Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Мария Каллаш

ПОДВИГ СВЯТОГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО И ДЕЛО МИТРОПОЛИТА СЕРГИЯ

По изданию: К свету. Вып. 13. М., 1994. С. 65-67.

Там со ссылкой на: «Домострой», 1992, N40. С. 11.

Возможно, идентично тексту: Каллаш М. Кому нужна церковная смута. - Париж, 1928.

См. библиографию.

*

Казалось бы, русская революция в обоих ее фазисах — февральском и октябрьском — должна была бы опытным путем протрезвить сознание всех русских людей, в том числе и русской эмиграции, подведя это сознание в упор к живой жизни.

Но, к сожалению, такого протрезвления не случилось. Русская эмиграция не только не утратила в значительной своей части вкуса к абстрактным разрешениям конкретных вопросов, но, оторванная от своего народа, оказавшаяся «без руля и ветрил», она с особенным увлечением ударилась в область безответственных химерических планировок русского будущего.

Объектом такой критики с самого начала русской революции стала Русская Церковь.

Величайшая духовная сила — Она единственная устояла в России среди всеобщего разрушения. Устояла на крови, там пролитой, на подвиге, там совершаемом.

Естественно, что чающие воскресения России устремили свой взгляд отсюда именно к Русской Церкви. Но не всегда в этом взгля-ж светилась благодарная любовь и благоговейное смирение.

Истинное и искреннее отношение к Церкви, как к «Телу Христову» и вечно пребывающему «Царству не от мира сего», встречался далеко не у всех русских эмигрантов, почитающих себя православными. Желание возлагал на Церковь «бремена неудобоносимые», навязывать ей действия и цели, не согласные с духом Христова учения, — очень характерно для эмигрантской херговной, вернее говоря, псевдоцерковной, мысли. С самого начала революции эмиграция, устранившись от непосредственного участия в русской жизни и непосредственного делания в церковном строительстве, тем не менее, считала себя вправе требовать от высшей иерархии церковной там, в России, выполнения определенных политических заданий.

«Церковь должна была использовать свой авторитет в русском народе для ниспровержения советской власти», — так говорило и мыслило зарубежное большинство, причем некоторые его группы к этому военному приказу и из эмигрантского — «главного штаба» — прибавляли еще другое — «и для восстановления власти монархической».

Не поняв внутренней сущности и глубокого смысла первых шагов Патриаршей церковной власти в первый период русской смуты, эмиграция истолковала их по-своему — как проявление политического протеста со стороны Церкви и стала ожидать дальнейшего — политической борьбы с правительством Советов. Но почивший Патриарх (Святейший Патриарх Тихон — Ред.), к великому разочарованию эмиграции, не только не принял на себя возглавления контрреволюции, но, как был с самого начала, так и остался до конца лишь духовным вождем верующего народа, Первосвятителем Русской Церкви и в качестве такого отказал даже в тайном благословении своем братоубийственной гражданской войне.

Преемники Святейшего Тихона продолжали его дело и заботу об укреплении Церкви, о предоставлении Ей возможности широко совершать христианское служение в стране, правительство которой поставило своей прямой задачей борьбу с религией и стремилось всеми силами истребить Имя Бо-жие из памяти и из сердца всего народа.

Не отваживаясь убивать, морить в тюрьмах и в ссылке открыто за веру, советская власть прикрывала свои преследования Церкви политическими обвинениями. Слова «контрреволюция» и «белогвардейщина» были главным ее козырем в войне против высшей иерархии, рядового духовенства и всех приходско-церковных организаций. Такая тактика прикрытия была необходима для правительства СССР, ибо официально в советской конституции «свобода культов» утверждалась законом. Управляющий ныне Русскою Церковью Митрополит Сергий почел необходимым для блага церковного разрушить советское прикрытие. Заявлением полнейшей своей лояльности от лица Патриаршей Церкви перед властью Советов, заместитель Патриаршего Местоблюстителя отныне поставил вопрос так, что всякое гонение против Церкви должно быть сформулировано прямо и открыто как гонение на веру.

Это акт Митрополита Сергия, в сущности, совершенно последовательно вытекающий из всех предшествующих действий Патриаршей Церкви, акт совершенно неизбежный и необходимый для того, чтобы Церковь могла как-то совершать свое служение, был воспринят огромным большинством русской эмигра

65//66

ции, как измена митрополита Сергия России и даже Православию.

Начался период советского ига, подобный периоду монгольскому. Под игом, приспосабливаясь к нему, как каторжник приспосабливается к ручным и ножным кандалам, Россия стала строить новый быт — советский.

Точно после нашествия орды «народ переписан и обложен данью».

Судьба наложила свою тяжелую руку на Россию. Наступил суд Божий, и, как несколько веков назад, народу поднесена чаша муки и рабства, лишь еще более горькая и ядовитая. Историк Русской Церкви Архиепископ Филарет Черниговский так говорит «о владычестве монголов и о путях русского Православия»: «Не время было сопротивляться. Хотя Русская Церковь и подвергалась таким образом власти врагов имени Христова, но судьба ее была чудная — купина горела, но роса небесной любви прохлаждала ее».

Именно с периодом монгольского владычества больше всего есть оснований сопоставлять теперешний план России, а не с кратковременной, сравнительно, Смутой и засильем поляков в Москве, когда святой Патриарх Гермоген, спасая Русскую Церковь от власти поляков-католиков, а русский престол от царя-иноверца, поднимал народные силы на освобождение Москвы.

К концу Смутного времени национальное сознание достаточно пробудилось в народе, была возможность для сплочения и организации русских сил, способных свергнуть врага.

Точно так же и в конце монгольского периода, когда Московское княжество и политически, и экономически ощутило и осознало свой приоритет среди других уделов, и орда разделилась и ослабела, явилась почва для создания обороны против монголов; почувствовалась воля к борьбе и победе. В тот момент, т.е. в 1380 году, Церковь в лице Преподобного Сергия, благословив московского князя на выступление против татар, укрепила эту волю своим высшим авторитетом.

Церковь указала, что срок настал, что полнотавремен исполнилась. В данном случае прозорливость святого игумена Троицкой обители не восставала против истории и судьбы русского народа, а мудро определила наступление исторического срока, предугадала назревший поворот в русской национальной судьбе.

Всенародная благоговейная любовь к почившему Патриарху Тихону в глазах эмиграции была огромным шансом для поднятия бунта против Советов. Но он своим этим преимуществом «не сумел воспользоваться». А когда угроза суда и казни на один момент нависла над головой Святейшего, некоторые круги эмиграции, не причастные ни умом, ни сердцем к великому делу Церкви и личному подвигу Первосвятителя, страшно сказать, — тайно желали, чтобы казнь совершилась, ибо они надеялись, что после такого удара волна народного негодования сметет советские твердыни.

Можно смело утверждать, что ни одному верующему человеку там, в России, из числа наиболее изстрадавшихся под советским ярмом, не могла даже на секунду мелькнуть эта мысль.

Когда же Церковь, вместо политического заговора и бунта, попыталась в лице Митрополита Сергия и Патриаршего Синода вплотную подойти к вопросу о легализации и для этого выразила ту же готовность «поклониться хану», которую в свое время изъявил и святой князь-исповедник Михаил Черниговский, то «национально мыслящие круги» русского зарубежья на все голоса закричали от негодования, призывая свою церковную власть порвать всякую каноническую связь с «отступником».

В лице Митрополита Сергия Русская Церковь в данном случае, подобно древним нашим святителям, обратилась к власти неверных за получением необходимого «ярлыка».

Если мы верим, что в истинной церкви присутствует Дух Святой, то мы должны верить и тому, что Церковь своим соборным разумом глубже и правильнее оценивает события, неже и оцениваем их мы, что она мудро определяет смысл известных исторических эпох и выносит нужные решения.

При монголах, по вине самих русских, раздиралось тело России. Раздираемая распрями князей, тогдашняя Русь могла исчезнуть как национальная величина, а духовно стать добычей мусульман, после принятия татарами Ислама.

При власти Советов наибольшая опасность угрожает народной душе.

В первом случае русские святители старались собрать воедино разрозненные части тогдашней Руси.

Во втором случае, внаше время, Церковь борется за целость и укрепление веры, за спасение народной души, ибо без Православия немыслима самая идея России. Без Православия Россия умрет, прекратится подлинное ее бытие, хотя бы и продолжало существовать на русской территории какое-то государство.

Оценивая прошлое и вдумываясь в настоящее, мы прежде всего должны помнить, что при неизменяемости самих догматических и канонических основ, при постоянном стремлении к вечной правде Царствия Божия, Церковь земная в разные исторические эпохи по отношению к народам и госу-

66//67

дарствам (а не к отдельным христианским душам) может изменять характер своего служения.

Если велик Преподобный Сергий в своем призыве к освобождению от монголов, то можно ли умалить и тех пастырей и архипастырей, которые, не чая скорого освобождения, не менее мужественно призывали народ к несению тяжкого креста, которые поддерживали свет веры в порабощенной язычниками пастве своей и, не щадя себя, с великими трудностями служили и учительствовали в разоренной стране.

Пламенная вера и любовь Христова были их опорой. Они не отвращались брезгливо от жестокости, грубости, от нравственного падения своих пасомых. Они твердо помнили завет Божественного Учителя о том, что «не здоровые имеют нужду во враче, но больные», и сознавали, что прежде всего им надлежит быть «наставниками и утешителями скорбных детей страждущей Церкви русской».

В великом смирении перед испытанием Божиим наши святители Монгольского периода, ради спасения Церкви, кланялись «царям ординским». И не упрекал шх за это народ. Святыми лампадами они озаряли тьму русского национального позора и неисчислимых страданий народных.

Такой лампадой сиял и Преподобный Сергий, главной заслугой которого перед родиной было не столько самое напутствие московского князя на Куликовскую битву, сколько духовное собирание Руси.

Духовному собиранию всего русского народа служил святой Алексий Митрополит и его наиболее выдающиеся предшественники. В нашу трагическую эпоху ломки и разрушения старой России этому же величайшему делу отдал все силы свои почивший Патриарх Тихон и его помощники; ныне служит этому Митрополит Сергий в качестве временно управляющего Всероссийской Церковью иерарха.

Силою исторической необходимости Митрополит Сергий поставлен лицом к лицу перед тем правительством, которому, вольно или невольно, в течение десяти лет подчиняется русский народ. Церковь не может по своей инициативе ниспровергать один политический строй и заменять его другим, точно также не может она уходить в подполье, ибо она не политическая партия, а вселенское Установление. Она — Тело Христово. Больше того: засвидетельствовав свою лояльность власти, она легче и ближе подойдет к тем элементам СССР, которые эту власть политически приемлют, но, вместе с тем, не отворачиваются злобно от христианства, а, может быть, скорее тянутся к нему усталыми и опустошенными душами.

Сила православной Церкви в России зиждется отнюдь не на политическом ее противоположении советскому строю, а на духовном противоположении идеалов и заповедей христианства грубо материалистической догматике марксизма и коммунизма.

Патриаршая же Церковь, подчинившись правительству СССР, от этих идеалов и заповедей ни в чем не отступила. Она твердо стоит на том самом основании, которое указал апостол Павел, призывая не против «плоти и крови», а «против духов злобы поднебесной».

Желая воинствовать по плоти, мы забываем, что страшна вовсе не форма советского государственного строя сама по себе, а страшен опустошающий антихристов дух материализма. Формы советского строя постепенно меняются: несомненно будут изменяться и дальше; наконец, строй этот может, внезапно исчезнув, замениться каким угодно другим. Церковь никак не может быть при этом озабочена реорганизацией внешней торговли, возвращением права частной собственности и тому подобными вопросами, ибо ее главная цель и забота — бережение народной души. Ей важно и нужно духовно собрать Россию и духовно ее освободить во Христе, а вовсе не устанавливать демократическую республику, конституционную или самодержавную монархию.

Если бы почивший Патриарх, после установления власти Советов, покинул бы свою всероссийскую паству, то он поступил бы как «наемник», который «не радит об овцах». Святейший Тихон был воистину «пастырь добрый», который «душу свою полагает за овцы». Не изменил своему долгу и Митрополит Сергий, одинаково смиренно принявший и тюремное заключение, и «ярлык» из рук неверных.

Трудность личного подвига высших русских иерархов усугубляется еще сознанием их ответственности перед Богом за весь русский народ, за целостность Всероссийской Церкви.

«Наставники и утешители скорбных детей страждущей Церкви Русской», они впереди всех нас несут тягчайший из всех крестов, когда-либо ниспосланных России по воле Промысла, и наш долг благоговейно склониться перед ними, а не искушать Бога дерзким ропотом на его избранников.

М. КУРДЮМОВ

 


 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова