М.А. Таубе

Рим и Русь в до-монгольский период

Настоящая статья, посвященная краткому очерку политико-религиозных взаимоотношений между Римской Церковью и Россией в период до нашествия татар (1), представляет собою, в сжатом виде, одну из глав большой работы автора под заглавием "Развитие международных отношений и права в восточной Европе". Задуманная уже давно, в качестве продолжения вышедших еще в 1894 и 1899 гг., в Петербурге и Харькове, двух томов "Истории зарождения современного международного права (Средние века)", работа эта, прерванная войной и революцией, возобновилась лишь в самые последние годы. Она была использована уже отчасти в публичных лекциях автора (на французском языке) в Гаагской Академии Международного Права в 1924 году, а в 1926 г. там же и в 1927 г. в Лувене составила предмет целого курса под названием: "Le developpement historique du droit international dans l'Europe Orientale".

В этих работах, как и в недавно напечатанном историческом очерке "La Russia et I'Europe Occidentale a travers dix siecles" (Bruxelles, 1926) автор отстаивает тот взгляд, что до татарского завоевания, оторвавшего восточную Русь от западного мира, древнерусский своеобразный "союз государств" - Русь Владимира Святого и Ярослава, Новгорода и Пскова, Киевских и Галицких князей - деятельным образом входил, политически и экономически, в культурный оборот, "международного общения" западной и центральной романо-германо-славянской Европы. Между тем, это общеевропейское общение, так называемая "Respublica Christiana", мыслилось, прежде всего, как культурное взаимодействиe народов, объединенных на общей религиозной почве; a эта последняя заключалась в принадлежности европейских народов к единой вселенской ("кафолической" или католической) Церкви, возглавляемой, по преемству от апостола Петра, епископом Римским. При таких условиях естественно возникал вопрос, - который невозможно было обойти молчанием в нашем историко-международном исследовании - каковы были отношения древней Руси к Римской Церкви. Ибо если Русь действительно активным образом участвовала в кругообороте европейской культурной жизни до своего порабощения татарами, то нужно думать, что и отношения ее к римской Церкви и ее главе укладывались в то время в какие-то вполне нормальные, обоюдо-благожелательные рамки, притом не только до, но и после злополучного "разделения Церквей" в 1054 году.

Этот специальный вопрос и служит предметом предлагаемого очерка, составленного на основании подбиравшегося годами материала - исторических и юридических источников (русских и иностранных летописей и дошедших до нас документальных памятников) и, конечно, при помощи весьма богатой научной литературы. Излишне прибавлять, что составлен он строго объективно, без всяких предвзятых мыслей или историко-политических заданий. По этой причине он, вероятно, будет принят некоторыми из соотечественников и единоверцев автора не особенно доброжелательно. Ведь, на нездоровой эмигрантской почве постоянно приходится иметь дело то со вспышками какого-то озлобленно-воинствующего "православия" (какого мы не знавали в прежние годы), то с тенденциозными выходками искажающего русскую историю "евразийства", объявившего войну западно-европейской культуре вообще и католической Церкви в особенности.

Автора эти вероятные нападки мало тронут. Только в интересах выяснения научной истины, он сразу же желал бы подчеркнуть, на всякий случаи, что в своих неприятных для означенных течений выводах, он опирался на факты, признанные и подтвержденные - в разрозненном виде - целым рядом русских же ученых и профессоров: С. Соловьевым и Ключевским, Павловым и Болотовым, Срезневским и Суворовым, Голубинским и Шахматовым, не говоря уже о Вл. Соловьеве и Пирлинге. Если, собранные в одном фокусе, эти разрозненные раньше лучи дают яркое и неожиданное освещение старой, интересующей нас здесь, картине взаимоотношений между Русью и св. Престолом, то это главным образом потому, что многие "казенные" формулы, которые нам старались внушить еще на школьной скамье, уж слишком расходятся с исторической истиной. А "новым" нам часто кажется лишь то, что хорошо забыто.

I. ИСТОЧНИКИ ХРИСТИАНСТВА НА РУСИ ДО СВ. ВЛАДИМИРА

Как известно, христианство существовало в древней России уже задолго до Владимира Святого (2). Если рассматривать здесь Россию в качестве географического термина, то придется констатировать, что еще в середине IX века, в крымских колониях Византийской империи, христианство было довольно распространено, и уже Патриарх Игнатий посвятил епископа для новообращенной части тех загадочных россов (ros), которые, по-видимому, обитали по северному берегу Черного моря задолго до появления варяжской Руси (Ruotsi) на "великом пути из варяг в греки (3)". С другой стороны, в ту же эпоху (861 г.), христианство, благодаря свв. Кириллу и Мефодию проникает и к соседним Хазарам (4), государство которых было сломлено только Святославом.

Но и в пределах Руси в политико-государственном смысле, среди государственных новообразований воинственных варяжских (шведских) выходцев, заполнивших своими военно-торговыми колониями все речные пути от устьев Западной Двины и Невы до среднего течения Днепра, христианство распространялось довольно быстро - благодаря, конечно, близким сношениям с Византией.

Из знаменитого договора Игоря-Ingwar'a с греками (944 г.) мы определенно знаем, что среди дружины этого засевшего на Днепре варяжского князя было уже так много христиан, что они имели в Киеве даже свою церковь, между прочим так же, как и в Константинополе, по имя пророка Ильи, заменившего, как известно, в представлении норманнов их языческого бога Тора. Затем, вдова Игоря Ольга (Helga), первая из русского княжеского дома принимает христианство (около 955 г.), также в Константинополе, так что в ее княжение новая религия естественно должна была сделать еще дальнейшие успехи в Киевском государстве (5).

Вот к этому-то времени и относятся уже первые данные о сношениях Киева с Западной Церковью. Под влиянием ли неудовольствия княгини Ольги на высокомерный византийский двор, в связи со второй неудачной поездкой ее в Константинополь (6), или по каким-либо другим соображениям, касавшимся ее западной политики, но святая княгиня сочла нужным послать, около 959 г., посольство в Германию к королю-императору Оттону I. Этот последний, ревностный распространитель христианства среди соседних, полудиких еще, народов, осведомившись и принятии Христовой Веры "царицей Еленой" (7), воспользовался этим случаем, чтобы глубже закрепить положенное в Киеве доброе начало, и послал в Россию, вместе со своим ответным посольством, поставленного во епископы Киевские монаха Адальберта, из монастыря св. Максимина, близ г. Трира (961. г.).

К сожалению, эта первая христианская миссия в русское великое княжество окончилась весьма неудачно: Адальберт убедился, что сведения о благоприятном для распространения христианства настроении народа весьма преувеличены, наткнулся на яростное сопротивление языческих славян и с опасностью для жизни должен был бежать из Киева (962 г.). С трудом добравшись до Германии - через языческую еще тогда Польшу - он кончил свою жизнь первым архиепископом Магдебургским (968-981 г.). Таким образом, оказывается, что первым христианским епископом Киева и русской земли при св. вел. княгине Ольге был монах-немец, латинского обряда.

После упорного язычника Святослава, при старшем сыне его Ярополке сношения по вопросу о крещении Руси возобновились. Почти одновременно в Киев прислали своих послов и Константинополь и Рим. Так наз. Никоновская летопись сохранила нам, именно, следующую любопытную запись под 979 г. (относящуюся, на самом деле, к 977 году): "Придоша послы к Ярополку из Рима, от Папы (8). Это - первое прямое свидетельство о сношениях русских государей непосредственно с. римским Престолом (который тогда занимал Бенедикт VII). Любопытно отметить, что эта запись сохранилась лишь в Никоновской летописи, что академик Голубинский объясняет "желанием авторов (большинства летописей) изгладить из памяти нашей историю о сношениях наших с папами"... (9).

II ВЛАДИМИР СВЯТОЙ, КРЕЩЕНИЕ РУСИ И РИМСКАЯ ЦЕРКОВЬ

После такого начала совершенно ясно, что великое историческое событие крещения Руси никак не могло обойтись без деятельного участия и непосредственного влияния Западной Церкви. Так оно и было на самом деле.

К сожалению, мы, вероятно, никогда в точности не узнаем всех подробностей, касающихся этого величайшего акта княжения св. Владимира, жестокого и развратного варяжского князя и, казалось, пламенного язычника (10), около 990 г. как бы переродившегося в святом крещении и одновременно приступившего к обращению в христианство своего народа. Собственно говоря, мы не знаем даже ни времени, ни места крещения русского князя (11). Однако, анализируя и суммируя множество дошедших до нас известий об этом событии - из славянских, скандинавских, византийских и арабских источников - мы констатируем, что, пo крайней мере пять религиозно-кулътурных факторов должны были параллельно влиять на князя Владимира в смысле принятия такого решения.

Говоря о "пяти факторах" мы, конечно, не имеем в виду знаменитого сказания летописи об "испытании вер". Для русской исторической науки уже со времен С. Соловьева, кажется, не может быть сомнения в том, что все это сказание вместе с "Корсунской легендой" (Шахматов) и "поучением" князя Владимира от Корсунского епископа - не более, как тенденциозные греческие выдумки значительно более позднего времени, часто прямо нелепые, исходившие едва ли не из еретических кругов и, во всяком случае, рассчитанные на совершенное невежество русских читателей (12). Напротив, мы имеем здесь в виду то моральное влияние, которое с разных сторон оказывали на князя Владимира различные христианские круги.

Прежде всего, бесспорно продолжалось, конечно, как при Игоре и Ольге, воздействие своих домашних христиан из варяжской дружины. Любопытно отметить, что некоторые древнейшие христианские термины на Руси, истинный смысл которых впоследствии утратился, восходят именно к скандинавскому источнику: загадочный "Леванидов крест" русского эпоса есть, например, ничто иное, как шведский "Levande Korset", т. е. просто "Животворящий Крест" (13). Мало того, целый ряд самых простых слов русского церковно-религиозного обихода - напр., церковь (шведск. "черка"), поп (герм. "пфаффе"), пост, мних, алтарь, коляда ("calendae") и пр. - явились в Россию с шведско-немецко-латинского запада, а не из Византии (14). Далее, благодаря интереснейшему скандинавскому источнику, параллельному нашим летописям, древним северным "сагам" (до сих пор, к сожалению, еще очень мало исследованным для освещения древнейшей русской истории) мы узнаем о прямом воздействии в этом отношении на князя Владимира со стороны блестящего норманского викинга (и впоследствии короля норвежскаго, 995-1000) Олафа Трюгвесона, - который трижды посетил двор "Красного Солнышка" и привез к нему даже из Константинополя священника или епископа Павла, - а также о влиянии старой матери св. Владимира (Малуши-Мальфреды), предсказавшей скорое обращение его в христианство (15). С другой стороны, не подлежит сомнению и болгарское влияние (может быть, также через болгарскую жену Владимира, мать свв. Бориса и Глеба), выяснению которого в древнейший период истории русской Церкви посвятил свои научные работы г. Приселков (16). В этом направлении достаточно вспомнить, хотя бы, наши богослужение и священные книги, древне-славянский язык которых с тех пор так и не удалось вытеснить, в пользу греческого, византийским архиереям, правившим русской Церковью. Наконец, кроме бесспорно сильного византийского влияния, преимущественно политического свойства (военная помощь князя Владимира Константинополю в восстании Варды, требование руки царевны Анны, поход на Херсонес и прочее), невозможно игнорировать мало нам, к сожалению, известного восточно-христианского влияния, - шедшего с грузино-армянского Кавказа и из Несторианской Персии (17), - и, в конце концов, прямого влияния западного.

Действительно, римская Церковь также воздействовала на князя Владимира, а именно в форме продолжавшихся (и участившихся) папских посольств в Россию. С момента вступления его на престол, летописи наши отмечают такие посольства в 986, 988 (или 989), 991, 992 (или 994) и в 1000 году.

Особенно замечательны из них два посольства, непосредственно следовавшие за принятием христианства князем Владимиром.

Под 988 (или 989) годом, вслед за рассказом о Корсунском походе и крещении князя, мы читаем:

"Придоша послы из Рима от папы и мощи святых принесоша".

Мы увидим далее, что эти мощи, привезенные посланцами папы (Иоанна XV) в качестве священного благословения Римского первосвященника новообращенному русскому государю и его народу, состояли, вероятно, из части мощей (главы) священномученика Климента, папы римского (+ ок. 100 г.), как известно, обретенных в Корсуни же, в средине IX века, св. Кириллом, просветителем славянским, и увезенных им в Рим (18).

Затем, в 991 г., уже после крещения также и народа русского, в Киеве снова появляются послы от папы. "Пришли к Володимеру послы из Рима от папы - характерно говорит та же летопись - с любовию и честию".

Таким образом очевидно, что принятие русским князем христианства из Константинополя, по греческому обряду, нисколько не мешало установлению затем наилучших отношений и к папе, как первому епископу и патриарху христианского мира. Ведь, не нужно забывать, что до так называемого "разделения Церквей" при Михаиле Керуларии (1054) и в самой греческой Церкви имя папы поминалось, конечно, на литургии, каковую практику должна была, само собою, усвоить и молодая русская Церковь (19).

Чрезвычайно любопытно отметить затем, что, несмотря на скудость дошедших до нас сведений из этой области (часто намеренно уничтожавшихся впоследствии), мы все-таки можем доказать, что и в Киеве, со своей стороны, очень интересовались закреплением добрых отношений со всеми главнейшими христианскими Церквами и в особенности с Римом. Так, в 992 году, вслед за отъезжавшими послами папы, в Рим едут ответные послы Владимира Святого. А девять лет спустя, при аналогичных условиях (т. е. после посольства из Рима в 1000 г. от знаменитого папы Герберта-Сильвестра II), несмотря на замечавшееся уже недовольство Константинопольского патриарха, русский князь отправляет целую большую миссию для объезда всех главнейших пунктов христианского мира, начиная с Рима, причем на этот раз в числе этих пунктов Царьград почему-то именно отсутствует (20).

Наконец, имеются доказательства, что являвшиеся в Киев представители Западной Церкви (и даже специально миссионеры) принимались св. Владимиром наирадушнейшим образом (21). Таков, например, случай миссионера Бруно-Бонифация, ученика св. Ромуальда (ордена св. Венедикта) и друга императора Оттона III. Он посетил Киев в 1007 г., проездом в южнорусские степи, куда он направлялся для проповеди Евангелия печенегам. Целый месяц прожил он гостем св. Владимира и, при его отъезде, сам князь счел своим долгом, довезти его до границы Киевской земли, где они и расстались при пении гимна "Петр, ты меня любишь, паси овец моих... (22)". Столь же радушно принимает св. Владимир и польского (Колобрежского, т. е. Кольбергскаго) епископа Рейнберна, сопровождавшего в 1013 г. в Киев дочь Болеслава I Польского, невесту Святополка "Окаянного" (23). Все это ясно доказывает, что, как в свое время св. Ольга, так и князь Владимир, приняв пo весьма веским политико-государственным соображениям (и внутреннего и внешнего характера) христианство из Византии (24), отнюдь не думал - этого очень хотели в Константинополе -- подчинить свою церковную политику исключительно греческому патриарху: русским князьям с самого начала преподносилась мысль об автокефальной, национально-русской Церкви, в которой, подобно византийскому императору в восточной империи, они могли бы осуществлять maximum влияния и власти. При таких условиях в их расчеты никак не могло входить, из-за греческого патриарха - бесплодно все еще добивавшегося признания папой титула "вселенского" (25) - ухудшать свои превосходные отношения к действительно вселенскому центру в Риме, авторитет которого во всем христианском мире не подлежал сомнению, во всяком случае, уже со времен таких пап, как свв. Лев и Григорий.

III КНЯЖЕНИЕ ЯРОСЛАВА МУДРОГО И ТАК НАЗЫВАЕМОЕ "РАЗДЕЛЕНИЕ ЦЕРКВЕЙ" (1054)

Долгое княжение Ярослава Владимировича (1019-1054) - один из самых блестящих периодов русской истории - могло означать собою лишь дальнейшее сближение с западно-европейским культурным миром и. следовательно, дальнейшее закрепление добрых отношений и с римской Церковью.

Если еще св. Владимир, по верной характеристике профессора А. Погодина, оставался "по преимуществу варяжским князем" (26), то правление его сына Ярослава, женатого на дочери короля Олафа Шведского (1019), представляет собой для древней России, так сказать, новую прививку скандинавского элемента, привязанность к которому у Ярослава, по замечанию известного датского исследователя Thomsen'a (27), доходила иногда до прямого пренебрежения элементом славянским. Под интересующим нас здесь углом зрения, два обстоятельства привлекают к себе особое внимание.

Во-первых, западно-европейские браки членов семьи князя Ярослава. Это - целая политическая система вхождения русского княжеского дома в международный оборот тогдашней "Respublica Christiana"; ибо всех своих многочисленных сыновей и дочерей мудрый князь переженил и перевыдавал замуж самым блестящим, с династической точки зрения, образом и притом именно (кроме князя Всеволода, женившегося на греческой царевне) в Западной Европе. Через жену и детей, Ярослав вошел в близкое свойство с королевскими домами Швеции, Норвегии, Польши, Венгрии, Франции, не говоря о нескольких германских княжеских домах. Все эти браки не могли не способствовать сближению Киева с соответствующими странами католического запада, не только светско-политическому, но и духовному. Подобно тому, как еще в княжение св. Владимира (1013) дочь Болеслава I Польского, избранную в жены Святополку, сопровождал в Киев польский епископ Рейнберн, так в 1048 г. за Анной Ярославной, невестой короля Генриха Французского, является в Россию целая депутация католических епископов из Франции. И королева Анна останется, так сказать, символом этого "католического" периода истории Руси. В Париже она молится над своим церковно-славянским Евангелием (28) и в то же время всей душой входит в круг идей западного "латинского" христианства. Уже овдовев и, следовательно, без всякого давления со стороны своего царственного супруга, она строит церковь в Senlis во имя священномученика Викентия, диакона Сарагосского, с аббатством для каноников-августинцев, а один из ее сыновей (Гуго, граф Вермандуа) является одним из главных предводителей первого крестового похода (29). Игумен Даниил, исходивший св. Землю в княжение Святополка II Михаила, не мог не быть встречен там радушно соратниками двоюродного брата своего князя!

Рядом с этими фактами, так сказать, внешне-политической близости Ярослава к католическому Западу, имеются веские данные, указывающие и на глубокое внутреннее влияние последнего на культурно-религиозную жизнь Руси, как нового христианского государства. Мы имеем в виду древнерусское церковное законодательство, восходящее бесспорно ко временам св. Владимира и Ярослава и отражающее столь близкие заимствования именно из западно-европейского (германского) канонического права (30), что нашим исследователям, желавшим полностью остаться в "греческой" традиции (например, Голубинскому), не оставалось ничего другого, как, объявить его чьей-то позднейшей подделкой. Но кому и для чего понадобилась бы столь мало вероятная подделка в более поздний период русской церковной истории, когда каноническое воздействие Запада явилось бы еще более непонятным?!

Наконец, мы подходим к главному событию русской церковной истории времени Ярослава - разрыву русской Церкви с Византией и последовавшему за ним разрыву между Византией и Римом (1054).

Отмеченное выше стремление Киева к автокефалии, т. е. к канонической независимости от Византии - для которой новообращенная Русь являлась не более как... 61-ой епархией "вселенского" патриархата (31) - должно было, конечно, очень скоро привести к открытому разрыву с греческой Церковью.

Есть известие, что еще в 1021 г., вскоре после своей женитьбы на Ингигерде Шведской, Ярослав просил себе независимого от Константинополя епископа у папы (Бенедикта VIII), который и прислал ему, будто бы, ученого болгарина Алексея, весьма недолго, впрочем, пробывшего в Киеве из-за греческих интриг (32).

Затем, подготовленный размолвкой 1039-1043 гг. (из-за отказа митрополита Феопемпта канонизировать князя Владимира) и трехлетней войной Ярослава с греками (1043 по 1046 г.), разрыв с Византией открыто произошел в 1051 г., когда на киевский митрополичий престол был поставлен, согласно желанию великого князя, русский иерарх, бывший священник его великокняжеского села Берестова, знаменитый Илларион, - без участия Византийского патриарха. Вызванный этим фактом церковно-иерархический конфликт между Киевом и Константинополем длился до самой кончины Ярослава, разрешившись лишь в 1055 г., так что и "разделение Церквей" 1054 г. застало русскую Церковь саму в состоянии канонического разрыва no отношению к Византийскому патриарху. Поэтому, с точки зрения церковного права, чрезвычайно важно и интересно отметить, что акт отлучения Михаила Керулария, возложенный папскими легатами на престол собора св. Софии в Константипополе, ни в каком случае не мог распространиться на русскую Церковь.

И действительно, здесь необходимо привести ту любопытную подробность всей этой международно-церковной драмы, вызванной (главным образом) честолюбивыми стремлениями "византийского папы" (33) - и, увы, не изжитой до настоящего времени -- что папская миссия для возвращения из Константинополя в Рим выбрала кружной путь и направилась сначала в Киев, где с подобающими почестями и была принята великим князем и русским духовенством (34).

IV РУСЬ И РИМ ПОСЛЕ "РАЗДЕЛЕНИЯ ЦЕРКВЕЙ" (В ЦЕРКОВНО-ГОСУДАРСТВЕННОМ ОТНОШЕНИИ)

Приведенные только что факты предопределяют собою все ближайшее развитие вопроса о взаимных отношениях Руси и Рима после разрыва между папой и византийским патриархом. Теория, будто этот разрыв механически повлек за собой прекращение всяких сношений между Российской и римской Церковью, не выдерживает самой снисходительной критики. Правда, с конца XI столетия греческие архиереи и монахи в России начинают уже настоящую кампанию против римской "ереси", и XII или XIII веку принадлежит несколько полемических памфлетов "против латинян" (35), иногда прикрывавшихся, для придания им большей авторитетности, известными на Руси именами или возникших, будто бы, в эпоху еще ее крещения (36)! Но ни русские князья, ни подлинно-русское духовенство, ни народ русский, не очень быстро поддавались на эту глухую работу греков (вообще, в России мало популярных), тем более, что главная причина этой борьбы с Византией .- вопрос о главенстве папы и стремление Керулария создать параллельное папство на востоке -тщательно замалчивалась в этих нападках на Рим. Против папства выставлялись в то время еще мало понятные для русских обвинения догматического и обрядового характера. По крайней мере, в знаменитом своем слове "О законе и благодати" подлинно-русский митрополит Иллариои (1051-1055) не находит еще ни слова осуждения по адресу западных христиан, и 70 лет спустя Владимир Мономах (+ 1125) еще усиленно допытывается, в чем же собственно они отступили от учения семи вселенских соборов. И митрополит грек Никифор (+ 1121) пишет ему целое объяснение, главную роль в котором играет обвинение "латинян" в употреблении опресноков, - тогда как его старший современник, Феофилакт болгарский, архиепископ Охридский, утверждал, что ни одно из этих обвинений не касается собственно сущности веры Христовой и все они объясняются только взаимным национальным соперничеством, а также недостатком у критиков подлинного духа христианской любви (37).

Как бы то ни было, но по крайней мере полтора века понадобилось для того, чтобы вся эта греческая полемическая литература (конечно, недоступная сколько-нибудь широким слоям русского народа) оказала на него наконец то воздействие - при неблагоприятно изменившихся политических условиях - которого так добивались в Константинополе.

Для XI и XII века положение остается следующим: стремясь разрешать церковные вопросы в зависимости от потребностей светской своей политики и ни мало не помышляя о прекращении связей с Римом в угоду Византии, правители земли русской решают вопрос об отношении к Папе, так сказать "судя по обстоятельствам". Народ же русский продолжает относиться к западному христианскому миру - к его святыням, иерархии, верующим., - так же, как относился к ним с самого принятия христианства, т. е., как к братьям во Христе, хотя и "другого обряда".

Всему этому необходимо представить теперь доказательства, которые мы расположим, сообразно только что сказанному, пo двум основным областям взаимных отношений между Русью и Западом - отношений церковно-государственных и .религиозно-общественных.

В сфере церковно-государственной, XI и XII век дают нам весьма любопытные примеры отношения древней Руси к высшим носителям духовной власти в Риме и в Византии.

Двадцать лет спустя после "разделения Церквей" имел место знаменательный случай обращения вел. князя Киевского (Изяслава-Димитрия Ярославича) к авторитету папы Григория VII. Хотя об этом казусе не очень было принято распространяться в наших старых учебниках, можно думать, что, подробно рассказанный Карамзиным и другими, он все-таки более или менее известен широким кругам читающей русской публики (38). Дело вкратце заключалось в том, что в своей распре с младшими братьями за Киевский стол, законный великий князь русский должен был бежать за границу (в Польшу и потом в Германию), откуда и апеллировал в защиту своих прав к обоим главам средневековой "христианской республики" - к императору (Генриху IV) и к папе. Как и другие государи (католики) того времени, Изяслав снарядил по этому случаю посолъство в Рим -- "ad limina apostolorum", - а именно послал своего сына Ярополка-Петра с поручением отдать всю русскую землю под "покровительство св. Петра" (Patrocinium beati Petri). Папа деятельно вступился за Изяслава и написал по этому делу два дошедших до нас послания, одно великому князю, другое королю польскому, которому поручалось помочь ему возвратить себе престол. В конце концов, Изяслав вернулся в Киев (1077 г.). Любопытно, что этот Ярополк-Петр (бывший князем Владимиро-Волынским и Туровским и убитый в 1086 или 1087 году) оставался до смерти - так же, как и его мать, польская княжна Гертруда, - особым почитателем Первоверховного Апостола: в Киеве он построил церковь во имя св. Петра и на своих монетах чеканил изображение этого апостола. Известны также пламенные молитвы за сына его матери к aп. Петру в так называемом Liber precum Gertrudis, который вместе со знаменитым псалтырем Егберта архиепископа Трирского (конца X века) составляет часть пергаментного кодекса, хранящегося в настоящее время в Cividale, в Италии. На двух его миниатюрах Ярополк и его супруга представлены молящимися св. Петру и коронуемыми Спасителем, а его мать Гертруда (на первой из них) - распростертою у ног Апостола (39). Замечательно, что этот определенно "католический" русский князь эпохи после "разделения церквей", к тому же ходивший в Рим, к Папе, и бивший ему челом Русскою Землею, был православною церковью причислен к лику святых. Его память празднуется 21 ноября.

Заметим по поводу этих русско-княжеских отношений к Риму в конце XI века, что и еще около 180 лет спустя (1255 г.), знаменитый Даниил Романович Галицкий - один из могущественнейших государей своего времени и последний блестящий представитель "европейского" типа русского князя до-татарского периода - также не поколебался получить от папы королевскую корону с неслыханным до того времени титулом "Rex Russiae"...

Ho не одни только князья интересовались продолжением добрых отношений к Св. Престолу. Около 12 лет после водворения Изяслава в Киеве, уже в бытность вел. князем Всеволода, имел место любопытный случай (к сожалению, неизвестный нам во всех подробностях), касающийся сношений с Римом Киевского митрополита.

Около 1089 г. прибыло в Киев к митрополиту Иоанну посольство антипапы Гиберта (Климента III), вероятно с целью укрепления его положения через ожидавшееся признание его со стороны России. Иоанн отвечал посланием, составленным в самых почтительных выражениях, но в то же время перечислявшим главнейшие "заблуждения" латинян, и рекомендовал Клименту об интересующих, его предметах договориться сначала с Константинопольским патриархом. Этот ответ митрополита (кстати сказать, первое по времени не-апокрифическое писание "против латинян", составленное в России, хотя и не русским автором), конечно, не удивителен в устах иерарха-грека. Но что удивительно, это то, что несмотря на такой уклончивый и обличительный ответ, данный антипапе, преемник Иоанна, русский митрополит Ефрем, сам послал в Рим доверенное лицо, вероятно, с целью, лично удостовериться на месте в положении вещей в Вечном Городе. И посланец этот возвращается в 1091 г. в Россию от папы: "Приде Феодор, грек митрополич, - отмечает наш летописец - от Папы из Рима и принесе много мощей святых".

Если обратиться теперь к отношению русских к греческому патриарху, то окажется, что за конфликтом времен Ярослава (см. выше) следуют и другие, из которых наиболее ярким является столкновение 1147 года. Теперь "раскол" длился 9 лет (по 1155 год), причем русские епископы нашли в себе смелость поставить вопрос во всю его принципиальную широту. Спор возгорелся при великом князе Изяславе Мстиславиче (внуке Мономаха) из-за избрания митрополитом киевским святого и ученого русского "монаха великого образа" (т. е. схимника) Клима, что не принято было в Византии. Так как греческий патриарх не признавал его законности и отказался его рукоположить, то перед собором русских епископов встала дилемма - либо подчиниться патриарху, либо, согласно автокефальным стремлениям Руси, вынести принципиальное решение о поставлении митрополита помимо Византии.

Собор порешил во втором смысле. Председательствовавший на нем епископ Черниговский привел, именно, следующий довод, который и восторжествовал на соборе. "Я знаю, - сказал он, - что епископы, составив из себя собор, имеют право поставить митрополита;... к тому же у нас есть глава св. Климента: как греки ставят Патриарха рукою св. Иоанна, так и мы поставим митрополита". "Так и порешили", заканчивает летописец (10). Это знаменательное решение собора русских епископов, вместо рукоположения киевского митрополита византийским патриархом, "поставлять" его хранившейся в Киеве реликвиею главы папы римского св. Климента, состоялось 27 июня 1147 года, следовательно почти 100 лет после "разделения Церквей", долженствовавшего разорвать всякую духовную связь между Русью и Римом и связать первую навсегда с Византией!

За XII же век мы читаем затем еще под 1169 годом о приходе в Россию послов от папы - к сожалению, неизвестно куда именно и по какому поводу (41). В Византии это было время блестящего и рыцарственного Мануила Комнена (+ 1180 г.), очень благоприятно настроенного к идее восстановления церковного мира между Востоком и Западом.

Наконец, от того же XII века - все в области церковной политики или церковного права - у нас имеются интереснейшие доказательства того факта, что на Руси, в духовных сферах, даже и принципиально не забывали еще о примате кафедры св. Петра, в то же время относясь весьма скептически к попыткам узурпации византийским патриархом не принадлежащих ему прав или титулов. Дело идет о знаменитом "Каноне 28-м" Халкидонского собора 451 года, передавшем второе место в Церкви после Рима, архиепископу Константинопольскому (в отмену постановления Никейского вселенского собора, решившего этот вопрос в пользу Александрии), притом со странной для церковного акта мотивировкой, будто это первенство чести объясняется значением старой и новой императорской столицы, Рима и Константинополя! Как известно, - и с этим бесспорно доказанным фактом следовало бы уже примириться нашим духовным, писателям, - указанное решение было принято меньшинством отцов Халкидонского собора. Папой (св. Львом) оно было отвергнуто и, после весьма оживленной переписки его с императором Маркионом, императрицей Пульхерией и патриархом Анатолием, было кассировано и в самой Византии: патриарх подчинился решению св. Льва (42). Тем не менее, этот канон всплыл, как якобы совершенно законный, во времена Фотиевой распри с Римом в IX веке, и греческая Церковь, в периоды столкновений с папами, пользовалась им, как одним из орудий в защиту своих притязаний. Так вот, как это удалось открыть профессору А. Павлову (43), одна церковно-славянская рукопись, восходящая именно к XII веку и содержащая древнейший славянский перевод греческого "Номоканона", - сделанный либо св. Мефодием, просветителем славянским, либо одним из его учеников - дает такой комментарий к упомянутому канону 28-му, за который в Византии времен Керулария, конечно, отлучили бы от церкви и самого св. Мефодия! Русские люди, читая в XII веке этот славянский перевод "Номоканона", узнавали, именно, что 28 правило Халкидонского собора не было принято "блаженным папой Львом"; что совершенно неправильно считать, будто бы отцы вселенских соборов лишь от того признавали первенство и честь за старым Римом (44), что этот город был столицей империи; что, напротив, это первенство проистекает из божественной благодати, сообщенной Петру, первому из апостолов (со ссылкой на знаменитый текст Матф. XVI, 17); что невозможно из-за земных интересов переоценивать божеские дары и апостольские преимущества и вводить новшества в церковные установления...

Проф. Павлов не без удивления сам отмечает "папистское содержание" открытого им древнеславянского текста. Удивление должно уменьшиться, если мы будем обсуждать этот любопытный памятник не оторванным от его исторической обстановки, а в рамках старинной оппозиции по отношению Византии со стороны некоторых просвещенных ею стран, начиная с Болгарии (Охридский экзархат!) и кончая, именно, Русью ХI-ХII века. Торжество идей "византийского папы" в славянских землях относится к значительно более позднему времени.

V РЕЛИГИОЗНЫЕ СВЯЗИ ДРЕВНЕЙ РУСИ С КАТОЛИЧЕСКИМ ЗАПАДОМ В ДО-ТАТАРСКИЙ ПЕРИОД

Если, как мы видим, церковню-политические отношения между Римом и древней Русью не порвались с разрывом между Римом и греческой Церковью (которому, между прочим, сочувствовали далеко не все византийские императоры и восточные иерархи), то еще менее можно думать, что наладившееся как-то за 65 лет религиозное общение с западным миром вдруг оборвалось после 1054 года, как пo мановению волшебного жезла.

Напротив, как и следовало ожидать, несмотря на М. Керулария, это общение продолжало еще существовать, правда, систематически подтачиваемое злобной полемикой греческих монахов, но все-таки еще достаточно сильное, чтобы продержаться в толще народной, в общем, до XIII века. "Масса верующих в обеих Церквах, латинской и греческой, продолжает считать себя принадлежащей к тому же вероисповеданию (45)".

Разные виды этих религиозных связей русского православного народа с католическим западом мы теперь и перечислим, с некоторыми наиболее характерными или любопытными пояснительными примерами. Мы видим здесь перед собой факты, так сказать, религиозного экдосмоса и эндосмоса, т. е. духовные связи, шедшие с одной стороны из России на Запад, с другой, с Запада в Россию, и дававшие в результате явления известного религиозно-церковного симбиоза двух равноценных "обрядов", сплошь и рядом перемешивавшихся в представлении народном и отнюдь не мешавших ясному сознанию одинаковой принадлежности и того, и другого, к "единой, святой, вселенской и апостольской Церкви" Христовой.

А. Религиозные нити, которые тянулись в то время из православной Руси на латинский Запад, состояли в паломничестве русских людей к западным святыням, в различных актах почитания специфически-западных святых, в пожертвованиях на построение католических храмов и монастырей и пр. (Все приводимые ниже факты берутся нами намеренно уже из эпохи после "разделения Церквей".).

1. Общеизвестно то усердие, с которым русские странствовали по "святым местам". На первом плане тут стоят, конечно, паломничества в Палестину (ко Гробу Господню, в Вифлеем и к Иордану), и пример игумена Даниила (начало XII в.) доказывает, что русские люди двинулись в Святую Землю тотчас же после ее завоевания западными крестоносцами. Но весь XI и XII век стоят еще и под другим знаком - под знаком святынь: константинопольских на Востоке и римских на Западе, с разными другими пунктами почитания святынь, мощей и реликвий (46). Здесь, на Западе, для русских людей того времени, как и для всего христианского мира, рядом с Римом - с его гробницами первоверховных апостолов и множеством других святынь -- стоял, прежде всего, конечно, город Бари с мощами св. Николая Чудотворца.

Паломничества в "Бар-град" общеизвестны; они прошли сквозь ряд веков официального "разделения" и дожили до наших дней. Здесь нас интересует только тот факт, что хождение на богомолье в этот итальянский город установилось тотчас же вслед за столь неприятным для греков "перенесением мощей" святителя Николая (т. е., попросту похищением их итальянскими мореходцами) из Мир Ликийских в Бари (1087 г.), причем, как известно, и местный праздник в честь этого события, утвержденный папой для всей Церкви в сентябре 1089 г. - немыслимый, конечно, в Церкви Восточной, - был. немедленно усвоен и на Руси. Это и есть наш "вешний Никола", 9 мая, введенный со всеми радостными для латинского (но не греческого) слуха хвалебными песнопениями по случаю этого события тем же русским митрополитом Ефремом, которого мы видели уже выше между 1091 и 1096 г., т. е. целых 40 лет спустя после "разделения Церквей (47)"!

Что касается специально Рима, то мы отметим только два особенно выдающихся случая паломничества ad limina apostolorum - в самом начале рассматриваемого сейчас периода и в самом его конце. О первом мы уже говорили: это - путешествие князя Ярополка-Петра, около 1075 г., в качестве представителя своего отца, великого князя Изяслава, с поручением лично "бить челом" св. Петру всею русскою землею. Второй случай - богомолье в собственном и сугубом смысле слова - тем более замечателен, что он падает уже на XIII век, столь роковой (как увидим в заключение) в смысле рассматриваемых сейчас взаимоотношений. Мы имеем в виду паломничества княжны Параскевы (Пракседы), вероятно, дочери князя Рогволода-Василия из набожного "западнического" рода князей Полоцких, из которых в XII и XIII вв. вышел целый ряд благочестивых монахинь и основательниц монастырей, со св. Евфросинией во главе (+ 1173 г. в Иерусалиме). Княжна Параскева пошла на богомолье в Рим, осталась там целых 7 лет "Богу служа" и там же скончалась в 1239 году. В 1273 г. она причислена к лику святых (48).

Наконец, следует вообще отметить, что документы южной Германии (XII века) неоднократно упоминают о "peregrinantes de Ruzia (49) ".

2. Вопрос о почитании специфически-западных святых в древней России почти вовсе нигде не разработан, но уже несколько известных фактов этого рода говорят за основательность высказываемых здесь общих взглядов.

Мы уже упоминали выше о важном значении в древней Руси культа священномученика папы Климента; он был. по-видимому, весьма распространен в до-монгольский период (50). Далее, благодаря одному, разобранному в конце минувшего века копиарию XV столетия, мы знаем, что великий князь Изяслав Ярославич (+ 1078 г.) посылал в Гнезно, на гробницу св. Адальберта-Войцеха. покров с вышитой на нем молитвой о помощи, упоминавшей тезоименитого князю св. Димитрия (51). Еще более любопытен тот факт, что и простые русские люди (и притом еще более позднего периода) призывают святых Западной Церкви, в перемешку со своими. Среди сохранившихся в наших церковных музеях (еще не уничтоженных!) старых поминальных записей на кусках пергамента с молитвами разным святым (из северо-русских областей) мы встречаем имена святых чешских, скандинавских и даже английских: свв. Вацлава, Вита, Олафа, Канута, Альбана, Ботульфа (52)! Что сказали бы на это московские люди XVI-XVII века и некоторые российские иерархи ХIХ-ХХ?!

3. Наконец, имеются в нашем распоряжении и документальные данные о пожертвованиях, шедших из России на сооружение и на поддержание церквей и монастырей на Западе, подобно тому, как в последующие века до последнего времени весь греко-православный Восток кормился обильными подаяниями от русского правительства и народа. Так, например, документы города Регенсбурга, являвшегося в те времена конечным пунктом большого торгового пути, шедшего из Киева в Западную Европу (через Краков и Прагу), сообщают нам, как в первую треть XII века при постройке тамошнего монастыря свв. Иакова и Гертруды был послан в Киев для сбора пожертвований монах Маврикий, с почетом принятый великим князем и отпущенный местными именитыми людьми с пожертвованиями мехами на весьма крупную по тому времени сумму в 100 марок (53). От 1162 года сохранилось известие о (неизвестном русским источникам) князе Buris'е, брате Датской королевы Софии - жены Вальдемара ?-го Великого и несомненной русской княжны, - в качестве одного из первых жертвователей на основание монастыря в Lugumkloster, в Шлезвиге (54). Особенно часты были пожертвования этого рода со стороны Волынских и Галицких князей и пр. (55).

Б. Обратныя явления - то, что мы назвали религиозным эндосмосом, - т. е. факты непосредственного перенесения с Запада объектов церковного почитания в Россию или личного проникновения западного духовенства и монахов - не менее поучительны.

1. Мы видели уже, что с самого крещения Руси в дар русским князьям и духовным лицам приносят с Запада мощи святых, благоговейно принимаемые Православной Церковью. Привозят также и иконы (50), и предметы церковной утвари; те и другие иногда сооружаются и в самой России западными мастерами или по западным образцам. Любопытно упомянуть здесь хотя бы только об иконах, богослужебных сосудах, колоколах западного происхождения, принадлежавших знаменитому новгородскому Антониеву монастырю. По преданию они были привезены с собою преп. Антонием Римлянином (о котором см. еще дальше), хранились в основанной им обители еще в эпоху его канонизации в 1597 г. и затем, по-видимому, исчезли. He лишне упомянуть также об известных "Корсунских" (!) вратах Софийского собора в Новгороде с их латинскими, немецкими и старо-славянскими надписями (57), о древних, резных из дерева статуях святых (в частности, Николая Угодника) в старо-русских церквах (58), вероятно, приводивших в ужас московских начетчиков позднейшого времени, а также о декоративных деталях резьбы по камню на внешних стенах знаменитых храмов Владимиро-Суздальской области ХII-ХIП вв.; в них наши современные исследователи справедливо видят прямое влияние католических зодчих и мастеров романского стиля, шедших в глухую северо-восточную Русь либо из ганзейского Новгорода, либо из полукатолической Галицкой Руси (59).

2. He надо, далее, забывать, что некоторые основатели весьма знаменитых впоследствии русских храмов, или монастырей были иноземцы, западные люди. Мы уже знаем, что первую христианскую церковь в Киеве соорудили, еще в X веке, варяги-дружинники киевского князя. Та же благочестивая традиция продолжалась у них и в следующем, XI столетии. Знаменитый Успенский собор Киево-Печерской Лавры (1073 г.) построен, как известно, на средства знатного варяга Шимона, верного витязя великого князя Ярослава и его семьи (60). Другой швед, "Ольма" русской летописи (т. е. Holmi), соорудил в Киеве же церковь во имя св. Николая (именно, тотчас после "перенесения мощей" святителя в Бари), а "римлянин" Антоний, прибывший в Новгород около 1106 г., основывает там свой знаменитый монастырь.

3. В связи с этим последним событием, мы переходим к фактам беспрепятственного появления на Руси представителей католического Запада для проповеди христианства в обширных русских областях, для "миссии" внешней и внутренней. Так, подобно Бруно-Бонифацию при св. Владимире, приезжавшему для проповеди Евангелия печенегам (см. выше), - уже через 130 лет после "разделения Церквей", князья Полоцкие дают. как известно, монахам-августинцам из Бремена разрешение крестить подвластных им латышей и ливов на Западной Двине (1181 г.), широко открывая тем самым двери для будущей немецкой колонизации Прибалтийского края! А около того же времени в Киеве проживает постоянный представитель известного монастыря св. Эмерана в Регенсбурге и пересылает своему аббатству в Германию довольно значительные суммы (61). Наконец, уже в XIII веке, накануне общего разгрома и развала, произведенных на Руси татарским нашествием, ряд аналогичных фактов заканчивает собой набросанную выше картину. В 20-х годах указанного столетия (по-видимому, в, 1228 г.), только что основанный орден доминиканцев водворяется уже в Киеве - вокруг своей церкви Пресвятой Девы Марии (62), а на Волге в то же время иноземец Аврамий ("иного языка") просвещает волжских болгар (63).

Далее, в 1245 году известный ученик св. Франциска Фра-Джиованни Плано-Карпини, проездом к великому хану с миссией от папы, везде в России ведет мирные беседы о прямом присоединении русской Церкви к римской и в ханской ставке достигает воссоединения с Римом умирающего князя Ярослава Суздальскаго, отца св. Александра Невского (64)... Наконец, в ту же эпоху отрасль тех же францисканцев, женский орден кларисс, распространяется в юго-западной России, и русские княжны вступают в него так же, как в свои русские обители восточного обряда (65).

Напомним в заключение, что из всех этих многочисленных сынов Западной Церкви, приходивших подвизаться в Россию, некоторые причтены были на их новой родине к лику святых: таковы, упомянутый выше преподобный Антоний Римлянин (+ 1147 г.) и св. Аврамий, по прозванию "Болгарский" (+ 1229 г.) (66).

В. При таких перекрестных течениях греческого и латинского церковного влияния в до-монгольский период, не удивительно, что в те времена на Руси образовались даже - к великому неудовольствию греческого духовенства - некоторые особые сферы смешанных восточно-западных религиозных интересов, в которых миряне, несмотря на растущие распри между Римом и Византией, не хотели и не могли различать между греческим и латинским обрядом.

Такова, прежде всего, сфера смешанных браков.

Тут, как и следовало ожидать, мы наблюдаем двойственную картину. Высшее греческое духовенство в России старается, конечно, всячески помешать бракам с еретическими "латинянами", и уже митрополит Иоанн (+ 1090 г.) сурово осуждает князей русских за заключение браков с "причащающимися опресноками", угрожая ослушникам даже церковной карой (67). Но практика еще совершенно игнорирует эти грозные византийские внушения. Фактически, весь XI, XII и даже XIII век полны браков русских княжен и княжичей с представителями и представительницами католических владетельных домов Запада, и ни в одном случае (а, например, одних браков с Польским владетельным домом за этот период было более 20-ти!) мы не знаем чего-либо подобного "переходу" из одного "вероисповедания" в другое, "отречения" с одной стороны и "принятия" с другой и т. под. (68). Единственный известный нам случай, когда такой смешанный княжеский брак вызвал затруднения - по совсем другой причине (а именно из-за слишком близкого родства брачущихся) - получил специалъное каноническое разрешение высшей церковной власти, по совсем не в том смысле, как это было бы угодно только что писавшему об этом вопросе митрополиту Иоанну: мы имеем в виду брак княжны Збыславы, дочери великого князя Киевского Святополка-Михаила с Болеславом III Польским, церковный диспенс для которого был дан... папой Пасхалием II (1103 г) (69).

Чтобы не оставить никаких сомнений в этом направлении, мы сошлемся еще только на один. казус, особенно любопытный, по исключительному русско-православному благочестию и даже святости той семьи которая решилась заключить такой брак. В 1125 г. известный князь Всеволод-Гавриил Мстислав Новгородский, причисленный русской Церковью к лику святых ("чудотворец .Псковский"), женатый на единственной дочери святого же князя Святослава-Панкратия Давидовича Черниговского (по прозванию "Святоши", в иночестве Николая) выдал замуж свою единственную дочь Верхуглаву за Польского князя (70).

Естественно, что при таких условиях и духовенство обоих обрядов - несмотря на некоторое их различие - представлялось народу "тем же", "общим". Еще в середине XII столетия Кирик Новгородский в своем "Вопрошании" говорит (предписывая за это церковное покаяние), что русские женщины носят своих детей для крещения или молитвы безразлично к своим или "варяжским" священникам. "В своей простоте, - замечает по этому поводу академик Голубинский, - они не видели различия между одними и другими священниками и предпочитали ходить к чужим по каким-либо случайным причинам (71)". И это, прибавим мы, нисколько не удивительно, ибо и внешние обрядовые отличия (в смысле убранства и устройства храма, икон, облачения священников, богослужения и пр.) далеко еще не были так значительны, как в московский период; напомним только, что в то время в православных храмах и позднейших московских иконостасов еще не было, и священники русские ходили с тонзурой ("гуменцо"), как католические (72)...

Если ко всему сказанному прибавить, что вся эта общая, восточно-западная, греко-латинская обрядность, церковность и религиозность древней Руси находила себе духовное питание и поддержку в совместных молитвах верующих перед знаменитыми, также общими, святыми того и другого обряда, то наша картина до-татарского религиозного общения России с католическим Западом будет достаточно поучительна. He надо забывать, что еще в XX веке, после девяти столетий печальных недоразумений и распрей перед иконой Божьей Матери Почаевской (Россия), Остробрамской (Литва) н Ченстоховской (Польша) возносились и возносятся одинаково пламенные молитвы труждающихся и обремененных, как православных, так и католиков.

Все это радикально изменилось в течение XIII века, представляющего собой поистине трагический перелом в политической, экономической, общекультурной и религиозной истории русского народа (73).

Перелом этот совершился не только в силу татарского нашествия, политически разорвавшего Россию на три части (северно-восточный монгольский улус, новгородско-псковскую торговую вольницу и Юго-западную Русь-Литву) и оборвавшего значительную часть ее старых связей с Западом, но и вследствие одновременного натиска на нее со стороны этого самого католическо-германского мира. Никакой "западник" не может и не должен забыть того величайшего греха перед общей христианской культурой, который западный мир взял на себя в первую половину этого трагического для России ХIII века. Ибо в то время, когда восточное христианство взывало о помощи к Западу против наседавших на него азиатских варваров, "франкские" крестоносцы на юге, подстрекаемые жадностью Венецианцев (несмотря на запрещение папы), грабили Константинополь, а на севере - шведы, датчане и немцы тремя грозными параллельными течениями вторгались в Россию, уже обессиленную от татарских, ударов (74)... и не даром эта эпоха умирающей "западной ориентации" и нарождающейся "восточной" дала нам два ярких типа святых русской Церкви - диаметрально противоположных идейно, но одинаково понятных в ужасных условиях XIII века: тип стойкого исповедника веры Христовой, - как древние христианские мученики, не преклонившего колен ни перед великим ханом, ни перед его идолами, и за то зверски замученного в Орде - св. Михаила Черниговского, пылкого сына королевны польской Марии Казимировны (+ 1218) и, по-видимому, поборника воссоединения с Римом (75), старшая линия которого и покинула навсегда подчинившуюся татарам родину (76), и тип стойкого борца-рыцаря, св. Александра Невского, борца с нападавшими с Запада пришельцами, ради родной земли снесшего все унижения в той же ханской ставке!

История восстановления державной национальной России пошла, как известно, по этому второму пути - следовательно, именно ценой отказа от западных культурных традиций до-монгольского периода вообще, и церковно-унитарских в частности; эти последние сделались исключительно достоянием Руси западной и Украины, развивавшейся политически уже в рамках чуждой (литовской и впоследствии польской) государственности.

Так произошел роковой разрыв со старо-русской традицией св. Ольги, св. Владимира и мудрого Ярослава. Религиозно-моральные детали этого трагического процесса в XIII веке - когда мысль и воля русских людей билась, ища выхода, между Западом и Востоком - заслуживали бы когда-нибудь специального научного исследования. В качестве только внешних граней, знаменующих собой наступление существенно-нового отношения к католическому Западу, уже не в теории только, но и на практике, мы можем здесь привести лишь два показательных факта. На севере, в 1212 г., впервые имеет место факт, немыслимый в XI или XII веке: народ выгоняет из Пскова своего князя (Владимира Мстиславича) за то, что он выдал дочь за "латинянина", брата князя-епископа Рижского, знаменитого Альберта, основателя Риги и ордена Меченосцев (77). А на юге в 1233 г., киевский князь (Владимир Рюрикович) изгоняет из своей волости доминиканцев (78).

В Константинополе, сидевшие теперь под новым латинским императором греческие монахи могли теперь злорадствовать. Но ретроспективно мы знаем, что радость эта была почти столь же эфемерна, как и непрочная Латинская Империя. После разрыва с единым христианским центром, цезаропапистские комбинации Востока не оказались долговечными. "Второй Рим" погиб (1453 г.) ровно 400 лет спустя после этого разрыва церковного единства, а сменивший его московский "третий Рим" еще ровно через 400 лет (Крымская война и Парижский мир) мог убедиться, что его мечты о восстановлении Святой Софии совершенно несбыточны. И все доблестное упорство русских людей в этом направлении, уже на наших глазах, окончилось только собственной катастрофой и гибелью царской России.

А между тем "первый" Рим, - так давно похороненный и в Византии, и в Москве, - продолжал и продолжает стоять, на камне Петрове. Он пережил Нерона и Аттилу, сарацин и норманнов, византийских басилевсов и немецких императоров, Лютера и Вольтера, Наполеона II Гарибальди, империю протестантского Берлина и империю православного Петербурга... Не пора ли объективно, спокойно пересмотреть уроки истории и вспомнить о религиозных истоках древней, до-монгольской Руси, - Руси св. Ольги и св. Владимира, которая, подобно западным славянам, не порывала живительной связи с центром Вселенской Церкви и, следовательно, с завещанным самим Христом великим принципом деятельного единства всего христианского мира (Иоанна X. 16, ХVП, 11, 21, 22).

Проф. М. А. Таубе.

Примечания:

Настоящая статья перепечатана - с поправками и значительными добавлениями автора - из сборника Ex Orients, изданного проф. Л. Бергом в Майнце (Matthias Grunervald Verlag, 1927). Сборник проф. Берга содержит много интересных статей на французском, немецком и русском языках. К сожалению, цена Ex Oriente делает эту книгу мало доступной для большинства русских читателей (Прим. издат.).

(1) Специальных сочинений, охватывающих весь этот важнейший вопрос, до сих пор нет ни в русской, ни в иностранной литературе. Здесь можно назвать только введение к первому тому известной работы P. Pierling, La Russie et le Saint-Siege (Paris 1896), посвященной вообще более поздней эпохе, и небольшую университетскую диссертацию Т. Ediger, Russland aelteste Beziehungen zu Deutschland, Frankreich und der roemischen Kirche (Halle 1911). Период до XII века очень подробно разобран в старой работе Р. Verdiere, Origines catholiques de 1'Eglise Russe jusqu'au XII' siecle (во II-м томе "Etudes de theologie, de philosophie et d'histoire", Paris 1857) и в новейшем капитальном труде В. Leib, Rome, Kiev et Bysance a la fin du XP siecle (Paris 1924). Общий обзор отношений папства ко всем славянским народам дает G. Markovic, Gli Slavi ed i Papi, 2 тома (Загреб 1897). Католической Церкви в России посвящен труд гр. Д. А. Толстого, Le Catholicisme romain en Russie (Paris 1863-1864).

(2) Этот вопрос имеет довольно значительную литературу. Кроме общих сочинений по истории русской церкви, здесь можно назвать следующие монографии или журнальные статьи:

Митр. Макарий. История христианства в России до Равноапостольного князя Владимира. СПБ. 1868 (2-ое изд.) .

Е. Голубинский. Христианство в России до св. Владимира. Журн. Мин. Нар. Просв., т. 183 (1876).

L, .d'Elissaide Castremont, Histoire de 1'introduction du christianisme sur le continent russe et vie de sainte Olga (1879).

J. Heyduk, Anfange der Chrislianisierung des Russenatammes (Wien, 1888).

C. Петровский. Сказание об апостольской проповеди по северо-восточному черноморскому побережью. Одесса, 1898.

Р. А. Раlmieri, La conversione dei Russi si cristianismo, - в Studi Religiosi, vol.2(1901).

Bonet-Maury, Les premiers temoignages de 1'introduction du chistianisme en Russie, - В Revue de l'histoire des religions, vol. 40 (1901).

B. Пархоменко. Начало христианства на Руси. Полтава, 1913.

К. Lubeck, Die Christianisierung Russlands. Aachen, 1922.

(3) В своем известном Послании к восточным патриархам (866-867 г. - см. Migne, Pair, gr., I. 102, col. 735-736) Фотий, гонитель св. Игнатия, приписывает заслугу обращения в христианство жестоких "россов" себе, Но Константин Багрянородный категорическн свидетельствует, что, по просьбе россов, после их поражения под Царьградом, им был послан епископ именно патриархом Игнатием. У Симеона Логофета нападение россов на Константинополь датируется десятым годом царствования имп. Михаила III, т. е. 852 г. Обыкновенно, его относят к июню 860 г. Ср. De Boor, Der Angriff der Rhos auf Byzanz, Byzantinische Zeitschrift, 1895, стр. 461 и сл. - Cp. F. Dvornik, Les Slaves, Byzance et Rome au IX' siecle (Paris, 1926), pp. 59, 143 и 146.

(4) В противоположность часто принимаемой дате 857-858 гг., мы относим миссию св. Константина-Кирилла к хазарам к 861 году в согласии с новейшим капитальным сборником по византийской дипломатике: Fr. Doelger, Corpus der griechischen Urkunden des Mittelalters und der neueren Zeit (издание Мюнхенской и Венской Академий Наукъ), Reihe A (Regesten), Abt. I, 1. Teil, Nr. 485.

(5) Первые христианские мученики в России были, как известно, также варяги. Это - свв. Иоанн и Феодор, по преданию замученные в Киеве в 983 г. (См. о них еще ниже). Ср. И. Малышевский, Варяги в начальной истории христианства в Киеве (Киев 1887). Об их именах имеются мало убедительные комбинации в специальных статьях Шахматова (1907) и А. Маркова (1909 г.).

(6) Это второе посещение византийской столицы кн. Ольгой (около 957 г.), описанное Константином Багрянородным (De сеrеmoniis aulae Byzantinae), имело, по-видимому, целью устройство брака молодого князя Святослава с греческой княжною, на основе признания за ним возможно высшего титула со стороны византийского двора. Княгиня Ольга, в качестве простой "архонтиссы россов", была принята там не особенно торжественно и целей своих не достигла. Как известно, по византийскому церемониалу, русский великий князь считался всего только наследственным "стольником" Константинопольского двора, и еще в XIV веке греческий император титуловался, между прочим, государем русским!

(7) "Helena Regina quae Constanlinopoli baptizata erat" (Титмарь Мерзебургский). Елена - это христианское имя княгини Ольги, полученное ею при св. крещении. - Кроме Титмара о посольстве Ольги к Оттону I и приезде в Киев епископа Адальберта повествует целый ряд древних немецких летописцев: Continuator Reginonis, Annales Lamperti, a также "Анналы" Магдебурга, Кведлинбурга и Гильдесгейма. В грамоте Оттона (Mon. germ., Dipl. I, 502) - кн. Ольга названа "Regina Rugorum", почему некоторые старые писатели (Карамзин) сомневаются, не относится ли это известие к жителям острова Рюгена (!). Все подробности указывают, однако, на Россию. См. разбор этой очень важной в данном случае контроверзы у В. Васильевского, Древняя торговля Киева с Регенсбургом, в Журнале Мин. Нар. Просв., 1888 № 258, стр. 127 и сл.

(8) Вероятно, как и при Ольге, это посольство с Запада было ответом на посольство Ярополка, посланное к императору в Кведлинбург в 973 году (согласно "Lamberti Hersfeldensis Annales").

(9) E. Голубинский, История русской Церкви, т. I, 1 (2-ое издание. Москва 1901 г.), стр. 222. Этот капитальный труд профессора и академика Голубинского, вследствие своей неприятной для "официальнаго" православия объективности, навлек на него, как известно, большое неудовольствие и репрессии высших церковных сфер в России, хотя никаких особых симпатий или тенденций в сторону католицизма у него не замечается.

(10) Как известно по летописи, именно к его княжению относится попытка принести в жертву богам отрока-христианина (983 г.), убитого затем толпою вместе с его отцом-варягом, отказавшимся выдать сына. Это - свв. мученики Иоанн и Феодор, память которых празднуется Церковью 12 июля (ср. выше). - Характер князя Владимира до его крещения (помимо разных более или менее легендарных преданий) отчетливо рисуется в весьма правдоподобном для мстительного викинга рассказе о его сватовстве и насильственной женитьбе на Рогнеде Полоцкой.

(11) Так резюмирует вопрос проф. Платонов. Академ. Голубинский считает, что князь Владимир принял крещение еще в 987 г. (следовательно, до его похода на Корсунь) в Киеве, от варяжских священников. По новейшей сводке византийских источников, однако, по-видимому оказывается, что осенью 989 г. он еще не был крещен Corpus der griechischen Urkunden, Regesten I, 1, стр. 99, Nr. Nr. 776-778. К тому же выводу (крещение св. Владимира в 990 году) приходит и проф. Е. Ф. Шмурло в своей последней работе о времени крещения Руси в I томе Записок Русского Исторического Общества в Праге (1927).

(12) Здесь достаточно отметить две-три наиболее крупные несообразности этих сказаний:

1. В "Испытаниях вер" евреи говорят между прочим: "Предана бысть земля наша хрестьянам", что явно указывает уже на XII век, как на время составления этого сказания (после завоевания Палестины крестоносцами!).

2. Епископ Корсунский в своем поучении "О латынях" упоминает о каком-то фантастическом "Петре Гугнивом", будто бы захватившем папский престол после 7-го вселенского собора и "развратившем" православную веру! Петр Гугнивый монофизит, действительно существовал, но был он... патриархом Александрийским и притом в V веке! О том, как греки превратили его в папу, см. остроумные догадки А. Павлова, Критические опыты по истории древнейшей греко-русской полемики против латинян (СПБ. 1878 г.), стр. 23.

3. В том же епископском поучении новокрещеному Владимиру, в исповедании веры (по Михаилу Синкеллу), греческий термин omousios - единосущный, - о чем велось столько споров в Византии - неожиданно переводится словом "подобосущный", то есть с явно еретическим, арианским оттенком. См. Голубинский, История русской Церкви, I, 2, стр. 800.

(13) См. замечательную работу S. Rozniecki o "Варяжских воспоминаниях в русском эпосе":Varaegiske Minder i den russiske heltedigtning (Kobenhavn 1914), стр. 269 сл.

(14) Cp. интересную статью проф. Vasica, Le Slavon, в журнале Irenikon, 1927, N* 2.

(15) Все эти сказания изложены в древней саге об Олафе Трюгвесоне, записанной Snorre Sturlasson'ом еще в начале XIII века. Текст ее см. в великолепном издании Rain, Anliquites Russes (Copenhague 1850).

(16) M. Приселков, Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХII века (СПБ. 1913 г.) и статья его-же "Борьба двух мировоззрений" в сборнике "Россия и Запад" (СПБ. 1923 г.). - По преданию, несколько учеников св. Иоанна Рыльского (+ 946) проповедовали христианство в России. Весьма вероятно, что христианские влияния из Дунайской Болгарии стали действовать на Киевскую Русь очень рано - через соседних Угличей и Тиверцов. Ср. В. Пархоменко, У Истоков Русской Государственности (Петр. 1924), стр. 16, 62, 98.

(17) A priori, не подлежит сомнению уже, вероятно, весьма раннее воздействие на Русь христиан, живших в (разрушенном Святославом) Хазарском царстве - хотя бы из обращенных еще св. Константиномъ-Кириллом, - ибо и вообще невозможно отрицать глубокого влияния тюркско-хазарской государственности на южно-русские племена (полян, древлян, северян, радимичей), входивших, по крайней мере до Олега, в состав этого 400-лет-него тогда уже царства. Этому вопросу специально посвящены обширные историко-филологические изыскания г. Ю. Бруцкуса (Берлин).

(18) Где часть их покоится под алтарем церкви San Clemente, в которой был похоронен и св. Кирилл (+ 869).

(19) Можно документально установить, что при патриархе Сергии (997-1019) имя папы, во всяком случае, еще значилось в поминальных "диптихах" собора св. Софии в Константинополе. - Для всех подробностей взаимных отношений Византии и Рима в ту эпоху см. новейшую работу священника И. Бускэ, Греческий раскол (Париж, 1925 г.), русский перевод ero-же лекций I. Bousquet, L'unite de l'Eglise et la schisme grec (Paris 1913).

(20) 1001 г. по Никон. лет.: "Посла Володимер гостей своих аки в послех в Рим, а других в Иерусалим и в Египет и в Вавилон, а съглядети земель их и обычаев их". - Под "Вавилоном", вероятно, здесь нужно понимать Сирию, где (в Антиохии) находился один из пяти патриарших престолов Вселенской Церкви.

(21) Ср. вообще статью А. Воронова, Латинские миссионеры в Киевской Руси в X и XI веке в ?-ом томе Трудов Историч. Общ. Нестора Летописца (Киев 1879).

(22) см. Verdiere, loc. cit., 188 сл.; Pierling ?.стр. X, Ediger, 19-25.

(23) Verdiere, 185, Ediger, 25-28. Ho кончил епископ Кольбергский в России плохо: он вмешался в русско-польскую политику и, после разрыва Владимира с Болеславом, попал в тюрьму!

(24) Кроме, так сказать, политико-географической близости к Византии, за принятие христианства от греков говорило весьма понятное практическое соображение большого государственного удобства византийской системы взаимоотношения светской и духовной власти сравнительно с римской: вместо необходимости постоянно считаться с независимой и подчас весьма неуступчивой духовной властью Рима, византийские басилевсы расправлялись с своими епископами и патриархами, как хотели. Как раз незадолго до крещения Руси, император Никифор Фока "самому себе присвоил право назначения епископов" (Голубинский, I. I, 361) и этот явно анти-канонический порядок освящен в известных византийских канонических сборниках Вальсамона и Властаря. О тогдашней практике ср. Н. Скабаланович, Византийское государство и Церковь в XI веке (СПБ. 1884), стр. 172: соблюдались какие-то "формальности", но "в сущности патриарх назначался императором". Естественно был соблазн усвоить такой порядок и для новообращенной Руси!

(25) Как известно, этот титул (oikoumenikos); своевольно был принят в конце VI века архиепископом Константинопольским Иоанном "Постником" и его преемником Кириаком, причем тогдашний папа, св. Григорий Двоеслов, категорически запретил византийцам это честолюбивое новшество. Любопытно проследить по новому своду греческих документов Fr. Doelger'a Corpus der griech. Urkunden (cm. выше), как в течение 4 с пол. веков, вплоть до XI века (597-1024), константинопольские императоры и патриархи постоянно обращаются в Рим с убеждениями разрешнть ношение этого титула и постоянно наталкиваются на отказ со стороны папы.

(26) В работе "Опыт языческой реставрации при Владимире" в "Трудах русских ученых заграницей", т. II (Берлин 1923),
стр. 153.

(27) Мы имеем в виду его переведенное на разные языки (русский перевод 1891 г.) сочинение "Der Ursprung des russischen Staates" (Gotha 1879).

(28) Это - так называемое Реймское "Evangile du Sacre". Как известно, только его вторая часть, написанная глаголицей в Чехии, относится к концу XIV стол. (1395 г.), тогда как первая, старославянская, часть, по определению акад. Соболевского, восходит, вероятно, к XI веку. Таким образом, не невозможно, что эта первая часть кодекса впоследствии переплетенного в одну книгу, привезена с собой во Францию именно Анной Ярославной. Ср. превосходные издания: L. Paris, Evangeliaire Slave, die Texte du Sacre de la Bibliotheque de Reims (Paris, 1852). L. Leger, Notice sur l'Evangeliai-re Slavon de Reims, dit Texte du Sacre (Reims-Prague, 1899).

(29) Кроме статьи A. Половцева в Русском Биографическом Словаре, об Анне Ярославне имеются специальныя работы: Prince A. Lobanoff de Rostoff, Recueil de pieces historiques sur la reine Anne ou Agnes (Paris 1825). De Caix de Sainl Aymour, Anne de Russie, reine de France et comtesse de Valois au XP siecle (Senlis 1894 et Paris 1896). E. Голубинский, Новое исследование о жизни французской королевы Анны Ярославны, в "Киевской Старине" за 1896 г. И, Борщак, Aнна Ярославна - королева Франции, в журнале "Стара Украина" (Львов), 1925, стр. 99 сл.

(30) Таков же вывод новой работы Dr. K. Fritzler, Zwei Abhandlungen uber altrussisches Recht. I. Die sogenannte Kirchenordnung Jaroslaws ein Denkmal russisch-germanischen Rechts (Berlin 1923). Cp. уже проф. Суворова, Следы западно-католического церковного права в памятниках древнего русского права (Ярославль, 1888).

(31) А в XII веке даже 70-ой! Ср. L. K. Goetz, Staat und Kirche in Altrussland (Berlin 1908), S. 8.

(32) см. Verdiere, op. cit., 222 (где приведены и источники этого известия) и Markovic, I, 217.

(33) Это - заглавие замечательной монографии известного профессора церковного права Московского университета Н. Суворова, характеризующей деятельность Михаила Керулария (Москва 1904).

(34) Папских легатов, с кардиналом Гумбертом во главе, нагнали в Киеве посланцы императора Константина Мономаха с просьбой вручить им подлинный текст отлучительной папской грамоты против Керулария, возложенной ими на престол св. Софии 16 июля 1054 г. С помощью этого текста, привезенного ему "a civitate Russurum".император уличил патриарха в фальсификации текста грамоты. Донесение легатов см. y Labbe, Coll. concil.
XI. 1360 s.

(35) См. приведенное выше сочинение А. Павлова (1878), а также свод, сделанный А. Поповым: Историко-литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян (Москва 1875).

(36) Таково, например, "Слово о вере крестьянской и латыньской" неизвестного греческого монаха Феодосия середины XII века - конечно, отнюдь не преподобного Феодосия игумена Печерского (XI в.), друга ярко "католического" князя Изяслава и варяжского витязя Шимона (см. дальше). Ср. Голубинский I, 2, 859.

(37) Ср. Leib, op. cit., стр. 41-50 и 315 сл.

(38) Ср. точный свод относящихся сюда данных у Leib, стр. 158 сл. Оба послания папы Григория VII (1075) напечатаны еще Тургеневым в Historica Russiae Monumenta (Petr. 1841). I, №№ 1 и 2. Cp. Migne, P. L., t.. 148, col. 425. Они упоминаются в Известной энциклике Е. С. Папы Пия XI Ecciesiam Dei (12 XI 1923). см. Acta Apost. Sedis, 1924, vol. XV, p. 573.

(39) Трирской Псалтыри и молитвеннику княгини Гертруды посвящено несколько превосходных изданий с отлично исполненными снимками с миниатюр: Н. V. Sauerland und A. Haseloff, Der Psalter Erzbischofs Egberts von Trier, Codex Gertrudianus in Cividale. Trier, 1901. - Граф A. A. Бобринский, Киевские миниатюры XI века ?? пр., в Записках Имп. Русск. Археол. Общ., XII, 1-2, стр. 351 п сл. - Н. П. Кондаков, Изображения русской княжеской семьи в миниатюрах XI века, СПБ. 1906.

Ср. также краткую заметку об этой рукописи в сборнике проф. Л. Берга "Ex Oriente" (Mainz, 1927) Я. Воронецкий, Папа Григорий VII и юная Русь.

(40) Конфликт 1147 г. подробно и хорошо разобран у Голубинского I, 1, стр. 300-315. - По поводу "главы св. Климента" интересно заметить, что культ этого папы был, по- видимому довольно распространен в до-монгольской Руси (см. подробнее ниже). Так как глава его почиталась в Десятинной Церкви в Киеве, куда ее по преданию перенес из Корсуни, после крещения, князь Владимир (по другим данным, Ярослав) и так как туда же, как мы видели в 988 (или 989) г., приходили к нему послы от папы с "мощами святых", то позволительно предположить, что они именно и принесли ее из Рима, куда тело св. Климента было в середине IX века перенесено из Херсонеса св. Кириллом. Мощи св. папы более не упоминаются в России после взятия Киева татарами (1240). По одному преданию глава св. Климента была потом обратно привезена в Рим.

(41) "Придоша послы от римского папы" (Никон. летоп.). Может быть, к Андрею Боголюбскому, в связи с полученным им отказом Константинопольского патриарха поставить особого митрополита во Владимире. Ср. Голубинский, I, 1 стр. 597.

(42) Эти факты исторически не подлежат никакому сомнению (см. сжатое и точное их изложение у М. d'Herbigny, L'unite dans le Christ В "Orientalia Christiana", Roma 1923, Series II, Num. 1, p. 20 ss.) и можно только пожалеть, что, игнорируя их, прот. Н. Сахаров (Православие и католичество, Париж, 1926, стр. 44 сл.) увлекается до весьма неприличных для православного священника отзывов о... св. Льве: "Руководствуясь духом гордыни", он будто бы "осмелился восстать против определений вселенского собора" и т. д.! Наши протестантствующие батюшки иногда заговариваются до того, что верующим подчас приходится сожалеть об исчезновении у нас благодетельной (хотя несомненно антиканонической) узды блаженной памяти обер-прокурора Святейшего Синода...

(43) См. А. Павлов, Анонимная греческая статья о преимуществах Константинопольского патриаршего престола и древне-славянский перевод ее с двумя важными дополнениями (Визант. Временник, 1897, стр. 143 сл.).

(44) Спорный канон 28-ой признает за папой не только "особую честь" (которую желает распространить на Константинопольского архиепископа), но именно и исключительное "первенство" (ta proteia)

(45) J. Gay, Les papes du XI siecle et la Chretiente (Paris 1926), p. 394; cp. вообще статью Dom Thomas Becquet, Au lendemain du Schisme de 1054 в бельгийском журнале Irenikon 1926 (№ 4).

(46) Ср. очерк А. Дмитриевского, Православное русское паломничество на Запад (Труды Киевской Духовн. Акад. 1897, январь и февраль).

(47) Очень полно весь этот вопрос трактуется у Leib, op. cit., где ему посвящена целая глава. - Chapitre III, Un fait liturgique: La translation des reliques de Saint Nicolas (crp. 51-74).

(48) A. Сапунов (Католическая легенда о Параскеве, княжне Полоцкой) без достаточного основания идентифицирует ее, несмотря на ясное свидетельство литовской летописи Быховца и других источников, с ее дальней родственницей св. Евфросинией, скончавшейся за 66 лет до ее кончины!

(49) см. B. Васильевский в статье "Древняя торговля Киева с Регенсбургом" в Ж. М. Нар. Пр., ч. 258 (1888).

(50) В доказательство можно сослаться на несколько небезынтересных фактов. Среди не особенно, в общем, богатой древнейшей русской духовной письменности имеется между прочим "Похвальное слово Клименту Римскому", принадлежащее едва-ли не св. Кириллу Туровскому (XII в.). Его старший современник, архиепископ новгородский Нифонт (+ 1156) строит в городе Ладоге церковь в честь св. Климента, а другой знаменитый храм конца того же века, Спасо-Нередицкий, украшает и до сего дня замечательная фреска, изображающая святого папу (по типу апостола Петра и в римском паллиуме). См. ее воспроизведение в журнале "Der Gral", 1925, Heft 8.

(51) См. статью И. Линниченко, Новооткрытое свидетельство о времени великого князя Изяслава Ярославича, в Археол. Изв. и Зам. 1894 г., стр. 329 сл.

(52) Интереснейшие об этом данные см. у А. Архангельскаго, Памятники древней письменности (1884). Ср. отзывы И. Шляпкина в Ж. М. Нар. Просв. 1884, декабрь, и акад. Соболевского в Сборнике отд. русск. языка и слов. Имп. Академиии Наук, т. 88, стр. 36 сл. - Св. Олаф Норвежский особенно почитался в Новгороде. Ср. Leib, стр. 91.

(53) По исследованиям В. Васильевского (см. выше).

(54) J. Kinch, Ribe Bys Historie (Ribe, 1869), стр. 26.

(55) Cp. N. de Baumgarten, Genealogies et mariages occidentaux des Rurikides russes, dans Orientalia Christiana, vol. IX, 1, (Rome, 1927), стр. 16 и 26.

(56) Как и мощи, отнюдь не только с православного Востока. Отсюда многочисленные следы почитания западных икон, особенно Божьей Матери Далматской и Венской (15 февр.), Сицилийской (5 февр.), Римской (12 марта), Испанской (8 апр.).

(57) См. издание "Orbis Pictus", Bd. 2, Allrussische Kunst (Berlin o. J.) S. 13: "Andererseits dienen die bekannten Korssunschen, aber in Wirklichkeit Magdeburger Bronzeturen... ein romanisch-deutscher Erzguss des 12. Jahrhunderts... als konkreter Beweis dafur, dass deutsche Kunsterzeugnisse nach Nowgorod emgefuhrt wurden." - Литературу о них см. y И. И. Срезневского, Славяно-русская палеография (Ж. М. Hap. Просв., 1884, прилож., стр. 221).

(58) В виде примера см. любопытные данныя о таких статуях у Дунаева, Деревянная архитектура Севера Костромской губернии (1915). Ср. также И. И. Срезневский, Славяно-русская палеография (Ж. М. Нар. Просв. 1884, прилож., стр. 219). - Знаменитая статуя св. Николая Чудотворца почитается до сих пор в ските его имени на Валааме; другая почиталась в XVI веке в Можайском Николаевском Соборе, куда русские государи ездили на поклонение. Ср.Голубинский II, 747.

(59) См. Гр. А. Бобринский, Резной камень в России (1916).

(60) О роде Шимона (а также о другом шведе Но?тi) см. интересные сопоставления у S. Rozniecki, Varaegiske minder i den russiske heltedigtning (Kobenhavn 1914), 274 сл. и 278 сл.

(61) Проф: Васильевский в указанной выше статье.

(62) См. И. Малышевский, Доминиканец Яцек (Иакинф) Ондровонж, мнимый апостол земли русской, в Труд. Киевской Духовн. Акад. 1867, т. II. - Goetz Staat und Kirche etc. стр. 62 и 66. - Об "апостоле Севера" Иакинфе, проповедовавшем Евангелие у татар и китайцев и причисленном католической Церковью к лику святых (+ 1257 г. 16 августа), сохранилось трогательное предание, как во время взятия Киева татарами он чудесным образом спас из горящей церкви св. Марии, вместе со св. Дарами, тяжелую статую Божьей Матери.

(63) см. o нем ниже.

(64) Pierling, I стр. XVI.

(65) Монахиней-Клариссой была, например княжна Святослава Львовна Галицкая (+ 1302), внучка знаменитого Даниила Романовича.

(66) Память "иностранного гостя" мученика Аврамия, не пожелавшего "отрещися Христа и веры", православная Церковь празднует 1 апреля. Торжественное перенесение его мощей из Великих Болгар во Владимир имело место 9 марта 1230 г. (Лавр. лет.). Летопись специально замечает: "Се бысть иного языка не рускаго, хрестьян же сы". - О св. Антонии Римлянине см. последний свод данных у Leib, стр. 91 сл.

(67) Goetz, Staat und Kirche, 58 сл., op. cit., 41. cm. также заметку Brehier, Le clerge russe et les unions matrimoniales des grands princes de Russie avec l'Occident au ХI siecle, в "Revue d'Auvergne et Bulletin de l'Universite", t. XXIII (1906), p. 284 s.

(68) см. y Leib'a целую главу I, посвященную западным бракам русской великокняжеской семьи в XI веке, и капитальное, основанное на многолетних предварительных работах исследование Н. Баумгартена (1927), упомянутое выше.

(69) см. Leib, стр. 162.

(70) "Всеволод Мстиславич отда дчерь свою в Ляхы Верхуслану" (1137). М. Хмыров, Алфавитно-справочный перечень удельных князей русских и пр., I (СПБ.. 1871), № 521. - Сводку русско-польских княжеских браков cm. y И. Линниченко, Взаимные отношения Руси и Польши до половины XIV столетия (Киев 1884). Баумгартен регистрирует 25 таких случаев.

(71) История русской Церкви, I, 2, 811.

(72) См. в виде наглядного примера изображение св. Лазаря на фреске Спасо-Нередицкой Церкви бл. Новгорода (1199) с явственно обозначенной тонзурой. "Orbis Pictus", Altrussische Kunst, Abb. 6.

(73) см. краткую характеристику этой эпохи сравнительно с предшествовавшим "европейским" периодом русской истории в нашем очерке "La Russie et l'Europe Occidentale a travers dix siecles" (Bruxelles 1926), p. 16 ss.

(74) Как известно, шведы продвигались через завоеванную ими Финляндию - за Неву, датчане через Эстляндию - за Нарову и немцы через Ливонию - за Чудское озеро, на Псков.

(75) Ср. краткий очерк его международной политики (которой следует затем его враг, Даниил Романович Галицкий) в VII-ой главе интересной работы о загадочном русском архиепископе Петре ("archiepiscopus de Ruscia Petrus nomine"), который согласно Матфею Парижскому ?? Annales Burtonieuses, принимал участие в Лионском Вселенском Соборе 1245 г. С. Томашивський, Предтеча Iсидора, Петро, незнаний митрополит руський (1241-1245) в "Записках чина св. Василия Великаго", т. II, стр. 221-313 (Жовква, 1926). Автор думает, что этот "архиепископ Петр" мог быть (неизвестным доселе) митрополитом киевским в период 1241-1245 гг. и что он то же лицо, что и упомянутый в Лавр. летописи под 1231 г. киевский игумен Петр Спасский (т. е. Спаса на Берестове), что вполне возможно. Напротив, дальнейшее отождествление игумена Петра с упомянутым еще в 1230 г "Петром Акеровичем" основано уже на крупном недоразумении, и г. Томашивський совершенно напрасно старается придумать (стр. 281 и сл.), почему монастырский игумен совершенно необычным образом именуется здесь "по отчеству", как боярин! Дело объясняется просто - досадным недосмотром автора, что в приведенном им тексте Суздальской летописи под 1230 г. перед именем "Петр Акерович" непременно должна стоять запятая, и что, таким образом, игумен Спасский (здесь без имени) и Петр Акерович - два разных лица.

Это до очевидности ясно и из всего контекста ("Петр Акерович и ин муж Володимер Гюргий, стольник его" - следовательно два боярина), и из непосредственного продолжения: "си 3-е приходиша с митрополитом, прося мира" и пр., - а не двое, как выходило бы по комбинации автора!

(76) He всем известно, что старший сын св. Михаила Черниговского, Ростислав, первоначально князь Новгородский, эмигрировал в Сербию, где и скончался (в 1269 г.) "баном" боснийской Мачвы. Его потомки от брака с королевной Венгерской Анной, существовавшие еще в XIV веке, так и остались "заграницей"; они были владетельными князьями в Сербии, Болгарии и в Византийской империи и состояли в родстве с владетельными домами чешским, польским, болгарским и греческим (Палеологами).

(77) Русские летописи (1-ая Псковская и 4-ая Новгородская) только кратко отмечают этот казус (под 6721-1213 г.), без всякой мотивировки: "Изгнаша (от себя) псковичи князя (литовскаго) Володимера Торопского (Торопецкаго)". Зато современный ливонский летописец, известный "Генрих Латыш" (немецкий священник в Латвии, Heinrich von Lon) подробно останавливается на этом русско-немецком "скандале" начала XIII века. См. его хронику в Script. Rer. Livon. I (Riga 1853). Сын этого бежавшего в Ригу князя Владимира, Ярослав, неоднократно участвует в походах немецких рыцарей на Псков и Изборск и в конце концов, около 1248 года, передает все свои "права" на Псков - князю-епископу Дерптскому. см. Bunge, Liv-Est-und Curlandisches Urkunden buck, III № 225a. Баумгартен (стр. 39), подобно другим русским историкам, впадает здесь в недоразумение, указывая, что кн. Владимир был зятем (мужем дочери) Дитриха фон Буксгевдена (родоначальника фамилии фон-дер-Ропп), тогда как он был его тестем (отцом жены).

(78) Goetz, стр. 62 и 66. - По всей вероятности, им удалось, однако, вскоре опять вернуться в Киев, так как в 1240 г. там находился св. Иакинф (см. выше).