А.В. Назаренко

ЕЩЕ РАЗ О ДАТЕ ПОЕЗДКИ КНЯГИНИ ОЛЬГИ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Назаренко А.В. Еще раз о дате поездки княгини Ольги в Константинополь: источниковедческие заметки// "Древнейшие государства Восточной Европы". 1992-1993 гг., стр.154-168

См. библиографию.

С момента нашего первого обращения к теме¹ историография ее пополнилась рядом значительных работ. Все они, однако, посвящены главным образом вопросу о времени и месте крещения киевской княгини Ольги и касаются датировки приемов Ольги, описанных Константином Багрянородным в трактате "О церемониях византийского двора", лишь в той мере, в какой авторы определяют свою позицию по отношению к возрожденной Г.Г. Литавриным гипотезе И.М. Геснера - И. Тунманна, согласно которой эти приемы состоялись в 946, а не в 957 г., как было принято считать еще совсем недавно. Л. Мюллер, Ф. Тиннефельд, Д. Оболенский приняли датировку 946 годом², более предпочтительной склонен признать ее В.Водов³, тогда как С.А. Высоцкий, А. Поппэ, В. Зайбт высказались в пользу 957 г. ⁴; как всегда, экстравагантна точка зрения О. Прицака, полагающего, что два приема Ольги, объединенные в описании Константина, на самом деле имели место в разные годы: первый - в 946 г., а второй - в 957 г. ⁵ Итак, разделение мнений по интересующему нас вопросу сохраняется, и он по-прежнему далек от однозначного решения, хотя источниковедческий уровень дискуссии заметно вырос.

В ходе дальнейшей работы над темой нам пришлось убедиться, что далеко не все ресурсы, казалось бы, хорошо известных текстов использованы в должной мере. Это касается и древнерусских памятников (где, прежде всего, подлежит рассмотрению происхождение хрестоматийной летописной даты путешествия Ольги в Царьград - 6463 г.) ⁶, и византийских. Некоторым новым наблюдениям именно над византийскими источниками, в частности, в связи с теми контрдоводами, которые были выдвинуты Г.Г. Литавриным в реплике на нашу статью⁷, и посвящена настоящая работа.

Напомним вкратце суть проблемы. Обсуждая с разной степенью подробности церемониальную сторону двух приемов Ольги в императорском дворце⁸, Константин VII не приводит полной их даты, хотя и упоминает, что первый из приемов состоялся 9 сентября в среду, а второй - 18 октября⁹ в воскресенье; это, впрочем, и естественно, поскольку, как мы уже отмечали, те или иные детали дворцового церемониала определялись именно днем внутри церковного календаря, и год не играл в данном отношении никакой роли. Однако приведенных Константином данных достаточно для того, чтобы определить две альтернативные датировки приемов Ольги, так как указанные совпадения чисел и дней недели в период самостоятельного правления Константина VII (945-959) имели место лишь в 946 и 957 гг. Первая из этих дат была в свое время отвергнута в историографии¹⁰ на том главном образом основании, что во время десерта после торжественного клитория (обеда) 9 сентября среди присутствовавших названы Константин, Роман (его сын и соправитель с весны 946 г.) ¹¹, а также "багрянородные их (выделено нами. - А.Н.) дети": в 946 г. у семилетнего тогда Романа детей быть, разумеется, не могло. Указывалось также и на несовместимость датировки цареградского путешествия Ольги 946 годом с хронологией Повести временных лет, где период с 945 по 947 г. занят усмирением древлянского восстания и поездкой княгини в Новгородскую землю¹².

Но вопрос осложняется тем, что в распоряжении сторонников 946 г. также имеется один веский аргумент, который они склонны даже считать решающим. Описание приемов Ольги дано в главе 15 II книги трактата "О церемониях", которая (глава) посвящена чину приемов, происходивших в Большом триклине Магнавры, "когда василевсы восседают на Соломоновом троне". В этой главе, помимо приемов киевской княгини, описаны и другие: послов багдадского халифа¹³ и после эмира Алеппо Сайф ад-даулы¹⁴, причем в тексте они датированы тоже только числами месяца и днями недели, но в заголовке добавлено, что они случились в IV индикт, т.е. в 946/947 сентябрьский год. Так как вруцелета года приема Ольги и арабских послов совпадают, то, если полагаться на сведения заголовка, логично думать, что и визит Ольги приходился на IV индикт, т.е. на сентябрь-октябрь 946 г. Этот традиционный аргумент (обсуждению которого мы посвятили достаточно места в нашей первой статье) Г.Г. Литаврин дополняет еще одним. В описании клитория 9 сентября есть фраза, которую можно понять так, будто деспина и ее невестка, жена Романа, сидели на одном троне, а именно на троне императора Феофила. В этом-то смысле и трактует текст Литаврин, заключая, что такое соседство было бы стеснительным в 957 г. для Феофано, второй жены Романа, но вполне допустимо в 946 г. для первой супруги соправителя, его сверстницы девочки Берты (умерла в 949 г.).

Доказательная сила данного аргумента по-прежнему представляется нам преувеличенной. Повторимся, напомнив, что совместное восседание василиссы и супруги соправителя на одном троне, по нашему мнению, не согласуется с вошедшей в пословицу чинностью византийских придворных обычаев. Оно было бы естественным в одном случае - если трон Феофила был двойным. Такую возможность Литаврин отклоняет со ссылкой на миниатюры к Мадридскому кодексу Хроники Скилицы, на которых Феофил не единожды изображен сидящим на одноместном троне¹⁵. Но даже с учетом последней достаточно ранней датировки Мадридской рукописи серединой XII в.¹⁶, которая принята специалистами¹⁷, и в предположении, что миниатюры ее всего лишь копируют иллюстрации в оригинале Скилицы конца XI в.¹⁸, трудно быть априорно уверенным, что изображения на миниатюрах с точностью воспроизводят соответствующие реалии. Применительно же именно к трону Феофила это почти наверняка не так, поскольку на всех трех миниатюрах с изображением Феофила, вошедших в издание А. Божкова, известный император-иконоборец показан сидящим на разных тронах¹⁹. На условность иллюстраций к Мадридскому кодексу по крайней мере в данном отношении указывает, на наш взгляд, и то обстоятельство, что трон Льва VI, на одной из миниатюр показанный в качестве двойного (для Льва VI и его соправителя Александра), на другой представлен как одноместный²⁰.

Допустим, однако, что трон Феофила был все-таки одинарным. Наши недоумения по поводу совместного восседания деспины и ее невестки на одном троне ("во дворце не нашлось... подходящего кресла, достаточно высокого для того, чтобы супруга василевса-соправителя чувствовала себя удобно за столом") Литаврин отводит путем следующего рассуждения. Невестка "не могла сидеть (по этикету) на каком-либо ином удобном для девочки сиденье", кроме как на том "царском (выделено Г.Г. Литавриным. - А.Н.) "золотом кресле", т.е. на троне", на котором она сидела на приеме Ольги до обеда. А это кресло было ниже трона Феофила, причем не в силу возраста невестки, но в соответствии с рангом сидевшей на нем. Вот почему, как полагает Литаврин, жена Романа II не могла остаться в этом кресле-троне и за столом: оно было слишком низким. Однако такое разъяснение не только не устраняет наших недоумений, но рождает и новые. Пусть даже историк прав, считая, что всякий член императорской фамилии (о том, что жена Романа II скорее всего еще не была тогда коронована, пойдет речь ниже) при всех обстоятельствах непременно должен был сидеть на троне²¹, но в нашей аргументации ровным счетом ничего не изменится, если слово "кресло" заменить на слово "трон", потому что и в разнообразных тронах во дворце недостатка также не было²². Мы не говорим уже о том, что и низкий трон можно было сделать удобным для сидения за столом - например, при помощи подушек, которые, кстати говоря, часто изображались в качестве атрибута тронов в византийской иконографии. И совсем уж непонятно, почему невестка Елены Лакапины, не имевшая права сидеть на одном уровне с императрицей во время приема, могла, по мнению Литаврина, сидеть с ней на одном троне во время последовавшего за ним обеда?

Ввиду сказанного мы по-прежнему предпочитаем думать, что в разбираемой фразе "села на упомянутый выше трон (т.е. трон Феофила. - А.Н.) деспина и ее невестка..." (έκαυέσυη έν τω προρρηυέντι υρόνω ή δέσποινα καί ή νόμφη άυτης)²³ после упоминания о невестке следует подразумевать "в кресло" ("έν τω σελλίω"), как то было прямо сказано несколько выше при описании предшествовавшего клиторию официального приема: "деспина же села на упомянутый выше трон, а ее невестка - в кресло" ("ή δέ δέσποινα έκαυέσυη έν τω προρρηυέντι υρόνω καΐ ή νύμφη αυτής έν τφ σελλίω")²⁴.

Не отвергая в принципе такой возможности, Литаврин замечает все же, что "в 15-й главе всюду, где указано, на каком троне восседал василевс (или деспина), обязательно (выделено автором. - А.Н.) отмечено, на чем сидел соправитель - Роман II (или невестка старшей царственной пары)". Такая формулировка у читателя, не знакомого с текстом источника, может создать впечатление, будто таких случаев в De cerim. II, 15 - множество, во всяком случае, достаточное количество для того, чтобы установить подобную закономерность. Между тем на 15 приемов, описанных здесь (не считая упомянутого вскользь приема "испанов"), их всего лишь 3. Это второй прием тарситов, когда указано, что Роман II восседал на троне Аркадия, а Константин VII - очевидно, на троне Константина Великого²⁵ (немаловажно, что о последнем нам приходится догадываться, так как трон Константина VII, в отличие от трона соправителя, прямо не назван!); третий прием тарситов 30 августа, когда оба василевса сидели в "золотых креслах"²⁶, и, наконец, официальный прием (не клиторий!) Ольги императрицей и ее невесткой, который и является предметом нашего разбирательства. Нетрудно видеть, почему именно в этих трех случаях информация столь подробна (хотя и не всегда ясно изложена). Глава II, 15 посвящена церемониалу приемов, происходивших в Большом триклине Магнавры, "когда василевсы восседают на Соломоновом троне"²⁷, установленном там. Все три упомянутых приема в этом отношении представляют собой исключения: первый имел место в Хрисотриклине, а второй - в триклине Юстиниана, так что император (императрица) не мог (не могла) сидеть на Соломоновом троне, поэтому приходилось особо оговаривать название трона; в ходе же второго из названных приемов, хотя он и происходил в Большом триклине, император помещался опять-таки не на Соломоновом троне, а по каким-то причинам в одном из стоявших там "золотых кресел".

Иногда читателю приходится догадываться, где во время того или иного официального приема восседал император - например, при весьма кратком описании первого приема Ольги Константином VII 9 сентября. Из того, что прием происходил в Большом триклине (хотя даже об этом прямо в тексте не сказано) ²⁸ и что "все было в соответствии с описанным выше приемом"²⁹, можно было бы заключить, что император сидел на Соломоновом троне, хотя это - не более чем вероятное предположение. В самом деле, учитывая присутствие Романа II (в силу симметрии приема приему княгини императрицей и невесткой), нельзя исключить, что василевсы помещались на золотых креслах, как то было при третьем приеме тарситов, упомянутом выше.

При описании клиториев мы, как правило, вообще остаемся в неведении, на каких именно тронах восседали царствующие особы: к примеру, во время первого обеда с тарситами³⁰, на обеде с ними же в Триклине Юстиниана 9 августа³¹, на совместном обеде с тарситами и послом Абу-Хамдана (Сайф ад-даулы) 30 августа³², на беседе царствующего семейства с Ольгой 9 сентября после официальных приемов княгини отдельно императором и императрицей³³, на десерте после обеда 9 сентября³⁴, наконец, на обеде в честь Ольги в Хрисотриклине 18 октября³⁵. Более того, есть случаи, когда автор не считает нужным упомянуть даже о том, кто же именно из царствующих особ участвует в приеме. Так, неясно, был ли Константин Багрянородный один или в сопровождении Романа II на клитории с тарситами и послом Абу-Хамдана или на обеде с русскими послами после первого приема Ольги³⁶. В последнем случае, как и при описании обедов с тарситами 9 августа и с русскими послами 18 октября³⁷, источник говорит о василевсе в единственном числе (имея в виду Константина VII), хотя, исходя из того, что на проходившем одновременно обеде императрицы с Ольгой присутствовала жена Романа II, следовало бы думать, что и сам Роман должен был участвовать в церемонии.

В заключение еще один пример, противоречащий слишком категорическому, как нам кажется, тезису нашего оппонента. Во вводной части к 15-й главе, где речь идет об элементах церемониала безотносительно к тому или иному конкретному приему, "когда василевсы восседают на Соломоновом троне", говорится не об одном троне, т.е. троне Соломона (как следовало бы ожидать, если видеть здесь просто обобщенное описание приема), а о тронах: василевсы "садятся на троны" и "сходят с тронов"³⁸. Если множественное число "василевсы" позволительно было бы объяснять тем, что Константин мог-де подразумевать императоров вообще (прошлых, настоящих и будущих), то применительно к форме "троны" такое объяснение уже не проходит: трон Соломона - один на всех. Именно так понимал дело автор заголовка³⁹, когда писал, что "василевсы восседают на Соломоновом троне". Это место привело в затруднение издателя и переводчика трактата "О церемониях" И. Раиске, который превратил в латинском переводе греческое "υρόνοι" в латинское "thronus".

Между тем текст можно понять только в одном смысле: кроме Соломонова трона, в Большом триклине стоял по крайней мере еще один трон, предназначенный, очевидно, для Романа II. Действительно, Роман должен был, как мы уже отмечали, присутствовать на первом приеме Ольги, а стало быть, и на чем-то сидеть, когда его отец восседал на троне Соломона. Естественно было бы участие соправителя и в приеме посла Сайф ад-даулы - иначе пришлось бы сделать маловероятное допущение, что после предварявшей этот прием встречи с тарситами (когда Роман назван среди присутствующих) ему было велено удалиться; но если так, то он, видимо, должен был куда-то пересесть из золотого кресла, как Константин пересел из такового на трон Соломона⁴⁰. Как видим, в ряде случаев, прямо указывая, что василевс сидел на троне Соломона, автор, вопреки Литаврину, ничего не говорит о троне соправителя - более того, даже забывает упомянуть о его присутствии.

Эти постоянные неясности и недоговоренности, предполагающие, что многое для читателя (не забудем, что первым и главным из них был сам Роман II) и так должно было быть очевидно или понятно из контекста, укрепляют нас во мнении, что из анализируемого оборота (особенно взятого в паре с его "двойником", где недвусмысленно сказано об особом кресле невестки) нельзя делать вывода о совместном восседании василиссы и ее невестки на одном троне. Здесь мы имеем дело скорее всего не с испорченным местом, а как раз с одной из таких недомолвок, и в этом смысле оно, вообще говоря, не требует даже конъектуры. Вот какой смысл мы вкладывали в наши слова, что трактовка Литаврина основана "на необязательном прочтении текста". Во всяком случае, если и рассматривать легко подразумеваемое "έν τω σελλίω" или "έν τφ προρρηυέντι σελλίω" как конъектуру, по степени прозрачности это место все равно никак нельзя сопоставлять с пассажем о детях Константина и Романа, где радикальные конъектуры совершенно необходимы, но при том крайне затруднительны.

В самом деле, следуя Литаврину, надо признать вполне ясную и грамматически безупречную фразу "έκαυέσυη ό βασιλεύς καΐ ό Ρωμανός ό πορφυρογέννητος βασιλεύς καϊ τά πορφυρογέννητα τούτων τέκνα και ή νύμφη καϊ ή αρχοντίσσα" ("сел василевс, и Роман, порфиродный василевс, и порфирородные их дети, и невестка, и архонтисса") испорченной. Это значит, что сторонники такой трактовки должны не только выдвинуть мотив для подобного подозрения, но и предложить достаточно удобное исправление текста.

Ф. Тиннефельд в своей краткой заметке по поводу данного места в De cerim. II, 15 поддержал одну из выдвинутых Литавриным⁴¹ конъектур, которая предполагает "τούτου" ("его"), т.е. одного Константина, вместо "τούτων" ("их"), т.е. Константина и Романа. Немецкий византинист видит, что фраза все равно остается малопонятной и грамматически неверной (упоминание о Романе разделяет Константина и его детей), но удовлетворяется следующим объяснением: коль скоро Романа II как соправителя необходимо было назвать на втором месте, то это создавало для автора "семантические трудности", оказавшиеся для него непреодолимыми⁴². Иными словами, по мнению Тиннефельда, далеко не малограмотный автор, желая сказать одно, не по ошибке, а совершенно сознательно сказал совсем другое. Вряд ли такое предложение можно назвать конъектурой. Да и никаких особенных грамматических трудностей мы здесь, откровенно говоря, не видим: достаточно было написать что-либо вроде "ό βασιλεύς καί ό ' Ρωμανός ό πορφυρογέννητος βασιλεύς, ό υίός αυτού, καί τά λοιπά πορφυρογέννητα τούτου τέκνα" ("василевс, Роман, порфирородный василевс, его сын, и другие его порфирородные дети") или просто "ό βασιλεύς Κωνσταντίνος καί ό Ρωμανός ό Πορφυρογέννητος βασιλεύς καί τά πορφυρογέννητα τοΰ Κωνσταντίνου τέκνα" ("василевс Константин, Роман, порфирородный василевс, и порфирородные дети Константина").

В своей реплике на нашу статью сам Литаврин обсуждает уже только одну, другую возможность. По его мнению, вследствие все той же необходимости поименовать василевса-соправителя на втором месте для "упоминания о деспине не нашлось места", т.е. "τόυτων" ("их") историк их относит к Константину и подразумеваемой деспине. Таким образом, подробно перечисляя всех присутствовавших, упоминанием о василиссе пожертвовали ради упоминания ее детей.

Натянутость подобного объяснения нам кажется очевидной. Кроме того, оно мало правдоподобно еще и по следующим двум соображениям. Во-первых, оно, как оказывается, мало помогает тpaктовке "τόυτων" ("их") как Константина и Елены. Действительно, обратим внимание на конструкцию аналогичной фразы в описании беседы императорского семейства с киевской княгиней между приемами и клиторием: "καυεσυέίς ό βασιλεύς μετά της αύγούστης καί των πορφυρογέννητων αυτού τέκνων" ["сел василевс с августой и порфирородными его (выделено нами. - А.Н.) детьми"]⁴³. Из нее хорошо видно, что, несмотря на то, что дети были общими, указана только их принадлежность автократору: "его (а не "их") детьми". Поэтому даже если в разбираемом пассаже и домыслить императрицу, то выражение "их дети" все равно вряд ли могло бы относиться к ней и Константину, а, по прямой аналогии с только что приведенным оборотом, должно было бы подразумевать именно Константина и совасилевса Романа. Во-вторых, есть смысл задаться неочевидным вопросом, а действительно ли супруга Константина присутствовала на десерте 9 сентября?

Присмотримся повнимательнее к структуре состоявшихся в тот день мероприятий и к составу их участников. Вся программа разбита на шесть эпизодов: 1) официальное представление Ольги императору и, вероятно, соправителю (хотя последний, как уже говорилось выше, прямо не упомянут); 2) аналогичное представление Ольги супругам василевсов; 3) неофициальная беседа, на которой с византийской стороны названы император, императрица и их дети; 4) клиторий императора (и, как можно полагать, соправителя, который опять-таки не упоминается) с русскими послами; 5) одновременный клиторий для Ольги в присутствии императрицы и ее невестки; 6) заключительный десерт, состоявшийся в третьем месте (Аристирии), где были император, соправитель, их дети, невестка. Обычная двухчастная схема (официальное представление, затем клиторий) существенно усложнилась. Из-за того, что принимали женщину-архонтиссу, оба этапа приема в свою очередь раздвоились, так как к ним надо было подключить женскую половину правящего семейства. Сверх того, особым отличием приема Ольги явилось то, что она получила возможность неофициального пребывания как бы в домашнем кругу императорской фамилии (эпизоды 3, 6). Симметричность общей композиции налицо. Но если состав византийских участников в эпизодах 1, 4, с одной стороны, и 2, 5 - с другой, совпадают, то в двух мероприятиях неофициальной части они разные: отсутствие невестки и, возможно, ее супруга Романа II (если только он не подразумевается в анонимной группе детей Константина и Елены) в эпизоде 3, симметричное умолчанию о деспине (при наличии Романа и его жены) в эпизоде 6, показывает, на наш взгляд, что последнее едва ли случайно и несводимо ни к ляпсусу автора, ни к оплошности переписчика. Перед нами, скорее всего, заранее продуманная симметричная схема. Итак, приходится констатировать, что противникам толкования обсуждаемого фрагмента о детях Константина VII и Романа II в его прямом, буквальном смысле пока не удалось выдвинуть сколько-нибудь убедительного исправления текста. А это, в свою очередь, может служить косвенным аргументом в пользу такого толкования.

Остается последний контрдовод, высказанный Литавриным. Ученый считает, что если бы к моменту визита Ольги у Романа II и его жены было бы потомство, которое и присутствовало на десерте 9 сентября, то, как мать порфирородного дитяти, она должна была бы быть упомянута не на последнем месте, а по крайней мере перед своим ребенком, - так же, как жена Константина везде, где она названа вместе со своими детьми, упоминается прежде них. Коль скоро невестка постоянно именуется на последнем месте, то из этого, как считает Литаврин, "с несомненностью" (выделено нами. - А.Н.) следует, что у Феофано в 957 г. еще не было детей или по меньшей мере они были незаконнорожденными (что, естественно, делало их участие в придворных церемониях проблематичным).

Начнем с того, что сразу отвергнем последнюю возможность, ибо все присутствовавшие на десерте 9 сентября дети в источнике прямо названы порфирородными. Далее, Литаврин почему-то игнорирует наши возражения против аналогичной его аргументации в предыдущих работах⁴⁴. Конечно, наличие в руках у историков таких источников, как "Клиторологий" Филофея, трактат Константина "О церемониях" и некоторые другие подобные памятники, дает право считать (как это справедливо делает наш оппонент), что византийский придворный церемониал сравнительно хорошо известен. И все же, повторим, он известен не в той мере, чтобы оправдать слишком категорические суждения на основании порядка перечисления членов царствующего семейства. Литаврин нигде не поясняет, на основании каких именно данных источников он полагает, что Феофано, будь она матерью порфирородного дитяти, непременно должна была переместиться в списке с последнего места. Этого естественно было бы ожидать, если бы она с рождением первенца непременно должна была превратиться в августу, но это вовсе не так. Есть основания считать (как то отмечалось нами в предыдущей работе), что в ранне- и средневизантийскую эпоху супруга василевса-соправителя, строго говоря, вообще не имела права на титул августы⁴⁵. Исключения каждый раз оговариваются специально⁴⁶. Думаем, именно поэтому в De cerim. II, 15 жена Романа II неизменно именуется "невесткой" (""ή νύμφη""), а не "младшей августой" или т.п. Тем самым с этой стороны не видно препятствий для вывода (следующего из дискуссионного выражения и "порфирородные их дети"), что у восемнадцатилетнего Романа II в 957 г. был по крайней мере один ребенок. Но кто именно?

Бесспорно, что Роман II имел не менее троих детей: сыновей Василия и Константина, а также дочь Анну. Следуя распространенной в историографии традиции, Литаврин относит рождение старшего из них, будущего Василия II к 958 г.⁴⁷ Объем журнальной статьи не позволил нам обсудить это устоявшееся мнение в предыдущей работе: мы ограничились демонстрацией того, что Василий, возможно, вовсе не был первенцем и что у Романа, как есть основания думать, была старшая дочь Елена, к которой и было направлено известное сватовство германского императора Отгона I в 967 г.⁴⁸ Не видя пока нужды отказываться от такой гипотезы, мы все же считаем необходимым отметить, что вопрос о дате рождения Василия II представляет собой источниковедческую проблему, которая на настоящее время не имеет однозначного решения. Данные на этот счет в источниках разноречивы и, как нам кажется, в целом восходят к двум взаимоисключающим традициям.

Первая из них представлена Симеоном Логофетом, сообщающим, что Василий II родился на 14-м году самостоятельного правления своего деда Константина VII, который всего правил 15 лет, и что в момент смерти Константина VII в ноябре 959 г. его внуку Василию был один год⁴⁹. Последняя информация содержится также у Продолжателя Феофана⁵⁰. Поскольку самодержавное правление Константина Багрянородного началось после удаления Лакапинидов в январе 945 г., то в качестве времени рождения Василия, согласно первому известию, получим февраль 958 - январь 959 г. (если первым годом правления считать полный год с февраля 945 по январь 946 г.) или 957/958 сентябрьский год (если считать за первый год Константина VII период до августа 945 г., т.е. до конца 944/945 сентябрьского года)⁵¹; согласно же второму известию, Василий II должен был родиться не ранее декабря 957 г., но не позднее ноября 958 г. К этой же традиции следует отнести и сообщение Скилицы, по которому Константин VIII родился на следующий год после событий, приходившихся на II индикт: воцарения его отца Романа II (ноябрь 959 г.) и коронации брата Василия II (22 марта, на Пасху, 960 г.)⁵², т.е., очевидно, в IV индикт (960/961 сентябрьский год). Поскольку Константин VIII был младше Василия II на два года (или на три по римскому счету)⁵³, то рождение последнего должно было бы приходиться на 958/959 сентябрьский год или на срок, чуть более ранний (но не более, чем на полный год). Необходимо напомнить и о дате, приводимой поздним арабским историком ал-Айни (умер в 1451 г.), информацию которого А.А. Васильев считает заслуживающей внимания как восходящую, возможно, к более ранним источникам; ал-Айни относит рождение Василия II к 346 г. хиджры, т.е. к апрелю 957 - марту 958 г.⁵⁴

Если воспринимать перечисленные датировки как точные, то из сопоставления их получим дату рождению Василия II - февраль - апрель 958 г.

Вторую традицию воспроизводят несколько более поздние памятники второй половины XI в. Михаил Пселл сообщает, что Василий II скончался на 72-м году жизни, а Константин VIII воцарился единодержавно в возрасте 69 лет⁵⁵. Вытекающую отсюда дату рождения Василия (умершего в декабре 1025 г.) - до декабря 954 г. - надо признать необоснованно ранней, даже исходя из данных самого Пселла. Действительно, знаменитый историограф тут же оговаривается, что названные 72 года складываются из 20 лет совместного правления и 52 лет самодержавства; таким образом, этот срок приходится уменьшить, как минимум, на два с лишним года, так как между смертью Иоанна Цимисхия (январь 976 г.), т.е. началом самостоятельного правления Василия II, и его смертью в декабре 1025 г. прошло не 52, а неполных 50 лет, точнее - 49 лет и 10 месяцев.

Более исправно эта традиция донесена до нас Скилицей, который пишет, что Василий II скончался 15 декабря 1025 г. 70-летним стариком⁵⁶. Расчет, приведенный Пселлом (72 = 52 + 20), объясняет, как получились 70 лет у Скилицы. С одной стороны, он, как и Пселл, считал, что к моменту смерти Иоанна Цимисхия Василию уже исполнилось 20 лет⁵⁷, а с другой - действительно насчитывал полных 50 лет самодержавного правления Василия П, поскольку смерть Цимисхия по каким-то причинам ошибочно относил не к январю 976, а к декабрю 975 г.⁵⁸ Довершает сходство данных Пселла и Скилицы общее их ошибочное убеждение, что Василий правил все время своей жизни, т.е. с самого рождения⁵⁹.

Очевидно, к тому же корню, что Пселл и Скилица, восходят хронологические данные тех малых хроник, которые в расчете лет правления отводят самостоятельному правлению Василия II именно 50 лет⁶⁰. Итак, согласно этой группе источников, Василий II родился между декабрем 954 и ноябрем 955 г.

Какая же из приведенных традиций заслуживает предпочтения? Достоинством первой из них является то, что она содержится в источниках, по времени своего создания близких к описываемым событиям. Правда, следует иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, интересующее нас место Продолжателя Феофана⁶¹ безнадежно испорчено: в качестве опорной даты - дня смерти Константина VII - вместо 9 ноября 6468 г., в III индикт⁶² (т.е. 959 г.), стоит 6 ноября 6469, т.е. 960 г., да еще в VI индикт - две даты, несогласные не только с истиной, но и друг с другом⁶³. Во-вторых, немаловажно и то, что в сущности мы имеем дело не с двумя не зависимыми друг от друга источниками, а с одним⁶⁴, и не с двумя подтверждающими друг друга известиями у Симеона, а, очевидно, с одним, так как, зная, что Василий родился в предпоследний год правления Константина VII, легко было заключить, что в момент смерти деда внуку был один год (зависимость, разумеется, могла быть и обратной).

То, что в лице Михаила Пселла и Скилицы мы имеем дело с авторами второй половины XI в., вряд ли может само по себе умалить весомость их данных. Известно, что именно жизнеописания Василия II и Константина VIII, в отличие от всего остального текста "Хронографии", создавались Пселлом не по воспоминаниям или свидетельствам современников, а на основе каких-то более ранних письменных источников; возможно, один из этих источников Пселла был общим со Скилицей⁶⁵, что вполне согласуется с приведенными выше хронологическими данными обоих писателей. Хотя источники Скилицы для середины и второй половины X в. неизвестны⁶⁶, в целом аутентичность их не вызывает сомнений, что, собственно, и определяет значение его труда для науки⁶⁷.

Ввиду сказанного, на наш взгляд, было бы преждевременно соглашаться с излишне безапелляционной датировкой рождения Василия II 958 годом. Подробному источниковедческому рассмотрению, насколько нам известно, этот вопрос не подвергался⁶⁸, и альтернативная ранняя дата - 955 г. - пока никем не опровергнута. В таком случае, говоря о детях Романа II, присутствовавших, согласно De cerim. II, 15, на последнем, наиболее камерном приеме Ольги 9 сентября 957 г., следует учитывать и кандидатуру Василия, которому к тому времени могло быть уже два с лишним года. Тем самым аргумент, что в 957 г. у Романа II якобы заведомо не было детей, который привлекается для дискредитации недвусмысленного свидетельства книги "О церемониях", оказывается шатким.

Примечания

1. Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга ездила в Константинополь? // ВВ. М., 1989. Т. 50. С. 66-83. Работа над текстом была завершена в 1986 г. и более поздняя литература не могла быть учтена нами в полной мере.

2. Müller L. Die Taufe Russians: Die Friihgeschichte des russischen Christentums bis zum Jahre 988. Munchen, 1987. S. 78; Idem. Die Erzahlung der "Nestorchronik" iiber die Taufe Ol'gas im Jahre 954/955 // Zeitschrift fiir Slawistik. 1988. Bd. 33/6. S. 785-796; Tinnefeld F. Die russische Furstin Olga bei Konstantin VII. und das Problem der "purpurgeborenen Kinger" // Russia Mediaevalis. 1987. T. VI/1. S. 30-37; Obolensky D. Ol'ga's Conversion: The Evidence Reconsidered // Harvard Ukrainian Studies (далее: HUS). 1988/1989. Vol. XII / XIII: Proceedings of the International Congress Commemorating the Millennium of Christianity in Rus' - Ukraine. P. 145-158. В своих непосредственно предшествовавших работах Д. Оболенский оперировал традиционной датировкой, так как еще не был знаком с гипотезой Г.Г. Литаврина [Obolensky D. Russia and Byzantium in the Mid-Tenth Century: The Problem of the Baptism of Princess Olga // The Greek Orthodox Theological Review. 1983. Vol. 28/2. P. 157-171; Idem. The Baptism of Princess Olga of Kiev: The Problem of the Sources // Philadelphia et autres etudes. P., 1984. P. 159-176 (Byzantina Sorbonensia, 4); Оболенский Д. К вопросу о путешествии русской княгини Ольги в Константинополь в 957 г. // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985. С. 36 - 47].

3. Vodoff V. Naissance de la chrfetiente russe: La conversion du prince Vladimir de Kiev (988) et ses consequences (XIe-XIIIe siecles). [P], 1988. P. 53-54.

4. Высоцкий С.А. О дате поездки посольства Ольги в Константинополь // Древние славяне и Киевская Русь. Киев, 1989. С. 154-161; Рорре A. Christianisierung und Kirchenorganisation der Ostslawen in der Zeit vom 10. bis zum 13. Jahrmmdert // Osterreichische Osthefte. 1988, Jg. 30. S. 464, 493. Anm. 22 (работа А. Поппэ, специально посвященная проблеме крещения Ольги, в последнем томе Dumbarton Oaks Papers, пока нам недоступна); Seibt W. Der historische Hintergrund und die Chronologie der Taufe der Rus' (989) // The Legacy of Saints Cyril and Methodius to Kiev and Moscow: Proceedings of the Intern. Congress on the Millennium of the Conversion of Rus' to Cristianity, Thessaloniki 26-28 November 1988 / Ed. A.-E. Tachiaos. Thessaloniki, 1992. P. 292. Not. 8.

5. Pritsak О. When and Where Was Ol'ga Baptized? // HUS. 1985. Vol. IX. P. 5-24.

6. Назаренко А.В. Еще раз о дате поездки княгини Ольги в Константинополь // Образование Древнерусского государства: Спорные проблемы: Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто, Москва 13-15 апреля 1992 г. М, 1992. С. 47-49.

7. Литаврин Г.Г. Реплика к статье [Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга...] // ВВ. М., 1989. Т. 50. С. 83-84.

8. Constantini Porphyrogeneti imperatoris de cerimoniis aulae byzantinae libri duo / E rec. I.I Reiskii. Bonnae, 1829. T. 1 (далее: De cerim.). P. 594.15-598.12.

9. В русском переводе Г.Г. Литавриным описания приемов Ольги в данном месте ошибочно указана дата 18 сентября: Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини Ольги в Константинополь: Проблема источников // ВВ. М., 1981. Т. 42. С. 44.

10. Сжатый ее обзор см.: Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга... С. 66-67.

11. Поскольку в повествовании о приемах Ольги у Константина Роман упоминается уже как соправитель, то дата его коронации может служить terminus post quem для поездки Ольги. Если коронацию Романа II относить к 948 г., как это делалось со времен Дюканжа [см., например: Шлёцер А.-Л. Нестор: Русские летописи на древлеславенском языке / Пер. с нем. Д. Языков. СПб., 1819. Т. 3. С. 437,444; Макарий (Булгаков). История христианства в России до равноапостольного князя Владимира как введение в историю русской церкви. 2-е изд. СПб., 1868. С. 253-254; Dolger F. Regesten der Kaiserurkunden des Ostromischen Reiches. Munchen; В., 1924. Bd. 1. S. 80; Grumel V. La chronologic P., 1958. P. 358 (Bibliotheque byzantine, [IV]: Traite d'etudes byzantines, 1); и др.], то датировка путешествия киевской княгини в столицу Византии 946 годом отпадает сама собой (аутентичность заголовков к De cerim. II, 15 пришлось бы в таком случае подвергнуть сомнению). Однако единственным основанием для того, чтобы датировать венчание Романа II 948 годом, служит относительная хронология, реконструируемая по данным Хроники Скилицы, который непосредственно после сообщения о смерти в изгнании Романа Лакапина в июле VI индикта, т.е. 948 г., пишет, что "на Пасху того же индикта" (выделено нами. - А.Н.) Константин VII венчал сына Романа руками патриарха Феофилакта [Ioannis Scylitzaesynopsis historiarum / Rec. I. Thurn. В.; N.Y., 1973 (далее: Scyl.). P. 237. 5-8]. Насколько надежна эта хронология? Прежде всего вовсе не ясно, к какому именно из прежде описанных событий относится выражение "в тот же индикт". Его, вообще говоря, можно было бы связать ("рыхлый" принцип изложения Скилицы это позволяет) и с известием о ссылке Лакапинидов 27 января 945 г. (Scyl. P. 235. 68-236.92), и с сообщением о попытках Константина Лакапина бежать, во время одной из которых он был убит "через два года после низложения с царства" (Scyl. P. 236. 94-2), и даже с повторным точно датированным упоминанием о высылке Романа I на Проту 16 декабря 944 г. (Scyl. P. 235. 64-65). Более того, существенно, что у Скилицы, и именно в рассказе о низложении Романа I, есть примеры двусмысленного употребления выражения "в тот же индикт". Так, в первом сообщении о выведении Романа Лакапина из дворца сыновьями и Константином VII Скилица не указывает точной даты (она дана позже), а говорит только, что это случилось "в тот же индикт" (Scyl. P. 232.83). Последнее не может относиться к ближайшему предыдущему указанию на индикт (Scyl. Р. 231.58; II индикт в сообщении о сватовстве к Берте), так как известно, что Роман I смещен в декабре 944 г., т.е. в III индикт. Тогда с чем же его сопоставить? Следующее "по очереди" датированное событие - перенесение в Константинополь эдесского мандилия (Scyl. Р 231.66 - 232.72) - приходится на август 944 г., т.е. все равно на II индикт. Сообщения о появлении в царствующем граде сиамских близнецов и о предсказании Роману I его судьбы монахом Сергием не датированы и датировке не поддаются. Тем самым в данном случае слова "в тот же индикт" в тексте Скилицы опоры вообще не находят. Очевидно, здесь произошла неувязка вследствие недосмотра при работе хрониста со своим источником. Стереотипная отсылка "к тому же индикту" попала в текст Скилицы из его источника, тогда как то место в источнике, в котором содержалась соответствующая эксплицитная датировка, оказалось опущенным. Таким образом, датировка коронации Романа II, вытекающая из счисления лет правления в ряде сохранившихся актов (Пасха 946 г.) (Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга... С. 76. Примеч. 68), не имеет обоснованной альтернативы.

12. ПСРЛ. Л., 1928. Т. 1. Стб. 58-60; СПб., 1908. Т. 2. Стб. 44-9.

13. Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга... С. 71. Так справедливо предполагал уже Э. Муральт (Muralt Е. Essai de chronographie byzantine pour servir a l'examen des annates du Bas-Empire et particulierement des chronographes slavons de 395 a 1054. SPb., 1855. P. 520). Вряд ли прав Г.Г. Литаврин (Путешествие русской княгини Ольги... С. 46), считая, что послы прибыли от эмира Тарса (очевидно, исследователь исходил из постоянного именования их в источнике "тарситами").

14. Согласно De cerim. P. 593.4, посол прибыл от Абу-Хамдана (Άποχαβδα), т.е. кого-то из двух Хамданидов: либо правителя Мосула Наср ад-даулы (929-969) (как думал, например, Э. Муральт: Muralt Е. Op. cit P. 521), либо его брата, эмира Алеппо, Эмесы и Антиохии Сайф ад-даулы (945-967), наиболее упорного врага греков на востоке в середине X в. (Босворт К.Э. Мусульманские династии: Справочник по хронологии и " генеалогии. М., 1971. С. 82). Коль скоро послом был эмир Амиды, а месопотамская пограничная область входила именно во владение Сайф ад-даулы, то его кандидатура выглядит предпочтительнее. Непонятно, почему Литаврин считает, будто посольство было от эмира Мелитины (Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини Ольги... С. 48; Он же. К вопросу об обстоятельствах, месте и времени крещения княгини Ольги // ДГ, 1985 г. М., 1986. С. 49).

15. Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини Ольги... С. 45. Примеч. 92.

16. Wilson N.G. The Madrid Scylitzes // Scrittura e civilta. 1978. N 2. P. 209-219.

17. Фонкич Б.Л. Палеогеографическая заметка о Мадридской рукописи Скилицы // ВВ. М., 1981. Т. 42. С. 229-230.

18. Weitzmann К. The Study of Byzantine Book Illumination; Past, Present and Future // The Place of Book Illumination in Byzantine Art. Princeton, 1975. P. 45.

19. Божков А. Миниатюри от Мадридския ръкопис на Йоан Скилица. София, 1972. С. 41,43, 46. No 14,15 (верх), 16.

20. Там же. С. 74,77. No 38,39.

21. Заметим, однако, что это никоим образом не вытекает из словоупотребления Константина Багрянородного. Напротив, термины "трон" (υρόνος ) и "(золотое) кресло"(χρυσόν σελλίον ) у него четко разделены не только при описании приема Ольги женской половиной императорского семейства. Так, в том же Большом триклине, кроме трона Соломона, были установлены "золотые кресла" (в конхе на юг от трона Соломона) (De cerim. P. 567, 10-11), сидя в которых Константин VII и Роман II принимали, например, тарситов 30 августа перед приемом посла Сайф ад-даулы (De cerim. P. 593.5-17). Достойно внимания, что во время приема эти "золотые кресла" стояли уже не в конхе, а "посредине Большого триклина" ("μέσον τοΰ μεγάλου τρικλίνου"), т.е. были переносными. Из описания Константина ясно, что прием в "золотых креслах" был менее официально-торжественным: на нем не было кувикуляриев, а "только китониты (стражники царской опочивальни. - А.Н.) и евдомарии (дворцовые служители достаточно низкого ранга -А.Н.)"; "восьмиугольную хламиду и большой белый венец" василевс надел лишь перед приемом посла Сайф ад-даулы, когда пересаживался на Соломонов трон (De cerim. P. 593.18-20). В случае с тарситами это и понятно: данный прием был для них уже третьим по счету, и они не представлялись василевсу, а только "говорили, о чем хотели" (дело явно касалось предстоявших переговоров с послом эмира Алеппо).

22. Кроме прямо названных в 15-й главе II книги тронов Соломона, Феофила, Аркадия и св. Константина, бегло упомянуты "остальные царские троны" ("οί λοιποί βασίλειοι ρόνοι"), стоявшие в Хрисотриклине (De cerim. P. 587.9).

23. De cerim. P. 596.22-23.

24. De cerim. P. 595.20-21.

25. De cerim. P. 587.5-7.

26. De cerim. P. 593.6-7.

27. De cerim. P. 566.12-14.

28. О том, что это было именно так, делаем вывод из некоторых деталей; например, из упоминания, что Ольга покинула зал приема "через Анадендрарий (видимо, род оранжереи. - А.Н.) и Триклин кандидатов", что оговорено и при первом приеме тарситов, происходившем в Большом триклине (De cerim. P. 584.10-11,595.6-7).

29. Хотя опять-таки не уточнено, какой именно из "описанных выше приемов" имеется в виду, вряд ли уместны сомнения, что подразумевался первый прием тарситов, послов багдадского халифа, который служил "моделью" для De cerim, II, 15 и в других случаях (см.: De cerim. P. 593.21, как бы "расшифровывающее" двусмысленный аналогичный оборот, употребленный и чуть выше: Р. 593.4-5).

30. De cerim. P. 584.24-585.19.

31. De cerim. P. 592.2-19.

32. De cerim. P. 594.3-14.

33. De cerim. P. 596.17-20.

34. De cerim. P. 597.16-598.2.

35. De cerim. P. 598.2-12.

36. De cerim. P. 597.7-16.

37. De cerim. P. 598.2-4.

38. De cerim. P. 567.19; 570.4.

39. Нелишне напомнить, что есть основания предполагать позднейшее происхождение заголовков (Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга... С. 68-70).

40. De cerim. P. 593.2-21.

41. Литаврин Г.Г. О датировке посольства княгини Ольги в Константинополь // История СССР. 1981. No 5. С. 183; Он же. Русско-византийские связи в середине X в. // Вопр. истории. 1986. No 6. С. 42; Он же. К вопросу об обстоятельствах... С. 50-51.

42. TinnefeldF. Op. cit.

43. De cerim. P. 596.17-18.

44. Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга... С. 75-76.

45. Missiou D. Uber die institutionelle Rolle der byzantinischen Kaiserin // Akten des XVI. Internationalen Byzantinistenkongresses. Wien. 4.-9. Oktober 1981. Wien, 1982. Bd. II/2 (Jahrbuch der osterreichischen Byzantinistik. Bd. 32/2). S. 491.

46. Так, Продолжатель Феофана, сообщая о бракосочетании Стефана Лакапина, сына Романа I, с Анной, дочерью некоего Гавелы, особо упоминает о том, что "помимо брачного венца (τό της βασιλείας διάδημα) возложен был на нее и царский" (τω νυμφικω στέφανω) [Theophanes Continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus / Rec. I. Bekker. Bonnae, 1838. P. 228.76-79 (далее: Theoph. Cont.); Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей / Изд. подг. Я.Н. Любарский. СПб., 1992 (далее: Прод. Феоф.). С. 175]. Такое уточнение было бы излишним, если бы вхождение в царскую семью автоматически сопровождалось присвоением титула августы-царицы.

47. См., например: Muralt Е. Op. cit. P. 529 (со ссылкой только на Симеона и Продолжателя Феофана); Ostrogorsky G., Stein Е. Die Kronungsordnungen des Zeremoniebuches // Byzantion. 1932. T. 7. Fasc. 1/2. S. 197. Anm. 1; Oikonomides N. La cronologia dell'incoronazione dell'imperatore bizantino Costantino VIII (962) // Stadi Salentini. 1965. Fasc. 19. P. 178. Not. 4; Литаврин Г.Г. К вопросу об обстоятельствах... С. 50 и др.

48. Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга... С. 77-79.

49. Theophanes Continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister... P. 755,757.

50. Theoph. ConL P. 469.

51. Назаренко А.В. Когда же княгиня Ольга... С. 76. Примеч. 68.

52. Scyl. P. 248.92-4.

53. Scyl. P. 314.53-54.

54. Васильев А.А. Византия и арабы. СПб., 1904. Ч. II. Прилож. С. 179.

55. Michel Psellos. Chronographie ou histoire d'un siecle de Byzance (976-1077) /Texte etabli et trad, par E. Renauld. P., 1926. T. 1 (далее: Psell.). P. 23-25; Михаил Шелл. Хронография / Перев., статья и примеч. Я.Н. Любарского. М.,-1978 (далее: Пселл). С. 17-18.

56. Scyl. P. 368.84-86, 369.15.

57. Scyl. P. 314.52-53.

58. Scyl. P. 314.51-52.

59. Характерно, что в другом месте Скилица сообщает о коронации Василия отцом на Пасху 960 г. (Scyl. P. 248.95-96). Отсюда видно, что историк в данном случае механически соединил данные двух разных традиций.

60. См., например, продолжение "Летописца вскоре" патриарха Никифора в списке ГИМ. Синод. греч. 467 (XI в.) (Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований: Труд В.Н. Бенешевича. С, 1987. Т. 2 / Подг. к изд. и снабжен дополн. Ю.К. Бегуновым, И.С. Чичуровым, Я.Н. Щаповым; под общим руков. Я.Н. Щапова. С 229.13-14); примечательно, что срок правления Иоанна Цимисхия определен при этом совершенно правильно в 6 лет и 1 месяц (Там же. С. 229.12). У Скилицы и здесь сбой: царствованию Цимисхия отведено 6 лет и 6 месяцев (Scyl. P. 312.23), что противоречит его же (правильным) данным о времени смерти Никифора Фоки (декабрь 969 г.) (Scyl. Р. 279.95-1) и неправильным - о дате смерти Цимисхия (декабрь 975 г.).

61. Надо, однако, учесть, что издание в Боннском корпусе покоится на рукописи XVI в., тогда как ее протограф XI в. (cod. Vatic, gr. 167) до сих пор не опубликован (Любарский Я.Н. Сочинение Продолжателя Феофана // Прод. Феоф. С. 217).

62. Scyl. P. 247.76.

63. 6469 г. в данном случае.не является опиской, так как повторен хронистом в другом месте, хотя и с правильным на этот раз указанием на II индикт (Прод. Феоф. С. 193). В отличие от перевода М.Я. Сюзюмова (Царствование Романа, сына Константина Багрянородного // Лев Диакон. История. М., 1988. С. 99), в комментарии к переводу Я.Н. Любарского указанные ошибки остались неотмеченными.

64. Это видно из полной тождественности свидетельств Симеона и Продолжателя Феофана, хотя считается, что в VI, заключительной, книге Продолжателя сочинение Симеона использовано только в первой ее части (до 8-й главы раздела о Константине VII) (J. Crumbacher К. Geschichte der byzantinischen Literatur. MUnchen, 1897. 2. Aufl. S. 348-349; Любарский Я.Н. Сочинение... С. 218-219).

65. Любарский Я.Н. Михаил Пселл: личность и творчество: К истории византийского пред-гуманизма. М., 1977. С. 187.

66. Thurn I. Einleitung: Ioaness Scylitzes, Autor und Werk // Scyl. S. VIII. Для периода правления Василия II установлено использование Скилицей произведения Феодора Севастийского, до нас не дошедшее.

67. Для полноты картины необходимо упомянуть еще об одном, но явно анахроничном известии Скилицы, будто в момент воцарения Цимисхия в декабре 969 г. Василию шел седьмой год, а Константину - пятый (Scyl. P. 284. 95-1). Верно здесь лишь то, что Константин младше Василия на два года. Можно, конечно, догадываться, что эти данные относятся на самом деле к моменту воцарения Никифора Фоки (август 963 г.). В какой мере с точки зрения греческой палеографии вероятна путаница между ιε' (15) или ι β' (12) и ζ (7), предоставляем судить специалистам.

68. Краткие обзоры источников, сопровождающиеся вердиктом в пользу 958 г., которые имеются в цитированных выше работах Г. Острогорского, Э. Штайна и Н. Икономидиса, разумеется, не могут быть признаны таковыми.