Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

АНТОНИО ПОССЕВИНО

ИСТОРИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ О РОССИИ

 


К оглавлению


МОСКОВИЯ

КНИГА II

Папе Григорию XIII

В этом сочинении я изложу, с божьей помощью, каково положение дел в Московии, чего можно ожидать от московского князя Ивана Васильевича, ныне стоящего у власти, какие благоприятные случаи для поддержания с ним дружбы могут представиться апостольскому престолу для распространения более правильного богопочитания на всем огромном северо-восточном пространстве для воодушевления христианских государей, для заключения с ними союза и, конечно, для более прочного становления христианства у московского князя, что является главной целью.

Я не осмелился писать об этом в первом комментарии, который отослал вашему святейшеству из королевского лагеря под Псковом при первой поездке 1 к московскому князю, во-первых, потому, что не говорил с ним об этих делах сколько нужно, во-вторых, потому, что я понимал, что по окончании дела перемирия между королем Стефаном и московским князем (что свершилось по милости божьей) при втором приезде смогу яснее многое представить себе. Поэтому я все свои силы направил на исполнение того, ради чего был послан вашим святейшеством, и на поездку по городам и крепостям здешнего княжества. Кроме того, я оставил у московского князя двух человек 2, которые в мое отсутствие в течение 5 месяцев сумели увидеть многое. Таким образом, мне было легче сопоставить то, что я узнал из исторических сочинений и что слышал от разных послов сначала в Швеции, а потом в Польше, также не раз от королей, владеющих этими государствами, [41] и, наконец, от самого московского князя, с существующим положением дел. Ведь этого требует обязанность, возложенная на меня вашим святейшеством. Обо всем этом я подробно расскажу во имя господне.

ПРИХОД К ВЫСШЕЙ ВЛАСТИ ТЕПЕРЕШНЕГО МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ, РАСШИРЕНИЕ ПРЕДЕЛОВ ГОСУДАРСТВА И ПРОЧИЕ СОБЫТИЯ

Князь Иван Васильевич родился в 28 году 3 нынешнего века. Обладая пылким нравом и желая возвеличить своё достоинство, он по достижении высшей власти решил отомстить за беды, причиненные татарами, и стать прочной ногой в Ливонии.

При наступлении на Казань ему (как мне рассказывал польский король Стефан) легко было захватить город при помощи медных пушек, так как татары не знали ни оружия, ни осадных орудий такого рода. Отсюда московский князь начал завоевание Астрахани, известного восточного рынка, расположенного у Каспийского моря в устье реки Волги, которая была столицей второй татарской орды (т. е. царства). Он отодвинул границы своих владений на 300 миль от Астрахани до черкесов. Эти черкесы 4 населяют горы близ Каспийского моря, их владения раньше простирались до границ Персидского царства, пока в прошлом году Селим 5 не отнял Железных ворот 6 и других крепостей у персидского царя. Благодаря такому соседству и родству по греческой вере 7 московский князь расположен к черкесам (кстати, он был женат на дочери одного из их князей, впоследствии умершей) 8. Когда-то князь выполнил их просьбу прислать к ним опытных строителей крепостей, в которых они могли бы отражать набеги турок 9. С тех пор он хранит с ними такую дружбу, что эти его соседи только его и считают государем, потому что он является для них как бы покровителем. Между прочим, это простой народ 10, и он более расположен воспринять истинную веру в бога, чем часть скифов и русские, которые почти слились в один народ, подчинившись власти московита.

Существуют еще ногайские татары. В этом году, как обычно, они вторглись во владения московского князя, но, умилостивленные подарками, ушли.

С союзниками турок, крымскими татарами, населяющими Херсонес Таврический, от которых, как от сильных противников, он терпел много поражений и, опасался еще больших, он заключил мир, потому что был занят войной с Польшей. Поэтому, когда я уезжал из Москвы, столицы Московии, он говорил мне, что не сможет поднять оружия против татар вместе с польским королем Стефаном, так как со дня на день ожидает своих послов и великое посольство татарского хана, с которым он заключает мир, уже скрепленный печатью обоих государств 11.

Что же касается Ливонии, то срок перемирия, заключенного с ливонцами на 50 лет (на что предки этого государя согласились из-за того, что их войско было почти все перебито под Псковом при ливонском магистре Плетенберге) 12, был нарушен в 50 г. нынешнего века. Московский князь оправдывает это разными доводами: и тем, что ливонцы [42] не выполнили условий договора, и тем, что храмы, в которых московиты в Дерпте и Ревеле исполняли церковные обряды по русскому обычаю, были разрушены лютеранами (однако это нечестивое дело было приписано католикам). Поэтому он и объявил им войну. Взяв Дерпт и другие крепости с величайшими потерями для ливонцев, он захватил большую часть Ливонии и заложил семена продолжительной войны с Польшей. Обо всем этом я писал в той записке, которую совсем недавно отослал из этой страны к вашему святейшеству 13. Некоторое время его действия имели хороший результат, но впоследствии принесли московитам величайшие беды. Московскому князю нужно было размещать гарнизоны в чрезвычайно удаленных друг от друга областях и в многочисленных крепостях, а войну вести почти только с помощью своих солдат в разных местах и в течение многих лет. Защитники крепостей оставляли дома жен бездетными. Если кто-нибудь из них погибал, его место занимал другой, — в результате народ очень поредел. К тому же нужно было еще обучать стрельцов (или, как их обычно называют, фистулаторов, или склопетариев), которые пользуются небольшими ружьями. Этот вид оружия был неизвестен его предкам, пользовавшимся почти только луками и стрелами 14. В войско набирают каждого десятого. Они становятся либо княжескими телохранителями, либо служат на войне, либо размещены по гарнизонам крепостей. Дома они оставляют жен и детей, и иногда, в случае их гибели, дома мало-помалу лишаются людей. Многих погубила чума, о которой никогда до этого времени не было слышно в Московии из-за очень сильных здешних холодов и обширных пространств 15. Многочисленные войны, казни многих тысяч людей (даже знатных), постоянные набеги татар, сожжение ими 12 лет тому назад столицы (к этому можно прибавить постоянные победы короля Стефана в течение последних 3-х лет) довели князя до такого состояния, что его силы можно считать не только ослабленными, но почти подорванными. Известно, что иногда на пути в 300 миль в его владениях не осталось уже ни одного жителя, хотя села и существуют, но они пусты. В самом деле, ровные поля и молодые леса, которые повсюду выросли, являются свидетельством о ранее более многочисленных жителях; впрочем, области, расположенные к северу от Москвы, имеют весьма значительное число людей, так как не испытывают набегов татар и обладают более здоровым климатом. Об этом в ответ на мои тщательные расспросы рассказали те итальянцы и испанцы, которым в знак расположения к вашему святейшеству и католическому государю великий князь московский даровал свободу и которых я привез с собой в Италию. Они убежали из турецкого плена через Азовское море, 18 месяцев странствовали на этих обширных землях, проехали огромные расстояния и, наконец, были переправлены в Вологду 16.

Между Казанью и Астраханью есть пространство, представляющее собой огромную пустыню с очень редкими жителями, так что путешественники, которые ездят туда и обратно, и княжеские посланцы поддерживают жизнь часто в течение целых месяцев только тем, что добывают рыбной ловлей или охотой, не имея какой-либо другой пищи и хлеба. [43]

НАИБОЛЕЕ ИЗВЕСТНЫЕ ГОРОДА И НАРОДЫ МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ

Наиболее значительные по многолюдству и известности города по эту сторону Дона следующие: Москва, Смоленск, Новгород, Псков, Тверь и, кроме того, к северу Вологда (а к востоку — Казань и Астрахань, которую Джовио и другие называют Цитрахан). К городам они причисляют Ярославль, Александровскую слободу и еще несколько городов подобного рода, хотя, пожалуй, их стоило бы называть «городки», если бы не то обстоятельство, что они имеют, по местному обычаю, крепости, не заслуживающие пренебрежения. Достойно удивления то, что некоторые приписывают им население в сотни тысяч простого народа и десятки тысяч знатных людей, которые зовутся здесь боярами. Они повторяют сведения Альберто Кампензе 17 (сочинение которого ваше святейшество передало мне для прочтения перед моим отъездом в Московию) и того же Джовио (составившего свои «Записки» на основании сообщений некоего московита Дмитрия 18, присланного отцом нынешнего князя к папе Клименту VII). Однако я не знаю, какую долю правды они содержат. То же самое делали и другие, которые по выполнении посольской миссии возвратились оттуда. Я считаю, что послы иностранных государей, так как их принимают с изысканнейшими почестями, недостаточно хорошо поняли обычай московского князя собирать людей и расставлять их в середине города и на наиболее возвышенных местах. Упоминая о делах, чуждых им, они могли (как это часто бывает) превозносить их несоответственно истине. Конечно, могло быть и так, что они немного ошибались, так как московиты (как мы говорили) во времена наших дедов меньше воевали, меньше переносили болезней, не были уменьшены столькими казнями, в меньшем количестве размещались в крепостях и не оставляли опустелых домов" без потомства.

Что касается царской столицы, которой, как я говорил, является Москва, я сообщаю следующее: в настоящее время в ней не насчитывается и 30 тысяч населения, считая детей обоего пола. И какое бы впечатление ни производил город на человека, подъезжающего к нему, когда приезжий оказывается на небольшом расстоянии (я не говорю уже о въехавшем), открывается картина, более соответствующая истинному положению дел: сами дома занимают много места, улицы и площади (а их несколько) широки, все это окружено зданиями церквей, которые, по-видимому, воздвигнуты скорее для украшения города, чем для совершения богослужений, так как по большей части почти целый год заперты. Конечно, и при нынешнем государе Москва была более благочестива и многочисленна, но в 70-м году нынешнего века она была сожжена татарами 19, большая часть жителей погибла при пожаре, и всё было сведено к более тесным границам. Сохранились следы более обширной территории в окружности, так что там, где было 8 или, может быть, 9 миль, теперь насчитывается уже едва 5 миль. И так как быки, коровы и прочие подобные животные, ежедневно выгоняемые на пастбища, содержатся в городских [44] домах, большая часть которых окружена изгородью или плетнем, дома имеют вид наших деревенских усадеб.

Однако в двух московских крепостях, одна из которых примыкает к другой 20, есть нечто более великолепное. Одну из них украшают несколько замечательных храмов, построенных из камня (в то время как остальные храмы города деревянные), и княжеский дворец, другую же — новые лавки, которые расположены каждая на своей улице по характеру представленного в них товара. Но так как эти лавки малы, то в одной венецианской лавке, кажется, больше товара, чем хранится на целой московской улице. Здесь почти не живут, и, конечно, те, кто имеет свое жилище в городе, ясно показывают этим, насколько это им важно.

Я склонен думать, что в Смоленске, Новгороде и Пскове насчитывается одинаковое количество народа — то есть, когда нет войны, они в конечном итоге насчитывают по 20 тысяч жителей каждый. Сколько бы московиты ни хвастались, говоря о большем количестве, я не думаю, чтобы населения было больше по тем причинам, о которых я говорил, и из-за огромных расстояний между храмами и домами. При прибытии послов крестьяне, живущие в селах и деревнях, собравшись по приказу государя (о чем было сказано выше), создают види-мость многолюдства.

Но уже гораздо малочисленнее народ в Твери, которая издали производит впечатление большого и красивого города. На самом деле, она не окружена стенами, хотя имеет значительное количество разбросанных повсюду домов, она почти не испытала потерь на войне и нападений врагов.

По этой же причине Вологда и Казань, но в особенности область, простирающаяся на север, изобилует населением. Но как бы ни обстояло дело, сколько бы земель ни занимал московский князь от границы Литвы и Ливонии до Каспийского моря, Лапландии, Черемисии и прочих, скорее пустынь, чем населенных мест, справедливо говорят, что он выводит в строй 200 или 300 тысяч конницы и, кроме того, имеет бесконечное множество татар, которых, если захочет, может посылать в военные походы.

КРЕПОСТИ МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ И СПОСОБ ИХ ЗАЩИТЫ ВО ВРЕМЯ ОСАДЫ

Крепости и укрепления, существующие в настоящее время у московитов, довольно значительно отличаются от тех, что были в прежние времена. Укреплены они не одним и тем же способом.

Некоторые сложены из камня и кирпича, к ним относятся две крепости в Москве, крепости в Новгороде, самом Пскове, Порхове, Старице, Александровской слободе, отчасти в Ярославле, а также на Белом озере.

Другие же состоят из земляного вала и плетней, спресованных до твердого состояния, как, например, в Смоленске. И в самой Москве есть сооружения из стен, возведенных после татарского пожара. Остальные, сложенные из бревен, скрепленных четырехугольником с [45] землей или песком посередине, выдерживают натиск и удары, но не выносят огня. Поэтому их иногда обмазывают глиной. Но вообще у лих нет вынесенных вперед укреплений, которые отвечали бы предъявляемым к ним требованиям (что так свойственно нынешнему и прошлому веку).

Две крепостные стены в Москве построены по приказу князя Василия, отца нынешнего государя, миланским архитектором и итальянскими строителями 21. Память об этом сохраняется в надписи над воротами в крепостной стене, сделанной латинскими буквами под святым ликом пречистой девы. Эти высокие стены и расположенные повсюду башни свидетельствуют о творении, достойном царя.

То же самое наблюдается и в Новгороде, но в самой крепости, кроме того храма, возле которого живет архиепископ со своим окружением, едва ли есть подобные ему строения. Новгород был построен в древние времена почти в виде круга, а в прошлом году некий римский архитектор окружил его валом и заключил близлежащий мо-настырь в новые укрепления 22. Выдающиеся вперед из этого вала укрепления, расположенные на соответствующих местах для того, чтобы ломешать врагам взобраться [на вал], могут выдержать натиск больших осадных орудий.

В Пскове есть, во-первых, стена из камня, добываемого из русла реки, во-вторых, стена с башнями, проходящая по середине города, который имеет форму как бы вытянутого треугольника. Примыкающие к этой стене три ряда укреплений представляют собой необычный способ защиты и, как мы могли это наблюдать временами, находясь в лагере польского короля, давали осажденным силу, а осаждающим приносили заботы и беспокойство 23. Осаждающие сбивали только зубцы, а стену, выступающую из пола от самого основания, не смогли повредить ни молотками, ни кирками настолько, чтобы ее разрушить. Тем, кто по своей предприимчивости взобрался на высокие стены, предстоял еще спуск, где московиты встречали их ударами. Если осаждающие пытались спрыгнуть, то оказывались отрезанными от остального войска городскими стенами, так что все должны были погибнуть. Хотя вторжение на первых порах могло показаться успешным, однако солдаты, если им и удавалось спуститься, оказывались настолько запертыми среди деревянных домов, которыми сплошь застроен город, что стоило появиться огню, как они сами должны были бы сгореть 24. Московиты же оказались бы в безопасности в окруженных стенами крепостцах. Кроме того, воевода этого города позаботился построить повсюду среди крепостных башен другие, тоже деревянные, предназначенные для того, чтобы поставить на них более крупные орудия, из которых мож-:но было бы вести постоянный обстрел.

Таким же образом московиты построили из бревен большую башню в Полоцке, которая почти не давала возможности приблизиться в каком бы то ни было месте со стороны лагеря или с любой другой стороны. Между прочим, несмотря на ожесточенный обстрел польскими ядрами, она почти не покосилась. Тем не менее в конце концов она была взята благодаря мужеству короля Стефана, усилиям и храбрости королевских войск. [46]

В Порхове, кроме башни, под которой находятся единственные ворота и крепость и откуда можно подняться куда угодно по лестницам, нет никакого другого оборонительного сооружения, поражающего врагов при их приближении 25. Московиты отражают врагов от стен или в рукопашном сражении, или отгоняют их на расстоянии пиками и ядрами.

Способ укрепления других крепостей почти такой же. В Смоленске крепостные валы, которые с одной стороны омывает река Днепр, тройное укрепление такого рода и крепость, расположенная на вершине холма вместе с храмом, могли бы доставить много хлопот осаждающим. Вал имеет на небольшом расстоянии друг от друга отверстия, где можно разместить для защиты небольшие пушки, если бы кто-нибудь попытался начать штурм.

Вот что можно сказать о способах укрепления крепостей.

Насколько слабо защитники сопротивляются полякам в открытом бою или в поле, настолько решительно они защищают крепости и города. Даже женщины часто выполняют обязанности солдат: приносят воду заливать начавшийся пожар, бросают со стены собранные в кучи камни или скатывают бревна, заранее приготовленные для этого. Этим они приносят большую пользу своим, а врагам наносят большой урон. Если кого-нибудь из защитников при натиске врагов разрывает при взрыве на части, его место занимает другой, второго — третий. В конце концов никто не щадит ни сил, ни жизни.

Они привычны к холоду, часто защищаются от дождей, снега и ветра только лишь с помощью какого-нибудь плетня из веток или плаща, натянутого на вбитые колья. Кроме того, они очень терпеливо переносят голод, довольствуясь намешанной в воде овсяной мукой, куда добавляют немного уксуса — вместо питья, и хлебом в качестве пищи. Польский король рассказал мне, что в ливонских крепостях находились такие, которые питались таким образом очень долго, так что почти все уже пали. Оставшиеся же в живых, хотя чуть дышали, держались до последнего момента, беспокоясь лишь о том, как бы не сдаться осаждающим, по-видимому, чтобы хранить верность своему государю до самой смерти. Именно поэтому они стремятся своей храбростью одолеть более многочисленных врагов или по крайней мере обессилить их своей выносливостью и терпением.

Но это в разных местах бывает по-разному.

ДРУГИЕ СИЛЫ МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ

Великий князь всё держит в своих руках: города, крепости, села, дома, поместья, леса, озера, реки, честь и достоинство. На столь обширном пространстве земель, по-видимому, ничто не может быть значительнее тех сил и богатств, которыми он владеет. Они были гораздо больше, когда мир давал возможность шире развиваться торговле, когда процветала Ливония, а плавание по Балтийскому морю было очень оживленным. Но когда всё это было разрушено и ослаблено, силы его тоже должны были уменьшиться, хотя внешний вид княжеского величия не изменился. [47]

Считают, что князь обладает огромными сокровищами: сколько бы ни ввозилось в Московию обработанного или необработанного золота, всё это, насколько возможно, он собирает и почти никогда не разрешает вывозить. Даже серебро едва ли когда-нибудь вывозится, разве только для выкупа пленных или при наборе иноземных солдат, что, однако, бывает редко.

При обмене московиты часто пользуются мехами и шкурами вместо денег, а если отправляются куда-нибудь, по большей части и самую пищу берут с собой. Талеры (германские монеты) они обменивают на «деньги» и «московки» (этими словами они называют свои монеты). Их теперь гораздо реже, чем раньше, чеканят из чистого золота 26, так как любой золотых дел мастер изготовляет их по своему усмотрению, не заботясь о том, что было до него. Если, возвращаясь откуда-нибудь, послы привозят золотые или серебряные дары, московский князь отбирает их в свою казну, причем может выплатить им в серебряных монетах какую-нибудь сумму, а может и не выплатить. Отец его, разграбив ливонские города и храмы, вывез на тяжело груженных повозках сколько мог богатств, золота, серебряных и золотых сосудов, чаш и других вещей такого же рода 27. Поэтому нет сомнения, что у великого князя скопилось огромное количество этих вещей. После татарского набега и сожжения Москвы он разместил их в трех крепостях: Москве, Ярославле и Белом озере.

В городах и княжествах нет таких самостоятельных правителей, которых у нас принято называть князьями. Это — почетный титул, которым они пользуются, чтобы придать себе, а скорее своему государю больше чести, а также для обозначения наместничества.

Правда, некий татарин 28, доказавший верность нынешнему князю при взятии Казани и перешедший в русскую веру и схизму, получил город Коломну и некоторые другие города. Кроме того, за ним осталась и часть его владений. Тем не менее полная власть принадлежит московскому князю, кроме некоторых доходов, идущих татарину, и те князь может отнять, когда захочет.

Если же он дарует кому-нибудь села и деревни, они не передаются по наследству, если это не утверждается князем. Крестьяне из своих доходов выплачивают ему подать и отрабатывают, как и господину. Оставшееся, как бы мало оно ни было, оставляют себе на пропитание или используют как-нибудь еще. В результате этого никто не может определённо сказать, что ему что-либо принадлежит, и (хочет — не хочет) каждый зависит от воли князя. Если у кого-нибудь есть излишки, он тем более чувствует себя связанным, сделавшись более состоятельным, тем более боится за себя. Поэтому часто они все отдают князю. Отсюда возникает угодливость и страх, так что никто не смеет рта раскрыть, а переселением людей в разные гарнизоны пресекаются пути к заговорам. Если у князя возникает малейшее подозрение в чем-нибудь подобном, за этим следует казнь таких князей, их сыновей, дочерей, крестьян, даже и невинных. Так случалось не один раз.

Один знатный человек из княжеского окружения мне рассказал, что приобрел кое-какие поместья, но в течение многих лет он не может [48] позволить себе покрыть крышей и отстроить деревянные дома. Крестьяне, на которых возложена эта обязанность, задавленные работами на князя, не имеют возможности вздохнуть 29.

Существует 40 германских семей из тех, что были вывезены из Ливонии, оставленных в Москве для занятий ремеслом по приказу князя. Остальные, а их было очень много, отосланы в Казань, и другие места. С них ежегодно взимается денежная подать. Конечно, они, поразмыслив, стали уже называть верховного первосвященника самым почтительным образом и не отказывали мне ни в малейшем знаке внимания, помня, какой почет когда-то воздавала Ливония апостольскому престолу, каким миром пользовалась, какими славными именами называлась (например, оплотом христианского мира), когда знала католических и законных своих государей и, в особенности, когда зависела от великого первосвященника. Когда же эта отеческая власть была утрачена, ливонцы в скором времени были почти уничтожены рыцарями тевтонского ордена, когда те дерзко нарушили церковный устав. Позже они напрасно просили помощи отовсюду и, наконец, попав под ярмо еретиков, начали влачить самую жалкую жизнь в московском государстве, если можно назвать жизнью это существование в ереси.

Что касается самих лесов, озер и рек, то, сколько бы ни собирали оттуда дорогих мехов и рыбы (а ее великое множество), значительной частью всего этого владеет князь. Меха предназначаются для подарков и продажи, сушеная рыба для снабжения крепостей и в пищу, и всё, что из этих запасов предоставляется князю, оказывается наилучшим. Никто не может распродавать своего прежде, чем не будет распродано принадлежащее князю.

Назначенные писцы или переписчики (их называют испорченным греческим словом «дьяк», т. е. служитель, слуга) не только в княжеском дворце с величайшим старанием записывают счета и приход, но и в каждой области всё тщательно собирают и предоставляют главному казначею.

Пошлины не очень велики. Послам разрешается привозить с собой сколько угодно купцов, которые по приказу князя ничего не платят и получают от него содержание 30. Когда-то астраханские купцы приезжали с берегов Каспийского моря и из Персии гораздо чаще, но из-за того, что большая часть татар была разбита, и из-за длительной войны с Персией, этот рынок стал менее многолюдным.

Я не слышал о золотых или серебряных рудниках, железные же существуют, но здешние люди, не очень деятельные, их почти не разрабатывают.

Князю все оказывают такой почет, который едва можно представить в помышлении. Они очень часто говорят (если даже так и не думают), что их жизнь, благополучие и все остальное дарованы им великим князем. По их мнению, все приписывается милости божьей и милосердию великого царя, то есть короля и императора, как они называют своего князя. И под палками, и чуть не умирая, они иногда говорят, что принимают это как милость.

Могло бы показаться, что этот народ скорее рожден для рабства, чем сделался таким, если бы большая часть их не познала порабощения [48] и не знала, что их дети и все, что они имеют, будет убито и уничтожено, если они перебегут куда-нибудь 31. Привыкнув с детства к такому образу жизни, они как бы изменили свою природу и стали в высшей степени превозносить все эти качества своего князя и утверждать, что они сами живут и благоденствуют, если живет и благоденствует князь. Что бы они ни видели у других, этому не придают большого значения, хотя мыслящие более здраво и побывавшие за границей без особого труда признают силу и могущество других [государей], если не приходится опасаться доносчика.

Купцы с берегов Померании, из Голландии и Англии обычно переправляются в Московию через Балтийское море для покупки воска, кожи и мехов. А некоторые голландские и английские корабли, груженные медью и другими товарами, ежегодно приходят по верхнему Северному океану (его называют «Ледовитым», суровым, жгучим) в порт св. Николая 32 почти в самый Петров день. Отсюда товары перевозятся почти за 100 германских миль в Вологду, оживленный рынок Московии.

СОВЕТНИКИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ 33

При князе находятся 12 знатных людей, которые выносят приговоры по тяжбам и докладывают ему о наиболее важных делах. На их обязанности лежат также другие дела и книги прошений (так как князю их не передают). Они перемещаются в ранге и должности по усмотрению государя.

Когда я был в Московии, их имена были следующие: Иван, сын Федора (они говорят «Федорович»), два его сына Федор и Семен 34. Затем Никита Романович 35, сестра которого Анастасия была когда-то женой государя (о ней я писал вашему святейшеству в первой книге). Андрей Щелкалов, канцлер 36, его брат Василий 37, Богдан (то есть которого бог дал, богом данный) Яковлевич Бельский 38 (он целых 13 лет был первым любимцем князя и спал в его опочивальне), Невежа, брат Богдана, Василий Иванович Зюзин 39, родившийся в Литве, после того как туда бежал его отец, московит по национальности. Став старше, он перебежал в Московию. Он почти один из всех немного знал по-латыни (польский язык знал Андрей Щелкалов). Игнатий Татищев 40, Баим Воейков 41, Михаил Андреевич Безнин 42. Имя казначея казны, или сокровищницы, — Петр Иванович Головин 43.

На обязанности канцлера лежит размещение знатных людей по крепостям, которые содержатся за счет земель и поместий, приписанных к ним князем. Этим людям едва ли дается какое-нибудь жалованье или после многих лет службы освобождение от обязанностей.

В остальном наместники крепостей и городов управляют так, что знают, кому из бояр посылать письма на имя князя. Им отвечают от его имени, хотя сам он никогда не подписывает собственноручно писем к ним или к другим государям. [50]

СЫНОВЬЯ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МОСКОВСКОГО

Великий князь московский Иван Васильевич от своей первой жены Анастасии имел двух сыновей — Ивана и Федора. В первый мой приезд оба они были живы. Ко второму приезду первенец Иван, достигший 20 лет, уже способный управлять государством и любимый московитами, скончался. Говорят, у князя рождались сыновья и от других жен, но впоследствии умирали.

Сведения о смерти Ивана имеют большую ценность. Это обстоятельство достойно упоминания потому, что оно оказало большое влияние на смягчение нрава князя, так что во время наших бесед он многое выслушивал снисходительнее, чем, может быть, сделал бы раньше.

По достоверным сведениям, сын Иван был убит великим князем московским в крепости Александровская слобода. Те, кто разузнавал правду (а при нем в это время находился один из оставленных мною переводчиков) 44, передают как наиболее достоверную причину смерти следующее:

Все знатные и богатые женщины по здешнему обычаю должны быть одеты в три платья, плотные или легкие в зависимости от времени года. Если же надевают одно, о них идет дурная слава 45. Третья жена сына Ивана 46 как-то лежала на скамье, одетая в нижнее платье, так как была беременна и не думала, что к ней кто-нибудь войдет. Неожиданно ее посетил великий князь московский. Она тотчас поднялась ему навстречу, но его уже невозможно было успокоить. Князь ударил ее по лицу, а затем так избил своим посохом, бывшим при нем, что на следующую ночь она выкинула мальчика. В это время к отцу вбежал сын Иван и стал просить не избивать его супруги, но этим только обратил на себя гнев и удары отца. Он был очень тяжело ранен в голову, почти в висок, этим же самым посохом. Перед этим в гневе на отца сын горячо укорял его в следующих словах: «Ты мою первую жену без всякой причины заточил в монастырь, то же самое сделал со второй женой и вот теперь избиваешь третью, чтобы погубить сына, которого она носит во чреве».

Ранив сына, отец тотчас предался глубокой скорби и немедленно вызвал из Москвы лекарей и Андрея Щелкалова с Никитой Романовичем, чтобы всё иметь под рукой. На пятый день сын умер и был перенесен в Москву при всеобщей скорби 47.

Отец следовал за телом и (при приближении к городу) даже шел пешком, в то время как знатные люди, все в трауре, прикасаясь к носилкам концами пальцев, как бы несли [их]. Одежду, сшитую по случаю траура, они носили и при нашем возвращении, Волосы их были распущены в знак скорби, они не носили шапочек, обличающих их знатное происхождение. В этом мы увидели дивную милость божественного провидения и справедливости, так как при первом нашем приезде к князю они насмехались над тем, что мы одеты в черное и приехали как бы в лохмотьях (ведь этот цвет им непривычен и служит знаком скорби); теперь сами по случаю траура по умершем Иване они вынуждены им пользоваться и не осмеливаются заикнуться об этом 48.

Что касается прочего, то князь, созвав думу, сказал: по его грехам [51] случилось, что Иван умер, были некоторые другие обстоятельства, которые давали повод сомневаться, будет ли власть прочной, если она перейдет к младшему сыну Федору. Князь потребовал от бояр, чтобы те подумали, кто из наиболее знатных людей царства мог бы занять место государя. Они ответили ему, что не хотят никого другого, кроме того, кто остался в живых — Федора, потому что им нужен тот, кто является сыном государя. Они убеждали его снять с души скорбь, и, хотя он объявил, что примет монашеский чин, пусть он оставит это намерение, хотя бы на время, пока дела в Московии не станут более прочными. Бояре держались того мнения, что о подыскании другого [наследника] он говорит для того, чтобы узнать настроения, и, если бы он заметил, что кто-нибудь обратил внимание на другого, то и он, и тот, который пришелся ему по душе, расстались бы с жизнью.

Каждую ночь князь под влиянием скорби (или угрызений совести) поднимался с постели и, хватаясь руками за стены спальни, издавал тяжкие стоны. Спальники с трудом могли уложить его на постель, разостланную на полу (таким образом он затем успокаивался, воспрянув духом и снова овладев собой). Однако некоторые не переставали обдумывать разные варианты, кто же, наконец, мог бы быть наследником, если бы что-нибудь случилось с Федором, так как не было из этого рода другого [наследника] и 30 лет оставалось свободным место конюшего, которому эта власть могла быть передана (как наместнику) 49.

После смерти Ивана князь, отдаваясь слезам, одетый в полный траур, приказал тем послам, которые отправлялись вместе со мной к вашему святейшеству, не выдавать другой одежды, кроме черной, хотя и шелковой. Во всем его царстве (и особенно при дворе) тот же вид, заупокойная служба, корона снята, и, если кто-нибудь блистал другой одеждой, едва ли она была великолепной.

Во все монастыри он разослал много денег на спасение души сына. Кроме того, с Ахматом, не то турецким послом, не то наместником 50, который был в Москве в течение трех лет, потому что войско польского короля [всюду] бродило и дороги для возвращения были небезопасны, он послал двух московитов к патриархам и в восточные монастыри, дав им по 10 тысяч рублей (рубль ценится немного больше двух крон) на раздачу милостыни и чтобы получить утешение по смерти сына. Ведь каждые три года к ним же на Восток он посылает деньги 51, так как русские там почерпнули в старину знакомство с греческой верой, которую имеют и сейчас, хотя уже во многом [с ней] расходятся.

СПОСОБ ПРИЕМА ПОСЛОВ В МОСКОВИИ И ОБРАЩЕНИЯ С НИМИ

Рассказ Герберштейна о приеме чужеземных послов у московского князя достоверен, но относится к более ранним временам 52.

Нам, кроме всего прочего, разрешили также посетить крепости Смоленска и Новгорода, где в знак величайшего уважения нас встретили залпами больших пушек. [52]

Говорят, что не всегда это было принято по отношению к другим послам, прибывавшим к их государю.

Приказано было также сначала епископу смоленскому, а затем архиепископу новгородскому во время пребывания в Смоленске и Новгороде доставлять нам обильнейшее угощение по обычаю этого народа. Сами же епископы просили нас оказать им честь присутствовать на богослужениях, которые они совершали в ярко освещенных и пышно разубранных по приказу государя храмах 53.

Мало того, сам государь, собрав в Москве на обширной площади тысяч 5 народа, чтобы придать этому событию больше блеска и величия, сошел из своего дворца с боярами и приближёнными (впереди шли священники, неся икону пресвятой богородицы), чтобы отвести нас в храм 54. Там он приказал приготовить почетное место, откуда мы могли бы видеть церемонию их богослужения. Но мы по некоторым соображениям не захотели ни присутствовать на богослужениях, совершаемых их епископами (если их можно назвать епископами), ни войти в храм вместе с московитом. А так как мы смело отказались от этого перед лицом государя и великого множества народа, кое-кто стал думать, что с нами будет. Многие московиты стали колебаться в своем слишком высоком мнении о собственной религии. Соображения, которые мы тогда ему публично высказали, и причины отказа мы изложили в другом сочинении 55. Главная причина заключалась в том, чтобы не создавать впечатления, будто бы посланец вашего святейшества все это одобряет и оказывает почтение и благоговение епископам, не утвержденным апостольским престолом. Государь и все остальные имеют обыкновение прикладываться к их руке, низко склонив голову к земле. Великий князь вызвал шесть епископов, не считая митрополита, как для богослужения, так и для беседы со мной о религии. Однако, получив наше сочинение, которое государь еще раньше просил при всех у меня, о различии между католической верой и русскими догматами, они не сказали ни слова. Только один из них, архиепископ ростовский, все одобрил, был сослан в изгнание, лишен сана и умер более счастливый, чем те, кто пережил его 56. На трех пышных пирах, куда государь приглашал меня вместе со всеми моими людьми и в первый, и во второй приезд, всё было обставлено с царским великолепием. Кроме продовольствия и средств на прожитие, которые доставлялись нам в достаточном количестве по его приказанию приставами (это слово обозначает знатных людей, приставляемых к послам, и значит приблизительно «привязанный»), он посылал нам каждый день кушанья со своего стола.

За день до да назначенных переговоров с ним и его советниками, он присылал трех человек 57, а на следующий день рано утром — других в таком же количестве, и они объявляли, что немного позже мы увидим «ясные очи» великого царя. Таким образом мы были подготовлены. А через час приставы объявляли нам, что прибыли приближенные люди и некоторые советники государя. Они подъезжали почти к самому подворью 58 примерно с сотней конных людей, чтобы отвезти нас. Из них главные трое, сидя на лошадях и протянув руку, приветствовали меня от имени государя, и мы отправлялись в путь. По обеим сторонам дороги [53] на протяжении почти 1000 шагов располагались дворцовые стрельцы в количестве около 1500 человек. После этого я входил во внутреннюю часть дворца, наполненную людьми, блистающими богатой одеждой и оружием, и меня приглашали сойти с коня. У нижних ступеней меня встречали бояре и отводили к государю. Сначала, пригласив меня сесть, он или сам беседовал со мной, или приказывал отвести меня в палату, где я должен был говорить с боярами. Иногда мы проводили там долгие часы, подробно говоря обо всем и часто до крайнего утомления. У них были свои переводчики, у меня — свои. Если я предлагал что-нибудь новое (что по ходу дела случалось часто), тотчас все они шли к государю, чтобы спросить ответа, который передавали в точности, не осмеливаясь обнаружить ничего своего. Мне нелегко было проследить за их словами, насколько правильно и, главное, точно повторяли они то, что я предлагал. Часто после обычных почестей, конные люди и бояре выезжали мне навстречу и приводили к государю. Бояре читали мне его ответ по написанному, разделив между собой чтение на большие куски, и только после этого передавали. Поэтому в течение двух месяцев, когда приходилось постоянно говорить с этим государем, и в течение пяти месяцев, пока я ездил туда и обратно и вел -переговоры с польским королем и послами польского короля и московского государя, я не получил о деле достаточно ясного представления. Только когда они собрали кое-что о старине из литовских, польских и московских дел, в которых подтверждается их точка зрения, они смело выдали их из архивов. Впоследствии из них я почерпнул немаловажные сведения для знакомства и обсуждения тамошних дел. Но так как из писем и документов, отосланных вашему святейшеству, это можно будет яснее понять, здесь достаточно об этом 59.

Лишь только до московского князя дошла весть о нашем прибытии, он немедленно послал нам, почти к границам своих владений, где мы разбили лагерь, всадников, лошадей, продовольствие и через своих гонцов охранную грамоту. Он дал нам 60 человек из своего окружения, которые при остановках готовы были оказывать нам всяческие услуги. Окруженные этими телохранителями, мы не могли без большой необходимости выйти из дому или послать куда-нибудь. Прислал он и лошадей в богатой упряжи, которых обычно дарят послам и на которых мы должны были ехать. Кроме того, он назначил для нашей свиты множество людей, татар и московитов, которые должны были обеспечить нам безопасный путь в лагерь польского короля, находящийся на расстоянии 600 миль, а позже выехать за пределы его владений. Всё это я правдиво описал в другом сочинении 60, и, думаю, этого здесь подробнее рассматривать не стоит. К большому нашему неудобству случалось, что московский князь по своей подозрительности не допускал к нам врачей во время болезни.

Как было сказано раньше, я оставил двух человек 61 у московского князя, пока сам ездил к польскому королю, чтобы они узнавали о состоянии дел и пытались, насколько возможно, внушить этому народу сколько-нибудь благочестия. Князь обещал мне в присутствии 100 знатных людей относиться к нашим людям так же, как и ко мне, если бы я остался. Однако им не было дано никакой возможности выходить, если [54] не считать одного-двух раз. По приезде из Старицы в Москву их поместили в довольно тесной комнате. Они вынуждены были пользоваться одним и тем же местом как алтарем, где должны были молиться, как столом, где должны были писать и читать, и как местом, где должны были спать. У дверей постоянно находилась охрана, трое бояр и столько же простых людей. Имена их следующие: Сунебул, Куфара, Кудеяр, Куфара, Мирослав и Куроедов 62.

Там пробыли они четыре с половиной месяца, а пожаловавшись, что князь не сдержал обещания, получили ответ от знающего человека: князь одно обещает иностранцам, другое приказывает приставам, на словах он говорит одно, другое держит на сердце, и были многие, которым он давал гарантию свободного въезда и выезда и которые просили дозволения вернуться к себе, но тотчас поплатились за это жизнью. Поэтому у тех, кто клятвенно обещал остаться в Московии до конца своих дней, нет никакой возможности ни подойти к другим [людям], ни поговорить при встрече. Если бы кто-нибудь сделал это или на кого-нибудь пало малейшее подозрение в этом, он был бы наказан смертной казнью — будь он русский или иного происхождения. Многие хотели подойти к нам, но по этой причине не осмелились. Среди них был даже некий врач, горячо желавший очиститься таинством исповеди и получить святое причастие. Он просил разрешения прийти к нам, но не только не смог этого добиться, но и выслушал следующее грозное предупреждение: «Для чего ты, иностранец, осмеливаешься посещать людей этого народа? Если не хочешь быть убитым, остерегайся в будущем даже и предлагать такое». Но были и такие московиты, которые стонали от этого рабства и говорили, что, пока князь не начнет другого образа жизни, нет надежды на распространение благочестия истинной веры.

Когда же я из польского лагеря или из другого места посылал со своими людьми письма без печати в одной связке с письмами к князю, чтобы не вызывать никакого подозрения, хотя они и не содержали ничего кроме того, что относилось к нашим порядкам, он их или не хотел отдавать, или приказывал некоторые из них перевести на русский язык, чтобы, как я полагаю, не оставаться в неизвестности. Он делал это, по-видимому, из-за чересчур обостренной и беспокойной подозрительности, если не из страха.

По окончании последнего большого пира перед отъездом из Москвы в Ливонию, поднявшись, он протянул мне и всем моим спутникам руку и просил меня приветствовать ваше святейшество и польского короля. Когда я вернулся домой, он прислал письма и дары, которые в конце концов были частично отданы студентам в Оломоуце, Праге 63 и других местах, частично иногда использовались для подарков самим московитам при проводах. Я дважды пытался отказаться от них 64, но бояре уговаривали меня, что не должно мне нарушать древнего обычая этого государства и портить милостивое настроение государя, ведь. он сам не отверг даров вашего святейшества и своим людям, кого он посылал и пошлет туда, он позволит принимать дары от других государей. Следуя совету, данному мне раньше, принеся благодарность и раздав деньги среди многочисленных придворных, я принял дары. Но, [55] чтобы он по этому поводу узнал что-нибудь более возвышенное и святое о характере наших установлений, я обратился к нему со следующими словами, переданными ему через думных бояр:

«Позволь, милостивый великий государь, просить тебя в третий раз, наконец, во имя крови Иисуса Христа те дары, что ты приказал приготовить мне по твоему великодушию, не принять, не вызывая твоей немилости. Видит бог, я не гнушаюсь [ими] из-за какого-то пренебрежения и незнания исключительной щедрости твоей светлости.

Но по моему призванию к духовной жизни ,и по обетам бедности, которые я часто давал именем милосердного бога, дай ради милосердия Христа то, что я буду считать величайшим благодеянием. Вспомни, как несколько дней тому назад ты сказал мне (хотя по поводу других людей, на которых не распространялись взятые мною обеты), что самое лучшее — следовать смирению и бедности господа Христа. Поэтому позволь мне на деле следовать этому. По милости божьей, мир заключен без этих одежд и мехов, без них же, с божьей помощью, совершится остальное, что ты желаешь. Ты никогда не будешь иметь недостатка в каких-либо услугах моей верной преданности. Дорожных припасов, которые ты выдал моему товарищу Павлу 65 для возвращения к великому первосвященнику, и тех даров, что ты отослал его святейшеству, будет достаточно. Конечно, и их я не позволил бы принять, если бы они не были необходимы при таком пути и продолжительном пребывании всех нас в королевском лагере и в этих местах и если бы мы не боялись обидеть тебя и этим помешать лучшему. А этими дорогими мехами мы не пользуемся: скорее мы отдадим сами нашу кожу и жизнь за распространение католической веры (если такой дар будет угоден богу). Поэтому я не позволил ехать со мной купцам (хотя они этого очень добивались), чтобы от людей такого рода не случилось препятствия тому, для чего меня послали, или ссор с твоими людьми. К тому же, по милости божьей, у меня достаточно [средств], чтобы иметь возможность вернуться к великому первосвященнику. А если бы ты захотел щедро наградить меня богатым даром, сохрани ко мне то милосердие, которым ты почтил меня. Так как ты признаешь себя овцой стада Христова, подумай о том, что тебе должно следовать водительству его видимого пастыря, то есть великого первосвященника, которому господин наш Христос передал свою паству для пастьбы. Кстати, узнай: в нашем ордене состоит несколько тысяч людей. В наш век, когда открыты новые земли и Европу стали раздирать разные расколы, их, отказавшихся от имущества и от всяких забот о частных делах, господь призвал как бы в одно войско. Все мы заключили содружество во имя Иисуса, чтобы довести его имя и духовные богатства католической церкви до народов Индии, до еретиков и тех, кто не совсем соединился с Католической церковью. Поэтому и оставили мы всё. Мы не принимаем и не принимали никаких почестей, за исключением тех, которые не приносят никаких доходов и связаны с явной опасностью для жизни. Ведь некоторые из нас около 30 лет тому назад были посланы в некоторые патриаршества и епископаты Индии и Эфиопии, чтобы в этих отдаленнейших странах принести в жертву многодневные труды и жизнь во славу Христову, не получая никаких земных благ. Поэтому, [56] куда бы снова ни послал нас святой апостольский престол, мы сможем вернуться (если будет нужно) к тебе. Позволь, если в них нет такой необходимости, не брать [даров]».

Если он и не был тронут этими доводами настолько, чтобы оставить у себя дары, однако почерпнул из них какой-то свет истины. Так были заложены основания для столь большого здания, которое, мы не сомневаемся, будет в Московии в свое время. Он же с истинно царским великодушием приказал дать нам проводников и всё в изобилии. Так мы уехали от него и направили свой путь через Россию к польскому королю Стефану.

КОГО И КАКИМ ОБРАЗОМ МОСКОВСКИЙ КНЯЗЬ ПОСЫЛАЕТ К ИНОСТРАННЫМ ГОСУДАРЯМ (ПОСЛЫ ЗДЕСЬ НЕ ОДНОГО РАНГА). ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА ВСЕМ ПУТИ С ПОСЛАМИ, ЕХАВШИМИ ВМЕСТЕ С А. ПОССЕВИНО К ВЕЛИКОМУ ПЕРВОСВЯЩЕННИКУ

Великий князь московский пользуется табелляриями, интернунциями и так называемыми «великими» послами для ведения с иностранными государями дел, касающихся войны, мира и торговли. Табеллярии: называются «гонцами», они только возят письма. Интернунции — «посланцы», они же «малые послы», — кроме писем имеют некоторые поручения. Их обычно сопровождает несколько человек свиты. Главные послы (их обыкновенно трое, не считая секретаря) называются «великими послами». Их довольно редко посылают дальше королевства польского, так как им полагается большая свита, а содержание не предоставляется (так принято и в Московии и в Польше) 66. Для продолжительного путешествия за пределами королевства польского необходимы были бы значительные суммы денег, а князь на это или им совсем не дает денег, или дает очень мало. Польский король и великий князь московский, так как это считается у них проявлением уважения, обычно посылают 100 или 200 человек со своими послами, к которым присоединяются и купцы. Впрочем, сами московские послы возят с собой товары для продажи, что не очень пристойно для выполняющих такие обязанности. Поэтому, если они что-нибудь дарят, это делается для получения большего вознаграждения и ответного дара, а если этого не дают, они выпрашивают и почти вымогают. Московские послы, прибыв в Киверову Горку 67 (небольшое селение под Ямом Запольским) вместе со свитой в 300 человек, открыли лавки и в промежутках между делами заключения мира, возложенными на них, исправно занимались продажей и обменом с поляками через своих людей,

Из Новгорода, находящегося на расстоянии около 200 миль, вскоре они стали получать продовольствие и приготовленную пищу (хорошо сохранявшуюся на морозе), так что вообще не делали никаких расходов. Кстати, это обстоятельство было нам удобно, так как каждый из [57] 4 послов 68 по поручению своего государя присылал пищу, чередуясь по дням с другими.

В самом разгаре зимы мы помещались в палатках, раскинутых в глубочайших снегах. Постоянно горевший огонь кое-как изгонял оттуда страшный холод, а часть наших людей помещалась в каких-то деревянных хижинах, полных сажи и дыма. К тому же окрестные поля были опустошены королевскими войсками, поэтому едва ли можно было что-нибудь купить, кроме хлеба. Гнилая вода или снег, едва растаявший на огне, составляли питье для лошадей и шли на приготовление горячей пищи.

Тем не менее послы московского князя, приезжая к другим иностранным государям, если не получают даром лошадей, помещений, проводников, подарков, тотчас начинают превозносить до небес милосердие, щедрость и могущество своего государя (так по большей части его называют), а других, как бы велики они ни были, обыкновенно бранят за бедность 69.

Узнав это на примере Шевригина, лервого посла к вашему святейшеству, и познакомившись с такими же привычками многих других, при учреждении второго посольства в Рим я убедил московского князя послать не больше 10 человек.

Мне предстояло проделать путь во много тысяч миль: сначала отправиться в Оршу, оттуда в Ливонию и Польшу, а затем через Германию в Италию. Я видел, что моя обязанность сопровождающего будет гораздо более трудной, если посольство будет состоять из 100 или 200 человек, которым нужно будет повсюду добывать продовольствие. При этом создавалась опасность, что погибнет все то, ради чего святой апостольский престол потратил при московском посольстве столько стараний, забот, трудов и средств, если всё не будет предоставляться им бесплатно.

Во главе посольства стояли два знатных человека, вместе с которыми мне нужно было действовать, чтобы исполнить дела величайшей важности и скрепить дружбу христианских государей. К этому посольству великий князь приставил переводчика, отвергшего католическую веру и принявшего схизму (что он сделал в целях своей безопасности и выгоды). Мы с трудом от него отказались и потребовали себе другого знатного поляка и католика, чего и достигли 70. Важно, чтобы по возвращении из этого посольства кто-нибудь мог рассказать московиту об истинном положении вещей и дружелюбии католических государей, если остальные попытаются очернить всё это своими измышлениями.

Много неприятностей случилось из-за Шевригина или, скорее, из-за его спутника, бывшего когда-то католиком, потом лютеранином и, наконец, погрязшего в ошибках русской веры, который в Каринтии убил итальянского переводчика, прибывшего из Московии 71, как только я уехал от них, направляясь к великому герцогу Карлу. Тогда они с трудом вырвались из Италии, где перед этим были приняты с большим почетом и одарены богатыми подарками.

При втором посольстве 72 никогда не бывало ни резни, ни каких бы то ни было ссор, из-за которых нужно было бы прибегать к оружию. Без сомнения, они предавались бы им, если бы их не удерживали соображения [58] дружбы, надежда на подарки, а иногда и страх. Допускалось, что иногда они платили за постой из своих средств, и, хотя они делали это неохотно, однако, это помогло им лучше оценить щедрость итальянской церковной власти (которой они были приняты лучше, чем могли ожидать).

В этом путешествии для меня стали понятны характеры тех московитов, которых я сопровождал: мы узнали их довольно хорошо, так как я должен был отвезти их обратно по приказу вашего святейшества в царство польское.

Когда мы прибыли в первый раз туда из Московии, и они удивились, что не нашли посланных им навстречу по обычаю от польского короля лошадей с продовольствием, им ответили: достаточно будет и того, что по приезде к королю их радушно примут, а вносить в польское королевство московский обычай приема послов не следует. Однако, по нашей просьбе, они были достаточно радушно приняты королем в Риге.

В Ливонии мы узнали, что те дома, которые были построены с большими затратами рижским архиепископом и магистрами тевтонского ордена, разрушены московитами и грозят совсем рухнуть, они полны грязи, окна выбиты, и они открыты для непогоды. Московиты отвергли их и предпочли скорее жить в выстроенных ими деревянных домиках, полных копоти. Поэтому, вспомнив также о разрушениях, причиненных готами Колизею, триумфальным аркам и всему Риму, я уже не удивлялся тому, что остается в сердцах людей, которые не могут вынести блеска и величия других народов. Даже торжественное шествие цезаря 73 при большом стечении народа, когда он въезжал в священный Аугсбург на собрание имперского сейма, не могло заставить их по доброй волей посмотреть на него. Столь большое количество городов и знатных людей не трогало их настолько, чтобы они похвалили это от души. В Богемии и Германии было так: сколько бы они ни израсходовали средств, находясь там, по приказанию его императорского величества они получали возмещение, да и в качестве подарков им было дано много серебряных сосудов. Когда же мы приблизились к Италии и вступили в венецианские владения, их принимали во всех городах с величайшей пышностью. Прежде всего, в Вероне они были приглашены осмотреть крепости, возле которых были собраны многочисленные отряды солдат, принявших их с почетом. Жители Виченцы в полной мере проявили свое дружелюбие, не говоря уже о щедрости, которая свидетельствует о высшем благородстве души (так что этот город более всего достоин похвалы в этом отношении). То же самое было и в Па-дуе.

Оттуда мы прибыли в Венецию, и в этой светлейшей республике были приняты со всякого рода почестями. Но так как эти люди не очень-то привыкли к вещам такого рода и так как они считали, что все подвластно их государю, да и жить они привыкли более широко, [поэтому] они были недовольны, что им отвели помещение, хотя и очень удобное, в доминиканском монастыре. Понадобилось много настойчивости и терпения, чтобы удерживать их в пределах повиновения, ведь те, кому была поручена забота о них московской думой, усиленно просили [59] нас, чтобы мы от них не отходили. Пока я занимался приготовлениями к отъезду, греки, много лет тому назад переселившиеся в Венецию, тайно упросили московитов оказать честь посетить их храм и выслушать богослужение по греческому обряду. Знатные молодые люди, приставленные к ним сенатом для сопровождения по городу, еще не поняли, какое значение может иметь это обстоятельство, и приказали, чтобы этот храм был богато убран, и на следующий день русские схизматики были приняты греческими схизматиками. Когда это дошло до моих ушей, я поспешил к монастырю и, увидев московитов и венецианцев вместе с греками, направляющихся к их храму, обратился к ним с такими словами: «Яков Молвянинов (так звали первого посла), твой государь поручил тебя мне, чтобы ты действовал по тому плану, который я тебе укажу. Я везу тебя к великому первосвященнику, а не к грекам, поэтому иди домой».

Он повиновался. Но некоторые греки отнеслись к этому самым неподобающим образом и считали, что нанесено оскорбление республике, так как, по их словам, по ее приказанию московитов пригласили сюда. Я ответил им, что, когда греки объединятся с католической церковью, тогда пусть и говорят со мной, и я удовлетворю их просьбы. Некоторые греки, с которыми я беседовал отдельно, остались недовольны, поэтому мне пришлось идти в сенат. Там, выслушав мои доводы, очень умно успокоили греков, пришедших с жалобой. Все это дело было не только прекращено, но даже доставило случай лучше понять хитрости греческой схизмы 74.

Некоторые наиболее благоразумные люди поняли, как много зла это могло бы принести при нынешних обстоятельствах, так как часто среди греков, живущих в Венеции, находятся шпионы, обо всем доносящие неверным.

Московиты, получив от республики в дар золотые цепи большого веса, сказали своему переводчику: «Иди к дожу и скажи, чтобы он прислал нам парчи и других вещей из своей сокровищницы». Но переводчик, человек порядочный, не согласился на это.

Из Венеции мы направились в Феррару, а оттуда прибыли в Болонью, где по приказанию вашего святейшества московским послам были представлены самым щедрым образом доказательства отеческой любви со стороны светлейшего кардинала легата Чези: были закрыты Лавки и оказаны совершенно необыкновенные почести. Другие светлейшие легаты, Верчелли в Эмилии, Колонна в Вицене, позаботились о том же самом. Сначала навстречу московским послам выходили из городов отряды солдат, затем магистрат подходил к воротам, оттуда с величайшим почетом их вели ко дворцу при залпах из пушек и при звуках флейт, устраивались обеды и роскошные пиры. Предупрежденные заранее, знатные люди, у которых московиты довольно дерзко выпрашивали разные вещи, перестали легко на это соглашаться, так что московиты стали держать себя в пределах благопристойности.

Когда мы были в Римини в доме префекта города, они убрали святые образа, чтобы на их месте поместить свои, маленькие, расписанные по греческому образцу. Мы, убрав эти последние, поставили прежние [60] [на место], чтобы в среде католиков они не действовали столь дерзко. Поэтому позже они стали вести себя менее своевольно.

Оттуда мы прибыли на место, прославленное святой девой лорет-тской и большим стечением народа 75. Здесь они имели возможность узнать предания о чудесах, увидеть толпы паломников и постоянные молебствия.

Наконец, после того как по моему настоянию в других городах им были оказаны умеренные почести, у реки Тибра, возле города Бургеты их приняли и приветствовали самым радушным образом люди вашего святейшества. Выступив на другой день, на следующий день мы прибыли в Рим. Оттуда нам навстречу выехали знатные римляне во главе с маркизом Чези, и московиты с величайшими почестями, при стечении большого количества народа, при залпах всех пушек, расположенных в замке Адриана, были отведены во дворец кардинала Колонны, тогда отсутствовавшего. В этом дворце им было предоставлено щедрое угощение и самые исполнительные из слуг вашего святейшество, а те, кто охраняли двери каждый день, пока ваше святейшество не вернулось из Альгида 76, возили их в экипажах по городу, и московиты видели все самое красивое. Более всего они удивлялись тщательному уходу, огромным расходам и милосердному отношению, проявлявшимся в отношении к больным, затем лавкам, расписным залам, но в особенности замку св. Духа и прочим большим богадельням. Посещая одну за другой семинарии и коллегии разных городов, они стали думать, что уже самой религией Рим господствует во всем мире и что не они единственные христиане (как они обычно говорят). Замечания обо всем этом они каждый день записывали и собирались эти записи отвезти к своему государю 77. То же было и дорогой, когда они осматривали коллегии нашего общества в Литве, Польше, Моравии, Богемии, Германии и Италии. Особенно удивились они английской семинарии, находящейся в Риме, так как знали, что Англия целиком заражена ересями. Видя благонравие этих учеников, они чрезвычайно умилялись и с величайшим благоговением молились и целовали мощи мучеников, которые находились в их церкви. Это же они делали и в других римских храмах, а также и в других местах. Но когда римские знатные люди привели их во дворец на Капитолии, проявив свою любезность и чисто римское радушие, и один из них предложил им (как будто это имеет какое-нибудь значение) внимательно рассмотреть куски античных статуй, ненужные памятники языческим богам, они ко всему этому (и справедливо) отнеслись с отвращением. Их больше всего отталкивало (а это и любому христианину должно внушать отвращение) то, что они видели в тех местах, где останавливались, в домах и садах некоторых людей, которым, по-видимому, больше по вкусу купидоны и венеры, нежели Христос и пресвятая дева, изображение постыдных сцен или замечали лики (даже и святых), написанные для забавы, или статуи обнаженных людей и прочие дьявольские измышления. Но, увидев римские храмы и здание св. Петра, они окончательно признали, что эти храмы далеко превосходят остальные [храмы] всего мира красотой, вложенным в них трудом и великолепием. Когда они прибыли к вашему святейшеству для приветствия, передачи даров и писем от своего [61] государя, казалось, с некоторой неохотой они позволили привести себя целовать крест у ног вашего святейшества, но с еще большей неохотой, когда готовились уезжать. Я так думаю, что они хотели еще даров (в первую очередь денег), хотя обоим главным лицам посольства были переданы золотые цепи большого веса, одежды из чистого шелка, шитые золотом, а всем прочим — одежда из сукна и шелка. Однако они охотно целовали крест 78, когда нужно было что-нибудь узнать о деле для великого князя московского, а ведь это делали не только первые христиане по отношению к апостолам, но и сами московиты по отношению к своим епископам, у ног которых они простираются и выслушивают их, распростершись на земле и касаясь лбом пола. Они не смогли спокойно перенести того, что при отъезде из Рима их не сопровождал никто, кроме меня и моих проводников, в то время как сами они с большой свитой провожают послов иностранных государей за 4—5 миль (что они делали дважды по отношению ко мне, когда я уезжал). При возвращении делалось то же самое, что и при выезде.

Цепи (а их они надели в дорогу) и великолепнейший крест (хотя и сделанный по греческому образцу), полученные от вашего святейшества, так же как и изображение в золоте св. Марка Евангелиста, полученное от венецианцев, они взяли себе. Если бы каждый [из них] был один и не боялся доноса своему государю, с легким сердцем они всё присвоили бы себе. Правда, они стали более благоразумными, или благодаря привычке к более цивилизованным народам или потому, что при возвращении, за пределами Италии, нужно было платить из своих средств. В конце концов я доставил [их] в Варшаву, к королю польскому. В пути мы особенно боялись во избежание ссор останавливаться на том же месте, что и раньше.

После того как польский король позаботился о дарах, а они были даны с королевским великодушием, московские послы получили or меня письма к своему государю, в которых я в кратких словах ставил его в известность обо веем, а также передал им прекраснейшую икону Спасителя, посланную вашим святейшеством московскому князю (она написана на медном основании, на ней надпись греческими буквами; заключена она в оправу из слоновой кости с серебряными цветами), я отпустил их в Московию в довольно радостном настроении.

Думаю, что об этом нужно было рассказать более подробно, чтобы тот, на которого когда-нибудь будет возложено подобное поручение, меньше удивлялся тому, о чем он узнал заранее. И пусть он усердно готовит себя к терпению и мудрости, которые нужно почерпнуть от бога через молитвы.

ХАРАКТЕР МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ И СХИЗМА

Можно с полной уверенностью утверждать: народы северных областей, и в особенности те, из сердец которых истинная религия не изгнала дикости, чем более чувствуют себя лишенными разума, тем более становятся подозрительными. Поэтому то, чего они не умеют добиться разумной деятельностью, того они стремятся достичь хитростью и силой [62] (а московиты также и упорством). Это в особенности наблюдается среди скифов и татар, от которых многие московиты или ведут свое происхождение, или близки к ним. Не удивительно, если они не избавились от этой природы, которую у других народов изменило и победило благочестие. Конечно, совсем не удивительно, что тот, к кому перешла высшая власть над своими людьми вместе с неким подобием христианской религии и кто не видел могущества других государей, считает себя выше всех (к этому нужно добавить постоянную лесть и славословие подданных). Эти три обстоятельства, в особенности с того времени, как московские князья добились свободы от татар, данниками которых они раньше были, удивительным образом возвысили их представления о себе. Это особенно свойственно государю, ныне стоящему у власти, так как он считает, что нет никого более ученого и более исполненного истинной религии, чем он сам. Едва ли когда-нибудь он подумал, что кто-нибудь превосходит его силой. Когда я иногда напоминал ему о наиболее могущественных христианских государях, он говорил: «Кто они такие в нашем мире?» Видимо, в своем высокомерии он не выносил сравнений, и всё, что воздавалось другому, он считал умалением своего достоинства. Именно поэтому великие князья московские стали называть себя сначала на словах, затем в письмах и на монетах государями всея Руси, хотя добрую часть Руси занимает король польский. Нынешний князь Иван Васильевич кроме ряда титулов, где он соизволил называться царём (или королем) казанским и астраханским, отсылая письма к туркам, приказал однажды именовать себя также императором германским. И, конечно, после того, как он стал домогаться Ливонии и устремлять взоры на Пруссию, он стал говорить, что ведет происхождение от человека по имени «Прусс», который якобы был братом цезаря Августа 79. Из того, что он захотел, по-видимому, укрепить дружбу с Карлом V, его братом Фердинандом и сыном последнего Максимилианом 80, можно понять, что в душе он лелеял мысль о дальнейшем продвижении в Германию и на Запад. Эту надежду подкрепляли раздоры между христианскими государями, губительные ереси разного рода, успехи в Ливонии, совершившееся к этому времени покорение Казани и Астрахани и мнение, внушенное самой схизмой, которую нельзя считать религией. Он считает себя избранником божьим, почти светочем, которому предстоит озарить весь мир. Впоследствии это мнение увеличили посольства к нему от некоторых государей, которые просили его расположения и поддержки, чтобы каким-либо путем уничтожить королевство польское. Даже когда я находился у него, и дела в Московии были в довольно затруднительном положении, память об этих посольствах еще не изгладилась, что льстило гордости великого князя. Наконец, еще больше поддержало его планы то обстоятельство, что один выдающийся государь прислал ему письмо, в котором одобрял распространение лютеранской ереси в своих владениях. На основании этого у московского князя создалось представление, что все католики (которых он зовет римлянами) впали в ересь и поэтому их легко будет покорить.

В конце концов его жестокость во всех отношениях позволила ему надеяться на более быстрое осуществление своих замыслов. С ее помощью [63] он думает одолеть любое препятствие, какое бы ни стало на его пути, в особенности когда он навел на Литву и Ливонию такой страх, что перестал сомневаться в том, что ему откроется такой же доступ в другие страны.

Что касается его схизмы, трудно поверить, насколько он ей предан. Он считает ее приемлемой на вечные времена. Мало того, он скорее что-нибудь к ней прибавит, чем убавит. Ведь тот, кто удаляется от чего-нибудь, чем дальше уходит, тем ниже падает (это всякий видит на примере реформистов нынешнего века), так же случилось и с московитами, отделившимися от схизматиков-греков, у которых они почерпнули схизму, начавшими в своем величайшем невежестве говорить много вздора, не зная ни книг, ни занятия науками, о чем я [уже] писал в другой книге. Кто видел упорство греков и кто помнит о дона-тистах, которые, отделившись от католической церкви, никогда к ней больше не примыкали, кто обдумывал верования эфиопов, которые в неоднократных посольствах к апостольскому престолу винились перед ним, хотя и не признавали верховного первосвященника, кто, наконец, наблюдал за гуситами 81, так часто говорившими о единстве и никогда не возвращавшимися к католической церкви, легко поймет природу схизмы московитов.

Предвзятое упорное мнение о своей твердости увеличивает его упорство, он думает, что эта схизма будет без трещин.

Ко всему этому нужно добавить постоянное угодничество и раболепство по отношению к своему государю, принятое у этих еще очень непросвещенных народов, которые впитали их с молоком матерей.

Именно поэтому, поговорив с послами любого государя, после их ухода он моет руки в серебряном тазу, как бы избавляясь от чего-то нечистого и показывая этим, что остальные христиане — грязь. Когда я упрекал его в этом (что очень хорошо видно из моих писем к нему), он пытался оправдаться, но не смог этого сделать.

Он не разрешает входить армянам в свои храмы, говоря, что они следуют ереси Нестория 82. Грекам это позволяет, лютеранам же и другим еретикам не разрешает, и те храмы, что они себе построили, сожжены по его приказу.

КАКОВА НАДЕЖДА НА МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ И ЕГО ОБЕЩАНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ПРОДВИЖЕНИЯ В АЗИЮ И ДРУГИЕ МЕСТА СВЯТОГО ИМЕНИ ХРИСТОВА И КАТОЛИЧЕСКОЙ ВЕРЫ

В этой главе следует подробнее рассмотреть, чего можно ожидать от московита, если речь пойдет о необходимости распространения христианского имени, а об этом московский князь в письмах к вашему святейшеству и другим государям, по-видимому, отделался отговорками. Ведь именно таким образом можно будет увидеть, к чему направлены его обещания, какая польза была бы для христианской республики, если бы когда-нибудь этот народ пришел к католической вере или, наведя [64] порядок в делах, обрёл бы другого, более податливого государя, так как существуют некоторые предположения, что этот государь проживет очень недолго.

Помню, перед моим отъездом в Московию в ответ на мои многочисленные вопросы некий человек 83 сказал следующее: владения этого государя находятся очень далеко от тех, кто является заклятыми врагами нашей веры. К югу, на расстоянии более 20 дней пути, находится обширная пустыня с бесплодной землей, лишенной деревьев, и в большей части безводная. Она могла бы представлять большую опасность для какой бы то ни было экспедиции. За ней расположен Херсонес Таврический, где находятся главные враги московитов, крымские татары, и где сам турецкий султан имеет многочисленные и хорошо укрепленные крепости. На мой вопрос, касаются ли где-нибудь владения московского князя Каспийского моря и открыт ли доступ к нему, он ответил утвердительно. Хотя на пути к нему находятся огромные степи, однако в определенные месяцы года корабли могут преодолеть это расстояние по реке Волге. И на мой дополнительный вопрос, можно ли плыть по Дону, который начинается в Московии и впадает в Азовское море, он ответил, что и здесь можно плыть. Но у устья Дона расположена крепость Азов, принадлежащая турецкому султану. К тому, что он раньше говорил о крымских татарах, прибавил следующее: московиту, подчинившему своей власти астраханских и казанских татар, нетрудно будет присоединить также и крымских.

Он рассказал, что у московитов существует особый способ ведения военных действий: против тех татар, которых московит покорил, он применял большие пушки. Кроме того, он приказал прибить к повозкам толстые щиты с просверленными в них отверстиями, через них пищальщики стреляли из своих пищалей. Таким образом, врагам был нанесен значительный ущерб, сами же они никого не потеряли, так как ему легко было сломить их с помощью этого нового вида оружия.

Кроме того, в каждой татарской орде (как я говорил) имеется один главный город или место собрания. Если его покорить, всё остальное без труда переходит во власть победителя. Когда покорены были казанские татары, соседи московского княжества, неизбежно должны были пасть и астраханские (потому что им никто не мог быстро помочь).

Покорив оба этих народа, московит смог довольно легко держать их в повиновении, так как построил несколько крепостей, а размещенные там гарнизоны охраняли эти области.

Наконец, на мой вопрос, как случилось, что московский князь нанес незадолго до этого весьма значительное поражение туркам 84, когда приказал отвести Дон в Волгу 85, он ответил, что это сделали не московиты, а крымские татары, хотя и были союзниками турок. Они были недовольны тем, что турки, как они полагали, готовят им более тяжкое ярмо. Поэтому, предложив себя в проводники турецкому войску, они повели его окружной дорогой по бесконечным лесам и местам, лишенным продовольствия, так что оно почти все погибло от голода и трудностей пути 86. Разузнав об этом, я спросил, далеко ли границы московского государства отстоят от персидского царства, и он ответил, что между тем и другим весьма большое расстояние. Московские земли [65] не соприкасаются с Персией, ближе к ним грузины и черкесы, которые называются «пятигорскими», их язык совершенно отличается от других [языков], и область, простирающаяся на 8 дней пути, управляется семью князьями (или правителями) по способу, напоминающему гельветский. Они имеют обыкновение получать дань иногда от московитов, иногда от турок, иногда и от самих персов в соответствии с требованиями времени и состоянием их дел. Впрочем, теперь приходится проделывать более длинный путь в Персию через Московию, так как Железные Ворота, через которые совершался переход, заняты турками. Этот человек говорил также, что все это ему известно из довольно достоверного источника, так как при нем находился один черкес, энергичный и верный солдат, а дядя его, участвовавший в этой войне и живший в Персии, совсем недавно приехал оттуда и всё ему рассказал. Он прибавил, что владения хана, повелителя татар в Азии, находятся недалеко от владений московитов. К тому же хан многое воспринял из христианских обрядов, так как когда-то эти люди приблизились к нашей вере. Магомет, советник Селима 87, отца нынешнего турецкого султана (как я слышал от одного важного лица), заявил, что тот, кто начал войну против московитов, предпринял трудное для себя дело, так как (говорил он) турецкий султан, его повелитель, и князь московский — единственные правители в мире, которые держат своих людей в прямом повиновении, и поэтому они самые могущественные.

Из этого можно понять, как высоко турки ценят московского князя. В их памяти до сих пор, может быть, сохранились те поражения, которые когда-то они потерпели от московского князя, если верить тому, что пишут Герберштейн и некоторые другие на основании хроник. И вот что еще можно заметить в рассуждениях турок: если бы греки не боялись чрезмерного владычества московского князя и он не находился бы так далеко от них, они не сторонились бы его власти, так как, по их мнению, у него одна и та же религия с их собственной, и поэтому они с большей охотой прибегли бы к нему. Конечно, князь московский, уладив дела с польеким королем, завел речь о делах такого рода. Он запросил через своих советников, нельзя ли будет ему, соединив свои силы с королевскими, провести войско через владения короля польского и поставить крепости там, где он пройдет. Из этих переговоров было видно, что он больше обращает внимание на Русь под властью польского короля, чем на крымских татар, и боится, как бы поляки не заперли его при возвращении. И если бы когда-нибудь войска были выведены из Московии в другие места, а не в Ливонию и Литву, можно было бы яснее себе представить, какой силой обладает этот народ.

Как бы то ни было, ясно, что через Московию открывается путь в Азию с гораздо меньшими расходами и опасностями, чем через любую другую страну мира. Я имею в виду путь распространения христианской веры, а это одно должно быть целью всех благочестивых [людей]. Поэтому нужно прилагать особые усилия к тому (о чем ваше святейшество писало московиту), чтобы соединить его с нами узами религии, без чего остальные человеческие связи очень легко рвутся. И, конечно, чтобы этого добиться, нужен не один день и не однр посольство. Тот ковчег, в котором спаслись немногие для дальнейшего [66] возрождения всего мира, мог быть построен не иначе как в течение ста лет, то есть при долгом терпении и е неослабевающим усердием. Однако это может быть сделано за более короткий срок, так как уже в пределах Ливонии и Московии Стефан, король польский, учреждает коллегии и семинарии католических священнослужителей и к прочим королевским и военным дарованиям присоединяет также и заботу об этом деле, как об одном из главных. К тому же стали совершаться чудеса по воле божьей среди людей нашего Общества на глазах у этого простого народа.

То, что среди московитов не было бы недостатка в людях, которые отдали бы своих сыновей [для обучения] священникам, присланным апостольским престолом, заставляет меня, по милости господней, кое на что надеяться. Ведь господу нашему легко в один миг обогатить бедного и заставить агнца жить вместе со львом. И если само старание установить дружбу с московским князем и другими христианскими государями будет иметь продолжение, хотя сатана всегда будет стараться придумывать всякие способы помешать этому, нельзя и выразить, сколь большие выгоды оно при этом принесет, в особенности если те, кто будет этим заниматься, поставят целью одну лишь славу божью. Именно с этим следует приходить к схизматикам и еретикам. Если они с самого начала подумают, что с ними будут говорить о религии, они не дадут такой возможности, отвергнут услышанное или с помощью своих приспешников преградят продвижение вперед к остальному. Если бывает нужно, католические государи советуются в делах политических с апостольским престолом, так как знают, что всё, касающееся мира исходит от вашего святейшества, и понимают, что это подобает пастырю и наместнику на земле бога отца и сына. Поэтому и католические правители, и правители еретики и схизматики не только охотно прислушиваются, но, даже излагая на словах свои или чужие затруднения, сами же и указывают путь, с помощью которого уладилось бы и всё остальное. Многое, что до сих пор казалось еще не созревшим, превращается в более зрелое, и, если так можно выразиться, вызванная к жизни доверчивость их души возбуждает в их сердцах какое-то чувство благочестия и религиозности. Поэтому они испытывают чувство стыда, удаляясь от апостольского престола или прилагают самые решительные усилия, чтобы не отказаться от его увещаний: ведь они видят, что к нему прибегают и скифские, и индийские, и некоторые другие дикие народы, в то время как враг рода человеческого старается через еретиков уничтожить влияние католической церкви, установленное Христом, Следовательно, нужно, чтобы посланцы из Рима твердо стояли в решениях и подготовляли случаи для будущих встреч, а уезжая, удалялись с тем, чтобы оставить себе открытыми ворота (как говорят) для возвращения к тем же самым государям. Таким образом можно добиться высокой цели: мир восстановится у вашего святейшества и оправдана будет благость божественного провидения.

Могут явиться (а мы это знаем на своем опыте) другие планы помощи народам, о которых мы никогда и не помышляли. Если мы с чистой совестью и при благополучных обстоятельствах сможем завязать дружбу, хотя бы и светского характера, с другими государями, пусть [67] еще и не христианскими, я готов поверить, это когда-нибудь позволит христианской религии распространиться в этих областях шире, чем это делалось до сих пор. А о том, приведет ли это к более глубокому проникновению истины в души самих государей, пусть судят те, кто много размышляет о терпении и мученичестве римских священнослужителей, которые в первые 200 лет существования католической церкви, держа кормило правления при бушующих волнах преследований, почти все своей кровью укрепили христианскую веру и бестрепетно привели к господу нашему Иисусу Христу корабль веры (если так можно сказать), наполненный многими варварскими народами.

НА ЧТО НУЖНО ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ ПРИ СНАРЯЖЕНИИ ПОСОЛЬСТВА ОТ АПОСТОЛЬСКОГО ПРЕСТОЛА ИЛИ ОТ ДРУГИХ КАТОЛИЧЕСКИХ ГОСУДАРЕЙ В МОСКОВИЮ

Тому, на кого падет выбор исправлять посольство, необходимо обратить внимание на три обстоятельства: чтобы посольство учреждалось самым чистосердечным образом во славу божью, чтобы было отправлено в подходящий момент, чтобы во главе его был человек, внутренние достоинства и непоколебимая добродетель которого, соединенная со знанием греческих обрядов, преобладала над каким бы то ни было внешним блеском и знатностью. Кроме того, важно, чтобы посольство, направляющееся к московитам, не доставило законного повода к подозрению полякам, литовцам, да и самим московитам.

В свое время в Рейнсгейме кардинал Мороне 88 добивался от имени вашего святейшества разрешения отправить к московскому князю папского нунция, вместе с прибывшими туда московскими послами. Цезарь Максимилиан дал на это свое согласие. Посольство уже снаряжалось, но некий германец, прекрасный богослов, знакомый с русским языком и уже получивший от вашего святейшества письмо, на основании которого он должен был исполнять обязанность нунция при московите, умер через некоторое время после этого 89.

Ваше святейшество пыталось учредить также и другое посольство: из Рима был послан нынешний епископ форлийский Алессандро Канобио 90, но не смог проехать через Литву. Он вернулся в Вильну, и, так как дело было испорчено, ему необходимо было вернуться в Рим, по-. тому что встретились какие-то препятствия для его дальнейшего продвижения.

Несколько лет тому назад Виченцо дель Портико 91, впоследствии архиепископ рагузский, был назначен блаженной памяти Пием IV посетить московита в то время, когда должен был исполнять должность апостольского легата при польском короле Сигизмунде. Однако позже его святейшество, услыхав о жестокости князя московского, отказалось от этого намерения. Наконец ваше святейшество, стремясь оказать помощь северным народам, поручило мне через своего легата, епископа бриттонорского, находившегося у польского короля Стефана 92, разузнать, [68] нельзя ли через шведского короля Юхана III, у которого я находился по поручению вашего святейшества, переслать письмо в Московию. Я доложил королю об этом деле, и он ответил, что на следующий год это можно будет сделать. Таким образом, хотя ,не было еще подходящего случая, однако семена этих попыток и терпения, которое обычно доводит до конца любое дело, заметил сам господь бог и дал им развитие.

Всего несколько месяцев спустя неожиданно приехал из Московии Шевригин, гонец от великого князя московского, посланный за кем-нибудь, кто от имени вашего святейшества заключил бы мир между московским князем и польским королем. Этот случай показался удобным, и было назначено посольство. Но не было двух важных условий: основательного знакомства с тамошними делами и человека, которого можно было бы послать. Что касается меня, которому было приказано отправиться туда, несомненно, господь проявил бесконечную свою милость и желания, которые он вложил в душу вашего святейшества, имели определённый результат. Действительно, если существует достаточно продуманный план, касающийся этих дел и путей их осуществления, господь позаботится о предлогах и когда-нибудь доставит поводы. Таким образом светоч веры будет передан лучшим, и тот, кто искренне жаждет славы христовой, внесет католическую религию в обе России, и ту, что у польского короля, и ту, что у московского князя.

КОГО СЛЕДУЕТ ОТПРАВЛЯТЬ ВМЕСТЕ С ПОСЛАМИ

Посылать следует немногих, иначе потребуется много ненужных расходов и посольство будет привлекать к себе внимание, а это может дать наиболее подозрительным людям случай помешать его осуществлению. Поэтому будет очень полезно для дела, если послы не будут подолгу оставаться при дворах государей, но, если не возникнет в том необходимость, проедут мимо. Напротив, если их окажется много, из этого последует больше блеска и шума, чем пользы для дела. Вот что можно наблюдать почти ежедневно: посольства выдают себя, по-видимому, внешним видом, а для недоброжелательных людей открывается дорога разрушать всё самое хорошее и заранее враждебно настраивать государей, к которым направляется посольство, разными вымыслами и хитростью.

Альберто Кампензе 93 в книге, написанной для Климента VII, о такого рода посольстве говорит, что для начала достаточно будет 5 человек, но если прибавить кучеров и переводчиков, их окажется больше. Поэтому я не стал бы возражать, если бы из Рима выехали впятером с еще меньшим числом слуг. Однако, когда посольство достигнет Польши или Вильны, необходимо будет присоединить к нему также и несколько человек оттуда. Без сомнения, там можно будет найти людей, более приспособленных к перенесению непогоды, более выносливых к трудностям пути, лучше знающих дороги, им не нужно [69] будет много платить, и со свежими силами они принесут больше пользы в трудный момент.

Пусть лучше будет два переводчика, а не один, чтобы в случае болезни или смерти одного из них (как это случилось с одним из моих) 94, не полагаться на переводчиков московского князя, так как это влечет за собой много неудобств. Даже если они оба будут здоровы, они принесут немало пользы, наблюдая за событиями, выведывая чужие мысли, излагая русские письменные документы, проверяя и соблюдая взаимную правдивость и верность [перевода]. Если же возникнет война между польским королем и московитом, им придется вести некоторые дела от имени государей. Нужно самым тщательным образом проверить, какую веру исповедуют русские переводчики и насколько они добросовестны в светских делах. Когда я говорю о добросовестности, я хочу, чтобы под этим понимали, насколько может доверять им посол. Что касается религии, нужно, чтобы московит не опирался на них больше положенного. Если они не будут подданными польского короля, с ними труднее будет иметь дело; если же они будут опутаны русской схизмой, может возникнуть сомнение, не откроют ли они того, о чем нужно молчать, и не истолкуют ли превратно из верности к своему государю то, о чем следует докладывать. Я говорю обо всем этом, основываясь на собственном опыте.

Случается (а это принято в Литве и России), что путешествующие туда и обратно занимаются обменом товаров. Поэтому следует очень опасаться, как бы при этом переводчики из-за жажды наживы не стали заниматься больше торговлей с иноземцами, чем принимать участие в ведении переговоров. Какой от этого может произойти ущерб, особенно когда речь идет о делах религии, поймет всякий, достаточно дальновидный человек.

Если переводчик будет славянином или богемцем, он, конечно, вначале не сразу овладеет всем русским языком, но, если пробудет здесь более продолжительное время, он очень приблизится к его пониманию. Это пришло на практике к одному из наших спутников — славянину и двум другим, знавшим богемский язык. Они, конечно, будут более приятны московитам, нежели подданные польского короля, к которым они относятся с естественной подозрительностью. Что касается московских переводчиков, то едва ли на них можно положиться (если только кто-нибудь из них не окажется католиком), и менее всего, если им поручить перевести на их язык что-нибудь, касающееся религии. Даже если они и могли бы это сделать, они не осмелятся из-за страха перед своим государем. Если же не будет хватать и русских переводчиков, нужно предпочесть (а это очень важно) людей из той части России, которая принадлежит польскому королю.

Найти надежных переводчиков-католиков помогут коллегии нашего Общества, находящиеся в Вильне, Полоцке и Дерпте, где многие получают образование, изучая науки и показывая при этом пример благочестия.

Но какой бы национальности ни были переводчики и другие члены посольства, нужно отдать предпочтение людям пожилого возраста. Это придаст больший вес послу, в их лице он будет иметь людей, [70] менее склонных к обману, и пресечет также повод к брани и дурным поступкам. А именно этого нужно особенно опасаться, снаряжая любое посольство, но особенно посольство такого рода. Конечно, кроме переводчиков пусть посол возьмет с собой и священника — либо богемца, либо русского, либо поляка. Если он будет знать русский язык, его можно будет использовать и как переводчика. Если же невозможно найти его среди людей этих национальностей, пусть его добродетелью будет умение подавать пример делом, а не на словах. Он должен узнать, что входит в его обязанности и прилагать старания, чтобы все возможно чаще принимали святое причастие. Что же касается защиты католической веры против русских, он должен изучить это в пути и обучить остальных, наиболее способных.

Обо всём этом можно будет узнать как из моей первой книги о Московии, так и из того сочинения о расхождении между католической верой и русской схизмой, которое я передал московскому князю по его просьбе 95.

Пусть также посол вместе со священником везет с собой другие книги об этом, которые они смогут читать в дороге и которые смогут оставить в Московии или на ее границах, когда будут возвращаться.

КАКИЕ НУЖНО ИМЕТЬ КНИГИ 96

Труд св. Фомы против заблуждений греков.

Книга Льва IX. Существуют также несколько писем его же обо всем этом, изданных впоследствии в Кёльне.

Письмо против греков св. Ансельма о нисхождении св. духа. Оно находится среди трудов того же автора.

Ответ папы Николая I на возражения греков.

Умберто Ценоманский, аббат Белого леса, который впоследствии был кардиналом и легатом Льва IX в Константинополе. Его ответы Никите Пекторату об опресноках и других вещах.

[Сочинение] о Флорентинском соборе Иоанна Туррекремата.

Геннадий Схоларий, константинопольский патриарх: о нисхождении святого духа, о причастии на опресноках или на квасном хлебе, о чистилище, о блаженстве святых, о главенстве папы.

Краковский каноник Сакран конца прошлого века, со знанием дела тщательно описавший заблуждения русских.

Но и в нынешний век не было недостатка в тех, кто приложил руку описывая это:

Сандерс: о единоначалии в католической церкви.

Франциск Туррианский: сочинение против Андрея Фреюбия в 6-й и 7-й главах 2-й книги. Его же книга, где он защищает письма папы от магдебургских центуриаториев, и другая книга, которая содержит схолии св. Климента об апостольских установлениях, очень помогут тому, кто посвятит свой досуг и внимание тщательному изучению этого дела.

Петр Скарга, член нашего Общества, как и Франциск Туррианский, [72] написал книгу на польском языке о схизме. Если какие-нибудь примеры из этой книги будут использованы в Московии, это принесет свою пользу.

Конечно, рассуждения Стаплетона о католической церкви и Соколовского о восточной церкви, но в особенности книги контроверсий Роберта Беллармина из нашего Общества, а именно то, что относится к опровержению учения схизматиков. Если они будут хорошо усвоены, это очень пригодится.

Книги же венского епископа Иоганна Фабра 97, Альберто Кампензе 98 и Гваньини 99, рассматривающие вопросы религии русских, не таковы, чтобы из них можно было почерпнуть советы для споров с московитами и для их обращения, потому что они поняли дело не так, как оно было в действительности, или отнеслись к работе не с таким старанием, чтобы, усмотрев яд, предложить противоядие. Я уже не говорю о том, что к книгам Герберштейна, изданным в Германии, еретики добавили много такого, что не только не осуждает схизму, но даже подрывает истинную веру. Всё это раскрыто и опровергнуто в других моих сочинениях.

Наряду с заботой о тех книгах, которые я перечислил, пусть священник старается использовать малейшую возможность совершать службу на походном алтаре и отпускать грехи.

Пусть также он везет с собой елей и металлические сосуды для совершения таинств, а также одежду и покрывала для богослужения, тонкие богатые шелковые ткани, которыми он мое бы украсить алтарь. Все это занимает немного места и, выставленное на обозрение, приводит людей в изумление и располагает к католическим обрядам.

Пусть при священнике будет и врач, который окажется тем полезнее, если будет знать славянский, русский или богемский язык. Вообще же он будет в высшей степени необходим послу и его свите, если кто-нибудь заболеет. Ведь разница в климате, принятое у них питье мед с водой, климат, отличающийся от нашего, утомительный путь изнуряют людей, как бы здоровы они ни были. На протяжении всего пути никто не сможет оказать им помощи, если только не у великого князя московского. Но и он (как я говорил), если кто-нибудь находится даже при смерти, не позволяет никому из своих врачей навестить больного. Если же один раз и позволит, едва ли когда-нибудь даст разрешение на вторичное посещение. Поэтому лекарства, которыми врач будет пользоваться по своему усмотрению, пусть везет с собой. Их можно будет купить в пути в Вильне. А если врач будет опытен и благочестив, он окажет немалую помощь святому делу. Будто бы занятый другим делом, он сможет кстати рассказать еретикам и схизматикам о вечном спасении.

Лучше не брать с собой купцов, которые иногда напрашиваются в попутчики, как по той причине, которую я привел выше, так и с той целью, чтобы московиты поняли, что нужны они, а не их имущество. Таким образом, господь легче исполнит добрую волю посла и уничтожит поводы к раздорам и убийствам, которые часто их сопровождают. Я не говорю уже о том, что подобные люди едва ли могут быть католиками или людьми, надёжными в светских делах. [72]

Если говорить о надежном сопровождении, этого не трудно добиться от короля на границе польского королевства и в Московии, а также если воспользоваться помощью тех людей из нашего Общества, которые, как я говорил, черпают свет истины в коллегиях, а некоторых надежных людей можно будет нанять за деньги.

Если путь будет лежать через Ливонию, нужно останавливаться в Дерпте и Новгородке 100 (это последняя крепость Ливонии) до тех пор, пока приставы не привезут из Новгорода или Пскова охранных грамот и пока путь не будет достаточно безопасен от казаков. Если же принять решение ехать другим путем, то нужно задержаться в Орше, откуда большая часть послов обычно направляется в Смоленск, и ждать, пока смоленскому воеводе не станет известно, что послы прибыли к московским границам, иначе среди дремучих лесов можно оказаться добычей казаков, что произошло с нами, создав величайшую опасность 101

КАКИЕ ПИСЬМА И ПОДАРКИ НУЖНО ПОСЫЛАТЬ ВЕЛИКОМУ ПЕРВОСВЯЩЕННИКУ ДЛЯ МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ

Полезно сохранить то же обращение, что было в последнем письме вашего святейшества к московскому князю. Оно было запечатано золотой печатью, как это сделали и венецианцы, хотя я не знаю, всегда ли это необходимо. Из тех [писем], которые он писал вашему святейшеству и другим государям, можно извлечь повод для составления новых писем и снаряжения посольства, если когда-нибудь представится случай.

Недостаточно называть в письмах посла «возлюбленным сыном», необходимо приписать, какого ранга этот посол («большой», как они говорят, то есть чрезвычайный). Ведь название «нунций» или «интернунций» едва ли придает в их глазах какой-нибудь вес послу.

Подарки, посылаемые этому государю, должны быть достойны такого правителя. Посылаются они или от имени апостольского престола, или того, кто направляет посла. Некоторые дары также могут преподноситься от имени самого посла. Уже с древнейших времён московский князь и другие восточные правители считают, что им наносят обиду, если не присылают подарков. Но, как мы говорили, тому, кто уезжает от них, они часто преподносят подарки еще большей ценности.

По поручению вашего святейшества мы передали московскому князю очень дорогой хрустальный крест-распятие вместе с частью древа святого креста, на нём со всем искусством изображается страдание Христа; кубок из того же материала, с исключительным мастерством отделанный золотом, также чётки, или, как мы их называем, «короны», из драгоценных камней и золота, затем труды Флорентинского собора, изданные на греческом языке в виде очень красивой книги, и другие предметы благочестия немалой цены. Всё это понравилось государю.

Следовательно, будут одобрены и охотно приняты: вещи такого же рода, некоторые большие сосуды из серебра с отделкой золотом, в которые [73] в Германии вкладывается больше труда, чем материала, также шелковые ткани, затканные золотом со своеобразным большим искусством, святые иконы, украшенные драгоценными камнями и жемчугом (на которых не должно быть изображения обнаженного тела), с надписью, сделанной греческими буквами, чтобы было ясно, что изображает эта икона, и написанные по греческому образцу.

КАКОЙ ОДЕЖДОЙ И ВЕЩАМИ ДОЛЖНЫ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПОСОЛ И ЕГО СВИТА. КАК ДОЛЖНЫ ВЕСТИ СЕБЯ ПРИ НЕКОТОРЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

Если посол — духовное лицо, то чем меньше в его одежде будет роскоши и украшений, тем большим почетом будет он пользоваться. Так как епископы у московитов выбираются из числа монахов (а они постоянно воздерживаются от мяса, хранят целомудрие и, сохраняя облик бедности, одеваются в почти монашескую одежду до пят), они, чрезвычайно укрепились бы в своей схизме, если бы заметили, что кто-нибудь из нас одевается больше для внешнего блеска, чем из соображений религиозности.

Мы носили четырехугольную шляпу большего размера, чем их остроконечные или маленькие круглые шляпы или другие в этом же роде. Они, помимо того, что защищают от дождя, холода или солнца, придают какой-то светский вид, и, по-видимому сами по себе показывают, что они не являются признаком духовного лица.

Московиты очень бранят короткую итальянскую, французскую, испанскую и германскую одежду, потому что она оставляет открытыми те части [тела], которые следует скрывать более всего. Сами же они, следуя обычаю всего Востока, одеваются для степенности в два или три платья почти до пят. Рукава они носят довольно длинные, так что рук даже и не видно, когда они что-нибудь делают. Поэтому те, которые отправляются туда, пусть оденутся в одежду подлиннее, в такую, какую носят поляки и греки. Это удобно и в смысле расходов, и в дороге, и для тела. Я бы сказал, она заменяет дорожный плащ. Начиная с Польши, посол нигде на постоялых дворах не найдет ни покрывал, ни подстилок, если не привезет с собой, так что ему крайне необходима такая постель, которую можно расстилать, а закрываться со всех сторон можно будет мехом или тканью, на которой он будет спать, чтобы меньше страдать от сажи, которая даже и в лучших спальнях в Московии и Литве попадает в глаза спящему, или защищаться от острого жала комаров, которые в противоположность другим насекомым летают в темноте и прокусывают легкую ткань. Пусть у него будет и палатка, которую можно было бы разбить среди поля, когда нет никакого убежища. А если привезти куски простой черной ткани, которыми можно разделить спальню на несколько частей, это очень поможет послу сохранить благопристойность. Я даже не могу выразить это словами, потому что в одном и том же теплом помещении, где живет вся семья, зимой помещаются [74] все, особенно в Польше и Литве, там же по большей части находится и скот.

Если кто-нибудь повезет с собой для своей свиты сукно и шелк, что в Литве, по тамошнему обычаю, идет на платье, он провезёт их легко, да и портятся они меньше.

Если они будут носить кресты на шее (а в Московии все носят их под рубашкой), нужно остерегаться, чтобы они не свисали с груди на живот. Московиты считают самым большим позором, если святой крест свисает ниже пояса. Мало того, если они увидят, что четки со вделанными в них крестами свисают с пояса, то, по их мнению, это величайшее оскорбление святыни, так как они прикреплены на позорном месте.

Они считают недопустимым класть святые иконы вместе с другими мирскими вещами или одеждой, чистить и вытирать их, поплевав на них, топтаться на одном месте, ходить с открытой грудью, шагать нескладной и необычной походкой (особенно, если идут к государю).

ОСМОТРИТЕЛЬНОСТЬ ПРИ СОСТАВЛЕНИИ ПИСЕМ (ЕСЛИ В НИХ БУДЕТ НУЖДА) ОТ ДРУГИХ ГОСУДАРЕЙ К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ

Если другим государям потребуется писать письма к московиту, нужно остерегаться, чтобы те, которые их переписывают, не оказались бы схизматиками или еретиками (какими в большинстве случаев являются в наше время те, кто этим занимается) или чтобы они не написали их, как говорят, сухо или недостойным образом. Они или очень холодно говорят о великом первосвященнике, или умалчивают о том, что принесло бы много пользы христианской республике и [делу] внесения в Московию имени Христова в его истинном почитании. Кое-что из этого мы претерпели от людей такого рода (даже и при самом заключении мира), но здесь было бы долго об этом рассказывать.

Поэтому нужно излагать на латинском языке содержание нужных писем государю, чтобы впоследствии какой-нибудь верный католик точно передал его и чтобы секретарь по приказу государя записал ето почти в тех же выражениях.

Поэтому желательно, чтобы текст писем государи писали иа латинском языке, а впоследствии какой-нибудь верный католик перевел бы его и почти дословно по приказу государя продиктовал секретарю.

ЧТО СЛЕДУЕТ ДАВАТЬ ПРИСТАВАМ ПРИ ОТЪЕЗДЕ. ОТ МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ

Некоторые приставы (хотя и не все) обычно довольно жадны, и поэтому едва пройдет два дня после встречи с послом, как они через переводчика начинают выпытывать у посла, что они могут рассказать своему [75] государю о тех подарках, которые они получили. Поэтому не будет никакого вреда в том, чтобы дать им надежду, если они будут вести себя надлежащим образом; если же они будут более докучными, ответить при случае, что не подобает давать что-либо другим раньше даров, предназначенных государю, или, наконец, сказать, чтобы они доложили [государю], что ничего не получили. Впрочем, этому народу можно оказывать благодеяния, но он до такой степени впитал в себя другие качества, что больше ценит того, кто внушает ему страх, чем того, кто прямо соглашается на их требования. При отъезде можно раздать 25 или 30 золотых приставам и столько же слугам, оказывавшим услуги или приносившим подарки от государя, если только [посол] не захочет дать им что-нибудь более ценное.

При отъезде на границе Московии будет полезно распорядиться дать или даже самому раздать (чтобы не было наговоров) золотые перстни и кресты, сделанные по русскому образцу, или какое-то количество денег, чтобы они разделили между собой.

ПО КАКОМУ ПЛАНУ НУЖНО БУДЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ ПОСЛУ ВО ВРЕМЯ ПРИБЫТИЯ, ПРЕБЫВАНИЯ И ОТЪЕЗДА ПОСОЛЬСТВА, ЧТОБЫ ПОЖАТЬ БОГАТЫЕ ПЛОДЫ

Последнее наставление. Посол может быть уверен, что пожнет обильные плоды посольства, если на протяжении всего пути будет проявлять следующие самые необходимые качества: скромность, обходительность, умеренность, благочестивый и достойный христианина образ жизни. Пусть он во всем действует любыми способами, лишь бы не отступать от католического богопочитания.

Пусть он постится, когда они постятся, не ест мяса в субботу (что принято у греков и русских), вместе с ними воздерживается от мясного в среду, одобряя и признавая то, что кто-нибудь сочтет благочестивым. Пусть он почитает те их иконы, которые посвящены памяти святых, признанных католической церковью. Так мне было объявлено вашим святейшеством через кардинала ди Комо 102. Пусть он уклоняется от их бань и других дел подобного рода, а при ведении дел пусть преследует самую чистую цель — славу господню и истинную жажду вырвать их из схизмы. Пусть он часто обращается с молитвой к богу, пусть признает тех заступников у Христа, которые у самих московитов в почете, если известно, что они причислены к лику святых. Пусть издаются книги на славянском, а еще лучше, на русском языке (они должны излагать основные положения и достоинства католической веры и способ избежать грехов). Пусть будет крепка его вера в то, что ни один человек, впавший в грех, не становится более жестоким оттого, что при этом попирает в себе кровь Христа. Все это составит самое лучшее представление о нашей религии, святом апостольском престоле и любом католическом государе, именно [76] это должно предпочитаться перед многими другими результатами [посольства].

Что касается самого путешествия (во время которого можно распространять на местах остановок священные книги и повсюду другие предметы благочестия), то оно не будет столь трудным, как обычно кажется на первый взгляд: ведь не нужно преодолевать морей и рек, которых в других странах значительно больше, не нужно переходить высоких гор, от Рима до самого московского царства посол может проехать в одной и той же повозке, хотя здесь и существует многое, сильно отличающееся от нравов и климата других стран, и что может испугать в некотором отношении человека, привыкшего к своим удобствам, в особенности если он будет иметь в виду нечто другое, а не спасение душ и общественное благо.

ПОЛЕДНЕЕ НАПИСАНИЕ [ТИТУЛА] В ПИСЬМАХ СВЯТЕЙШЕГО ГОСПОДИНА НАШЕГО ВЕЛИКОГО ПЕРВОСВЯЩЕННИКА К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ

Иоанну Васильевичу, государю Руси, великому князю московскому, новгородскому, смоленскому, владимирскому, государю казанскому и астраханскому и многих других земель великому князю и возлюбленнейшему [сыну] 103.


Комментарии

1 Первая поездка к московскому князю состоялась 18 августа—14 сентября 1581 г. Поссевино был принят царем в Старице.

2 При дворе великого князя оставались Стефан Дреноцкий и Микель Мориено. См. прим. 26 к I книге «Московии».

3 Ошибка Поссевино. Иван IV родился в 1530 г.

4 «Черкесами» Поссевино называет народы Северного Кавказа и Закавказья.

5 На самом деле войну с Персией 1578—1590 гг. вел не турецкий султан Селим II. (1566—1574), а султан Мурад III (1574—1595).

6 Ныне Дербент.

7 Ошибка Поссевино. Попытка в 1560 г. обратить Кабарду и близлежащие области в христианство, для чего туда были направлены представители русского духовенства, не увенчалась успехом. См.: Смирнов Н. А. Политика России на Кавказе в XVI—XIX вв. М., 1958, с. 27. Сведения о черкесах-христианах Поссевино получил от Тедальди. См.: Шмурло Е. Известия Джованни Тедальди о России времен Ивана Грозного. — ЖМНП, 1891, № 5—6, с. 128.

8 Иван IV в 1566 г. вступил в брак с дочерью кабардинского князя Темгрюка Идаровича — Кученей, принявшей при крещении имя Марии (умерла в 1569 г.). См.: Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. М., 1963, с. 234—235.

9 Имеется в виду основание Сунжинского городка на Тереке в 1567 г. «Для городового дела князя Ондрея княже Семенова сына Бабичева да Петра Протасьева со многими людьми, да и наряд, пушки и пищали с ними в Черкесы послал, а велел на Терекереке Темгрюку князю по его челобитью город поставити». — ПСРЛ, т. XIII. Спб., 1904, с. 407. С подобной же просьбой кабардинский князь  Канбулат обращался к царю и в 1578 г. См.: Белокуров С. А. Сношения России с Кавказом. М., 1889, с. XXXVII.

10 Сведения о характере черкесов Поссевино получил от Тедальди. — ЖМНП, 1891, № 5—6, с. 128.

11 Описи царского архива.., с. 104.

12 Неверная оценка событий 1502 г. См. прим. 29 к «Ливонии».

13 Речь идет о «Московском посольстве».

14 Эти представления о вооружении русских взяты, видимо, у Герберштейна: «Обыкновенное оружие у них составляют лук и стрелы» (Герберштейн С. Записки.., с. 75). На самом деле, уже с конца XIV в. в русском военном обиходе широко распространяется огнестрельное оружие. См.: Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII—XV вв. Л., 1976, с. 77—101.

15 Ср. у Герберштейна: «Климат страны до такой степени здоров, что люди не запомнят, чтобы свирепствовала какаянибудь зараза» (Герберштейн С. Записки.., с. 101).

16 ПДС, т. X, с. 316.

17 Альберто Кампензе (Альберт Кампенский), автор сочинения «О делах московских» (Библиотека иностранных писателей о России, т. I, отд. III. Спб., 1836). Составил свое повествование на основании сведений, полученных от итальянских купцов, бывавших в России, а также от отца и брата, долгое время живших в России. Ряд сведений заимствовал из «Трактата о двух Сарматиях» М. Меховского. См.: Казакова Н. А. Дмитрий Герасимов и русскоевропейские культурные связи в первой трети XVI в. — В кн.: Проблемы международных отношений. Л., 1972, с. 249; а также: Шаркова И. С. Заметки о русскоитальянских отношениях XV — первой трети XVI в. — Средние века, 1971, № 34, с. 207.

18 Дмитрий Герасимов («Митя Малой») — русский дипломат и переводчик, учился в одной из ливонских школ, где изучил латинский и немецкий языки. Вместе с Максимом Греком принимал участие в переводе церковных книг. М. Грек переводил с греческого на латинский, Д. Герасимов — с латинского на русский. В 1526 г. выполнял дипломатические поручения в Риме. На основании его рассказов П. Джовио составил свой трактат «О московитском посольстве». Существует мнение, что Д. Герасимов — автор перевода письма Трансильвана о путешествии Магеллана. См.: Казакова Н. А. Западная Россия в русской письменности XV—XVI вв. Л., 1980, с. 141—145; Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. М., 1972, с. 358—359.

19 Имеются в виду татарский набег и сожжение Москвы в 1571 г.

20 То есть Кремль и Китайгород.

21 Кремлевская стена построена в 1485—1495 гг. Руководители постройки — Антонио и Марко Фрязины, Пьетро Солари и Алевиз Фрязин. Стена Китайгорода выстроена в 1534—1538 гг. Петроком Мальм Фрязиным.

22 См.: Строков А. А. и Богусевич В. А. Новгород Великий. Л., 1939, с. 161.

23 См.: Алешковский М. X. Псков. Военнооборонительные сооружения. — В кн.: Достопримечательности псковской земли. Л., 1973, с. 104—126.

24 Поссевино был свидетелем нескольких таких неудачных штурмов Пскова. — Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию (осада Пскова). Пер. О. Милевского. Псков, 1882, с. 114—118, 208, 216. Далее — Дневник последнего похода...

25 См.: Косточкин В. В. Древние русские крепости. М., 1964, с. 63—74.

26 Русские монеты времени Ивана IV чеканились обычно из серебра, причем сырьем для чеканки монет служили главным образом серебряные талеры, распространившиеся в Западной Европе с конца XVI в. Золотые монеты чеканились только в качестве наград воинам и широкого хождения не имели. См.: Векслер А. Г., Мельникова А. С. Московские клады. М., 1973, с. 90—92.

27 Ошибка Поссевино. Повидимому, он имеет в виду присоединение Пскова в 1510 г. и войну с Литвой, закончившуюся в 1522 г. Неправильные сведения о войне Василия III с Ливонией и Ганзой Поссевино взял у Джовио. См.: Иовий П. Книга о московитском посольстве, с. 276. — В кн.: Герберштейн С. Записки.., с. 65. Сведения о повозках, груженных золотом, см.: Кобенцель И. Указ. соч., с. 149. и Кампензе А. Указ. соч., с. 22.

28 Поссевино путает здесь Симеона Касаевича, крещеного казанского царя Едигера, умершего в 1565 г. (См.: ВельяминовЗернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах, ч. 2. Спб., 1864, с. 2), с Симеоном Бекбулатовичем. Симеон Бекбулатович, хан касимовский, крещеный татарин, которого Иван IV наделил титулом «великого князя всея Руси». «Процарствовал» в Москве около 2 лет, затем был отослан Иваном IV, давшим ему в удел Тверь и Торжок. Коломной ни один из них не владел. См.: Зимин А. А. Иван Грозный и Симеон Бекбулатович. — Из истории Татарии, вып. IV. Казань, 1970, с. 141— 164.

29 О положении крестьян см.: Корецкий В. И. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России во второй половине XVI в. М., 1970, е. 11—88.

30 Ср. у Тедальди: ЖМНП, 1891, № 5—6, с. 128.

31 Поссевино полемизирует здесь с распространенной у иностранцев версией о врожденной покорности русских. См.: Герберштейн С. Записки.., с. 74.

32 Порт св. Николая — гавань в устье Северной Двины. Сюда обычно приставали купцы из английской «Московской компании».

33 В приведенном Поссевино перечне членов Ближней думы трое Мстиславских, Н. Р. Юрьев и дьяки Щелкаловы представляли земщину, В. Я. и Н. Я. Бельские, В. И. Зюзин, И. П. Татищев, Б. В. Воейков и М. А. Безнин принадлежали ко «двору». См.: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. Л., 1975, с. 67.

34 Иван Федорович, два сына его — Федор и Василий (а не Семен) — Мстиславские.

35 Никита Романович ЮрьевЗахарьин, брат царицы Анастасии, наместник новгородский.

36 Андрей Щелкалов. См. прим. 19 к I книге «Московии».

37 Василий Щелкалов, думный дьяк; он, как и брат его Андрей Щелкалов, впервые именовались «дьяки великого государя ближния думы».

38 Богдан Яковлевич Бельский, наместник ржевский, оружничий великого князя московского, любимец царя в последние годы. Участвовал в Ливонской войне, принимал участие в сватовстве Ивана IV к Марии Гастингс, воспитатель царевича Дмитрия; позднее играл значительную роль при царе Федоре; сторонник Годунова, затем перешел на сторону Лжедмитрия I; позже сослан в Казань.

39 Ошибка Поссевино — не Василий Иванович, а Василий Григорьевич Зюзин, родом из Литвы, думный дворянин, наместник суздальский.

40 Игнатий Петрович Татищев, думный дворянин с 1582 г.

41 Баим Васильевич Воейков, думный дворянин с 1579 г.

42 Михаил Андреевич БезнинНащокин, думный дворянин с 1573 г. В 1578— 1579 гг. — воевода в Кореле, в 1580 г. — воевода «в большом полку» под Великими Луками. Принимал участие в ЯмЗапольских переговорах. В 1583 г. послан в Смоленск для размена пленных. В 1586 г. вместе с Троекуровым — посол к Стефану Баторию. Впоследствии, после пострижения в монахи в 1586 г. видный хозяйственноадминистративный деятель ИосифоВолоколамского монастыря. См.: Зимин А. А. Крупная феодальная вотчина. М., 1977, с. 155—160.

43 Петр Иванович Головин, казначей, наместник тульский.

44 Стефан Дреноцкий. См. прим. 26 к I книге «Московия».

45 Женская одежда того времени обычно состояла из двух сорочек: нижней (рубашка) и верхней (платье), и телогреи. Верхняя сорочка (платье) была одеждой чисто домашней, показаться в ней перед посторонними людьми, особенно перед мужчинами, считалось очень неприличным. См.: Забелин И. Домашний быт русских цариц. М., 1901, с. 515—516.

46 Елена Шереметева. См.: Скрынников Р. Г. Иван Грозный. М., 1975, с. 235.

47 О смерти царевича Ивана см.: Лихачев Н. П. Дело о приезде Поссевина. Спб., 1903, с. 181—193.

48 «А государь и бояре были в смирном платье, в багровых и черных шубах для того, что в ту пору государя царевича князя Ивана в животе не стало». — ПДС, т. X, с. 265.

49 После казни конюшего Ивана Петровича Челяднина в 1567 г. должность эта при дворе Ивана Грозного оставалась незанятой.

50 Имеется в виду турецкий купец Ахмед Челеби. — Описи царского архива.., с. 98.

51 См.: Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному востоку в XVI—XVII столетиях. Серг. Посад, 1914, с. 142.

52 См.: Герберштейн С. Записки.., с. 192—219.

53 На самом же деле смоленскому епископу Сильвестру было приказано: «...а будет станет проситься к тебе в церковь соборную, ты б сему велел отказать, что ему у тебя в церкви быти не вместно и от нас к тебе в том указу нет». — ПДС, т. X, с. 386. В Смоленске произошел курьез: переводчик Поссевино перепутал «обед» с «обедней» и приглашение на трапезу принял за приглашение на богослужение.— ДАИ, с. 392.

54 Речь идет о событии 4 марта 1582 г. См.: «Третью беседу о религии великого князя московского» (с. 84—87 перевода).

55 Capita, quibus Graeci et Rutheni a Latinis in rebus fidei dissenserunt. — Historiae Ruthenicae.., v. II, p. 316—322.

56 Речь идет о ростовском архиепископе Давиде. «Лета 7092 прийде из Риму от папы посол к Москве к государю о вере и егда собрашися вмести ежи бы против папина посла дати ответ, тогда ростовский архиепископ Давид ересь свою объяви. Государь же, дав ответ, папина посла отпусти. Потом же Давида ересь его изобличив, посла в монастырь под начал дондеже в чувство прийдет». Карамзин Н. М. История Государства Российского, т. 9. Спб., 1892, с. 239; Скрынников Р. Г. После опричнины. Л., 1975, с. 89.

57 «... а пришлет до него Государь своих ближних людей Остафья Михайловича Пушкина да Федора Андреевича Писемского, да диака Посника Сулдешева». — ПДС, т. X, с. 264.

58 «... и февраля в 14 день папин посол к Москве, приехал, а стоял в Китайгороде на крестьянском на Иванове дворе Серкова». — ПДС, т. X, с. 259.

59 В Рим были отосланы I книга «Московии», законченная 29 сентября 1581 г., и донесение от 28 апреля 1582 г., изданное впоследствии под названием «Московское посольство».

60 Имеется в виду «Московское посольство».

61 См. прим. 2.

62 В латинской транскрипции эти имена выглядят так: Sunebul, Chufara, Kudear, Miroslaw, Kuroedow.

63 В Оломоуце и Праге находились наиболее значительные коллегии иезуитскогоордена.

64 Папский нунций в Польше Болоньетти писал по этому поводу совсем иное: «Поссевин вредит репутации своего ордена, проявляя жадность к деньгам и подаркам. Доходы его значительно превосходят расходы, в особенности от продажи дорогих мехов в Вильне и тех, что он повез с собою якобы для продажи в Германии и которые в самом деле вывез в Италию».— Россия и Италия, т. 2 Спб.. 1913, с. 351.

65 Паоло Кампани.

66 См.: Сергеев Ф. П. Русская дипломатическая терминология XI—XVII вв Кишинев, 1972, с. 15—16, 33, 85.

67 Место, где происходили переговоры о мире между Россией и Речью Посполитой с 15 декабря 1581 г. по 15 января 1582 г.

68 Состав русского посольства: «... отпустил Государь своих послов — дворянина своего и наместника кашинского Дмитрия Петровича Елецкого да дворянина своего и наместника козельского Романа Васильевича Олферьева да диака своего Басенка Верещагина, да подъячего Захарья Свиязева».— ПДС, т. X, с. 258, а также: Описи царского архива.., с. 68, 71.

68 Жалобы русских послов часто имели основания. Так, посольство Якова Молвянинова на протяжении почти всего пути от Польши до Рима испытывало большую нужду в «корме» и средствах передвижения. — ПДС, т. I, с. 860, 865—866 и др.

70 Яков Семенович Молвянинов и Василий Тишина были отправлены в 1582 г. в Рим вместе с Поссевино. Переводчиком был Яков Заборовский. — Описи царского архива.., с. 63, 115.

71 Переводчики в посольстве Шевригина: Вильгельм (Федор) Поплер, выходец из Ливонии, и миланский купец Франческо Паллавичино, которого Шевригин, нуждаясь в итальянском переводчике, нанял в Любеке. На обратном пути из Рима в Каринтии (в г. Филлахе) Поплер в ссоре убил Паллавичино. — ПДС, т. X, с. 334—335.

72 То есть посольстве Якова Молвянинова.

73 Речь идет о прибытии германского императора Рудольфа II в Аугсбург в конце июня 1582 г.

74 Этот эпизод, которому Поссевино придавал такое большое значение, русский посланник Молвянинов не счел столь важным, чтобы включить в свой отчет о посольстве. —ПДС, т. I, с. 841—906.

75 Лоретто, город в итальянской провинции Анкона, известный почитанием лореттской божьей матери.

76 Загородной резиденции папы.

77 См.: ПДС, т. I, с. 841—906.

78 В статейном списке говорится так: «... и Яков пришед к папе, поклонился близко ноги, а в ногу не целовал.., а подьячий Тишина по тому же папе поклонился близко, а в ногу не целовал же». — ПДС, т. I, с. 883.

79 Легенда о происхождении русских царей от Прусса появилась значительно раньше начала Ливонской войны. См.: Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. М.—Л., 1955.

80 Имеются в виду переговоры 1576 г., когда в Москве были послы императора Максимилиана II Кобенцель и Даниил Принц (Буховский).

81 Гуситы — последователи Яна Гуса, возглавившего широкое реформационное и национальноосвободительное движение в Чехии в XV в.

82 Ересь Нестория — религиозное течение V в., получило название по имени константинопольского патриарха, считавшего, что в Христе представлены две раздельные сущности, человеческая и божественная; армяне же придерживались учения монофизитов.

83 Видимо, речь идет о Джованни Тедальди, с которым Поссевино в Диене беседовал перед отъездом в Россию. —ЖМНП, 1891, № 5—6, с. 122—134.

84 В 1569 г. у Астрахани. См.: Кушева Е. Н. Указ. соч., с. 249.

85 Этот проект, который Поссевино приписывает Ивану IV, на самом деле принадлежал туркам, точнее, великому визирю Селима II Магомету Соколи, задумавшему это стратегическое мероприятие для того, чтобы облегчить турецкому войску дорогу на Астрахань. См.: Смирнов Н. А. Россия и Турция в XVI—XVII вв. — Учен. зап. МГУ, вып. 94. М., 1946, с. 100—101, 111—112.

86 После поражения под Астраханью (сентябрь 1569 г.) крымский хан повел турецкие войска к Азову через Кабарду по безводной дороге. См.: Смирнов. Н. А. Указ. соч., с. 114.

87 То есть Магомет Соколи. См. выше, прим. 85.

88 Кардинал Мороне — папский легат в Рейнсгейме (Германия) в 1576 г. См.: Пирлинг П. Россия и папский престол, т. I. Спб., 1912, с. 426—429.

89 Имеется в виду Рудольф Кленхен (Кленке), доктор теологии. В 1576 г. кардинал Мороне по поручению папы Григория XIII готовил его для посольства в Москву (цель посольства — соединение церквей и совместная борьба против турок). Умер Кленхен в 1578 г. См.: Пирлинг П. Россия и папский престол, т. I, с. 428— 431.

90 Не совсем точные сведения. Джованни Франческо Мацца Канобио (а не Алессандро, как пишет Поссевино) в 1561 г. был послан папой Пием IV в Москву с целью пригласить русское духовенство принять участие в Тридентском соборе, но не был пропущен польским королем Сигизмундом. Любопытно, что ошибка в имени (Алессандро вместо Джованни Франческо) встречается в сочинении о «царевиче Димитрии», изданном в 1605 г. в Венеции неким Бареццо Барецци. См.: Пирлинг П. Из Смутного времени. Бареццо Барецци или Поссевино? Спб., 1902, с. 205—221.

91 Виченцо дель Портико — папский нунций в Польше в 1570 г. Папа Пий V намеревался послать его к московскому великому князю с предложением вступить в антитурецкую лигу. Впоследствии папа изменил свое решение под предлогом «жестокости московита». Пирлинг П. Россия и папский престол.., т. I, с. 403, 416. Слухи о жестокости московского князя появились в большой степени под влиянием рассказов Альберта Шлихтинга, только что вернувшегося из Москвы после семилетнего плена. См.: Шлихтинг А. Новое сказание о России времени Ивана Грозного. Пер. А. И. Малеина Л. 1934. Письмо и инструкцию папы Поссевино читал перед отъездом в Россию. — ДАИ, с. 20. См. также: Лихачев Н. П. Письмо Пия V к царю Ивану Грозному в связи с вопросом о папских бреве. Спб., 1906.

92 Андрея Калигари — папский легат в Польше в 1579 г.

93 См. прим. 17.

94 Имеется в виду переводчик Поссевино Андрей Полонский (Аполлонский), умерший во время переговоров в 1581 г. См.: Коялович М. О. Указ. соч., с. 421.

95 См. прим. 55.

96 Здесь Поссевино перечисляет сочинения богословов, где трактуются вопросы «схизмы»:

Фома Аквинат (1225—1274) — крупнейший католический философ.

Лев IX (1049—1054) — известен спором с константинопольским патриархом Керуларием, в котором настаивал на подчинении византийского патриарха Риму.

Ансельм (1033—1109) — философ схоластик, епископ кентерберийский в Англии.

Николай I — римский папа (866—867).

Умберто Ценоманский — кардинал и легат папы Льва XI в Константинополе. Иоанн Туррекремата — католический богослов, автор «Толкования псалтыря». Никита Пекторат (Стифат), XI в., монах студийского монастыря в Константинополе. Написал трактат, направленный против установлений римской церкви. Геннадий Схоларий — константинопольский патриарх (1453—1459), вместе с императором Иоанном II Палеологом принимал участие еще как светское лицо (член Государственного совета) во Флорентинском соборе. Схоларию приписывали сочинения, в которых высказывалась католическая точка зрения на религиозные догматы и обряды. Именно эти сочинения и имеет в виду Поссевино. Сакран — краковский каноник, известен как автор книги «Объяснение ошибок русской веры», изданной в Кракове в 1500 г. Сандерс Николас (1527—1582) — английский богослов, был изгнан из Англии Елизаветой, жил в Руане. Ему принадлежит сочинение «О происхождении и развитии английской схизмы».

Франциск Туррианский (Торрес) (1504—1584) — иезуит, богослов, принимал участие в издании библии на греческом языке в Ватикане.

Скарга Петр — польский иезуит, в орден вступил в 1569 г. в Риме, проповедник при Сигизмунде III, ректор виленской иезуитской коллегии; требовал подчинения светской власти власти духовной, т. е. короля — папе. Раздувал религиозную нетерпимость в Польше и Литве; один из авторов Брестской унии 1596 г. См. прим. 51 к I книге «Московии».

Соколовский — проповедник при Стефане Батории.

Беллармйн Роберт (1542 — 1621) — кардинал, иезуитский богослов, в своих сочинениях в систематическом порядке изложил догматы католической веры. Наиболее известное его сочинение «Рассуждения о контроверсиях христианской веры против еретиков нашего времени» (1576 г.).

97 Иоган Фабр (1479 — 1531) — доминиканец, впоследствии ставший венским епископом. Составил трактат «О религии московитов» по рассказам Ивана Федоровича Ярославского и Симеона Борисовича Трофимова, русских посланников, возвращавшихся из Испании, куда были посланы в 1525 г., и останавливавшихся в Тюбингене. Перевод трактата см.: Отечественные записки, 1826, № 70 и 75.

98 См. прим. 17.

99 Гваньини Александр (1538 — 1614) — итальянец знатного происхождения, уроженец Вероны, прибыл в Польшу в 1561 г. как военный инженер, в 1569 г. получил польское подданство. Был в войске Хрдкевича, участвовал в походе Батррия на Полоцк, Великие Луки, Псков. С 1569 г. по 1587 г. — комендант Витебска. В 1578 г. в Кракове было издано его большое сочинение «Описание европейской Сарматии», где приводятся исторические и литературные сведения, часто неточные, о Польше, Литве, Ливонии, России. Пользовалось большой популярностью в Европе. Стефан Батории отослал эту книгу, в которой описывается жестокость московского царя, самому Ивану IV (См.: Коялович М. Указ. соч., с. 36). Текст сочинения см. в Historiae Ruthenicae.., v. I, p. 3 — 48.

100 Новгородок Ливонский, крепость на границе Псковской области и Ливонии. Взят русскими в 1558 г. В 1582 г. перешел к Польше.

101 См. «Московское посольство».

102 Кардинал ди Комо (Птоломео Галли), секретарь папской курии при папе Григории XIII, ведавший внешнеполитическими делами.

103 Ср. с написанием титула в русских документах: «Великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси владимирский, московский, ноугородский, царь казанский, царь астраханский, государь псковский, великий князь смоленский, тверскии, югорский, пермский, вятцкии, болгарский и иных» (Успенский Ф. И. Наказ царя Ивана Васильевича князю Елецкому со товарищи. Одесса, 1885, с, 11).

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова