МОЛИТВА ВСЕХ ВАС СПАСЕТ
К оглавлению
Номер страницы перед текстом на ней
Н. А. ПАЗУХИНА
У Владыки в Петушках
Мой отец был старшим научным сотрудником в Русском музее — крупным, широко известным в ученых кругах архивным работником160. Он окончил Александровский лицей в Ленинграде. В 1925 г. состоялось дело лицеистов161, по которому многих расстреляли. Папу выслали на три года в Ишим. В это время там отбывал ссылку Владимир Алексеевич Комаровский162, художник, который расписывал храм Сергия Радонежского на Куликовом поле. Из-за задержки документов папа был в Иши-ме четыре года. Ссыльным не давали продуктовых карточек, и ГПУ запрещало принимать на работу. Значит, ни хлеба, ни денег. Это был настоящий геноцид. В Ишиме находился музей (там же жили декабристы), но когда папа пришел туда устраиваться, имея при себе бумаги из Русского музея, ему ответили: «Мы не можем: ГПУ запрещает». И та же история повторилась во Владимире.
После ссылки нельзя было вернуться в Ленинград («минус» 6), и папа выбрал Калугу. Но Калугу включили в Московскую область, и папе пришлось поселиться во Владимире.
Однажды ночью осенью 1929 г. мы, дети, просыпаемся оттого, что какая-то женщина у нас делает обыск, и потом в 4 утра все три мои тети — Мария Александровна163, Ольга Александровна Пазухины164 и Вера Александровна Панова подошли проститься, перекрестить. Это было после субботней всенощной, в воскресенье их увели. Никакой вины их не было. В Бутырках камера была на четверых, а заключенных было двадцать три человека. И все, конечно, на полу, и если повернуться хотел один, то должны были и все поворачиваться. Наш дворник в Москве, Константин, потом у тети Маруси прощения просил: «Мария Александровна, ведь это я на вас донес, я думал, вас арестуют и вашу квартиру мне отдадут, а ничего не получилось». Так что, «благодаря» этому Константину, мы попали сюда, во Владимир. Раз тети сидели в Бутырках, их выслали из Москвы.
Вначале снимали две комнатки в Пушкине, все, что мы зарабатывали, уходило на квартплату. А в 1930 г., на день памяти Александра Невского, мы переехали во Владимир. Мне было 12 лет. В этом городе жили братья Сабуровы — родные внуки Сергея Дмитриевича Шереметева165... В 1936 г., когда начались массовые аресты, ночью взяли папу, и Бориса Александровича, и Юрия Александровича Сабуровых.
101
Здесь рядом храм Никиты-мученика. Это был кафедральный собор Владыки Сергия (Гришина). Примерно в 1933 г. Сергий, архиепископ Киевский, был переведен во Владимир. С ним приехало много духовенства из Киева. Его келейником был о. Анастасий166, совсем молодой. Все это духовенство в одну ночь было взято во Владимире и в Петушках, вместе с ними Владыка Афанасий и диакон Иосиф, его друг.
Мне сказали — надо поехать к Катаняну167. У меня был туберкулез шейных позвонков, и разрушена нога. Когда приехали в Москву, сняли гипс, и сделали съемный корсет, и сказали, что можно ходить не с костылями, а с палкой. Но друзья мне посоветовали идти хлопотать на костылях. И вот отстояла я огромную очередь и до сих пор не могу забыть: огромная комната, Катанян за письменным столом. Со мной он был очень любезен, мне было восемнадцать лет, большая коса заколота сзади. Он говорит: «Садитесь, пожалуйста». А мне трудно всегда было сидеть из-за ноги, я говорю: «Нет, нет, мне так удобней». Он участливо спросил: «А что у вас?» — «Костный туберкулез. Очень прошу, у моего отца больное сердце, лесоповал ему не назначать». — «Что можем, сделаем».
Отстояв огромную очередь, я узнала приговор — «пять лет Медвежьегорских лагерей». Я постаралась не показать, что опешила, не хотела уронить свое достоинство. «Это не ошибка?» — «Нет». Борису Александровичу Сабурову дали пять лет, а младшему, Юрию Александровичу, — десять. Их сестра, Ксения Александровна, тоже была в лагерях, но позже — с 1938 г. О Юрии Александровиче кто-то рассказывал, что его, с кровавым поносом, пешком гнали за Полярный круг. Борис Александрович писал, что его не гоняют на лесоповал, когда ноги настолько отекут (у него было больное сердце), что не входят в разрезанные валенки.
Владыка Афанасий и папа встретились в Медвежьегорске. Владыка недолго находился рядом с Алексеем Александровичем, но очень его полюбил — их сблизила и подружила общая любовь к русским святым. Так как папа кончил лицей, то, кроме европейских языков, он знал латинский и греческий. Когда заполняли анкету, узнали про латинский. «Можете быть лекпомом — фельдшером?» Папа очень боялся крови. Если я разбивала коленку, он бледнел и говорил: «Иди, иди к тете, она перевяжет», — не мог видеть крови. А там, на лесоповале, столько народу гибло, о. Анастасия деревом задавило. Папа сказал: «Нет, Вергилия читать в подлиннике — это пожалуйста, а вот людей лечить...» — «У нас не рассуждать!» Позднее Владыка мне говорил о том, как он был благодарен Алексею Александровичу. Владыка стер себе ногу, и папа, рискуя, дал ему на неделю освобождение от работы — больше не мог.
102
Во Владимире на Музейной улице жила духовная дочь о. Сергия Мечева Ольга Александровна Остолопова168. В ее доме бывал Владыка. Когда о. Сергий находился в заключении (он был арестован многократно), она собирала деньги для его семьи (у него осталось четверо детей). Мне очень нужно было разрешить один личный вопрос. Когда Владыка появился во Владимире, я попросила Ольгу Александровну свести меня с ним. А Владыка к тому времени сам написал мне письмо, благодарил за папину работу «Русские святые». Ольгу Александровну он попросил передать мне, чтобы я приезжала. И вот я приехала к нему в Петушки, это было 12 сентября 1957г. — память Александра Невского и Даниила Московского. И Владыка решил мой вопрос с поразительной мудростью и тактом.
Владыка просил меня помогать ему вычитывать корректуру, и это было, конечно, очень приятно — он работал в своей келье, а я читала. Но у меня болела тетя, и я, бывало, по 7-8 месяцев не могла к нему приехать. Относительно своего времени Владыка обладал совершенно царской щедростью. В 1961-м или в 1962 г. я приехала к нему, и мне нужно было почему-то на другой день очень рано уехать. Меня поместили в маленькой комнатке для гостей. В 11 часов вечера всегда вычитывалось вечернее правило. И вот после правила (я еще не успела и раздеться, только вынула шпильки из волос) Владыка постучал: «Можно, вы не спите, Надежда Алексеевна?» Я говорю: «Нет». И он до пяти часов утра рассказывал мне о себе. Он рассказал, что перед архиерейской хиротонией его вызвали в мужской монастырь в ГПУ (чекисты себе облюбовали сразу после революции, потому что стены толстые) и сказали: «Пока вы архимандрит, вы будете сосланы в пределах Владимирской области, а когда будете епископ, вы будете репрессированы в пределах СССР169». И я спросила Владыку: «Ну и что же?» А он так спокойно, без всякой рисовки: «На другой день состоялась моя епископская хиротония».
И тут пошло одно за другим: «церковные ценности», выступления против обновленчества. Владыка говорил, что надо противостоять обновленчеству, но при этом чтобы не было ни малейшего чувства злобы к врагам или к обновленцам, все только с любовью. И Владыка мне сказал: «За тридцать три года я к себе дурного отношения не видел», — в это даже трудно поверить.
Я сказала, что я рано уезжаю. Владыка подошел к окну (там было очень низкое окно в земле) и показал пальцем: мол, чтобы никого не беспокоить, можно в окошко выпрыгнуть. И вот он ушел, а мне уж ложиться нет смысла, я подошла, открыла окно... Там даже и прыгать не надо было, такое оно было низкое. А потом Нина Сергеевна возмущалась: «Как это вас угораздило, что подумают — из архиерейского дома женщи-
103
ны прыгают!» А потом, когда я приехала, Владыка говорит: «Кто это приехал? Воры, воры!» — «Так вы же, Владыка, благословили!»
Меня один раз Владыка попросил перед Пасхой передать поздравления его знакомым. И когда по списку кому-то из адресатов Владыки я что-то приносила, я первый раз в жизни видела такое волшебство — открывают дверь с хмурым лицом, и я просто молча протягиваю, и сразу — ах! Владыка Афанасий! И лицо меняется, как будто изнутри зажигается волшебный фонарь.
Владыка мне говорил: «Нам нужно, чтобы люди в церкви молились, а теперь никто ничего не понимает. Вот звательный падеж: "свя-тителие" или "Ольго" — никому не понятно». В службе Русским святым он просил меня сделать то, что он не доправил: «святители», «Ольга» и т. п. А в том сокращенном варианте, который помещен в календаре, там все эти исправления не учтены.
Владыка тоже очень редко рассказывал о том, как он был в лагерях. Когда мой папа вернулся, после пяти лет лагерей, он мне сразу при встрече очень быстро сказал: «Только никогда меня, Наденька, не спрашивай о лагерях». И Владыка очень немного рассказывал. Но вот это я давно знала: чтобы утяжелить жизнь осужденным по 58-й статье, их соединяли с уголовниками, и те их грабили, крали пайки; не так страшно было то, что ты за решеткой, как это гнусное окружение. Владыке дали мешок с деньгами, и когда он начал их выдавать — потух свет (ну, конечно, не сам потух), и у него растащили деньги. И тут Владыке еще срок прибавили.
В нем не было ни малейшей елейности. Если бывал спор на богословскую тему, Владыка говорил: «Я Сахаров, но не Сахар Медович». Как-то, в 1959 г., когда я приехала в отпуск и вычитывала корректуру, я что-то у него спросила, и он с такой любовью все объяснил, с такой любовью: «Спрашивайте, спрашивайте». Меня всегда поражало, как можно было за тридцать три года скитаний, мытарств, лагерей ни на волос не опуститься в смысле культуры — как будто он все эти годы прожил в архиерейских покоях... На последней квартире у него водопровода не было, рукомойник. Нина Сергеевна порой забывала воду наливать. Помню, Владыка выходит в подряснике, надевает скуфейку, берет посох: «Что ж, придется Владыке на речку идти умываться». — «Ой, Влады-ченька, простите!»
Или еще, помню, садится как-то за стол, в белом подряснике, лето... «Что ж, придется Владыке вот так... — делает вид, будто вытирается, — Нина Сергеевна салфетку забыла положить. «Ой, Владыченька, простите!»
Владыка не любил ничего искусственного, фальшивого. Как-то, когда я собиралась к Владыке, мне кто-то посоветовал надеть платочек, а
104
я всю жизнь ходила только в берете, в самом простом. Был Великий пост, я была в платочке, а Нина Сергеевна собралась куда-то ехать и надела нарядную шляпку. И вот мы с ней выходим вместе, а Владыка смеется (он в цинге потерял все зубы и никогда не вставлял): «Барыня с горничной!» Из москвичек к Владыке никто в платочке тоже не ездил, и Владыка говорил, что это и не нужно.
Моя тетя Вера очень страдала от того, что жила во Владимире, а не в Москве. Она собирала конверты с картинками — памятники Москвы, вырезала картинки и наклеивала в альбом. Владыка получал на Рождество или Пасху около пятидесяти писем, если не больше. Тетя Вера просила, чтобы Владыка присылал ей картинки от конвертов, если они ему не нужны. И Владыка сам вырезал и присылал после праздников целые пачки. На одном из конвертов была картинка «Перекуем мечи на орала», скульптура Вучетича. И Владыка, прежде чем отправить, пометил: «Исайя, гл. 2, ст. 4».
Владыка как-то сказал: «Я что в жизни не прощал — воровства й хамства». Он, конечно, выжил только благодаря посылкам, и он там их все и раздавал, но не терпел, чтобы воровали. И вот он как-то получил посылку, и полез на нары вор, а тут почему-то — чудом! — стояло ведро с водой, и Владыка взял ведро и этого вора окатил.
Моим духовным отцом был о. Сергий Успенский170, настоятель храма во имя иконы Божией Матери Неопалимая Купина. (У Корина171 есть набросок его портрета, эскиз «Руси уходящей».) Как-то я рассказывала Владыке о нашей церкви Неопалимой Купины XVII в., а Владыка говорит: «Нет, XVI в.». Я говорю: «А вы знали нашего отца Сергия Успенского?» Владыка: «Нет, мы вместе с ним не сидели, но я слышал: очень хороший батюшка». Все его знакомства были: «сидел — не сидел». И вот нашу церковь в 1930 г. взорвали, и на ее месте выстроили какой-то трехэтажный дом.
У Владыки одна забота была — его книги. Однажды кто-то легкомысленно дал адрес, где эти книги хранились, и вскоре пришли и все взяли. Потом друзья ему собирали книги. И когда он вернулся в Петушки, говорил: «Я просто не мог наглядеться, то одну возьму, поставлю, то другую». У нас с Владыкой сходились вкусы, мы все с детства, и папа, все очень любили А. К. Толстого, особенно поэму «Иоанн Дамас-кин». Владыка часто в письмах вспоминал эту вещь: «Моей отрадой было песнопенье, И в жертву Ты, Господь, его избрал!» Владыка говорил, что его отрадой тоже были песнопения и посещения церкви.
Я никогда не видела, чтобы Владыка сердился. Только иногда он любил, сидя в кресле, посмотреть исподлобья. Даже фотография такая есть. Это называлось: «Владыка сердится». Как-то раз, когда Нина Сер-
105
геевна уехала, а я осталась хозяйничать, Владыка сел и так посмотрел. При такой его доброте это было настолько неожиданно, что я улыбнулась. А он говорит: «Владыка сердится, а она улыбается».
У Елены Владимировны Апушкиной была машинка, на которой она Владыке печатала рукописи. Ее до седых волос звали в письмах Лялей — для конспирации. А Владыку — «дедушка» или иногда, чтобы уточнить, — «петушинский дедушка». Владыка писал, как он благодарен Ляле и всем своим помощникам в работе над «Поминовением усопших». Ольга Александровна распределяла работу, а вычитывал вместе с ней о. Андрей172. Елена Владимировна, как и все маросейские, хорошо знала службу, могла помочь проверить источники, что было особенно важно в период, когда Владыка был в заключении.
Интересно, что опубликование труда Владыки «О поминовении усопших в Русской Православной Церкви» задержалось потому, что впервые было напечатано за границей, в Германии173. Когда об этом узнали, это произвело страшное впечатление. Издать за рубежом! Это в те годы считалось глубочайшим преступлением. Когда спросили Владыку, он сказал, что никогда туда ничего за границу не посылал. А уж если Владыка сказал, значит, не посылал...
Книги из библиотеки Ленина Владыке доставал Борис Александрович Васильев174, он тоже был «маросейский», и его Владыка очень любил. Борис Александрович имел много ученых степеней, и ему давали книги на руки. После смерти Владыки Борис Александрович стал собирать все материалы о нем, я тоже отдала то, что у меня имелось. Борис Александрович после микроинсульта страдал плохой памятью, и как-то он мне сказал, что все, что я ему дала, он потерял. И так пропали бесценные материалы о Владыке. Потом, много лет спустя, Татьяна Ниловна Каменева175, которая работала в отделе рукописей библиотеки Ленина, — дивный, глубоко верующий человек, — говорит мне: «Посмотрите, что мне прислали». И показывает «Вестник РСХД». Я открыла — и, к моему изумлению, — нахожу материал, который я дала Борису Александровичу.
В 1958 г. исполнялось 850 лет городу Владимиру и 800 лет Успенскому собору. И Владыке уполномоченный по делам религий с большим скрипом разрешил (поскольку в 20-х гг. Владыка был епископом Ков-ровским и викарием Владимирским) принять участие в торжественных богослужениях, только чтобы он — «быстро, быстро, никого не благословляя, из собора — в машину». Я была на работе. Ольга Александровна рассказывала: «Все кинулись, просто кинулись к нему под благословение». В 1958 г. были живы многие из тех, кто его знал раньше.
...Когда Владыка скончался, я перепечатала «Даты и этапы моей жизни». Я в юности месяц в Москве работала секретарем-машинист-
106
кой, и меня дразнили, что я пять знаков в час делаю, так как я никогда не училась, а из-за рук (с артритом) и не могла быстро печатать, но потом стала печатать намного быстрее. И когда Владыка скончался, мы открыли письменный стол, там лежала рукопись. Я при жизни Владыку два раза спрашивала: «Владыка, а ваши "Этапы" не пропадут?» Он очень коротко ответил: «Нет». Я через несколько лет еще рискнула спросить, он сказал: «Нет, не пропадут». И оказалось, только ящик выдвинуть, и прямо сверху «Этапы моей жизни» лежали. Нине Сергеевне надо было куда-то уехать, и она попросила меня напечатать. И я очень медленно, но — голову даю на отсечение — без одной ошибки перепечатала это все.
После операции, находясь в гипсе, я не могла работать, и мне дали в Москве пенсию, настолько маленькую, что оставалось только на мыло и на хлеб. Моя подруга Тоня — Антонина Владимировна Комаровская176 (ее родная тетка — Мария Федоровна Мансурова177, вдова о. Сергия Мансурова, знала, что я подруга ее племянницы с 8 лет, но меня никогда не видала) — помогала разбирать книги в библиотеке Московской Патриархии. Отец Иннокентий178, тогда еще просто Анатолий, знал Марию Федоровну, и, благодаря им, мне на дом давали вычитывать корректуру.
Это была такая великая душевная радость: работать на Церковь. К тому же эти места, где располагалось издательство, напоминали мне мое детство; на Новодевичье кладбище, где похоронены мои дедушка, дядя и тетя, мы с тетей Олей ходили по воскресеньям. Родной дом и этот пруд — красивые, любимые места. Примерно за полгода до своей смерти Владыка меня спросил (к нему приезжала корректор из Московской Патриархии, Ольга Андреевна1™): «Надежда Алексеевна, а вы хотели бы работать корректором в Московской Патриархии?» Я говорю: «Владыка, еще бы». И вот — через восемь лет — я стала работать корректором в Патриархии, хоть и на дому, но все же это было для меня большим счастьем... С обоих томов Октоиха я переносила правку Владыки. В Октоихе, забыла, в каком гласе, были слова: «Адам вопияше: "Боже отцев наших"». Владыка написал на полях: «Адаму не свойственно было вопиять "Боже отцев наших", поскольку отцев-то не было у Адама...»
Удивительно то, что Владыка, в инвалидном доме перенесший инсульт (он из-за этого стал плохо видеть), имел такую ясность в голове...
*
Н. А. Пазухина. У Владыки в Петушках
Расшифровка магнитофонной записи, сделанной настоятелем Успенского храма с г. Петушки Владимирской обл. прот. Андреем Тетериным 7.2.1990. Название дано составителем.
Надежда Алексеевна Пазухина (1.1.1918—10.10.1996) —дочь историка-архивиста А. А. Пазухина, знакомого еп. Афанасия по Беломорско-Балтийскому лагерю. Много лет работала корректором во редакции владимирской газеты «Призыв». По свидетельству всех знавших ее, была необыкновенно светлым, жизнерадостным, общительным человеком, несмотря на тяжелую болезнь (см. о ней Нивин В. Мои года — мое богатство // Призыв. 1994. 30 июня).
160 Пазухин Алексей Александрович (18.1.1883—2.8.1942) — историк, специалист в области генеалогии. Родился в Москве, в старинной дворянской семье. Закончил Александровский лицей в Петербурге. Работал в Русском музее. В 1925 г. арестован в Ленинграде по «делу лицеистов», сослан в г. Ишим на три года. 26.4.1936 арестован, проходил по одному делу с еп. Афанасием. В 1941 г. после освобождения из Беломорско-Балтийского лагеря А. А. Пазухин вернулся в г. Владимир, работал регистратором в больнице (см. о нем: Нивин В. Мои года — мое богатство // Призыв. 1994. 30 июня; Владимирский некрополь. Владимир: «Посад», 1996).
161 «Дело лицеистов» состояло в том, что несколько выпускников лицея отметили годовщину убийства Императора и его семьи. Предлогом для ареста послужила панихида, представленная как «монархический заговор» (см.: Ученые записки Российского Православного Университета им. ап. Иоанна Богослова. 1995. № 1. С. 191).
162 Комаровский Владимир Алексеевич (1883—1937) — искусствовед, иконописец, реставратор. Им написана часть иконостаса для церкви преп. Сергия на Куликовом поле (утерян во время второй мировой войны). Сохранилась икона Донской Божией Матери работы В. А. Комаровского, находящаяся в настоящее время в Покровской церкви Данилова монастыря в Москве, другая икона — в церкви с. Ахтырка Московской области. С 1925 по 1927 гг. находился в ссылке в г. Ишиме. В 1937 г. обвинен в «контрреволюционной деятельности» и расстрелян в пос. Бутово под Москвой (см.: За Христа пострадавшие. Кн. 1.С. 603-604).
163 Пазухина М. А. (1875—1942) — сестра А. А. Пазухина. Родилась в Москве. Закончила гимназию и педагогический класс при ней, занималась переводами.
620
В 1929 г. выслана в г. Владимир. Работала преподавателем иностранных языков (см.: Владимирский некрополь. Владимир: «Посад», 1996).
164 Пазухина О. А. (1877—1858) — сестра А. А. Пазухина, вместе с сестрами выслана в 1929 г. в г. Владимир, работала счетоводом (см.: Владимирский некрополь. Владимир: «Посад», 1996).
165 Шереметев Сергей Дмитриевич (1844—1918) — граф, предводитель дворянства Московской губернии (1885—1890), член Государственного совета, обер-егермейстер императорского двора. Умер в день ареста. А. П. Сабуров, губернатор Санкт-Петербурга (отец Бориса Александровича (см.: 11, примеч. 32) и Юрия Александровича (см.: II, примеч. 33) Сабуровых) был арестован в 1918 г., его дальнейшая участь неизвестна. Борис Александрович и Юрий Александрович Сабуровы арестованы вместе с Владыкой Афанасием и проходили с ним по одному делу. Ю. А. и Б. А. Сабуровы скончались в заключении (Юрий Александрович в 1941 или 1944 г., Борис Александрович в 1938 г.).
166Анастасий (Михаил Иванович Оболенский) — архимандрит. Родился 26.12.1907. В 1930 г. арестован Полтавским райотделом ОГПУ. 26.04.1936 вновь арестован в г. Владимире. Приговорен к пяти годам ИТЛ.
167 Катанян Рубен Павлович — старший помощник прокурора Советского Союза (1933 по 1937). Участвовал в качестве обвинителя в ряде политических процессов.
168 Остолопова Ольга Александровна (1870—1960). Родилась в дворянской семье. Окончила Пензенскую гимназию. Работала в земской управе, затем бухгалтером. Духовная дочь о. Сергия Мечева, который одно время жил в ее квартире. 28.10.1929 арестована. Освобождена с лишением права проживания в Москве и ряде других городов. Проживала в г. Владимире.
169 Ошибка. Епископская хиротония еп. Афанасия состоялась 10.7.1921, в то время как образование СССР относится к декабрю 1922 г.
170 Успенский Сергей Михайлович (1878-1937) - протоиерей. В 1910-1929 гг. служил в храме иконы Божией Матери «Неопалимая Купина» в Москве. В 1929—1932 гг. настоятель храма Спаса-на-Песках на Арбате. Арестован в 1933 г. Отбыв один год в лагере, был освобожден по болезни. 29.11.1937 арестован в г. Можайске Московской обл. 19.12.1937 расстрелян в пос. Бутово под Москвой.
171 Корин Павел Дмитриевич (1892—1967) — известный художник, автор серии «Русь уходящая», в которой представлены образы русского духовенства.
172Каменяка Андрей — священник. С июля 1954 г. служил в Успенском соборе г. Владимира, переведен в г. Покров, затем служил в Прибалтике. Пострижен в монашество с именем Иов в г. Муроме.
1?зСм.: Die Fiirbitte fiir die Verstorbenen nach den Ordnungen der orthodoxen Kirch // Stimme der Ortodoxie. Berlin. 1962. № 2. P. 40—45.
174 Васильев Борис Александрович (1899—1976) — этнограф, писатель (автор книги «Духовный путь А. С. Пушкина», М., 1994. Духовный сын о. Сергия Мечева. Дважды был в ссылке.
175 Каменева Татьяна Ниловна (1909 — нач. 1980-х гг.). Родилась в г. Куйбышеве. Впоследствии проживала в Москве. Много лет в работала в Библиотеке им. Ленина, реставратором, библиотекарем.
176 Комаровская Антонина Владимировна — дочь В. А. Комаровского и В. Ф. Самариной, внучка Ф. Д. Самарина, известного государственного и церковного деятеля. Его брат — Александр Дмитриевич Самарин был обер-прокурором Святейшего Синода в 1915 г.
177 Мансурова Мария Федоровна (1893—1976) — дочь Ф. Д. Самарина. В 1914 г. вышла замуж за С. П. Мансурова, будущего священника. После смерти о. Сергия (1929 г.) жила в г. Верее. В 1934 г. арестована и сослана в Среднюю Азию на три года. Усердием Марии Федоровны был издан труд жизни о. Сергия Мансурова «Очерки из истории Церкви».
Примечания
621
78 Иннокентий (Просвирнин Анатолий Иванович, 1940—1994) — архимандрит. Историк, археограф, агиограф. С 1966 г. редактор «Журнала Московской Патриархии». С его непосредственным участием вышли в свет Библия (1968 г.), Новый Завет (1976 г.), «Настольная книга священнослужителя», богослужебные Минеи, в которых была учтена работа еп. Афанасия (Сахарова), 10-томная «Русская Библия». В 1970 г. рукоположен во диакона, а затем во иерея. В 1977 г. пострижен в монашество. С 1978 г. игумен, с 1981 г. архимандрит. Ар-хим. Иннокентий первым произвел обработку и систематизацию архива еп. Афанасия. Великим постом 1993 г. архим. Иннокентий претерпел жесточайшее избиение от преступников в Иосифо-Волоцком монастыре, пробравшихся в обитель с целью ограбления. Вскоре после этого он скончался (см. о нем: Архимандрит Иннокентий в воспоминаниях духовных детей и учеников: Книга памяти архимандрита Иннокентия Просвирнина, преставившегося в день памяти святых пероверховных апостолов Петра и Павла 12 июля 1994 года. [М.], [1998]).
79Дашкевич Ольга Андреевна (1888(1887?)—1966) — член Богослужебно-календарной комиссии при Издательском отделе Московской Патриархии, участвовала в составлении и корректировании церковных календарей Московской Патриархии. Незадолго до своей кончины приняла монашевский постриг с именем Анастасия (см.: ЖМП. 1966. № 6. С. 34). |
