притом в конюшне (in equorum stabulo). Бенедикт, кардинал-дьякон, вместе с прочими содьяконами и пресвитерами говорили, что они знают, как он поставлял епископов за деньги и однажды поставил епископом в Тудертине (ныне Todi) десятилетнего мальчика. О разграблении церквей, говорили они, нечего и спрашивать, потому что очевидные факты говорят о том красноречивее слов. О распутстве Папы, заметили они, хотя мы и не видали своими глазами, но знаем наверное, что он жил с вдовой Райнерия, со Стефанией, наложницей своего отца, и с вдовой Анной, своей племянницей; святейший же дворец обратил в дом публичного разврата. Далее, они показывали, что Папа ходил публично на охоту; Бенедикта, своего крестного отца, ослепил, вследствие чего тот и помер; Иоанна, кардинала-субдьякона, умертвил, приказав его оскопить; причинял пожары, подпоясывался мечом, носил шлем и панцирь. А что Папа, по любви к дьяволу, упивался вином, то показывали все: и светские, и духовные. При игре в кости, говорили они, Папа призывал имена Юпитера, Венеры и прочих злых духов. Уверяли также, что он не только не посещал утренней и канонической церковной службы, но даже и не ограждался крестным знамением.
11. Выслушав это, император, так как римляне не могли понимать его отечественной речи, то есть саксонской, поручил Лиутпранду, епископу Кремонскому, выразить римлянам нижеследующее на латинском языке. Лиутпранд, встав с места, начал так: «Часто бывает, и мы знаем это собственным опытом, что лица высокопоставленные преследуются клеветой завистников; хороший человек не угоден злым, равно как и злой неприятен добрым людям. Вот почему и при этом обвинительном акте, который прочел и представил вместе с вами Бенедикт кардинал-дьякон против Папы, мы должны подумать, не зная наверное, представил ли он все это из любви к истине или по богопротивному чувству злобы. Посему я, во имя врученной мне, недостойному, власти, заклинаю вас Богом, его же никто не обманет, хотя бы кто того и пожелал, святой Богородицей непорочной Девой Марией, и драгоценным телом князя апостолов, в церкви которого я произношу эти слова, подтвердить, что на государя Папу не было возведено ни одного преступления, которого бы он не совершил в действительности, и которое не могло бы быть доказано вполне достоверными людьми». Тогда епископы, пресвитеры, дьяконы, остальной клир и весь народ римский отвечали, как один человек: «Если Папа Иоанн не совершил тех преступлений и даже еще более гнусных и великих, как было прочтено Бенедиктом дьяконом, то да не развяжет оков прегрешений наших князь апостолов, всеблаженный Петр, который словом своим закрывает небо недостойным, и открывает праведным, да обложит нас цепь анафемы, и на Страшном суде да станем ошую с теми, которые скажут Господу Богу: "Отступи от нас, ибо мы не хотели знать путей твоих" (Иов, 21, 14). Когда вы нам не верите, то поверьте, по крайней мере, войску государя императора, которое пять дней тому назад видело Папу препоясанным мечом, со щитом, в шлеме и панцире; если бы не протекавший между ними Тибр, то войско захватило бы Папу в этом наряде». Святой император заметил: «На это я имею столько свидетелей, сколько у меня воинов в лагере». Тогда святой собор определил: «Если угодно святому императору, то нужно послать приглашение государю Папе, чтобы он явился сюда и оправдал себя в обвинениях». Вследствие того к нему и была отправлена грамота следующего содержания:
12. «Верховному владыке и вселенскому Папе, государю Иоанну, Оттон, за преданность божественному милосердию августейший император, вместе с архиепископами, епископами Лигурии, Тусции, Саксонии и Франции, именем Бога! Придя в Рим для поклонения Господу, мы спрашивали ваших детей, то есть римских епископов, кардиналов, пресвитеров и дьяконов, а также и весь народ, о вашем отсутствии и о причинах того, почему вы не желали видеть меня, своего защитника и защитника вашей церкви; они на это рассказали мне о вас столько неприличного, что мы покрылись бы стыдом, если бы что- нибудь подобное было рассказано о комедианте. А чтобы ваше величие не осталось в неизвестности об этих обвинениях, мы приведем здесь некоторые вкратце: на подробное исчисление всего не было бы достаточно и целого дня. Знайте же, что вы не несколькими людьми, но всеми, как из моего сословия (то есть светского), так и из своего обвиняетесь в убийствах, клятвопреступлении, святотатстве и кровосмешении со своими родственницами и с двумя сестрами. О вас говорят еще и многое другое, что страшно и вымолвить: вы пили во имя дьявола и при игре в кости призывали Юпитера, Венеру и иных злых духов. Потому мы почтительнейше просим вас, наш отец, удостоить нас явиться в Рим и оправдать себя от всех возводимых на вас обвинений. Если же вы боитесь насилия со стороны необузданной черни, то мы даем вам клятву, что с вами ничего не случится, помимо приговора святых канонов. Дано VIII, ноябрьские иды (то есть 6 ноября)».
Печать маркграфа Геро. С дарственного письма на Гернроде. 964 г.
13. Иоанн, прочтя это послание, отвечал следующим образом: «Иоанн епископ, раб рабов Божиих, всем епископам. До нас дошло, что вы намереваетесь избрать другого Папу; если вы совершите это, то я отлучаю вас от всемогущего Бога (exommunico vos da Deum omnipotentem), чтобы вы не имели власти никого ни посвящать, ни отправлять богослужения».
14. Когда это послание читалось на святом соборе (22 ноября), к тому времени прибыли туда еще некоторые из духовных, не присутствовавших прежде, а именно из Лотарингии Генрих, епископ Трирский, из Эмилии (ныне Парма) и Лигурии Видо, епископ Моденский, Гецо из Тортоны и Сигульф из Пьяченцы. По их совету был послан Папе следующий ответ: «Верховному владыке и вселенскому Папе, государю Иоанну, Оттон, за преданность божественному милосердию августейший император, а вместе с ним и святой собор, созванный в послушании Богу в Риме, привет, о Господе! В прошедшее заседание, от VIII, ноябрьские иды (6 ноября), мы отправили к вам письмо, в котором изложены показания ваших обвинителей и содержание приводимых ими обвинений. В том же письме мы просили ваше величие, как то подобает, прийти в Рим и оправдаться. На это же мы получили ответ, какой может дать одно тщеславие глупых людей, не обращающее внимание на сущность дела. Вам следовало бы представить разумные причины своего отсутствия на соборе. Вы были бы должны отправить от своего величия послов, которые засвидетельствовали бы, что вы отсутствуете на соборе или по болезни, или вследствие какого-нибудь другого препятствия. В вашем письме заключается еще одно обстоятельство, которое свидетельствует, что оно было писано не епископом, но глупым мальчиком. Вы хотели отлучить всех, чтобы никто не мог служить обедни и поставлять епископов, если мы возведем на римский престол другого епископа. А между тем вот ваши слова: "Чтобы вы имели власть всякого посвящать" (non habeatis licentiam nullum ordinare1). До сих же пор мы думали, и даже были твердо убеждены, что два отрицания (то есть non и nullum) составляют утверждение; но кажется, вы намерены своей властью ниспровергнуть авторитет древних писателей. Впрочем, мы будем отвечать не на ваши слова, а на то, что вы хотели ими сказать. Если вы немедленно явитесь на собор и оправдаетесь от обвинений, в таком случае, без сомнения, мы окажем вам подобающее повиновение. Но если - чего избави Боже - вы откажетесь явиться и оправдать себя в уголовных преступлениях,
1. Мы привели выше письмо Папы в переводе так, как Папа хотел сказать, между тем, собственно, он сделал грамматическую ошибку в своем тексте, поставив два раза отрицание: non и nullum, как то говорится, например, в русском языке: не избирать никого; по-латыни же два отрицания составляют утверждение, как ниже то и объясняет император своему противнику.
тем более, что вам ничто не препятствует, ни морское плавание, ни телесный недуг, ни отдаленность пути, тогда мы не обратим большого внимания на произнесенное вами отлучение, и даже повернем его против вас, на что мы имеем полное право. Иуда, предавший Господа нашего Иисуса Христа, или скорее продавший, также получил прежде вместе с другими учениками власть вязать и решить, и это было выражено так: "Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе, и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе" (Матф. 18, 18). Пока Иуда оставался добрым учеником, он и имел власть вязать и решить; но, сделавшись по корыстолюбию убийцей и покусившись на жизнь Христа на земле, кого бы он мог вязать и решить, кроме своего тела, которое он и привязал к дереву проклятой веревкой? Дано X календы декабрьские (22 ноября) и отправлено с кардиналом-пресвитером Адрианом и кардиналом-дьяконом Бенедиктом».
15. Когда посланные прибыли к Тибру (?), они не нашли более там Папы Иоанна: он, взяв лук и стрелы, ушел в поле, и не было никого, кто мог бы им сказать, где он находился. Не найдя таким образом Папы, посланные возвратились вместе с письмом и известили обо всем собор, открывший свое третье заседание. Теперь заговорил император: «Я ждал появления Папы, чтобы в его присутствии изложить ему все оскорбления, которые он причинил мне; но, уверившись, что он не явится, я предлагаю вам теперь внимательно выслушать, как вероломно он поступил со мной. Да будет же ведомо вам, архиепископы, епископы, пресвитеры, дьяконы и остальной клир, равно как и вам, графы, судьи и весь народ, что тот же самый Иоанн Папа, теснимый Беренгарием и Адельбертом, восставшими против меня, отправил к нам в Саксонию послов, прося именем Бога прийти в Италию и спасти от их мести себя и церковь св. Петра. Нет необходимости говорить о том, что мы успели с Божьей помощью совершить: вы это видите собственными глазами. Теперь же освобожденный мной из рук врага и восстановленный в своем достоинстве, он забыл клятву в верности, данную мне над телом св. Петра, пригласил в Рим Адельберта, защищал его против меня, делал возмущения и на глазах нашего войска, как полководец, надевал панцирь и шлем. Пусть святой собор обсудит все это и произнесет свой приговор». Римские владыки, остальной клир и весь народ отвечали императору так: «Неслыханная язва должна быть вытравлена неслыханными средствами. Если бы он своими развращенными нравами вредил одному себе, а не всем, то, так или иначе, его нужно было бы терпеть. Теперь же сколько людей непорочных, следуя его примеру, сделались преступными, сколько честных, под влиянием его общества, замарали свое имя? Потому мы просим величие вашей власти (magnitudinem imperii vestri), изгнать из св. Римской церкви то чудовище, пороки которого не могут быть искуплены никакой добродетелью, и на место его поставить другого, который своим сообществом принес бы нам пользу и сообразно с тем управлял бы нами, а сам, живя честно, представлял бы образец добродетельной жизни». Император отвечал на это: «Согласен! И ничего не может быть мне приятнее, как то, чтобы нашелся такой, которого можно было бы возвести на этот святой и вселенский престол».
16. Все воскликнули на эти слова в один голос: «Мы выбираем своим пастырем мужа честного, достойного стоять на высшей степени иерархии, Льва, достопочтенного канцлера (profoscrinarium) св. Римской церкви; пусть он будет верховным и вселенским Папой св. Римской церкви, а Иоанн богоотступник, за свои развращенные нравы, низвергается!» Когда все произнесли эти слова в третий раз, и император дал одобрительный отзыв, Лев был отведен, по обычаю, со славословием, в латеранский дворец, и в определенное время поставлен Папой в церкви св. Петра; все верные принесли ему присягу (6 декабря).
17. По совершении всего этого святейший император, надеясь на то, что теперь возможно будет оставаться в Риме с небольшим войском, дал многим позволение возвратиться на родину, чтобы не обременять римский народ. Когда Иоанн, называвший себя Папой, разведал о том, то, зная, как легко подкупить римлян деньгами, он отправил тайно в Рим соглядатаев, обещая жителям всю сокровищницу блаженного Петра и других церквей, если они нападут на благочестивого императора и на государя Льва и умертвят их безбожно. Говорить ли об этом? Римляне, понадеявшись или, лучше сказать, обманувшись малочисленностью войска и увлекшись обещанием денег, неожиданно нападают при звуке рогов на императора с целью умертвить его. Но император поспешно встречает их на тибрском мосту, который римляне загородили повозками. Его же храбрые воины, привыкшие к брани, бросились на них грудью вперед, с оружием в руках, и привели их в ужас, как ястребы стада птиц; они и не сопротивлялись. Бегущие не могли укрыться ни в одном уголке, ни между корзин или бочек, ни в клоаках, куда стекают нечистоты. Их избивали повсюду и наносили им раны с тылу, как то и следует подобным храбрецам. Кто из римлян мог бы пережить это побоище, если бы святой император, по своему милосердию, которого они не заслуживали, не остановил своих воинов, жаждавших крови, и не отозвал их назад.
18. По одержании такой победы и по выдаче заложников теми, которые уцелели, достопочтенный Папа Лев бросился к ногам императора, умоляя его возвратить заложников и поручить его самого верности римлян. По этой просьбе достопочтенного Папы Льва святой император возвратил заложников, хотя и предвидел, что они начнут то же самое, как о том будет рассказано ниже. А Папа был поручен верности римлян, подобно агнцу, отданному волкам. Затем император оставил Рим и поспешил в Камерин и Сполето, где, как ему донесли, укрывался Адельберт (январь 964 г.).
19. Между тем женщины, с которыми Иоанн, называемый Папой, вел зазорную жизнь, будучи знатного происхождения и составляя немалое число, возбудили римлян погубить верховного владыку и вселенского Папу Льва, избранного Богом и ими самими, и впустить в город Иоанна. Когда это было ими исполнено, достопочтенный Папа Лев, милосердием Божиим, спасся от их рук и в сопровождении немногих искал помощи у благочестивейшего императора Оттона (февраль 964 г.).
20. Император не мог перенести такого бесчестия, нанесенного ему как свержением государя Папы Льва, так и увечьями Иоанна, кардинала-дьякона, и секретаря Азо - первому была отрублена правая рука, а последнему вырваны ноздри и отсечены язык и два пальца. Он усилил свое войско и решился снова подступить к Риму. Но прежде чем собралось войско, Господь пожелал показать, как справедливо был свергнут Папа Иоанн своими епископами и всем народом, и как несправедливо его приняли вновь; в одну ночь, когда Папа оставался за городом в доме одной замужней женщины, дьявол поразил его в виски так сильно, что он умер от раны, восемь дней спустя после этого происшествия (14 мая 964 г.). Но по внушению того же, кто его убил, он не принял напутствия: в справедливости этого меня неоднократно уверяли его родственники и друзья.
21. После его смерти все римляне, забыв данную ими клятву святому императору, избирают Папой Бенедикта (V), кардинала-дьякона, и дают ему присягу никогда его не покидать и защитить против власти императора. Услышав об этом, император обложил город, и никто не мог оттуда выйти, не поплатившись за то каким-нибудь увечьем; осадные орудия и голод довели римлян до того, что император против их воли овладел городом, восстановил на престоле достопочтенного мужа Льва, а Бенедикта, похитителя верховного престола, выдал в его руки (24 июня 964 г.).
22. Бенедикт, похититель апостольского престола, приведенный руками собственных избирателей, в папском облачении предстал перед собором в Латеране, на котором заседали государь Лев, верховный и вселенский Папа, император святейший Оттон, епископы римские, итальянские, пресвитеры и дьяконы со всем римским народом; имена их будут прописаны ниже. Бенедикт, кардинал-архидьякон, обратился к нему со следующей речью: «Какой властью и по какому закону, ты, похититель, облачился в первосвященнические одежды еще при жизни государя нашего достопочтенного Папы Льва, которого ты сам избрал вместе с нами по осуждении и свержении Иоанна? Можешь ли ты отказаться от того, что ты клятвенно обещал государю императору, а именно: никогда не избирать и не поставлять вместе с прочими римлянами нового Папы без согласия его и его сына короля, Оттона (II)?» Бенедикт отвечал: «Если я в чем прегрешил, то сжальтесь надо мной». Тогда император, пролив слезы и доказав тем, как велико было его милосердие, просил собор не наказывать строго Бенедикта: «Если он может и желает, то пусть ответит по своему делу для оправдания себя; если же не может и не хочет, а просто признает себя виновным, то пусть, по страху Божию, будет ему оказано какое-нибудь снисхождение». Выслушав это, Бенедикт немедленно припал к ногам государя Льва Папы и самого императора и громко признал себя преступником и похитителем святого римского
